А ночью пришёл Виталий. Кира услышала, как открывается замок, и торопливо вышла к нему, кутаясь в халат, остановилась в неприятном удивлении – ей ещё не приходилось видеть Глебова до такой степени пьяным. Он стоял, прислонясь к стене и смотрел на Киру. Долго смотрел. Потом сказал:
– Плохо тебе? Мне тоже. Давай жена, выпьем.
Он прошёл мимо Киры, задев её плечом. Его мотало из стороны в сторону, и он шёл по коридору, задевая руками то за одну стену, то за другую, бормотал:
– Надо же, какой узкий стал… Вот строят!..
Потом в кухне хлопнули дверцы шкафа, Кира услышала звяканье стекла, бульканье.
– Ки-и-ира. Ки-и-ира-а-а, ты где?
Она вошла, остановилась в дверях. На столе стояли две полные стопки.
– Составь мне компанию. Один я уже пил, пил… Что я, алкоголик что ли? Фу, какую гадость я пил, – Глебова передёрнуло. – Дядь Жора гадость такую принёс… Вот, точно, я ещё с дядь Жорой пил! Ты не знаешь его что ли? Мировой мужик! Я вас познакомлю, он, оказывается, у нас в кочегарке живёт. Садись, – он пьяно махнул рукой.
– Я не хочу.
Он встал, жёстко взял за руку, толкнул на табурет.
– Не надо, Виталий…
– Пей, – он резко подвинул ей стопку, так, что плеснулось на стол.
Кира выпила, сморщилась.
– Горько? – засмеялся он. – Горько! И все целуются! И все счастливы! На всю жизнь! За это я пить не буду.
Он выплеснул водку в раковину.
– Странно, – он помотал головой, – почему это я был уверен, что мне-то рогов не наставят? Вполне нормальный рогоносец получился. Ох, Ки-и-ира, – он погрозил пальцем, – смотри-ка, ты ещё не до конца меня переделала.
– Виталий, пожалуйста, не надо так…
Глебов долго сидел молча. Время от времени поднимал тяжёлый взгляд, смотрел, думал о чём-то. Она, неслышно передвигаясь по кухне, заварила крепкий чай, поставила чашку перед Глебовым.
Он долго и всё так же молча маленькими глотками пил горячий чай. Потом облокотился о стол, ткнулся лицом в ладони, жёстко потёр его, глухо проговорил:
– Он что, силой тебя взял?
Кира заставила себя ответить:
– Нет.
– Что же, страсть внезапно вспыхнула? Чем он тебя соблазнил? Чего я тебе не дал?
– Дай мне всё рассказать, прошу тебя… Ты ведь знаешь, я одного тебя люблю!
– Да? Я знаю это? – поднял удивлённо бровь Виталий.
– Он приехал…
– Не смей! – резко оборвал Глебов. – Не смей мне этого говорить. Не хочу.
– Ты не простишь меня?
Виталий молча смотрел на неё, потом глухо проговорил:
– Я бы хотел. Не могу…
– Тогда зачем мучить друг друга, если по-прежнему уже не будет?
– Развод, да? – нехорошо засмеялся Глебов. – Штампик в паспорте решит все наши проблемы? Один штампик разрешает любить, другой – ненавидеть. Действительно, как просто – штампики! на все случаи жизни!
Он снова наполнил стопки.
– За что теперь выпьем?
– Не надо пить. Иди лучше спать.
Глебов одним глотком опрокинул в себя водку.
– М-м? Спать? Прелестно! Там сегодня не занято?
Кира вскинула на него глаза.
– Тебе с ним было как со мной? Или лучше?
Кира вскочила, выбежала из кухни, влетела в спальню, захлёбываясь слезами, упала ничком на кровать.
От удара ногой дверь грохнулась о стену, зеркальное круглое стекло треснуло, половинка выпала, разлетелась осколками по полу.
Кира быстро обернулась, оцепенела – Виталий ли это был? Её нежный, великодушный, бережный муж?
Он подошёл, рванул с себя рубашку – пуговицы брызнули в стороны. Кира каким-то образом оказалась стоящей перед ним, близко, вплотную. У неё мучительно захолонуло сердце – она смотрела в лицо Глебову и не узнавала его: оно стало холодным, жёсткие глаза сузились в недобром прищуре. Напротив Киры стоял тот, кого звали когда-то Глебом. Он положил руки ей на плечи, медленно сжал в пальцах халат и рванул в стороны. Кира вскрикнула, инстинктивно прижала руки к груди. Глебов сжал её запястья, завёл руки за спину и так, не выпуская их, прижал, притиснул, больно впился в губы.
…Он был грубым, причинял боль и не хотел замечать этого. Потом он отпустил её.
Кира медленно села и беззвучно заплакала, глотая слезы. Глебов лежал неподвижно, и Кира подумала, что он спит, но он вдруг сказал:
– Тебе со мной плохо?
Взял за плечо, толкнул на постель, дохнул в лицо перегаром. Кира вывернулась, отбежала к двери.
– Ну, пожалуйста… Не надо… – проговорила она, прикрываясь остатками одежды.
Он подошёл, тяжело посмотрел в глаза.
– Мне – не надо? А кому?
Кира попятилась, ей стало страшно, подумала – сейчас он ударит.
Глебов выбросил вперёд стиснутый кулак, и он врезался в остатки стекла.
– Виталий! – отчаянно вскрикнула Кира, метнулась к нему, обняла, прильнула. – Господи, что же это!? – сквозь плач рвался её крик. – Я не могу без тебя! Я люблю тебя! Его я только пожалела! Прости меня! Ты можешь! Прости!
Виталий осторожно отстранил её.
– Принеси бинт.
Боль в разбитой, порезанной руке окончательно отрезвила и привела в чувство. Минуту назад он испугался себя, увидев ужас в Кириных глазах. Кровь частыми каплями падала с пальцев.
У Киры дрожали руки, и он сам забинтовал себе кисть и запястье. Неловко помолчав, сказал:
– Извини, – и повернулся к двери.
– Уходишь? – Кира с трудом сдерживала рыдания.
Виталий промолчал.
– Не уходи!.. Не уходи, прошу тебя, – голос дрожал, она говорила с трудом. – Я больше так не могу. – Ей не хватило сил сдержаться, из глаз хлынули слёзы. – Разве ты не видишь – я не могу больше так! Не оставляй меня! Или скажи, как мне жить дальше!
И Глебов проговорил, как говорят с плачущим ребёнком:
– Хорошо-хорошо, я здесь, я не уйду. Ложись спать.
– А ты? – дрожащим голосом, всхлипывая, проговорила Кира.
– Я покурю и приду.
Он не пришёл. Кира слышала, как он долго курил в кухне, тихо ходил по квартире, скрипнуло кресло в гостиной, чуть слышно перебирал струны гитары. Кира до утра не сомкнула глаз, подушка была единственным и безмолвным свидетелем её тихих, до жгучести горьких слез.
Вы прочитали отрывок из повести "Искупление" http://www.proza.ru/2015/09/05/1906