1. Явление
Шестого мая 2007-го года умерла наша красавица Юльча, прожившая с нами пятнадцать с половиной лет. Я её горько оплакивала (и помню по сей день), но через три месяца у меня возникло настойчивое желание завести котёнка. Я просмотрела триста объявлений в Интернете, но ничто не ложилось на душу. И вот последнее объявление. Шесть двухмесячных котят. Даже фотографии не было. Но я сказала Серёже (это мой муж): «Знаешь, из шести я уж кого-нибудь выберу». Позвонила по телефону, договорилась о встрече.
Три москвички, выпускницы юридического факультета, чтобы не жить с родителями, сняли вскладчину трёхкомнатную квартиру. Из жалости взяли домой дворовую кошку, а она оказалось беременной и принесла шестерых котят. Девушки бросились в Интернет…
26 июля 2007-го года мы с Серёжей поехали в Новопеределкино. Ехать надо было на трёх автобусах. Погода стояла отличная, но пока мы ехали, набежали тучи, и в Новопеределкино нас накрыла гроза. Вымокли до нитки. А девушки никак не могли объяснить, как найти их дом, они-то ездили на машине. После сорока минут поисков дом мы всё же нашли.
Нас провели на кухню, где стояла большая картонная коробка. Возле коробки мыкалась исхудалая серая кошка. В кошачью кормушку был налит бульон, из которого торчала голая куриная кость. У меня больно сжалось сердце. Девушка открыла коробку, и из неё с писком полезли котята. Два серых, два чёрных, трёхцветный… пауза… и ещё один трёхцветный. Тот, что выбрался последним, увидел меня и закричал (буквально): «Ма-а-ма!!!» Я тут же схватила его на руки и сказала девушке: «Всё! Это – моё!» Она стала предлагать других: «Посмотрите на этого, на того…» - «Нет! – резко сказала я. - Выбор сделан». Мы посадили котёнка в сумку и отправились домой. Был уже вечер. Теперь ехали другим путём: на автобусе, на метро и снова на автобусе. Котёнок не издавал ни звука. Мы всё время заглядывали в сумку – жив ли он? Я знала, что коты трёхцветными не бывают. Значит, это кошечка. Я дала ей имя Александра.
Когда подъезжали к дому, женщина, сидящая в автобусе напротив нас, сказала: «Ну, покажите уже, кого вы там везёте!» Мы показали. «И откуда везёте?» - «Из Новопеределкино». – «Что, поближе не могли найти?» Мне стало ужасно больно за Сашку. Ведь меня вела интуиция. Я уже всем сердцем любила этот маленький комочек жизни.
Когда приехали домой, я расстелила на диване свою кофту и положила на неё котёнка. Он сразу уснул. В Новопеределкино я спросила девушку, не помнит ли она, когда окотилась кошка. «Конечно, помню, - отозвалась девушка, - 25-го июня». Так я узнала Сашкин день рождения. Обманули девушки, котятам был всего месяц.
Котёнок проспал час с небольшим, проснулся и начал пищать. Я подумала, есть хочет, дала соску с подогретым молоком. Нет, не то! – показал мне котёнок. Я принесла воду. Опять не то! Что же котёнку нужно? В каком-то полутрансе я поставила перед Сашкой лоток с наполнителем. Сашка тут же забралась в лоток, пописала и облегчённо сказала: «Уф!» Это было настоящее чудо. Котёнка никто не приучал к туалету – он лежал в коробке в грязных тряпках. Внутреннее благородство! Больше проблем с Сашкиным туалетом у нас не было.
Ты пришла из райского сада,
из страны восхода пришла
и среди городского смрада
нас, холопов твоих, нашла.
С нами делишь нехитрый ужин,
и жару, и стужу, и жуть.
Но зачем-то тебе он нужен,
человеческий горький путь.
Будто знаешь: идти нам надо,
нам сияет твоя звезда
над лужайкой райского сада.
Нас без слов ты ведёшь туда.
2. Детство
Котёнок ещё не умел есть, и я выпаивала его подогретым молоком из соски. Днём котёнок много спал – спал у меня на коленях, и я, непоседа, сидела неподвижно, как статуя – час, два – пока котёнок не просыпался. Вечером Сашка приходила ко мне в постель и буквально присасывалась к моей руке – ну понятно, от мамки же оторвали, - оставляя засосы. Меня это до слёз умиляло: я действительно стала её мамой.
Но случилось несчастье. Сашка по дивану забралась на подоконник и свалилась оттуда спиной на старую ребристую батарею. Сделала шаг и запищала. Мы поняли, что беда. Помчались с Сашкой в ветеринарную клинику, там сделали рентген: расхождение тазовых костей. Надо колоть две недели травматин. Мы были в ужасе. Но что было делать? Кололи, вернее, я держала котёнка, а Серёжа колол - колол неумело, Сашка кричала, надрывая мне сердце. Но выходили котёнка: через две недели он выздоровел!
Бродский говорил, что «кошка очаровательна даже тогда, когда она делает ка-ка». Сашка была совершенно очаровательна. Черно-рыжие головка и спинка, рыжие щёчки, белая на груди манишка, рыжие лапки в белых перчаточках, задние – в белых чулочках, животик тоже был белый. Нежно-розовый носик, а глаза – зелёные, как трава. И пусть она была гладкошёрстная, это не мешало ей быть настоящей красавицей. Взгляд же у неё был совершенно восторженный. Видимо, она воспринимала всё окружающее как нечто прекрасное и чудесное. И когда наступила осень, Сашка изумлялась: как же это? Что же это? Вертела головой, глядя на падающие листья. «Да, Сашка, вот так у нас в северных широтах», - говорила я ей. Я всегда с ней разговаривала – как со своим ребёнком.
Твоя осенняя расцветка -
земля и рыжий лист кленовый,
и дар Покрова - латка снега -
холст белоснежный, ибо новый.
Твои нефритовые очи
в ночи сияют изумрудом.
Уже люблю тебя я очень
как Божие простое чудо.
Когда ты бесишься и носишься,
грызёшь мои стихи нещадно,
ты вся, мой друг, на рифмы просишься
в одический слог, не площадный.
И на буфете мне позируешь
из девятнадцатого века.
Кота во мне фетишизируешь
как замещенье человека.
Что человек? Сосуд скудельный.
Из праха взят и в прах войдёт он.
А кот - он кто? Товарищ дельный,
и в вечности я вижу: вот он.
Расти, мой маленький котёнок,
и хулиганистый, и нежный.
Рассеется пора потёмок,
взойдёт апреля свет безбрежный!
Котёнок сильно подрос и сделался настоящим хулиганом. Как будто в него вставили моторчик. Собственных игрушек ему не хватало (даже любимых смятых конфетных фантиков), он везде себе находил забаву. На пол летели авторучки, зажигалки, пачки сигарет, очки, а то и вовсе чашки с чаем. Однажды мне подарили букет из девяти роз – каждая с кулак – я поставила вазу на телевизор. Ночью мы проснулись от грохота. Включили свет, вскочили с постели – в воду. На полу было озеро воды, в котором лежали сломанные розы. Нет, я не ругала и не била котёнка – я никогда этого не делала. Просто подаренные цветы с этих пор я стала ставить в недоступное для Сашки место.
Сашка видела изображение на мониторе компьютера и в телевизоре, это говорило о том, что она – кошка нового поколения. Она забиралась на телевизор и ловила лапкой изображение. Однажды подруга прислала мне по Интернету фильм об Израиле – Сашка села возле монитора и отсмотрела фильм вместе со мной. Потом у нее эта способность пропала.
Было ещё одно чудо, которое показала нам Сашка. Если голова не влезает в чашку, что делать? А вот что. Сашка опускала в чашку лапку, а потом её облизывала. И так много раз. Сашкино ноу-хау! А ещё Сашка умела открывать ящики стола. Ухватится лапкой за ручку и тянет на себя – ящик открывается. Вот умница была!
А ещё Сашка любила перевешивать картины, которыми у нас были заняты все стены. У неё был авангардистский вкус – она не терпела, чтобы картина висела ровно. Так что, благодаря Сашке, холсты у нас висели вкривь и вкось. Когда мы сделали ремонт, мы повесили картины под потолок. Но на кухне, над моим креслом, картины остались, и Сашка порою стремилась их перевесить. Я её не ругала, не шлёпала – брала её лапку в свою руку и говорила: «А чьи это чудесные лапочки? А кто это у нас такой шаловливый?» Потом отпускала лапку, брала в руки другую, говоря ласковые слова. Сашка отвлекалась – доброе слово и кошке приятно.
3. Юность
Позвонила кузина Татьяна и спросила, не возьму ли я кота. Кота хозяин не забрал после операции из стационара, кот четыре месяца провёл в клетке. Мне стало до боли жалко этого кота, и я сказала: «Привозите!» Кота привезли. Он был рыжий с белыми лапками и манишкой, с голубыми глазами и где-то втрое больше моей Сашки. Драки не было, что я сочла добрым знаком. Кот вёл себя однообразно: днём ел, пил, спал в шкафу, а ночью спал на Серёжиной подушке. Сашка везде ходила за котом, наблюдала, что он делает. Так продолжалось неделю. И вдруг эта рыжая скотина стала лупить мою Сашку. Сашка пряталась в диван, так кот сторожил её у дырки (пролезть туда он не мог). Я позвонила Татьяне и сказала: «Эта тварь лупит мою маленькую Сашку! Увозите или я выброшу кота на улицу!» Сашка была мне дороже всех на свете. Кота, слава Богу, увезли в тот же день. Танька его оставила у себя – где три кота, там и четвёртый. Спокойствие в нашем доме было восстановлено.
Тем временем, наступила зима, и Сашка, сидя на подоконнике, изумлялась перемене пейзажа – только что всё было жёлтое, а теперь – белое! Я утешала котёнка: «Сашенька, зима пройдёт, будет весна, снова станет всё зелёным!»
По науке, когда Сашке исполнилось восемь месяцев и она потребовала кота, мы пригласили домой врача для стерилизации. Пришёл мрачный дылда и мымра, мрачно сказал: «Давайте кошку». Но операцию сделал хорошо, и шов был чистый. Правда, когда он ушёл и у Сашки отошёл наркоз, она закричала от боли. И открылось кровотечение. Я позвонила в клинику, мне сказали остановить кровь перекисью водорода. Откуда она у нас??? Час был поздний, Серёжа побежал искать дежурную аптеку, слава Богу, нашёл, принёс искомое. Кровь мы остановили, но попонка была вся в крови, могла присохнуть к шву. Я смочила перекисью водорода бинт в несколько слоёв и положила между животиком и попонкой. На этом несчастья не кончились. Утром выяснилось, что Сашка обгрызла завязки с попонки и их проглотила. Я купила ей пачку «Вискаса» в надежде, что её стошнит, но увы. Ужасу моему не было предела. Но через десять дней пришёл врач снимать швы. Добрый, хороший человек. «Моя кисонька, моя милая», - сказал он, сделал успокоительный укол и… Сашка вытошнила завязки.
А потом была капель, и весна, и дудка Леля, и запах сирени в окно…
Ваше высочество, ваше мурлычество,
падаю к вашим ногам!
Пусть обвиняют тупые в язычестве,
Божий ты маленький храм.
Маленький божик мой, миленький заинька,
как хорошо нам вдвоём!
Мир - вариант театрального задника,
мы же взаправду живём.
Девочка, деточка, райская весточка,
нежный весенний цветок,
видишь, в окошке качается веточка?
Голубь на ней - Дух Святой.
Вообще-то мой Серёжа – не злой человек. И нежность ему не чужда. И порядочный он, и честный. Но с мамиными генами он так и не справился. А мама у него была садистка: всё детство его избивала. Наверное, это и аукнулось. Серёжа вдруг решил отучить Сашку ходить по клавиатуре компьютера. Он схватил её, шмякнул об стол и жестоко избил. У меня просто был шок. А когда шок прошёл, я не закричала, я затопала ногами и завизжала: «Убирайся отсюда, ублюдок! Чтоб ноги твоей больше здесь не было!» Удивительно, но Серёжа без слов оделся и ушёл. Я легла спать, полночи проплакала, но всё-таки уснула. Утром, умывшись, села за письменный стол на кухне. Слёзы текли ручьём. Конец браку? Ведь столько лет прожили вместе! И тут на стол запрыгнула Сашка. Она села напротив меня. Взгляд был неописуемый. В нём было всё: понимание, сострадание, жалость, боль. И вдруг из кошачьего глаза потекла слеза. Я обняла Сашку, да так и застыла…
Вечером муж вернулся. Попросил прощения у меня и у Сашки. Только Сашка его до конца днем не простила – нет, кусаться и царапаться она не умела, ей была неизвестна настоящая агрессия, - просто она периодически хватала Серёжу за ногу, выражая тем самым к нему неприязнь.
Сашка любила гостей. Но её главным любимцем был гениальный поэт Геннадий Ермошин. Он был большой, сибирского телосложения, и очень добрый. Однажды он пришёл к нам в гости и подарил мне авторучку. Мы вместе поругали Пушкина, и он ушёл. И вдруг Сашка стала бояться этой авторучки. Боялась она её два дня, а на третий Гена умер. Внезапно, сердце. Недаром говорят, что у кошек – астральное зрение.
Компьютер у нас включён был целый день, и, когда мы отправлялись в магазин и на прогулку, мы его не выключали. И вот как-то раз, возвратившись с прогулки, я увидела на рабочем столе новую папку с названием «Ух!» Дома была только Сашка, значит, это сделала она. Вот это да!
В августе 2009-го года мама попала в неврологическую больницу, брат был в отъезде, и мамину кошку – рыжую Кусю – мы взяли к себе. Принесли, выпустили – Куся тут же убежала на лоджию (она была застеклённая), а Сашка и не возражала. Они как бы поделили территорию. Мы поставили на лоджии всё необходимое для Куси. Сашка всё время бегала на лоджию и провоцировала Кусю на игры. Но Куся держалась церемонно – лежала в позе сфинкса на книжной полке или в кресле. Тогда я увлекалась Японией и дала Сашке прозвище Кисяо-сан. В просторечье мы звали её просто Кисява. Куся делала вылазки в комнату. Кисяо зорко за ней наблюдал, а потом прогонял обратно на лоджию. Драк не было, и всё-таки на ночь мы запирали Кусю на лоджии, чтобы ночью не было непредвиденных эксцессов. Так кошки прожили три недели. А через два месяца Куся умерла…
Под Новый 2010-й год у нас была крупная ссора с Серёжей. С ним вообще творилось что-то несусветное. Мы не знали тогда, что это – психическое расстройство, возрастной астенический синдром. Потом Серёжа стал пить таблетки, и всё наладилось. А пока он орал на меня, как сумасшедший. И тут я заметила, что Кисяо заглатывает шнурок от штанов. Я бросилась к ней с ножницами – но было поздно, я смогла вытащить только часть шнурка и обрезать его. Сашка была очень тонким и чутким существом, она чувствовала атмосферу в доме, и сейчас, я думаю, хотела покончить с собой. Я сказала Серёже, что Сашка проглотила шнурок. «Ну и что? – заорал он. - Пусть кошка сдохнет, подумаешь!» Мне хотелось его убить. Я позвонила в клинику, мне сказали давать Сашке вазелиновое масло. Но предупредили, что может быть самое худшее. Я была в полном ужасе. Поила Сашку вазелиновым маслом, а на прикроватном столике у меня лежал телефон дежурного ветеринара-хирурга. И вот я проснулась 31-го декабря. Пришла на кухню, села за свой письменный стол. Пришёл Серёжа и положил передо мной длинную палочку, как мне показалось без очков. Я надела очки. Это был шнурок в засохшей каловой массе. Лучшего подарка на Новый год мне было не нужно. Мы смерили шнурок. Тридцать сантиметров. Это просто чудо, как Сашкин организм справился!
4. Счастье
Сашка стала взрослой кошкой, красавицей-принцессой, но для меня она так и осталась котёнком. Мы с Серёжей стали называть друг друга «папа» и «мама» - Сашка была нашим ребёнком. И это было счастье. Утро начиналось так. Я открывала глаза и видела личико Александры - она ждала, пока я проснусь. Или она меня будила – трогала лапкой мою руку, лизала её, мол, мама, вставай, без тебя скучно. Я вставала в приподнятом настроении, умывалась и шла на кухню. Котёнок приходил ко мне в кресло. Уткнётся головкой в руку или в ногу и урчит – плакать хотелось, как меня это трогало.
Воплощение кротости, нежности ты,
грациозности шик и восторг красоты,
весть Эдема ко мне в “одиночку”.
Как мне хочется лапки твои целовать,
и тебя баловать, и тебя миловать,
мою девочку, звёздочку, дочку!
Я страдала малописанием, а с появлением Сашки у меня начался просто болдинский период – стихи шли валом, а издавала по три книги в год. Множество стихов посвящено Александре – моя любовь к ней находила выход и в стихотворных строках. И когда Сашка садилась своей пушистой попой на только что написанное стихотворение, я говорила Серёже: «Видишь, значит, стихи хорошие. Кисява на плохое не сядет».
Мы жили на первом этаже – как на даче: в окнах деревья, птицы поют и землицу видно. Кисява обожала сидеть на подоконнике и смотреть в мир. Она так и не привыкла к смене сезонов: вот только что клёны были зелёные, а теперь – жёлтые, и листья летят, - удивительно! А вот снег идёт – удивительно! Лоджию мы сделали тёплой, и я там устроила сад. Кисява любила лежать на подоконнике в этом саду. Наверное, чувствовала себя Семирамидой. Под окном иногда гуляли голуби, и они очень волновали Сашку. Она внимательно за ними наблюдала и тявкала на них, что было очень забавно.
Весной у Сашки начиналась линька. Я вычёсывала шерсть жёсткой щёткой, и Сашка терпела, не сопротивлялась – лизала мне руку, понимала, что я ей помогаю.
Понедельник у нас – банный день. И вот Серёжа сидит на одном диване, а Сашка на другом, напротив. Серёжа канючит: «Не хочу, не буду мыться! Я и так чистый и прекрасный. Я уже такой старый, что грязь ко мне не пристаёт». Я его уговариваю, а он – ни в какую. Тогда я обращаюсь к Сашке: «Сашенька, ну что мне с ним делать?» Сашка спрыгивает с дивана, подбегает к Серёже и кусает его за руку. Она действительно понимала человеческую речь!
Сашка любила гостей. И всегда точно знала, кто звонит в дверь – свои или чужие. Если звонили чужие – пряталась за диван, если свои – встречала в прихожей, давала себя погладить и словно говорила: «Мы вам очень рады. Проходите, пожалуйста». Мы никогда не собирали толпу – так, два-три человека, и Сашке всегда находилось место за столом. Она лежала на диване в позе сфинкса и очень внимательно слушала наши разговоры.
На улице зашкаливает Цельсий,
а в комнате - комфортная прохлада.
Спокойно спи, прекрасная принцесса,
моя отрада и моя награда.
Твой носик, лапки - лепесточки розы,
а очи ярче добрых звёзд весенних.
Какие обаятельные позы!
Какое на душе моей веселье!
Какая чистота, какая нежность...
И совершенно нет в тебе кокетства.
Ты тихо спишь. И мысли безмятежность
дарует мир. И оживает детство...
Если нам кто-то звонил по телефону, а нас не было дома, Сашка снимала трубку. Люди удивлялись: «Я звонил, трубку взяли, а говорить не стали». Что же делать, котёнок вёл себя интеллигентно, только Бог речи не дал. Как жаль! Как бы мне хотелось поговорить с моей Александрой! Взгляд у неё был совершенно человеческий и очень умный.
Сашка видела духов. Она за ними наблюдала, но их не боялась. Моя подруга, у которой было двенадцать кошек, сказала: «Мои тоже видят духов. Только они их пугаются. К тебе, видимо, только добрые духи приходят».
На лоджии у меня лежал матрас, а на нём плед, подаренной мамой, с узором, как на тигриной шкуре. Частенько я наливала себе чашку кофе, брала сигареты и шла на лоджию. Садилась на плед, пила кофе, курила, любовалась мамиными картинами. Ко мне неизменно приходила Сашка. Урчала, лизала мне руки, а потом устраивалась рядом на пледе. Так мы и сидели. И это было счастье.
Когда Кисяо тосковал и плакал, я его утешала: «Маленький, миленький, не плачь, не плачь, я тебя так люблю, всё будет хорошо», - и Сашка успокаивалась, приходила ко мне, чтобы я её погладила.
Частенько мы с Серёжей устраивали семейные пивные вечера. Всегда подкатывали к столу кресло для Сашки. Она уже всё знала, и сразу забиралась в кресло. Занималась своим туалетом или просто лежала. А то вдруг ляжет на спину, сложит передние лапки на груди, задние – в стороны, глаза закрыты, на губах улыбка блаженства. Я говорила Серёже: «Вот буддистам надо поститься, молиться, читать мантры, медитировать, чтобы достичь нирваны, а Кисяо этого ничего не надо: хоп! – и она уже в нирване». Но когда мы слушали бардов, Сашка слушала вместе с нами. Ещё она любила классическую музыку. Поздно вечером мы перебирались допивать пиво на кухне. В комнате открывали окна настежь, чтобы как следует проветрить – мы же курили. Кисява перебиралась с нами на кухню, ложилась или на стол, или в моё кресло. Она не любила быть одна: где мы – там и Сашка. Если мы в комнате – она с нами, если на кухне – тоже. И хотя, повторяю, мы жили на первом этаже, она никогда не выпрыгивала из окон. «У вас глупые кошки не живут», - резюмировала Ольга Кушлина, вдова поэта Виктора Кривулина, заядлая кошатница.
Не только я писали Александре стихи, но и мои друзья. Вот, привожу.
Геннадий Ермошин (Москва)
Когда ты царственно с нагорности дивана
Роняешь «мур» на наше бытие,
То верится: за муками – нирвана,
Когда придет царствие твое.
Татьяна Клевцова (Рига)
что знает Сашка о любви
человечьей
о чём мурлычет в унисон
разговору
все наши странные пространные
речи
равны единому зелёному
взору
она не скажет ни словечка
про нежность
но лбом платоновским примастившись
в руку
вдруг окунёт тебя в любви
неизбежность
и растворит в себе осеннюю
скуку
и ничего взамен любви
не попросит
и никому о вас двоих
не расскажет
сие молчанье незабвенный
Иосиф
предпочитал молчанью женщины
даже
Александра наконец-то простила Серёжу. Перестала хватать его за ногу, а утром (он вставал раньше меня), когда он приходил на кухню, она приходила тоже и тёрлась об его ноги в знак симпатии.
Но главное счастье случалось вечером. Мы с Серёжей ложились рано – не спать, а кайфовать, откинувшись на подушки. Сашка проходила по постели ко мне на грудь. Сперва она меня топтала, громко урча, а потом ложилась у меня на груди лицом ко мне. Лизала мне руки, и даже коготки выпускала от наслаждения. А я чесала ей между ушками, чесала лобик, щёчки. Говорила: «Ты моя девочка, доченька, заинька, солнышко моё, любимый мой котёнок!» Сашка подставляла мне то одну, то другую щёчку, на губах была блаженная улыбка. Это было море любви, море нежности, море ласки… После ласк Сашка укладывалась между моими ногами. Её взгляд был неописуем! В нём было всё: восхищение, обожание, преданность. А иногда в этом взгляде было такое, что казалось: на меня смотрит сам Бог.
Я лучшего не знаю существа,
моя родная и святая Сашка.
Ты - выход из земного естества,
о, босоножка милая, монашка!
Ты любишь из окошка наблюдать
за миром - видишь ты не просто зелень!
А вечером идёшь ко мне в кровать -
пустыней Сфинксу шёлк тебе расстелен.
Древнее нас, ты знаешь больше нас,
блуждающих, как детвора в потёмках.
Неописуем взгляд твой в поздний час,
о, ангел Божий в образе котёнка!
Кисяо приходил ко мне миловаться и днём. Обычно я сидела на кухне в кресле, в позе «лотос» (любимая поза). Сашка кралась по столу и ставила на мою ногу лапку, потупив очи. Так она тактично спрашивала: «Мама, можно мне к тебе придти?» Я начинала её гладить и говорила: «Девочка моя, я тебе так рада!» - и обнимала её, и целовала, и чесала, а Сашка вылизывала мне руки. Потом устраивалась рядом со мною в кресле. Она была истинным гением любви, изящества, благородства. Серёжа говорил: «Я любуюсь вашей любовью!»
Кисява любила меня совершенно бескорыстно: кормил её и убирал туалет Серёжа.
Так мы и жили спокойно и счастливо, и я в стихах умоляла Бога, чтобы и в посмертии он дал нам маленький домик, где бы мы зажили вчетвером – к нам бы ещё присоединилась Юльча.
5. Беда
Беда всегда приходит неожиданно. Был август 2015-го года. Я всё ещё оплакивала маму, трагически ушедшую 13 декабря 2014-го. Чтобы как-то развеяться, собралась съездить в Анапу – я никуда не выбиралась уже три года. Были куплены билеты, отъезд – 8-го сентября.
И вдруг Сашка стала писать раз в сутки. Я думала, само рассосётся, да не тут-то было. Я поняла, что это – мочекаменная болезнь. Почему? Откуда? Мы кормили Сашку по науке – сухим «пропланом» для стерилизованных. Что стоит эта наука?
Я писала, что в детстве Сашка видела изображение в телевизоре, а потом перестала. И вот – у нас был включён телевизор, - я заметила, что она снова видит изображение на экране. Почему-то мне стало очень страшно. Но я отогнала этот страх, как пустое наваждение.
Мне посоветовали цистон – лекарство как раз от мочекаменной болезни. Я давала его Сашке две недели. Толку никакого. Тогда я вызвала врача. Приехал молодой да удалой доктор, после моего рассказа сказал: «Тут без анализов всё ясно: мочекаменная болезнь. Есть два пути – катетеризация и операция». «Ой, - сказала я, - я так боюсь радикальных средств! Давайте попробуем катетер». «Ладно, попробуем!» Врач дал Сашке лёгкий наркоз и стал пытаться вставить катетер в вульвочку. Но ничего у него не получалось. Через полтора часа я сказала: «Хватит. Будем делать операцию». Врач пощупал Сашеньку и сказал, округлив глаза: "Мочевой пузырь переполнен! Боюсь, не довезём! Нужно срочно делать операцию!" От ужаса у меня затряслись руки. "Везите скорее! - закричала я. - И информируйте меня обо всём!" - «Я хороший хирург, - сказал врач, таких операций сделал два десятка, так что не волнуйтесь». И увёз Сашку. Это был вечер 27-го августа. Я не могла спать, в три часа ночи позвонила врачу. «Да ложитесь спать, не беспокойтесь, - сказал он, - всё будет в порядке». Я приняла снотворное и уснула. Но в восемь утра вскочила как ошпаренная. Стала звонить врачу, но он был недоступен. Откликнулся только в половине одиннадцатого. «Жива???» - чуть ли не закричала я. «Всё в порядке, - откликнулся врач, операция прошла успешно, но она была трудная – всё было забито камнями и песком. Сейчас посплю часа два, а то я просто до вас не доеду. И привезу кошку».
Когда врач привёз Сашку, на неё было больно смотреть. Хвостик и задние лапки были все в моче, как и попонка – в вульвочку был вставлен катетер, и моча свободно изливалась. Но это меня как раз радовало! Сашка снова нормально писает! Она трудно отходила от наркоза, порывалась встать – и падала. Но не прекращала своих попыток. И тут врач сказал: «Так. Будете ей колоть вот это, это, ещё вот это, ещё вот это. В катетер будете заливать десять кубов лекарства. И так каждый день пять дней». Мы были в шоке. Мы не могли всё это делать. О чём и сказали врачу. «Ну ладно, тогда я сам буду к вам приезжать», - смилостивился он.
К вечеру Сашка отошла от наркоза, и, когда мы постелили постель, запрыгнула на неё и всю ночь проспала с нами. Утром, когда мы встали, она запрыгнула на моё кресло на кухне и там лежала. Моча изливалась на кресло, но я только радовалась. И тут позвонил доктор: «Знаете, мне очень далеко к вам ездить, может, поместим кошечку в наш стационар? Там она будет под профессиональным приглядом, ей будут делать всё необходимое». «Конечно! – обрадовалась я. – Это очень разумно!» Врач приехал и увёз Сашку в стационар.
Я звонила врачу дважды в сутки, и он неизменно говорил мне: «С вашей кошечкой всё отлично!» У меня не было никаких дурных предчувствий. И вот 2-го сентября, когда Сашке должны были последний раз сделать уколы и вынуть катетер, я, радостная, позвонила снова. Боже, за что? «Ваша кошечка умерла сегодня ночью. - Сказал врач. – Сердце не выдержало». «Я заказываю индивидуальную кремацию. - Твёрдо сказала я. -Урну – мне». Положила трубку и не просто заплакала – заорала во весь голос. Серёжа тоже был в шоке. Он тоже любил Сашку как ребёнка и любовался нашими вечерними ласками. Отняли любовь, отняли нежность, отняли счастье… Сашка была лучшим существом из всех, кого я знала. Сашка была моей самой большой любовью в жизни. Она была мне роднее даже мамы и Серёжи, потому что и мама, и Серёжа часто меня жестоко обижали, а Сашка – никогда. Моя Сашенька была ангелом.
6. Прощание
Пока я рыдала и билась головой о спинку кресла, Серёжа сходил за пивом. Мы положили на стол портрет Александры, зажгли свечи, разлили пиво по бокалам. «Помянем душу невинную и светлую!» - сказала я, отпила три глотка, и снова слёзы хлынули потоком. Серёжа сказал: «Ты не думай, мне тоже нестерпимо больно, просто армия плакать отучила». И мы стали угрызаться. Зачем отдали Сашку в стационар? Там ее закололи, замучили. Котёнок был такой нежный. После операции она уже приходила в себя. Не надо было колоть ей всю эту дрянь – так бы выправилась. Родные стены лечат, а Сашка всю жизнь прожила дома. Я бы вливала ей в ротик антибиотики и витамины – и всё было бы нормально. «Это торгаши, а не врачи, - говорила я, - им бы только бабок побольше срубить, а на котёнка им наплевать». Денег с нас действительно срубили подходяще – две тысячи долларов, – но если бы это помогло Сашке! Я представила, как она там была одна, в проклятой клетке, вся исколотая, перепуганная, и мне захотелось в петлю. А вдруг Сашка решила, что мы её бросили, и не захотела больше жить?! Никогда не прошу себе, что отдала Сашку чужим!У меня душа рвалась на части. Серёжа рычал: «Я пойду и пристрелю этого гада-врача!» - «Котёнка ты не вернёшь, зато тебя посадят», - сказала я Серёже. Мы выли от боли, и пиво боль не снимало. «А если Сашке всё равно суждено было умереть, - сказала я, - пусть лучше умерла бы в моих ласковых руках, в моих объятьях». Да что я говорю! Был уже шестой день после операции, Сашка должна была уже вовсю идти на поправку! Девочка прожила всего восемь лет. Будь проклята поганая совковая медицина! Будьте прокляты вы, так называемые врачи, бездарные ублюдки! Никакого христианского прощения! Око за око! Пусть вам отрежут руку или ногу – и без наркоза, чтобы вы почувствовали боль, какую я чувствую сейчас! А себе я никогда не прощу, что Сашка умерла в чужих руках. А вернее, одна, измученная, в проклятой клетке…
Ночью я кричала во сне: «Александра! Александра!» А оказалось, не во сне, а в полный голос. Серёжа меня успокаивал, утешал. Только нет мне утешения…
Через две недели, когда мы опять под пиво поминали Сашку (а мы после её гибели делали это чуть не каждый день) мне было видение. Серёжа ушёл на кухню, а я увидела Кисяву – она шла по комнате, совершенно реальная. Это длилось пару секунд, но я видела Сашку очень отчётливо. Была ли это галлюцинация или дух Кисяо реально посетил нас, кто знает? «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
В день Сашенькиной смерти я купила алые розы в честь моей девочки. И – о чудо! – они не увяли, а высохли и остались такими же прекрасными.
7. Бог сохраняет всё
Я написала многим друзьям о смерти Александры – её все знали по фотографиям и по моим стихам (она была знаменита на весь мир), - и получила множество сочувственных сердечных писем. Многие теряли своих любимцев и разделяли моё горе. Но одно письмо было особенное. Я написала отцу Иоанну (Береславскому):
«Моя кошечка Сашенька погибла по вине врачей. Это было совершенно святое существо: благородное, преданное., интеллигентное. Она была моей любимой дочкой, она была моим земным ангелом хранителем, она была моим преданным другом. Я много людей повидала. Сашка была лучшим существом за всю мою жизнь. Я её обожала, обоживала. Я для нее была обожаемой мамой. Не могли бы Вы сыграть что-нибудь для моей Сашки? Она так любила классическую музыку. Я сейчас в страшном горе, слёзы льются и льются...» - и получила вот такой ответ:
«Эллочка!
Уникальной поэтессе Премудрость послала уникальную кошечку Сашеньку.
То, что Вы животное способны любить больше человека, – гениально, по-богомильски – мирровые масла тео-антропо-анимо-натурогамии.
Вам в утешение Larghetto Вивальди из концерта op.3 D-dur в обработке Баха.
С нежностью, о.Иоанн». (Отец Иоанн профессионально играл на рояле).
РЕКВИЕМ САШЕНЬКЕ
1.
У меня Господь забирает лучших.
В тёмном царстве мира была ты - лучик.
Ты была земной благородный ангел,
и нежна, и кротка, как библейский Авель.
Больше всех на свете тебя любила.
И люблю сейчас, хотя смерть закрыла
твои чудные очи - в раю отрадном
ты их вновь распахнёшь, и цветущим садом
благодать дохнёт на тебя, котёнок,
моя девочка, доченька, мой ребёнок,
потому что не может ведь быть иначе.
Это мне заходиться в горчайшем плаче,
это мне душу рвать, как стихи, на части.
Прибавленье в раю, а в дому - несчастье.
Я повсюду вижу тебя, малыш мой.
Дождик плачет со мною, стуча по крыше.
Но недолго нам порознь быть - век не длинный
у землян. Вот я вижу твой взгляд невинный,
говорю тебе, детка: мы будем вместе,
и уже навсегда, да и в лучшем месте.
2.
К твоему возвращенью хотела помыть я окна,
чтоб было тебе веселее смотреть на мир.
Что ж, окна помыты, звонки дождя волокна,
но тебя, моя деточка, райский унёс Зефир.
Залечили ублюдки врачи тебя насмерть -
не выдержало маленькое сердечко.
Российская медицина - да это же курам на смех!
Но мне сейчас не до смеха. Целую “спаси, сохрани”
колечко.
Бог сохраняет всё. Тем более светлую, чистую душу
сохранит он твою, мой бедный святой котёнок.
Но слёзы текут и текут, и не видно сушу.
И не разогнать свече наступивших в душе
потёмок.
Я с кресла сняла клочок твоей рыжей шерсти
и положила его на память в чёрный мешочек.
И всё же, и всё же любовь наша крепче смерти!
Говорю не “прощай” - до свидания, малышочек!
3.
Ты умерла в руках чужих людей -
во веки себе это не прощу я.
Ты вознеслась на крыльях лебедей.
Прими нежнейшие от мамы чувства!
Теперь ты новой жизнью заживёшь,
где нет страданий, всё светло и лепо.
Нескоро моя рана заживёт.
Я как тебя, мой друг, целую небо.
Сашенька, передо мной лежит твоя фотография. Какая же ты красавица! Сколько в тебе ума, благородства! И смотришь на меня, как живая. Душа моя содрогается от рыданий, а на хребте – семипудовый крест неутешного горя… Нам привезли урну с твоим прахом. Урна оказалась золотой. Символ твоей золотой души. Ты теперь в раю, моя девочка. Смерть и за мной придёт. И мы встретимся, обязательно встретимся!
8. «Жульё убило ангела…»
Девятое октября. Боль не стихает. Разговоры с Серёжей только о Сашке. Её фотография постоянно со мной. Я готова четвертовать врачей, угробивших моего ребёнка. Я готова четвертовать себя за свой идиотизм. Ну почему я не отнесла Сашку в ближайшую клинику (десять минут ходьбы от дома)? Видно, дьявол меня надоумил найти в Интернете этих сволочей, именующих себя врачами. Может, и операция была бы не нужна, вылечили бы уколами, как мне написала одна девушка. Серёжа мне говорит: «Я ору от горя, ведь я обожал котёнка так же, как и ты». А я от горя вою.
Неожиданно позвонила женщина из этой проклятой ветклиники: «Служба контроля качества. У вас был вызов врача двадцать пятого сентября на эвтаназию кошки…» - «Какая ещё эвтаназия, какой ещё вызов?!» - возмутилась я. «Ваша кошка не вставала, у меня тут записано…» - «Мне плевать, что у вас там записано! Не было никакого вызова, никакой эвтаназии, моя кошка умерла второго сентября по вине ваших врачей!» - и я рассказала всю горестную историю. «Надо же… - охнула женщина и спросила: - А сколько вы заплатили за операцию, стационар и кремацию?» Я сказала. «Я поняла, я всё поняла… « - вздыхала женщина. Я не знаю, что поняла она, а я поняла, что связалась с жуликами. Сколько же в мире зла…
Вдруг мне позвонил некий Константин и сказал: «Мы с вами нарвались на мошенников». Оказывается, те же сволочи-врачи угробили его шестилетнего кота. Константин вскрыл базу данных этой проклятой клиники, нашёл там меня и ещё пятнадцать человек, у которых угробили кошек. «Я хочу отомстить!» - сказал мой новый знакомый. Но как? Подать в суд? Да разве суд у нас защищает зверей от людского произвола?
СОРОК ДНЕЙ
Ах, Сашенька, плачем, как в первый день,
когда тебя спрятала смерти сень,
когда тебя демон украл у нас, -
о, этот злосчастный, треклятый час!
Мы пьём за тебя. И горит свеча,
как наша любовь к тебе, горяча.
Тогда лишь остынет наша к тебе любовь,
когда смерть и в нас остановит кровь.
Но верим, что встретимся мы в раю.
Я, лиру настроив, тебе пою:
о, девочка, доченька, подожди:
лишь встреча, лишь нежность у нас впереди!
9. Полуночный контакт
Семнадцатое октября. Сашка вышла со мной на контакт! Я медиум, пусть недоделанный, но медиум. Ко мне приходили любимый свёкор, Иосиф Бродский, гениальный поэт Пётр Боровиков, умерший в тридцать восемь лет, Александр Вертинский, даже Тутанхамон и Нефертити, и многие другие – люди и кошки.
Дело было поздно вечером. Мы с Серёжей сидели на кухне после пивных возлияний и оплакивали Сашку. И вдруг… я почувствовала, что она близко, совсем рядом и хочет меня услышать. Я стала говорить (и постоянно чувствовала её присутствие):
- Сашенька, мы тебя не бросили, не предали! Мы хотели как лучше и доверились врачам. А они оказались сволочами и жуликами. Ты мой маленький, мой миленький, ты моя родная дочка. Ты мой любимый котёнок – самая большая любовь моей жизни. Такая любовь не может пройти бесследно! Принцесса моя, красавица, умница, мы обязательно встретимся!
Я знала, что Сашка всё слышит и понимает. Контакт длился минут пять. А потом на меня снизошло утешение. Это было похоже на духовный душ. Он очищал мою душу и одновременно успокаивал её. И мне молчаливо было сказано: «Александра сейчас находится в мире гораздо лучшем, чем этот». Вот в это я верю. Свято верю. И надеюсь на встречу, ох, как надеюсь…
* * *
Одиннадцатого ноября я лежала в постели, откинувшись на подушки. Состояние было расслабленное, медитативное. И вдруг я почувствовала присутствие Сашки. Я точно знала, что она здесь. И на меня стала изливаться такая любовь, нежность, ласка, как в те благословенные вечера, когда Сашка приходила ко мне на грудь. Мне было так хорошо, так радостно оттого, что Сашенька пришла меня проведать. О таких посещениях я читала в книге Билла и Джуди Гуггенхайм «Послания с того света». Там даже описаны истории, когда ушедшие являлись живым во вполне плотном облике.
* * *
Третье декабря. Вчера отмечали три месяца со дня кончины Сашеньки. Я купила для неё белые розы – в цвет её святой души. Я просила её: «Я верю снам – приди ко мне хотя бы во сне!» Ночью я внезапно проснулась. И… увидела фигуру сидящей кошки на постели рядом с собой. Деталей я не видела, но это точно была Александра! Фигура была очень чёткой, только тёмной. Сашка пришла меня навестить! Я видела её секунд пять. Потом приподнялась на подушках – кошки уже не было… Нет границ между этим миром и иным. И для Бога нет ничего невозможного.
10. Неожиданный эпилог
Сегодня, 19 сентября 2016-го я, как обычно, вечером сидела на кухне (кухня – мой кабинет), смотрела на фото моей девочки и тихонько плакала. И вдруг справа от себя (со стороны окна) я услышала очень красивый и очень нежный то ли детский, то ли девичий голосок. Он звучал беззвучно (как ещё сказать?!):
- Мама, мама, не плачь, не плачь!
- Сашенька!!! – шёпотом вскрикнула я.
- Мама, не волнуйся за меня, со мной всё хорошо. Конечно, не так хорошо, как было с тобой…
- Сашенька, ты умеешь разговаривать?!
- Здесь – да. – Она помолчала. – Мама, мы будем вместе!
Я решила, что это моя фантазия или что с горя у меня начались галлюцинации. Но голосок был такой живой! И глас свыше телепатировал мне, что всё это – правда.
Ко мне много раз приходили ушедшие в мир иной – и люди, и кошки. Но кошки общались не вербально, а мысленными импульсами… Меня действительно посетила Сашенька! Чудо и счастье! От неожиданности и какого-то странного оцепенения я не сказала Сашеньке тех слов любви и обожания, которые хотела бы сказать, будь я готова к контакту. Но Сашенька и так всё знает, тем более, что я всё время пишу стихи, посвящённые ей, и читаю их, чтобы она слышала, над её фото. «Фотография – сказал один потусторонний имярек, - обладает большой силой». А фотография Сашеньки – её портрет – всегда со мной на моём письменном столе.
Сашенька, ты сказала, что мы будем вместе. Верю, надеюсь и жду!
2015-16 гг, Москва