Несколько способов нетрадиционной ловли рыбы.
НОРОТ.
Ну вот не хотел писать, но что-то гложет изнутри, подталкивает под локоть: давай-давай. И ничего с этим не поделаешь, ладно хоть буквы теперь выписывать не надо — стучи да стучи по клавишам. Итак...
Дядя мой Дмитрий Иванович Белов жил на берегу небольшой речушки, именуемой в народе Черной. Даже летом вода в ней была красноватого, темного цвета. А все потому, что брала она начало свое из топких болот, что находились рядом с селом Баглаевым и поселком Балахонки. И водилось живности всякой съедобной, в речке этой, полным-полно: и раки, и плотва, и щуки с окунями и ершами, а в омутах, под черными ольховыми корягами — жирные, черные усатые налимы.
Мы - детвора с ловлей особо не заморачивались, выпрашивали у местных байкеров «лысую» старую покрышку от мотоцикла, привязывали к ней веревку и забрасывали в самое глубокое и тенистое место на речке. Примерно через сутки вытаскивали и вытряхивали на траву всякую мелкую живность: гольцов, пескарей. Мелочь вся эта, после не столь длительного изучения отправлялась обычно обратно в реку, а вот если попадался налим.... Налим — это удача. Добычу эту мы отдавали бабушке и она жарила этот деликатес на пахучем подсолнечном маслице, нарезая рыбу небольшими кусочками. А вот налим добавлял маслу свой, особый рыбный, речной дух. Бабушка резала на ломти черный орловский хлеб, где он сейчас этот замечательный хлеб? В магазинах наших, иногда купишь чудо какое нибудь за несмешные деньги и не знаешь потом - то ли из него, фигурки, как из пластилина лепить, то ли засушить для красоты, ибо чем он только не обсыпан, чем он только не умаслен, и цвета он замечательного, а в горло не лезет никак — химия — химией, да и замешан отвратительно... Ели рыбу прямо со сковородки, а потом в маслице кусочки хлеба макали, и наслаждались ароматом реки, поля и свободы , а самые голодные еще и вылизывали сковородку досуха.
Так вот рыбалка, о которой я хочу рассказать — особая и готовились к ней загодя, еще с лета. Дядя мой, Дмитрий Иванович в конце июня в мелком ивняке нарезал тонких гибких прутьев, затем вымачивал их, примерно с неделю , в бочке, и в охотку, обычно по вечерам, устав от ежедневных надоедливых дел брался за вязанье норотов. Одному заниматься таким делом довольно скучно, но Дмитрий Иванович умел заинтриговать, создать обстановку, подкупить. Да мы особо и не сопротивлялись. Выхватывали из заветной бочки охапку прутьев и со всех ног бежали на луговину, где восседал на зеленой травке наш знаменитый дядя. Прутья сортировались по длине и тонкости, и начиналась вязка. Сначала выплеталось узкое, проходимое только для рыбы и ладони рыболова горлышко, да так, чтобы расстояние между прутьями было такое, чтобы даже самая мелкая плотва, ни-ни, проскользнуть не смогла обратно в реку. А потом вокруг этих самых тонких и гибких прутиков верхушки горловины выплеталось тело норота. Это место куда наша рыба должна, по нашему общему мнению, не долго думая попасть, а вот выбраться обратно уже не могла. Почему норот — ясно, это из за сходства этого сооружения с норой. Плетенье это сопровождалось долгими и интересными, подозреваю ни без вранья- рассказами, о всяких речных русалках, привиденьях, гигантских лещах, сомах и т.д. и т.п. Вязанье заканчивалось уже в сумерках. Заботливая бабушка Лиза загоняла непослушных внуков на ночлег, а дядя Дима водружал для просушки очередной норот на колья забора. Много норотов не плели, от силы 3-4, хватало для этой рыбалки.
Второе действие подготовки к рыбалке начиналось осенью, в сентябре. Для начала нужно было найти на речке самую стремнину, чтобы берега стояли один от другого близко-близко. Помощников в этом деле, у дяди нашего , осенью - оставалось всего двое: я и брат мой — Женька.. Подготовка не занимала много времени. Рубились колья, ивовые прутья. От берега к берегу в речную почву забивались колья, а потом дядя Дима оплетал их мелкими, тонкими прутиками тальника, уплотняя их обухом топора, даже листья иногда не срезали. Оставляли 2- 3 продуха для норотов. Все подгонялось точно, по размеру, иначе останешься без рыбы. Ну вот дело сделано, оставалось дождаться весны и вот тогда...
А дальше все просто, как только вода спадала, в горловины устанавливали нороты, речная Уводская рыба поднималась по мелким речкам высоко для нереста, особенно щука, и когда вода начинала спадать, ничего не подозревая, отправлялась в обратный путь. Вот тут и подстерегало её это коварное устройство, бедная рыба, подчиняясь природному инстинкту, устав от икрометания, скатывалась в устья рек, но проход был перекрыт и ничего не оставалось, как, проскользнув сквозь узкое горлышко норота, дожидаться своей нелегкой участи.
И вот он — момент истины. Ранним апрельским или майским утром , все зависело от уровня воды в реке. Мы отправлялись на ревизию наших самоловов. Дядя Дима, в болотных сапогах выдергивал эти странные сооружения из воды. И надо было видеть, с каким жадным интересом мы впивались глазами в водную, спокойную гладь запрудки, ожидая когда же явится на свет очередной улов. Дядя наш протискивал руку через горловину норота и выбрасывал на берег плотву, окуней, и самое лучшее, что может быть в такой рыбалке «щупаков» - так называл наш дядя щучек, попавшихся в норот. Рыбалка эта длилась до конца мая, затем плетеная запруда разрушалась, а норота закидывались подальше, в растущий вдоль берега ольшаник, ибо пригодными для рыбалки уже не считались.
Потом расскажу как рыбу ловить голыми руками, так что - ждите...
Крылена.
Дааа.... Норот, то бишь верша, а то и попросту морда — дело серьезное. Одних только видов этих устройств существует сколько... — уму не постижимо. Однажды в южских болотах, у нас в ивановской земле, ну вы-то должны помнить это место - там еще снимали довольно наивный и не очень зрелищный фильм- «Зверобой». Так вот наблюдал я там такое «нечто» из серии самоловов, что и описать просто устройство и способ ловли, в трёх словах, никак невозможно.
Ну, сначала про Южу, край знаменит своими красивейшими озерами, исправительными учреждениями (ну куда загнать ивановских многочисленных осужденных - только в болото), само-собой болотами и богатыми рыбой протоками, вырытыми еще в советские давние времена. А цель у них, у протоков этих, была одна — осушить нескончаемые торфяные низменности южского района в целях добычи торфа. Ну выкопать то их выкопали, и даже водой из окрестных болот заполнили эту, с позволения сказать, ирригацию довольно быстро, а течь — то куда она будет, вода то, некуда ей течь? Всего единственной протокой открывалась эта необъятная водная стихия канав и каналов в русло реки Лух. Ума не хватило рассчитать поток воды в кубометрах - что ли...
Болота осушались, но как-то вяло, с неохотой. Вот и обрыбились со временем эти каналы, словно по линейке расчерченные на многострадальной южской земле неведомым нам российским горе-проектировщиком-мелиоратором. А может все было проще: строить начали, а денежки-то тю-тю, разворовали, вот и осталось мелиоративное это чудо недостроенным. Водой заполнили, комиссии отчитались и бросили его уже за ненадобностью, а что - пусть работает, а вдруг кривая вывезет.
Само изготовление этого средства ловли рыбы занимало у рыбаков довольно много времени. Но сначала немного об этимологии. Называют её в разных местах по разному, кто мережей зовет, кто рюжей, у нас называли эту снасть- крылёна, за широко раскинутые вдоль берега крылья-сети, чем-то напоминающие крылья.
В стародавние времена каркас колец гнули в натопленной русской бане, распарив для начала упругие ивовые ветки в бочке с кипятком, затем концы сгибали в кольца, скрепляя дубовыми спичками и перевязывали липовым лыком, потом сушили и густо покрывали разогретой олифой и опять сушили. На этот каркас и натягивалась сплетенная из толстых, обычных бумажных или льняных ниток, сетка. Ну сейчас-то и кольца стали пластмассовыми и сеть капроновой, и купить снасть эту в магазине — раз плюнуть. А вот в наше время, первым делом , нужно было раздобыть толстую, в полмизинца примерно толщиной стальную, упругую проволоку. Из нее гнули разновеликие круглые и овальные кольца, концы которых потом сваривали между собой, нарезали двухметровые колышки из молодых осинок. Потом зачищали, сушили и в несколько слоев все красили зеленой, коричневой, черной краской. Затем на колья и кольца натягивали хитросплетенную сеть. и получалось, что-то вроде клоунского колпака - состоящего из сходящихся все уже и уже колец и горловины, открывающейся в самом устье широкими крыльями, цель которых была напарвить глупую рыбу в рукав, куда, попав она - обратно хода уже не находила.
В студенческие годы свои, на втором курсе, прибыл я на био- практику в Южское село - Большое болото. Поселок этот был построен для торфоразработчиков в 50-е годы, и был он что - то на подобии рабочего поселка. Главным украшением селения были три двухэтажных бревенчатых барака, затем стоявшие отдельными сооружениями: пивная, столовая, сельмаг и единственное каменное сооружение - пекарня, котельная которой давала жизнь всему поселку и круглосуточно работающей душевой, где можно было помыться в любое время суток. Причем совершенно бесплатно. Вода была болотной, красноватой, горячей и очень мягкой.
Разместились мы в местной школе, невостребовано - пустующей на время школьных летних каникул, Госуниверситет обговорил с местной администрацией детали; потом мы завезли кровати, матрацы, микроскопы, бинокуляры и все то , что полагается для успешного написания курсовых работ студентами Ивановского Гос. Университета биолого-химического факультета.
Десант наш, едва осмотревшись, быстро освоился. Народ у нас был, в основном приезжий и к спартанским условиям общежития приучен. Определили лаборатории, расставили там оборудование, потом взялись за спальные комнаты.
Что интересно- самое безалаберное и ленивое местное население обычно не заморачивало себя приготовлением изысканной домашней пищи. Так как столовая в Большом болоте работала с самого утра и до позднего вечера (впрочем как и душевая). В любое время можно было зайти в эту ресторацию, заказать кружку мутновато-желтого за 27 копеек, чуть кисловатого светлого пива, взять тарелку чуть теплых серых макарон, с довольно внушительной, без всякой там (ха!) сои, чисто мясной котлетой и немного посидеть с друзьями за гнутым из алюминиевых трубок с пластиковой столешницей, хлипким столиком.
Местное населений восприняло нас неоднозначно: первые 3-4 дня нас не замечали- приглядывались что-ли, потом мужская часть деревенской молодежи повлюблялась в наших девчонок. И - понаслась. Девочкам погулять охота вечером (устали, что-ли, от дневных прогулок с сачками), а местным их потискать охота, и вот спокойную сельско-деревенскую сонную идиллию понесло как по ухабам... то тут, то там визжат, юные беспечные студентки, о помощи взывают, едва отбиваясь от местных ухажеров, а нас всего трое мальчиков-защитников, где нам везде успеть, погасить, так сказать накал сельско-юношестской страсти. Но местные мудрые бабки к такой ночной какафонии были не приучены и быстро осадили своих внуков-гиперсексуалов.. А потом началась чистая и неподкупная дружба: девочек с мальчиками, бабушек с девочками, пышногрудых продавщиц сельмага с тремя ивановскими студентами. Где молодость- там и любовь. Все как всегда...
Но был в селении этом один необычный человек, а звали его местные Коля-дурак. И не то чтобы был он дурак. Но вот чувствуешь, что и человек нормальный, и делает вроде бы все правильно, а в общепринятые рамки человеческого поведения что-то не укладывается. И смотрит не так, и темп речи и расстановка слов не обычная, и отношение, и суждения об окружающем мире - непривычные, не такие, как о обычных людей. Местные говорили, что раньше был он нормальный, как и все. Но однажды случилось несчастье, погибла в пожаре у Коли жена - учительница русского языка местной школы. Любил он её очень сильно: потом, после похорон, вспоминал часто, при удобном случае, каждую неделю перестирывал ее платья, вывешивал на веревки перед домом для просушки и говорил всегда о ней, как о живой. Вот и стал Коля тихим деревенским дурачком. И еще он любил читать журналы, особенно "Роман газету" и приносил нашим девушкам эти издания - охапками. Да, такой открытой души человека, встреть сейчас - невозможно.
Но вернусь к рыбалке. Однажды у Коли в сарае увидели мы эту странную снасть, прежде никогда бедными студентами не виданную и уговорили за бутылку бормотухи показать, как ловить. Обозначили ночь, когда будем ставить крылена и рыбачить. Запаслись плодово-ягодным, соевыми батончиками, тушенкой, само собой хлебом и, заодно, уговорили незамужних красавиц-блондинок, продавщиц Олю и Таню на романтический поход к местным протокам на дружеский костер, уху и т.д. Взяли мы палатку, надувную лодку, котелок и пришли в условленное место.
Место это - была узкоколейная дорога, проходившая по касательной вдоль села. Курсировал по этой узкоколейке круглосуточно, на железном ходу, автобусик. Сложенные и упакованные крылена уложили вдоль прохода, сложили рюкзаки, лодку, усадили девчонок, и подсев поближе, приобняв слегка красавиц, тронули навстречу приключениям. Эх как кипела кровь в такие моменты в молодых наших жилах.... Пока хи-хи да ха-ха, но вот и приехали. Разложили костер, натянули палатку, поставили рогульки и первым делом вскипятили чай.
Согревшись, накачали лодку, погрузили снасть и спустили на воду.
Берега проток этих были когда то непроходимыми болотами, после того как вода постепенно сошла, просторы эти заросли мелким березняком и сосенками.
Мы отчалили от берега, друг мой Сашка остался с девушками, бренчал что-то на гитаре, девчонки смотрели на него влюбленно и тихо подпевали, а мы тем временам уже устанавливали рыболовную снасть. Коля, хоть и дурак, а крылена сложил довольно ловко, дело своё он знал. Все было расчитанно точно для ширины протоки. Освободив начало крыла Коля первый колышек закрепил на берегу, а от него тянулась бечевка к другому колу, который вбивался в дно протоки. От этого кола, по дну реки уже распускалась мелкая сеть, затем вбивали третий, четвертый, постепенно приближаясь к центру русла. А там, обозначив сигнальным поплавком конец снасти, развязывали и опускали кольца на дно. Следующим этапом распускали второе крыло, только шли уже в обратном направлении - к берегу. Затем возвратившись в то место, где крылья сходились к середине русла, ухватившись за поплавок вытягивали вдоль русла разновеликие кольца самолова и укрепляли самую узкую часть - конец колпака в дно протоки колом, от которого, для подстраховки тянулись к берегу еще две бечевки. Все сооружение еще раз обходилось по берегу, подтягивались растяжки укрепленные в землю. Крылья сети и кольца должны были быть натянуты, как струны, иначе рыбы не видать.
Затем начиналась самая интересная часть ночного шоу: вино, гитара, искры костра до неба, прогулки вдоль протоки, поцелуи и палатка, где в конце концов мы забывались коротким сном, тесно прижавшись к нашим избранницам. А Коля тем временам все помешивал угли костра, что-то бормотал под нос и не спеша допивал свою бутылку, изредка подцепляя щепочкой кусочки кильки в томате из железной банки.
Я в начале и не понял - в чем дело. А главный рыболов уже забрался в палатку и самым бесцеремонным способом расталкивал нас. Мы туго соображая выбирались наружу: белесый туман плавно обтекал, торчащие из воды колья, утки, с шумом пронеслись над нами, костер совсем погас и нас охватил сразу жуткий озноб, казалось ночная прохлада запустила свои щупальца глубоко под одежду и сама старалась согреться за наш счет. Быстро достали какой-то вермут из рюкзака, налили по стакану, с трудом залили в себя это пойло, набросали побыстрее сучьев в костёр и.... Побежала кровь по жилам, и согрелось тело от жаркого пламени. Сашка по быстрому забрался в лодку и погреб к концу нашей снасти, обрезал бечеву, вытянул конец и постепенно выбирая кольца, добрался до горловины крылен. Огромная дыра зияла в самом устье. Рыба, что и была ушла через эту прореху. Дальше немая сцена и только девчонки нервно похихикивали над нами у костра, видимо приняв уже вторую порцию горячительного.
Послышался отдаленный шум мотора, постепенно приближаясь он вынырнул из клочьев тумана, обозначив лодку охотинспекторов. Обозрев наше несчастье они причалили к берегу. Коля, спустившись с пологого берега присел на борт лодки. Он о чем-то пошептался с молодыми ребятами, и повернувшись к нам и широко улыбнулся, и полетели на берег крупные караси, окуни, сазаны, щуки. Ведра три набралось. Свалили добычу в мешок, собрали наше бестолковое снаряжение и вышли к узкоколейке, где и подобрал нас курсирующий по рельсам автобус. А что сеть, сама порвалась от старости, или такой была - теперь не узнаешь
В лагерь наш мы вернулись героями, но правды никому не открыли.
Сгорел тот поселок, летом 2010 года. Жителей вывезли, а заново не отстроили. А ведь замечательное было место. Да и воспоминания тоже.
Ловля рыбы огнетушителем.
В молодые годы свои, после окончания Ивановского Государственного Университета, работал я преподавателем биологии-химии в сельской школе. Населенный пункт , где находилось место моей службы именовался - Чертовищи. Дал же Бог такое непотребное название всему этому селению, да и населению тоже. Как же должны тогда называться люди живущие в уютно расположившихся домиках по обоим берегам р. Сунжи - чертовчане?
Сам поселок располагался совсем близко от районного грода- Вичуги. Знаменитого, прежде всего, трудовым почином сестер Виноградовых, работавших в Старой Вичуге на ткацкой фабрике имени революционера Ногина и достигших грандиозных трудовых успехов на этом текстильном предприятии. За что и награждены были сестры Золотыми Звездами Героев, увековечены в памяти потомков и стали, в последствии, известными на весь Советский Союз.
В один из осенних, пасмурных дней, после окончания уроков, сидел я у себя в лаборантской и спокойно и как-то даже безмятежно мыл пробирки после разнообразных удачных и не очень химических опытов. И тут влетает наша тощая, как богомол, историчка Лена и требует голосом не терпящим возражений, что бы немедленно я предстал перед очами нашего директора школы, физрука по совместительству — Колобкова Александра Николаевича. Прихожу, и прямо с порога интересуюсь, как бы между прочим, чего, мол в нашем заведении случилось такого экстраординарного, что потребовался я, изготовитель новогодних праздничных химических фокусов, перегонного, время от времени переходящего из одних рук в другие, самогонного школьного аппарата и различных взрыв-пакетов для военного и всякого другого дела пригодных, в том числе и для школьной игры - «Зарница».
Но Николаич, выдержав паузу, прежде всего распорядился запереть за собой дверь, кивнул на стул, стоящий у директорского стола, странно моргнул. Он всегда моргал, причем каждый раз упорно старался сжать лицо в одну точку. А происходило это всегда во время самых важных, неотложных и подозрительных не совсем законных дел. Потом указал на стаканы, стоящие на столе и произнес : «Щелочные металлы в школе есть?». «Ну да, есть» - выпалил я, захлёбываясь слюной, уставясь на наполненные непонятной жидкостью стаканы.... «Пей» - произнес директор. Мы чекнулись, выпили. «Читай.» - в очередной раз, насупив брови, произнес он. Передо мной лежали приказ и инструкция: «Об уничтожении щелочных металлов: кальция, натрия и лития». Предлагалось в пятидневный срок, (строго!) для каждой банки с реагентом выкопать шурф в малолюдном, отдаленном от населенных пунктов месте. И на глубине 2 метра похоронить эти чудесные вещи, желательно в сумерки и без посторонних людей. Действия свои оформить соответствующим актом с печатями и подписями ответственных лиц.
Перспектива выкопать 15 шурфов, а именно столько зловредных банок скопилось в моём сейфе, пугала, напрягала и заставляла предприимчиво задуматься. Я кивнул на пустые стаканы и вымолвил: «Пойдем- покажу». Директор снова моргнул, послушно наполнил пустые емкости и мы не чокаясь выпили содержимое, закусив кусочками вафель - «Банановые». Подумать только бананов не было в то время на наших прилавках, а вафли уже водились. Мы вышли на воздух, прихватив пару банок с зловредными металлами.
Рядом с нашей школой располагался школьный, пожарный пруд. Впрочем рыбы там никакой не водилось, кроме гольцов и вьюнов, хоть и был он достаточно глубок. Подчиняясь приказу директора, я открыл железную банку и достал склянку с калием , окунул руки в керосин, достал брусочек металла и бросил его в воду. Металл зашипел, запузырился, затрещал и растворился в бездне школьного пруда. Опыт с натрием, был более демонстративным, несколько оживив уже осоловевшего к тому времени директора Колобкова. «Бросай всю банку» - резко скомандовал он. Я слил керосин в траву и бросил в чрево пруда ёмкость с остатками натрия— глубина озарилось вспышкой, под ногами дрогнула земля и фонтан брызг явил нам всю мощь щелочных свойств металла.
«Хватит!» - молвил Николаич, в глазах его промелькнула искорка и мы немедленно вернулись в школу. С загадочной улыбкой он велел мне сдать всю взрывоопасную наличность и явиться с лопатой и...женой, работницей военно-учетного стола местного сельсовета (должность подходила поставленной задаче уничтожения взрывоопасного материала). Явиться нужно было в 17 часов во двор школы.
В означенное время в сопровождении жены, четырехлетнего сына Сергея и двух лопат мы явились в пункт назначения, проклиная всю дорогу тот час и того остолопа, выпустившего этот гнусный приказ. А во дворе школы уже подозрительно тарахтел «УАЗ» директора совхоза, уткнулся в порог школы «Москвич» директора льнокомбината, мотоцикл местного фельдшера, велосипеды мелких работников местного Дома Культуры и жигуленки, разных мастей, местных работников продовольственной и промышленной торговли, в том числе и гармониста. Охранял все это достояние наш военрук — Серега. Начальство, потирая руки, выкатило всем составом на крыльцо, по лицам было понятно, чем они занимались все это время в кабинете директора.
«Зачем?» - произнес директор..., глядя на мои лопаты «А!»- махнув рукой, в растерянности сказал он. «Брось!» - была следующая фраза и перст начальника указал на сарай, обозначив временное место упокоения наших лопат.
Уютно усевшись в совхозный УАЗ мы покатили к огромному омуту на речке Сунже, правому притоку реки Волги. Ну, то есть я понимал. чем мы будем в конце концов заниматься. Но состав комиссии, ее многочисленность и особенно некая веселость начала этого предприятия - пугала.
Путь наш лежал через Манину гору. Почему Манину? Просто однажды, местная почтальонша - Маня, пошла в грозу не по оврагу, а по самой горе. И убила её молния, вот и назвали гору «МАНИНОЙ» поэтому. Ну это так, к слову.
Уже с с разудалыми песнями нашего гармониста подъехали к омуту. Место, доложу я вам — замечательное. Крутой склон горы , покрытый молодой сосновой порослью, безмерная таволговая, пологая пойма, и омут — соток 18 в диаметре- спокойный и тихий, я бы сказал даже - величавый. Ну вот, остановились. Палатки достали, мангалы, два ящика водки и... два огнетушителя вдруг как-то гулко, совершенно нелепо и неожиданно упали на нетронутую еще пока сенозаготовительными работами траву.
Ну. думаю, веселуха.., так сказать - халява (это я в плане продовольственной программы вечера). Только роль моя в этом процессе — непонятна. Костер разожгли, шатер военный поставили (это вам не теперешние шатришки), приготовления идут полным ходом: огурчики, помидорчики, полукруглый котел с водой не торопясь водрузили в центре костра, чистим картошку, лук.
Ну понятно, выпиваем, разной домашней снедью закусываем. И тут директор Колобков — командует: «Давай». Отворачивает горловину огнетушителя, заливает треть воды, набивает до упора свежей травкой, достает мои склянки... А дальше все как я учил: сливает керосин, ссыпает бруски металлов в огнетушитель, заворачивает горловину, встряхивает и с диким криком то ли : «Посторонись», то ли "Поберегись" могуче топая голыми пятками по траве бросается к центру омута...
Пытаясь, видимо, закинуть в самую глубину эту адскую снасть, Саша...., разбежаться-то разбежался, но не учел он, к сожалению, всего только двух естественных факторов, причем градус выпитого спирта был не самой главной причиной фиаско нашего директора . Обувать ноги то надо в ботинки, а не сверкать голыми пятками, когда такое затеял! Вот и разъехались пьяненькие ножки нашего дири, и плюхнул он взрывоопасный снаряд не в самую глубь омута, а под обрывчик, в ил у самого берега. Дальше немая сцена, все замерли в неимоверных позах. "Ложись" - завопил военрук, и вся братва попадала в траву, будь то их шрапнелью уже срезало всех наповал.
Саша раком пополз от уже зловредно шипящего огнетушителя, плотно прижимаясь пузиком к земле-матери, и зачем-то затыкая уши. Секунд через 5 хренанакнуло так, что основная верхняя часть противопожарного устройства, отделилась от основания и торпедой, нарезая волны, пулей пересекла водоем по верху и исчезла в зарослях сосен у берега, а массивное дно огнетушителя, рассыпая искры, высоко взмыло в небо и кувыркаясь плюхнулось почти в середину омута и бесславно затонуло, немало удивив местную рыбу. Мы поднялись из травы. Военрук подскочил к директору и покрутил у виска пальцем: "Думать надо, что делаешь. Спросил бы лучше Андрюху!" " Это меня, что ли" - подумал я?
Александра Николаевича торжественно усадили в уазик и дали успокоительного грам 100. Зарядили второй огнетушитель и аккуратно, значительно утяжелив, закинули в глубину. Адское орудие, казалось подняло в воздух всю речную хлябь, обрушив сотни брызг на берег. Такого я еще не видел. Не знаю как там тротил, щелочные металлы - сила! А слегка оживший директор уже подписывал бумаги об уничтожении всей этой химии. Военрук Серега наметом вываживал оглушенную рыбу из воды и вытряхивал на траву. Женщины чистили и бросали в уже закипевшую воду голавликов, плотву, толстолобиков, щучек разных мастей.
Хорошо посидели, попели песен. Ну мы- то ушли самыми первыми. Серегу, сынка нашего, спать нужно было укладывать. А вспоминали потом долго.
Так вот, местные всю жизнь в старые огнетушители заряжали карбид, а натрий с калием - экзотика, да и зрелищно к тому же.