Путешествие из Куйбышева в Самару. Книга

 Путешествие из Куйбышева в Самару и обратно

(Воспоминания Андрея Демидова о формировании свободной мысли  в Самаре с 70-гг XXвека по началоXXIвека)

1.Юность с гитарой( 1с. - 50с.)

2.Бунтующие струны ( 50с. - 86с.)

3.Царство самарского самиздата( 86с.- 199с.)

4. Короеды и краеведы( 199с.-275с.)


             Юность с гитарой. Часть1
                содержание
1.Первая шестиструнная
2.Ночной джемсейшен
3.Студенческие терки
4.Семейные перепалки
5.Моя среда
6.Праздник мух
7.По туристским тропам
8.Встреча с Прибалтикой
9.Ташкент
10.Ветерок экономической свободы
11.Фестивальная пора
                Первая шестиструнная

    Моей дочери Валерии в этом году исполнилось 18 лет. Кажется, что сегодняшняя молодежь живет не так, интересуется не тем.  Мы жили  иным, дышали  по -другому. Волга тогда не называлась Саратовским водохранилищем, а спички стоили одну копейку. О том, как мы жили, пили и пели я хочу рассказать. Жил я на ул. Чапаевской в самом центре города и ходил в школу №6 им. Ломоносова, бывшую  Романовскую гимназию. В старших классах сидел за одной партой с круглым отличником Сережей Карговым. Он уважал  мои мозги  и прежде чем бросить шутку на весь класс, рассказывал мне и смотрел на реакцию. Реакция моя была всегда откровенная - если смешно, то гоготал на  всю аудиторию и даже мог упасть со стула.  Раз случилось, что мы с Карговым так  захохотали, что не могли остановиться целый урок и нас даже выгнали в  коридор, где мы продолжали смеяться, тыкая друг друга пальцами в  живот. Вызвали классного руководителя Нелли Яковлевну Русанову, преподавателя английского, и она   тревожно спрашивала, мол, что случилось?  Мы, захлебываясь от смеха, объясняли, что этажом  ниже  находится кабинет химии и  там  преподаватель Анатолий Васильевич Воронцов сидит и насвистывает песенку и при том очень  фальшивит. Через вытяжную трубу  эти звуки становятся особенно мерзкими, будто он пукает в большую  оркестровую трубу.
   С Сережей  мы все время конкурировали: кто лучше, быстрее, энергичнее, веселее.  Как-то даже составили список, кто больше чего умеет: плавать, нырять, готовить, разжигать костер, ставить палатку, ловить рыбу,   ездить на велосипеде, на коньках, роликах, играть на пианино, фотографировать, подтягиваться на перекладине 15 раз, любить Битлов и Пепл... Все вроде бы одинаково. Тут я написал - учусь играть на семиструнной гитаре. Сережа аж рот открыл, произнося:" Ты, что, цыган, что ли?" Я в ответ, мол, шестиструнную не продают, а семиструнка стоит 7 рублей 50 копеек. Товарищ спросил, почему я ее не переделаю   нормально, как у Маккартни? Я не умел. Тогда  продвинутый Серега пришел и переделал, как надо. Лады мы подточили напильником и  дело пошло.
  Дворовые пацаны объяснили  аккорды: маленькая звездочка, большая звездочка, лесенка. Потом   я достал самоучитель, а  джазовые аккорды печатались на обратной стороне обложки сборников"Песни радио и кино". Ох уж эти семирублевые гитары, трудна была их судьба. Сколько обломков, грифов, разбитых дек я находил по утрам, бегая со своей собакой в Струковском парке или на старой Набережной. В то время компании ходили с гитарами и выясняли отношения, нанося удар инструментом по голове противника, делая так называемый галстук.  Мне гитара нужна была для другого. Я начал писать песни, сначала показывая  их своему товарищу Сереже. Тот становился серьезным, морщил лоб, а потом говорил:" Лучше не пиши, за тебя все Джон Леннон сделал". Это только меня подогревало, такой уж характер.  Тексты моего раннего творчества были достаточно просты, а музыка лирична.
   "Ливень"
Бульваров  тротуары  опустели под дождем,
Эту непогоду лучше дома переждем.
Только двум влюбленным этот ливень нипочем –
Двое под одним зонтом, двое под одним зонтом.

Прохожие оглянутся и улыбнуться вслед –
Все  странности прощаются влюбленным с давних лет.
Бредут давно под солнцем, и  дождь здесь ни  причём:
Двое под одним зонтом,  двое под одним зонтом.

И, может,  дождь этот нужен
Для того,   чтобы лужи
Их улыбки рисовали на асфальте,
И,  может,  дождь этот нужен
Для того,  чтобы в лужах
Их улыбки танцевали в ритме вальса.
  Сереже Каргову больше нравилось играть на фортепиано, мы сделали дуэт в четыре руки и иногда выступали на публику, играя импровизации популярных шлягеров. Гитара мне была ближе своей демократичностью и простотой.  Стала складываться другая компания из длинноволосых, носящих вареные джинсы и пьющих портвейн "777" по рубль  девяносто за бутылку.
                Ночной джемсейшэн

  Летом по ночам мы собирались  на площади Куйбышева в сквере угол Чапаевской и Вилоновской .  В то время  каждый садик   имел свое название: наш был Питер, тот, что угол Вилоновской и Галактионовской -  Штаты, а  который   между Красноармейской и Чапаевской - Голубой, потому что туда  стекались сексуальные меньшинства.    В своем Питере мы выпивали, а потом оглашали окрестности пацанскими голосами:
       "Милицейский фургон"
Как чьи то глаза в небе звезды горят.
Они видят все и как будто корят.
 И  сон не идет, и город поник,
О том, что напротив- потухший ночник.

Милицейский фургон, он по городу ездит,
И заблудшие души собирает сержант.
В милицейском фургоне место каждому светит,
Если кто под балдой, или что возражал.

Кого-то вон тащят, кого-то скрутили,
И руки назад и вперед покатили.
Дожди не помеха и злые туманы -
У них тоже премии, у них тоже планы.

Несутся в кабине суровые лица,
И свет фонарей скользит по петлицам.
Я тоже прохожий бреду себе мимо-
Для них я  не видим, для них я незримый.

Милицейский фургон, он по городу ездит,
И заблудшие души собирает сержант.
И хоть я под балдой, он меня не заметит:
Лейтенант у них старший, ну а я капитан
 МВД...
Соседний Голубой сквер воспринимался нами с юмором. Экзотика там выплескивалась через край: лысые толстопузые дядьки, невзрачные доходяги-юнцы. Иногда  появлялись как инопланетяне  высокие двухметровые мужики в меховом манто и  туфлях на высокой платформе. Все терлись друг о друга, а потом парочками направлялись кто в ресторан, а кто в мужской общественный туалет.  Для этого  Голубого сквера у меня  имелся в  репертуаре  свой шлягер:
        "Дядя Сидор"
Дядя  Сидор кровей голубых,
Он наверное князь.
Волосы будто крысьи хвосты,
Глаза похожи на  грязь.
Дядя Сидор, дядя Сидор не  таскает баб,
То как бабочка летает, то семенит как краб.

Мужики к нему мягкие прут,
Как в облпрофсовет.
Дом его голубятней зовут,
Хоть голубей в нем нет.

Дядя Сидор,  дядя Сидор, купишь голубей?
Дядя Сидор отвечает:"Куда уж там голубей!"

"Нам ни  аборты, ни алименты,"-
Он говорит не страшны,
А от  эмансипации ентой
Сгибло ужо пол страны.

Дядя Сидор, дядя Сидор, как же ты живешь?
Дядя Сидор отвечает:" Педерастешь, поймешь".
   Как то меня друзья пригласили  в скверик "Три вяза" угол Некрасовской и Куйбышевской опять же ночью. Я пел, а ребята и девочки плясали под мои рок-н-рольные аккорды:
"Фрэди наемник"
Здесь распятие на стене,
Стойка барная вся в вине,
Лица добрые, как в старых кинофильмах.
За столом Джи сидит один,
За двоих  пьет неслабый джин,
Пьет за жмурика, за Фрэди, зло и сильно.

Солдат команды джи-й,
Души, круши, стреляй.
Не все тебе, джи-й,  стоять по стойке смирно.
А лучших из солдат
Быть может наградят,
А то огородят, и крест поставят длинный.

Фрэди видеть кровь не любил,
В потасовках ножом  не бил,
Помолившись Богу, расставлял он мины
Жалко Фрэди здесь нет со мной,
Для него был последний бой
Со смертельною той дозой героина.

Солдат команды джи-й...

Бой, неси мне еще вина
За медали и ордена,
И за золото со всех концов планеты.
Здесь распятие над столом,
Значит выпью с самим Христом,
Чтоб узнать, как живется Феди на том свете.

Солдат команды джи-й...

     Мой приятель  Саша Волк  жил в то время рядышком за кирхой в коммунальной квартире.  Его сосед промышлял отловом бездомных собак, из которых делал шапки. Душа моего товарища  возмутилась, и сосед получил сильно по морде, так что кровавые брызги полетели на  кухонную стену. Невыделанные шкурки были выброшены на центральную улицу.   Там они повисли на дереве и  трепыхались      под порывами ветра  несколько   месяцев, пугая птиц.  Александр был истинным художником, а потому приглашал друзей в гости и обязательно показывал окровавленные обои на кухне, спрашивая, мол, что за образ возникает? Кто-то видел красного старика, кто-то лошадку. Однако вернемся к ночному концерту. Мой любитель животных на эмоциональном порыве сбегал домой и принес несколько бутылок  венгерского Рислинга  по два рубля пятьдесят копеек и  водку за  четыре двенадцать. Мы подкрепились и к двум часам ночи вошли в полный экстаз:
               "Этот с рынка"
Сегодня я брожу по местным ресторанам,
И без закуски водку пью большим стаканом.
Я водку пью большим стаканом,
Потому что им можно убить.

 Наискосок соседний столик  занят этим,
Которых мы всегда на рынке встретим,
А если после рынка встретим,
Тогда нам  легче и уютней будет жить.

Выпьем, потом подумаем,
Выпьем, еще подумаем,
Выпьем, в моем стакане три глотка.

Всех этот с рынка достает совсем  неслабо.
Официанты пресмыкаются как жабы,
И для него играют оркестранты
Уж  чересчур навязчивый мотив.

Вот он червонцем зажигает сигарету,
Ну, ничего, он скоро встретит Магомета,
Или Аллаха, играйте оркестранты
За упокой исламом тронутой души.

Выпьем, потом подумаем,
Выпьем, еще подумаем,
Выпьем, в моем стакане два глотка.

А эти крашеные льнут к деньгам и к телу,
А мне плевать на это дело,
Наверняка я знаю этот с рынка
Не будет нужен в морге никому.

Сегодня я брожу по местным ресторанам,
И без закуски водку пью большим стаканом.
Я водку пью большим стаканом,
Потому что им можно убить.

Выпьем, потом подумаем,
Выпьем, еще подумаем,
Выпьем, стакан мой пуст
И я к нему иду...
   Когда песня закончилась, наступила абсолютная тишина, как  последняя сцена в "Ревизоре". Мы не заметили, как вокруг оказались милиционеры, которые прослушали весь этот театрализованный зонг. Песня им понравилась, потому  нас отпустили с миром, попросив не нарушать покой спящих граждан. Оказывается был уже десяток звонков  от доброхотов  в отделение  правопорядка Самарского района. А мы в то время любили свободу и нашими героями  оказывались   вовсе не комсомольцы- строители Бама или  покорители Енисея,  а люди вольные, презирающие законы и условности. На каждом шагу глаза мозолили коммунистические лозунги типа "Народ и партия -едины".   Мы добавляли - в своем стремлении к рублю. А плакаты страшных доярок и  рубленные мордасы трубопрокладчиков   красно-пожарного цвета вызывали рвотный рефлекс. Я пел о других ценностях, которые вызывали оскомину и зубную боль у  комсюков.  На областном конкурсе патриотической песни в Доме молодежи исполнил следующее:
 "Пират"
Пляску Джо смотреть зовет
Вздернутых на рее.
Ну да как он не поймет-
Она меня не греет.
Обобрали мы фрегат-
Полон трюм дукатов.
Кто-то взял и стал богат,
Мне же их не надо.

Лишь аркебузу, лишь аркебузу,
Лишь аркебузу возьму с собой.

Даже белая акула
Рядом с нами как монашка.
Добродетель утонула,
Я клянусь своей тельняшкой.
Капитан Кровавый Жак
Дружат с белою горячкой.
Всех на дно отправит так,
В кубрике без шторма качка.

Лишь аркебузу...

Но с тех пор  веков прошло полно.
Водолаз, спустившийся на дно,
Увидал обломки корабля,
Пушки старые и якоря.
Вот из ила заблестел дукат,
Средь обломков шевельнулся скат.
Между звезд морских скелет лежал,
Нечто ржавое он обнимал.

Лишь аркебузу, лишь аркебузу,
Лишь аркебузу он взял с собой.
Публика рукоплескала, я получил приз зрительских симпатий, но грамоту  и подарок руководство  конкурса мне так и не вручили.


                Студенческие терки

     Будучи студентом Куйбышевского университета  я принял участие в студенческой весне.  Своим выступлением принес хорошие баллы факультету. Однако через несколько дней в газете "Университетская жизнь" появилась разгромная статья преподавателя эстетики Елены Бурлиной в мой адрес. Она  писала, что я лезу не в свое дело и не понимаю, что музыка состоит  не из хаоса звуков, так же как дом складывается не из  разбросанных по полю кирпичей. Эту газету в течение месяца расклеивали везде, где я появлялся, однако   у  меня были и сторонники. Помню подружился со студентом физфака Юрием Сагитовым. Тот   имел значительный вес в комитете  комсомола и попытался  протащить мои песни в репертуар университетской рок группы.  У него были далеко идущие планы - отправить музыкантов на фестиваль в Прибалтику. Для этого требовалось, что-нибудь яркое и ударное. Юра полагал, что как раз мое творчество и обладает этим качеством. Я предложил несколько песен. Помню такую:
              "Шляпка"
Я придумаю шляпку для Вас
И конечно старинное платье,
И еще  я Вам зонтик припас,
Да собачка будет Вам кстати.

Перед Вами играет волна
В изумрудном волшебном наряде,
И дельфина мелькает спина,
Все, конечно, для Вас,  только ради.

Золотится под солнцем песок,
Ваша туфелька в нем утопает.
Я придумаю Вам голосок,
Что серебряным эхом растает.

Наши годы, как волны бегут,
Разбиваясь о  берег беспечный.
Они  нас за собою ведут,
Все изменчиво,  Вы  только – вечны.

Я придумаю сумерки Вам,
Одиночество Ваше нарушу,
Провожатого умного дам,
Чтоб могли отвести бы Вы душу.

А потом увезу Вас домой,
Но не к мужу в провинцию Вашу.
Увезу Вас, конечно, с собой,
А рисунок свой тушью закрашу.
   Кто-то  сверху надавил на музыкантов, и они  заявили, что лучше останутся дома, чем будут иметь дело со мной, тем более Бурлина   дала жесткую оценку.  Ребята никуда не поехали, а я продолжать петь в кулуарах и сочинять:
              "Ноев ковчег"
Я с улыбкой захожу:"Привет, встречай!"
Ты с улыбкой нежной разливаешь чай.
Так весела, радуешь всем,
Но думаю я зачем:

Зачем в своем ковчеге,
Зачем в своем ковчеге
Оставил Ной каюту для змеи?

Как люблю я твой уютный старый дом,
Тишина садится с нами за столом.
Пора уходить, но так много тем,
И думаю я зачем:
Зачем в своем ковчеге,
Зачем в своем ковчеге
Оставил скорпиону место Ной?
  Университет воспринимался как   мертвая зона со своими странными  традициями  и представлениями. Это была своего рода социальная змеиная яма, в которой выковывались и взращивались кадры будущих чиновников, аппаратчиков и силовиков, поэтому знания здесь  находились где-то на десятом месте. Студенты не ценили друг в друге ни ум, ни  способности. Всех интересовало: кто за кем стоит, у кого  какая мохнатая рука и из какой кормушки она тянется. Все друг друга ненавидели, подставляли, доносили и подсиживали.    Некоторые студентки  имели секс с преподавателями ради оценок, отдельные  так называемые  ученые  присваивали себе    рефераты, курсовые работы,  позже их суммировали и защищали диссертации.  Все было бесстыдно, но прикрывалось  высоко моральным   обликом строителей коммунизма.  Можно было врать, воровать, но  обязательно  одно - проявлять верноподданнические чувства и любовь к  Отечеству.  В такой обстановке  некоторые  уходили,  хлопнув дверью. Я прекрасно знал , кто стучит на однокурсников, кто из преподавателей  возглавляет сеть сексотов. В курилках и коридорах раздавались голоса:"Как я  ненавижу Америку, пропади она пропадом. Они же своих собственных президентов колбасят, уроды.  В Афган готовились  высаживаться, а им  наши дали по мордасам". Все вокруг были в восторге от таких речей.  Эта атмосфера порождала мое  протестное творчество:
             "Шлифовщик"
Этот вечер полон шуток
Дорогих шампанских вин:
И селедка есть под шубой,
И на дамах крепдешин.

У соседа все собрались
Кандидатскую обмыть.
Кандидаты, оказалось,
Также пьют, как и все мы.

Ведь я был просто шлифовщик,
Хотя и ударник,
И в этот мир ученый случайно попал.
Карла Маркс и Энгельс - геи,-
Пуганул я мужиков.
Пролетарская идея для лохов и дураков.

В  ваших толстых манускриптах-
Правды нет на медный грош.
Польза в них одна , как видно,
Их захочешь, не прочтешь.

 Я был просто шлифовщик...

И меня как гегемона
Попросил тогда сосед:
"Друг, сгоняй  за самогоном".
Я ушел на десять лет.

А вернулся, сын уж взрослый,
Дверь открыл и не узнал.
А сосед давно в членкорах.
Он в столицу  умотал.

А я был просто шлифовщик...
 Университет представлялся мне как корабль дураков, где пассажиры сумасшедшие, а команда  рулит сама, не зная куда.  По коридорам бегали бешеные деревенские сучки страшные  как жабы и бездарные  словно обгорелые пеньки, все они были блатные и при должности:  кто староста, кто комсорог, кто профорг. Страшилки- крокодилицы лезли к высоким пацанам, ставили им пузырь за интим, а потом писали в деканат, что  они беременные. И тогда у жертвы  наступал выбор: либо продолжать учиться и жениться или  оказаться за бортом номенклатурной галеры.  В вузе   натаскивали  черное называть белым, а белое черным.  Про пьяного комсюка говорили, как он устал, весь выложился на общественной работе, про страшилку отмечали,  какая милая девушка, про скандалистку и хабалку - очень упорная и волевая студентка, про круглого дурака - это парень с особым видением мира. 
  В этом  море безнравственности  я нашел некоторых единомышленников. Они, конечно, все были инакомыслящими. Вспоминаю  хорошего музыканта Олега Акинцева, а также талантливого гитариста Диму Рябикова. У них были темно-вишневые глаза, сводившие девчонок с ума. Рябиков исполнял иногда  кулуарно такие антисоветские песни, что у меня дух захватывал. Вот так назывался один шлягер "Канализация- модель человечества", в припеве выкрикивался слоган "Кто наверху, те  дурно пахнут ". Вспоминаю другой зонг: "Микробы на первомайской демонстрации". Рябиков вообще был сгустком идей. Так он предлагал издавать партийные документы с механической рукой, которая бы баб  дергала за сиськи, а мужиков за письки, чтобы лучше усваивались марксистские идеи. Наша общая знакомая Наташа Третьякова, хлебнув пивка на крыше девятиэтажного дома, любила заявить:" Хорошенького понемножку, а теперь пора в дрянь ехать, т.е. в университет на Потапова".     Преподаватели были  как на подбор  со своими странностями и причудами.  На лекции  порой звучало   "Сен-Симон и Фурион", знаменитая фраза Спинозы " Свобода - осознанная необходимость" приписывалась Марксу. Курьезов было немало. Все говорили, что США скоро рухнет, Великобритания уйдет под воду, а СССР  возглавит земной шар в союзе с супер индустриальной Бразилией. В этом  вертепе  я встретил девочку Олю, которая скрасила мне ужасные годы обучения. У нее был прекрасный природный голос,  и мы сделали с ней дуэт.  Вместе с Олей моя душа отдыхала.
   "Герцогиня"
Удивляюсь наглости ночи –
Тоже мне, Герцогиня.
День застилать она хочет,
Черным,  сделав синее.

Но утро на то и утро,
Чтоб ночи ставить на место.
Систематичность суток,
Кажется,   всем известна.

Коррозия мыслей, коррозия душ,
Коррозия непониманьем.
Когда ты прольешься, живительный душ?
Жажда тебя – это мания.

 Но утро мое далече,
А ночь жаднее, чем прежде.
Уже догорают свечи,
Поставленные  надежде.
 
     Я хотел реализации, поэтому ходил по редакциям, бывал на радио, телевидении, показывал свое творчество. Меня хлопали по плечу и говорили: "Молодец, герой, космонавт, но  у нас не тот  профиль."  Предъявляли претензии то к тексту, то к музыке, то к исполнению.  Двери в открытый социалистический  мир оказались для меня  закрыты и законопачены. После столкновений с действительностью я понял, что российский мир абсолютно структурирован и заморожен: повсюду сидят шайки, сложившиеся  кто по этническому признаку, кто по биологическому, кто  по  номенклатурному. Чтобы куда-то пролезть, получить работу, заказ, надо превратиться в  солитера  бесцветного, скользкого и незаметного.  Некоторые из моих приятелей залезали в номенклатурную семью и так решали свои проблемы, другие  хоть чушкой, хоть тушкой  валили за бугор . Был  популярен  в застой  анекдот: что общего между автомобилем и  еврейской женой? Это  не роскошь, а средство передвижения.
                Семейные перепалки

  Мое творчество вызывало возмущение родителей. Помню после  песни "Экспресс" мать долго кричала, что от моей антисоветской вони в квартире дышать нечем:
   " Экспресс"
Наш экспресс отходит в пять,
Попрошу места занять.
Я даю второй гудок-
Заходи  в купе дружок.

Мы поедем в новый мир,
Нам мигнул зеленый свет.
Эй, ты,  толстый, эй, банкир,
Для тебя та места нет.

Садитесь сэр, садитесь мисс,
Ваш машинист - социалист.
Ваш машинист -социалист,
Садитесь сэр, садитесь мисс.

В город Сталин курсом прежним
Мы поедем через Брежнев.
Из Устинова в Кабул
Поезд резко завернул.

Здесь несутся поезда
Кто обратно, кто туда.
Ехать что за интерес
Колеей из  старых рельс.

Садитесь сэр, садитесь мисс...

Нас родил товарищ случай,
И гражданская война.
Велики мы и могучи,
Как Кремлевская стена.


Нас в Египте накололи,
И Китай плюет нам в след-
Мужики, берись за колья
Баллистических ракет.

Куда ж вы сэр, куда ж вы мисс,
Ваш машинист    социалист.
   Мать приходила от таких шлягеров в бешенство и начинала стучать кулаком в  дверь моей комнаты. Она   учила, что в жизни не надо высовываться, незачем   быть на виду, это опасно, могут   подшибить,   требовала, чтобы я был незаметным, не высказывал своего мнения, не принимал участия в конкурсах, ничем не выделялся, заставляла носить старые потрепанные  дедушкины вещи. Всегда говорила :"Приметного клюют в темечко".  Сама она  обладала незаурядными талантами как в математике, так и в гуманитарных науках, однако  ученой степени она чуралась как чумы. Прекрасно владела несколькими иностранными языками, но любили сидеть дома и до поздней ночи слушала  то Немецкую волну, то  Би- би си  на языке оригинала.  Мать  особенно  ненавидела моих подружек: про каждую она находила добрые слова - эта  зубастая кикимора, та - вобла сушеная или глиста немытая, иная  обожрала  весь магазин, от чего и  разбухла, следующая - прости Господи с панели и т.д.  По началу я был наивным и прислушивался к ее мнению, а потом   протестно  начал поддавать  ей  песенного жару:
"Майоры"
Бывшие майоры,
Стальная рать,
Чудно разговоры
Пивом запивать.

"Был тогда порядок,
А теперь не то",-
И сутулясь ежатся
В драповом пальто.

Давайте выпьем за  те времена,
Пусть будет кружка всегда полна.
Давайте выпьем, еще нальем,
Ведь мы не часто так дружно пьем.

Между тем, что было,
И  тем, что есть,
Красная стена застыла,
Кирпичей не счесть.

А по той сторонке лишь мечтания,
А по этой- гипсовый бюст Сталина.
Из времен жестоких он просчитался вновь,
Полагал, не видно на красном флаге кровь.

Кровь она сочится в души каждый год
Безнадзорной  памятью наш силен народ.
Давайте выпьем за те времена.
Пусть будет кружка всегда полна.

Давайте выпьем, еще нальем,
И может  быть  когда- нибудь мы  что-нибудь  поймем.
Квартирная мертвечатина меня удручала и в  довершение психологической атаки на семейный дом  я пускал такую пулю:
                "Авария"
Обгоревшей машины окалина,
Об колес тормозивших след.
Кровь забрызгала фото Сталина
В Ветровом уцелевшем стекле.

Усмехаясь чуть вздернутым усом,
Он спокойно на мир глядел.
Вот еще один сбился с курса,
В проводах тревожный ветер гудел.

А движенье замедлилось дружно
Легковушек и грузовиков:
Неужели такое нам нужно,
Чтобы каждый задуматься смог.

Ведь нельзя слепо верить дороге,
В непогрешимость ее скоростей.
Мы заплатим тогда слишком многим-
Самой жизнью и верой своей.
  Я понимал свою мать. Она была из номенклатуры, многих ее подружек в детстве отправили в сталинский детдом, пацаны ее возраста погибли на войне. В 50-е годы она работала в Управленческом поселке с пленными немцами, потом была переводчиком   на деловых встречах, присутствовала во время испытаний ядерной бомбы в Тоцких лагерях. Мать  могла многое, что рассказать, но молчала как замороженная треска. Она  часто ездила за границу, особенно в Австрию и   была в  Куйбышеве  одним из лучших специалистов по немецкому языку, но боялась   сотрудничать с немецкой организацией "Надежда", где ее профессионализм был  исключительно востребован.  За год до пенсии ее выгнали из  пединститута, и пришлось почасовиком в должности ассистента  дорабатывать  в университете.  Она была сталинско-бериевской закваски,  собирала фотографии юных большевиков, отдавших жизнь за родину из "Огонька" и хранила в  шкафу, веря, что лучше СССР ничего не было, нет и не будет. Всех  остальных она презирала, мол, фальшивят, не искренние к святым идеям освобождения человечества от эксплуатации.  Ее героем был Штирлиц , а значит и актер Вячеслав Тихонов. Именно поэтому я для нее написал особую песню:
                "Фон Дитрих"
"За нашу победу,- сказал штурмбанфюрер
Кто больше напьется, тот дальше пройдет.
Коньяк пусть оплатит тот, кто на Восточный,
На небе рейхмарки не в счет".

Истинному наци  нужен только фюрер,
Девочки и пиво в теплом казино.
Истинному наци нужно очень мало-
Лишь бы не загнали на Восточный фронт.

Штурмфюрер фон Дитрих, ему на Восточный-
Решил все спустить, но карта идет.
Теперь он богатый, теперь его Марта
В два раза слез больше прольет.

Истинному наци...

Две тысячи фунтов забрал бывший Дитрих,
С секретною сводкой сбежал за кордон,
А этот несчастный, ему проигравший,
Был скромный Штирлиц -шпион.
Истинному наци...          
                Моя среда

      В начале 70-х годов ХХ века я жил в генеральском доме и со своего огромного   номенклатурного  балкона наблюдал, как в Куйбышеве продвигается битломания.  На улице Чапаевской вокруг  меня жила элитарная молодежь, то есть дети партийно - хозяйственных чиновников. Где-то часов в шесть вечера из окна дома по  Красноармейской, 19  на всю улицу  вдруг  начинал звучать альбом "Револьвер".   Возмущенные  соседи  вызывали милицию, и та обрывала музыку, но через час - полтора из соседнего дома  мощно раздавался другой альбом, скажем "Резиновая душа".   Снова приносился милицейский газик и  принуждал к тишине. Тогда включался мощный динамик в соседнем   от меня подъезде. "Белый альбом" удерживался минут тридцать, так как милиция сначала согласовывала  с вышестоящими инстанциями свои репрессивные действия в таком важном доме, охранявшимся непосредственно КГБ. Был,  кстати, такой случай, когда  гэбисты повязали  в соседнем  подъезде особо рьяных милиционеров, сунувшихся  на секретный объект без особого дозволения.
     Так сама улица меня знакомила с творчеством группы Битлз и Ролинг стоунз. В нашем закрытом дворе фанаты рок-музыки огромными буквами на заборе  написали лозунги в поддержку этих   коллективов  и их солистов.  В связи с тем, что надписи сделали дети командного состава ПриВо несколько лет никто не решался стирать эти  граффити, так что мое детство прошло под лозунг : Браво Битлз и Ролинг стоунз. Я каждое  утро  смотрел  из окна своей спальни на это веяние западной культуры, а потом шел  в школу, где мне долбили мозги про подвиги  Зои  Космодемьянской и Лени Голикова.
   Как-то сосед Александр  заговорщически спросил: "Почему я вечером не хожу в Пушок, где собираются все центровые и бывает очень интересно".  Я наивно спросил, что такое пушок, и у кого он растет под носом? Оказалось, что так молодежь называла Пушкинский сквер за драмтеатром. Я пошел, там  было человек пятьдесят молодежи экстравагантной  наружности. Все в джинсах, многие в рваных, у девок волосы были окрашены в зеленые, розовые,  фиолетовые цвета. Невысокий парень с пронзительными горящими глазами читал лекцию о роли личности в истории. Он утверждал, что не личность делает историю, а история порождает личности. Так Ленин оставался бы уездным адвокатишкой, попивающим Жигулевское пиво на "Дне" в Самаре, если бы не было бы социального заказа общества на авантюристов. Ленин оказался просто в нужное время в нужном  месте. Ульянов разрушил порядок вещей, создал хаос, из которого родилась новая красная империя во главе с красным императором Сталиным. Я аж открыл рот от удивления. Как все эти слова отличались от наших школьных зазубренных догм. Сколько звучало здесь свободы и личностной раскрепощенности по сравнению с обрыдлыми комсомольскими собраниями, где от скуки дохли на лету мухи.    Все слушали, затаив дыхание: кто стоя, кто сидя, лежа на траве. " Это кто",- тихо спросил я приятеля. Тот ответил: " Сам Беба говорит. Он здесь теоретик всех хипарей Куйбышева".  Потом подкатили менты, началась облава, и мы разбежались кто куда вниз по косогору. Я остановился далекого на Набережной.
       В  70-е годы ХХ века мой дед имел большой вес в Обкоме партии.  1 апреля 1976 года во второй половине дня нам домой раздался звонок. Дед взял трубку. Звонили из администрации области и сообщили, что студенты политехнического института устроили бузу на Самарской площади и идут толпой в сторону площади Куйбышева, возможно для того, чтобы раскачать и уронить  чугунную фигуру Куйбышева, провозгласившего в Самаре в 1917 году Советскую власть. Дед стал орать в трубку будто из военного окопа, мол, окружайте их и готовьте пулеметы, это, наверное, прорвались "зеленые братья" с Западной Украины или из Литвы, а вовсе не студенты политеха. В трубке сказали, что среди толпы замечены сын первого секретаря обкома КПСС Орлов, сын зам. командующего ПриВо  и дети  других высокопоставленных чиновников.    Тогда дед громовым голосом предложил связаться с Москвой и пусть там все решают. Через несколько минут ему перезвонили из  обкома партии и сказали, что толпа памятник не свалила, а пошла дальше, в сторону Ленинградской и возглавляет ее ужасный человек по фамилии Бебко. Дед опять орал, что Москва пусть принимает решение с этими белобандитами, но, как можно, скорее, а дети чиновников, скорее всего, взяты в заложники. После этого он долго курил, ходил по комнате и спрашивал в пустоту, откуда же такие  враги повыползали? Я влез в тему, сказав, что мажоры никакие не заложники. Сын первого секретаря несколько лет уже хипует и у французской дубленки пуговицы заменил на ветки, сын генерала шьет брюки из белой скатерти и занавесок. Они все это и организовали, потому что с жиру бесятся. Их возят на черных "Волгах", и шофер каждый день надрывается, притаскивая ящики с дефицитными продуктами. У  деда вылупились  глаза, и  он заявил, что я тоже диссидент, попавший под влияние "забугорных" голосов, ужасных битлов и хрипатого алкоголика Высоцкого. Мой дед в городе считался последним большевиком. Не смотря на высокую зарплату он курил "Беломор" и все доходы отправлял в фонд мира. В детстве  он, давая мне конфету, говорил, что это дедушка Ленин прислал. Когда я подрос, а дед все продолжал свои коммунистические песни, то это вызывало  у меня сначала раздражение, а потом иронию. 

    В  том же  году я поступил в политехнический институт.  В ноябре  в коридорах  студенты шептались, я слышал краем уха одну и туже фамилию Бебко.  Комсорг группы, с которым я дружил, рассказал, что этот самый Бебко, по всей видимости, засланный бандеровец с самой Западной Украины, он хотел, вероятно, тут что-то взорвать - то ли обком партии, то ли  памятник  Чапаева, но был разоблачен.  Через некоторое время   приятель  Валера Лукьянов  дал мне газету "Волжская коммуна" с большой статьей об этом страшном человеке. Как сейчас помню,  в центре материала фотография, на которой стоит  симпатичный   паренек  с открытым лицом  и внимательным взглядом,  весь в джинсе, засунув два больших пальца в лямки для ремня.  Он позировал  на фоне кирпичной стены. "Вот видишь,- сказал товарищ,- это настоящий наймит западных спецслужб, джинсовый костюм ему прислали прямо из Вашингтона, а у стены застыл, как бы намекая, что всех нас,  советских людей, скоро поставят к стенке, но этому не бывать, резидент разоблачен, бандеровщина в Куйбышеве не пройдет". Статья, по-моему, называлась "Косогор". Это другое название Пушкинского сквера или Пушка. В  материале  говорилось, что неокрепшие юношеские души в этом месте  враг пытался  растлить мерзостями , идущими с Запада. Джинсы, жвачка и битлы - это проект ЦРУ  по растлению советской молодежи, сбивающий с пути строительства коммунизма.   
    Другим противником режима считался в городе Костя Лукин. Меня с ним познакомил художник Володя , подрабатывавший в то время дискжеем.  Записи легендарных рок-групп проходили через руки Константина, а потом , как говорили комсомольцы, отравляли окружающую социалистическую действительность. Помню у  того эти огромные бабины,  пленкой с которых можно было опутать весь город. Володя вел молодежные вечера, и я иногда писал ему вступительные тексты, просто, сермяжно, с кандовым юмором. В среде дискотетчиков  было наложено табу, но их антисоветчина  сквозила в каждом слове:" вон Советы привези финские трубы, бросили во дворе на морозе, а теперь выбросят, а почему нет безработицы в Союзе? Один ломает, другой чинит, один кладет  асфальт, другой начинает ремонт теплосетей. Надо молчать, кругом сексоты, иначе поедешь к Бебе на именины".
   Под воздействием такой атмосферы  я написал следующее:
  "Завлаб Петькин"
Выпив пиво два ведра,
Петькин закричал:"Пора!"
И наш веселый коллектив
Начал пить аперитив.

Кто  то крикнул:"Все не так,
На работе -каждый враг.
Маху дал ВЛКСМ,
Одолеет дядя Сэм.

Здесь было много всяких
Вполне приличных лиц:
Сам кандидат Ивакин,
С ним пять девиц,
И зам. завлаба Петькин,
А с ним магнитофон,
И тот еще, который задал тон.

Утром в мой  похмельный мозг
Мысль вошла:" да я здесь рос,
Чем гордимся, все ругал,
Мой моральный дух упал".

Лучший свой надев жакет,
Я поехал в комитет,
К майору на второй этаж-
Очередь, как в Эрмитаж:

Там было много всяких
Вполне приличных лиц:
Сам  кандидат Ивакин,
С ним пять девиц,
И сам завлаба Петькин,
А с ним магнитофон,
Но  в кабинете тот, кто задал тон.

Сидели все рядком,
Здесь каждый был знаком,
И я хотел без очереди лезть,
Но мне орет народ:"Пускай назад уйдет,
Спасется тот, кто первым   донесет".
                Праздник мух

   Вспоминаю самое начало 80-х годов, время совершенно одряхлевшего Брежнева. Только ленивый не рассказывал о шуте генсеке очередной анекдот. Никто почти  ничего не боялся, но каждый понимал, что скоро произойдут какие-то общественные изменения. Помню декламирую художнику Володе такой стих:
 Это, что за Бармалей
Вдруг залез на мавзолей?
Брови черные густые,
Речи длинные пустые.
Кто загадке даст ответ,
Тот получит 10 лет.
          Приятель аж взорвался от возмущения, мол, что ты брешешь? Это Брежнев, но меня за это никто не посадит. Он стал кричать в окно:"Брежнев, Лежнев, Межнев..." Казалось, большевистская власть ослабела.  За такое ощущение однажды я чуть было не поплатился. Дело было так: я  и  мой творческий  компаньоном   Костя  выпили  хересу по рупь  восемьдесят у меня дома. Ночью решили проветриться, вышли на площадь Куйбышева, а там красотища:  все запорошено белым чистым снегом, народа никого, одни фонари светят. Тишина полная, медленно падают крупные снежинки.  Мы стали  бегать друг за другом, валяться в сугробах, веселились как дети.  Хотел уже  возвращаться домой к недопитой бутылке, но тут Костик  побежал к памятнику Куйбышева с криком, мол ему там одиноко, холодно и скучно, нам надо всем объединяться в эту сказочную ночь. Делать нечего, я последовал за товарищем.
    Около памятника Костик стал подпрыгивать, пытаясь зацепиться за  край пьедестала, но это оказалось невозможным. Тогда он встал мне на плечи и попытался ухватиться за сапог Валерьяна Владимировича, чтобы подтянуться и приблизиться к  вождю и основоположнику.  Тут вдруг   из дверей оперного театра выскочило несколько  человек в форме и  в штатском. Они бросились к нам.  Костик спрыгнул вниз, сделал из пальца пистолет, вытянув длинный указательный палец и закричал:"Пух-пух!" Я  рванул в соседний сквер за оперный театр и  краем глаза увидел, как подкатил ментовский  газик, отрезавший  весельчаку путь к отступлению.  Приятеля свинтили и куда-то поволокли.   Я обежал несколько кварталов и проходным двором вернулся домой. Там допил все, что оставалось и лег спать.
      На следующий день Костика выпустили из обезьянника, и  возник повод для новой выпивки.  Товарищ рассказал, что с ним произошло, как его привези в Ленинский райотдел милиции и там,  приглашенный со Степашки,  гибист долго выспрашивал, куда  была спрятана бомба?  Он уточнял,  в каком месте заложена  взрывчатка: под сапогом или где еще?   Потом офицер выяснял связи  подозреваемого террориста с  местными диссидентами, называя неизвестные фамилии. Утром парня  отпустили за отсутствием состава преступления, но напугали сильно. Вертикаль власти дала себя знать. Она не  исчезла, а лишь затаилась.
   С  Константином  в то время  сделали музыкальный дуэт под названием "Праздник мух". Приятель играл то на дудке, то на банджо, а я на гитаре. Песни получались какие-то философские, постмодернистские:
                "Бумага"
Серый картон – бутафорные скверы,
Серое небо бумагой обклеено.
Бумажные лица попутчиков серы,
Бумага, известно, краснеть не умеет.

А у стен есть уши,
У ушей нет стен.
Забирают души
В плен, в плен, в плен.

Бумага горит, но поджечь мир опасно,
Лежит Прометей до сих пор под скалой,
К тому же давно мне уже стало ясно –
Зову я добро неосознанным злом.

Всегда к ноябрю собираются в стаю
Бумажные листья, разбив  дырокол,
И с жалобным криком они улетают
К чиновникам,  пузом   ломающим стол.

А у стен есть уши,
У ушей – нет стен.
Дождь прольется в души
Словно кровь из вен.
    В то время мы готовы были репетировать где  угодно: в парке, на  даче, совершенно не обращая внимания на  то,  понимает ли публика наше творчество или нет. Это было полное самоуглубление. Любимым местом являлся  пляж на Маяковском спуске, где регулярно  распространялся   пьянящий  сладковатый аромат  забродивших дрожжей с Жигулевского пивзавода. Одурманившись запахом, наигравшись вдоволь, мы порой поднимались в стационарное  каменное кафе на Набережной у Чкаловского спуска, где  распивали портвейн "Анапа" за  два двадцать, заедая сливочным мороженым из нержавейки.
               "Шейх"
Я вчера пришел к дверям
Квартиры и позвонил,
Но никто мне не открыл,
Ведь живу  там только я.

Вынув ключ, я дверь открыл.
Вытер ноги,  сделал шаг
И подумал: а кто вот так
Их вытрет об меня.

Я стал
Бумажный генерал
Оловянных солдат.

В один из этих куцых дней
С балкона прыгнуть бы,
Но боюсь, что станет мне
Только веселей.

Но ведь я богат,
Сказочно богат,
У меня ведь есть мои желанья.
Если их собрать
В одну большую сумку
И шейху подарить –
Он сказочно станет нищим.
   На Революционной в универсаме продавалось Арбатское смородиновое вино по рупь восемьдесят. Костик иногда заходил в магазин с колокольчиком. Продавщица спрашивала, мол, это-то  зачем? Товарищ отвечал: " Чтобы не потеряться". Затарившись, мы шли в какое  - нибудь  уютное местечко и играли:
                "Небеса"
Приходило  вчера любоваться назавтра.
Я попал между ними как бутылка вина –
Просто тупо смотрел  на их праздник
В этот ясный осенний день.

Чтоб  увидеть одно, подойти лучше ближе,
Чтоб увидеть другое -отойти  нужно  вдаль.
Ну а чтобы увидеть все -
Стоит  просто закрыть  глаза,
И поверить, что ты есть тот Бог,
Только Бог в тебе уместиться не смог,
И теперь он правит  один небесами.

Очень долго я думал, что же лучше, что хуже,
Подошедший Христос мне сказал: «Суета».
А у райских ворот  раскричались старухи:
 «Ни на ком нынче нету креста».
На Христе нет креста,
На кресте нет Христа.

Так скажите, кто правит теперь небесами?
  Когда к нашему дуэту присоединялся  третий компаньон, пусть даже и не музыкант, мы давали ему погремушку, и все вместе входили в полный экстаз:
 "Страннички"
По песочку бережком
Тама, эх, да тама, эх
Да тама страннички идут.

Я – вечный странник,
Где взять сил остановиться?
Что манит издали –
Вблизи пугает,
Звезда оказывается пылью.

И  начиная, я боюсь конца.
И начиная, я боюсь конца.
Я потерял надежду,
Я, обнимая, плачу.
                По туристским  тропам

  С Костиком  мы зимой ходили на лыжах с Маяковского спуска до села Выползово, а далее в сторону Красной Глинки, иногда посещали пещеру Греве.  Среди снегов она выглядит  еще более  таинственно. Летом наш дуэт плавал на байдарке по Самарке от Бузулука,  по Кондурче от Елховки. Там во время похода создавали новые песни, которые тут же исполнялись среди туристского братства. За несколько дней наш отряд рос, в него вливались все новые байдарочники:
             "Байдарка"
Мы на пути своем ждем водопады,
Мы водопадам  будем этим рады.
Против течения чтоб плыть научиться,
Мы по течению плывем.

Байдарка мчится
Как большая птица.
Вальс приключений весло поет.

И кажется нам, что мы капитаны,
Лесные реки наши океаны.
Против течения чтоб плыть научиться,
Мы по течению плывем.

Байдарка мчится...

Печаль всегда живет в таком туризме:
Конец походов одинаков так-
Река взмахнет вслед рукой серебристой,
Байдарка сложена в рюкзак.
   Особенно приятно плавать по малым рекам в начале мая. Повсюду цветет черемуха. Бывает так, что  белые как снег кусты переплетаются над рекой, а байдарка несется по ароматному коридору навстречу приключениям. Они происходят на каждом шагу: то  завалит реку обрушившееся  дерево, то   водный путь  преграждает  старая заброшенная плотина, создавая настоящий метровый водопад.   Поход иногда начинался в жару, а на третью, четвертую ночь ударял мороз. Одним словом экзотика.
              "Чудо"
Мимо чуда пройдешь раз двести,
И вот чуда уж нет на месте.
Чуда будто не бывало никогда.
Жить без чуда невозможно.
Соберем рюкзак дорожный,
Остальное просто не беда.

Мы пойдем туда, где горы
Синевою с небом спорят,
Где в ручье студеная вода.
Захрустит костер из веток
И живым горячим светом
Песенку споет нам как всегда.

Протечет в грозу палатка.
Пища кончится - несладко.
Как Кобзон комар нам надоест,
А вернемся мы оттуда,
Все покажется нам чудом,
И  как волка  снова тянет в лес.
  Помню летнюю Самарку с бешеным течением, сбивающим с ног. По обе стороны - степь и  небольшие кусты вдоль берега. Там, где крутой песчаный обрыв- повсюду видны  маленькие пещерки, в которых живут ласточки. Часто встречались брошенные деревни и полуразрушенные церквушки  как будто  Россия встала и куда то ушла.
     Хочу заметить, что иногда мы встречали  местных жителей.  Те не проявляли дружелюбия, наоборот в каждом слове, жесте сквозила злоба, мол, городские приперлись,  будь им не ладно. Пацаны кричали с берега:" В следующий раз  торпеду в вас запустим, нечего по нашей реке плавать, заразу принесете и рыбу распугаете".  Однажды видели деревенскую свадьбу на полянке у реки.  Костик сдуру крикнул:"Поздравляю молодых".  Друзья и подруги жениха с невестой схватили пустые бутылки и стали ими кидаться в нас. Слава Богу, расстояние оказалось достаточно велико. Во время похода встретили рыбаков с бреднем. Те на удивление не  схватились  за ножи, а наоборот дали нам рыбы для ухи. Оказалось, что это горожане, приехавшие  на жигуленке слегка  побраконьерить. Они рассказали, что сельчане бояться сглазу, новых людей, считают, что болезнь передается через одежду, пищу. Зашел чужой  в реку - воду опоганил.
      Плавали мы также в заповедник Васильевских островов. В те времена там была строгая охрана, ведь рыбные угодья принадлежали Приволжско-Уральскому военному округу. Там находился заказник для  генералов, любителей рыбной ловли.
"Васильевский остров"
На Васильевский остров
Пробраться не просто:
Поджидает там  егерь, злобный словно  Кащей.
Ходит в черной фуражке,
Верит только бумажке,
Ну а нам он не верит, прогоняет взашей.

А там серая цапля и белая чайка,
И крупные капли нам дождя не страшны.
А там серая цапля и белая чайка,
Они в зимние ночи наполняли все сны.

Встал  вопрос очень остро,
Как  пробраться на остров,
И  с какой стороны бы обойти нам закон.
Я байдарку на спину,
Сквозь болотную тину
Лес , как грубый лазутчик, иностранный шпион.

Встретил   белую чайку и серую цаплю...

Я играл на гитаре,
Звезды мне подпевали.
Нашим другом стал август, весь пропахший костром.
А когда расставались,
Волны тихо плескались,
И украдкой заплакал месяц август дождем.

Вспомнил белую чайку и серую цаплю...
  Мы забрались в самое сердце заказника, где была почти нетронутая природа. Помню закричала  в вечерней мгле выпь, и Костик аж побелел от страха, полагая, что кого то душат. Мы прятались в кустах вместе с байдаркой от лесников. За неделю там никто ни разу не появился, только мы и природа.  Иногда  утром  приходил лось. Когда плыли назад на байдарке кусочки хлеба подбрасывали в воздух и их  налету хватали чайки. А потом нас ждал  шумный город и новые творческие порывы.
               "Ветер"
Где-то там, а может  где-то здесь
Растворен до капельки я весь.
Мне б добраться,
Мне б собраться,
Мне б воскреснуть и зацвесть.

По большой рассыпан я Земле,
Я затерян где-нибудь в толпе.
Словно ветер, чист и светел
Голос мой запел, голос мой запел.

Я стучу макушкой в небеса.
Мои уши словно паруса
Ближе к раю я взлетаю,
Слышу  ангельские голоса.

Ну,  уж вот растаял белый снег,
Я опять – обычный человек.
Только память сердце ранит,
И во мне уже навек -

По большой рассыпан я Земле,
Я затерян где-нибудь в толпе.
Словно ветер чист и светел
Голос мой запел, голос мой запел.
   Помню мы отмечали с Костиком Новый год  все на той же площади  Куйбышева под городской елкой, которая раньше украшалась огромным шатром из горящих лампочек. На праздничном дереве висели  огромные стеклянные шары и мягкие игрушки. Мы пили водку из  солдатской фляжки и играли для веселой публики.
                "Паук"
Эй, паук, сплети наш белый вечер
И нашу встречу с теми, кто пришел.
Кто пришел,  кто приходит, кто придет.

На белом бархате сна -
Неподвижность.
Как околдует она,  колдует она
Искрящейся  модой Парижа.

Эй, паук, сплети наш белый вечер
И нашу встречу с теми,  кто ушел.
Кто ушел, кто уходит, кто уйдет.

На белом бархате сна...
                Встреча с Прибалтикой

    Летом  1982г. я с Костиком  ездил  на поезде в Ригу. Латвия оказалась совершенно другим миром: старинные улочки, чистота, культура. Там полюбили ходить в кафе на свежем воздухе и пить чешский еловый ликер  по 3 рубля за бутылку , запивая томатным соком  по 10 копеек бокал, и все это заедать мороженым крем брюле по  28 копеек   за порцию. Вокруг сидели исключительно вежливые цивилизованные люди. Как-то столик напротив заняла молодая семья, все исключительно красивые: высокий мужчина лет 28, женщина как с обложки гламурного журнала,   стройные ноги  от ушей, длинные  естественные светлые волосы. С ними  был маленький ребенок  с кудряшками, ну, чистый  амурчик.  К  семье подсел какой- то знакомый,  вылитый Квазимодо, маленького роста, с  красной мордой, на которой казалось разбивали кирпич. За столиком пришедший создал очевидный  мезальянс. Страшило лузгал семечки и сплевывал на пол, вскоре мы заметили совсем странное:  страшный мужик гладил под столом ноги красотки, та хихикала, а муж делал вид, что ничего не замечает. Вот это нравы...
"Тоска"
Ты стояла по углам
И сидела за столом,
И тебя, моя Тоска,
Угощал я коньяком.

Думал пьяный  я тобою
Стану нелюбим.
Подойдешь, посмотришь
И уйдешь  с другим.

Но в коньячной полутьме
Я противиться не смел,
И  Тоска меня взяла,
Обняла и повела.

И я  пошел туда,
Где Хорошо живет –
Интим - салоны где,
И кабаки с вином.
  Костик меня всегда восхищал искренностью своих порывов. Вот и тогда, потрясенный странной сценой, он стал громко вопрошать, мол, почем сейчас латвийская женщина? Подскочил официант и предложил нам удалиться, что мы и сделали. В центральном универмаге на Крисчен барона  мы увидели в свободной продаже концертные гитары  фирмы "Музима" по 105 рублей за штуку. Этот дефицит   привел в восторг, и  мы тут же их приобрели, так что на обратном пути из Риги в Куйбышев мы две ночи в своем купе давали перманентный концерт, запивая музыку  шестирублевым португальским  портвейном "Порто" в  изящных  пузатых бутылках, залитых сургучом .
"Праздник мух"
У меня есть свой мир моих мух и слонов.
Если в нем ты не слон, обижаться не стоит.
Я люблю своих мух, в них – основа основ.
Мух сажаю на трон, ведь они того стоят.

Слон без трона   велик, как живая гора,
Потому отдает привилегии эти.
Муха правит слоном, здесь природа права,
Если ж наоборот – муху слон не заметит.

И  одет пусть каждый разно:  модно, пестро,
С высоты посмотришь – так не сносно.
А не видеть это всем нам вовсе чтобы –
В  городе моем не строят небоскребы.
Латвия запомнилась мягкой балтийской погодой, теплыми дождями, ароматом сосен. Взморье просто восхитило: огромный многокилометровый пляж с мелким белым песком, прозрачная вода, в которой плавали мелкие рыбешки, повсюду ресторанчики, кафушки, ночные стриптиз бары. Где советская власть, где коммунисты- не видать. Все надписи на латинице, полно интуристов, особенно немцев и  скандинавов. СССР я заметил только в одном: в Куйбышеве я   приобрел купон  сберегательной кассы на 500 рублей, а в Риге без проблем обналичил. Советская банковская система работала четко и отлажено как часы.
   Вскоре деньги закончились, и мы вернулись домой на Волгу. Пришли на городской пляж  и не смогли купаться после Балтики. Мужики пили пиво и бегали в   воду, некоторые не успевали.   Разница культур резала как стеклом.
  Борясь со скукой,   Костя купил мотороллер, и мы по ночам ездили на нем, часто в подпитии. Это обостряло   вкус к жизни. К этому времени стало понятно, что перспектив впереди нет никаких. Застой заморозил все вокруг.  Повсюду  люди-функции, биороботы.  Мотороллеру, как средству, повышения жизненного интереса  посвятил  такую песню:
    "Мотороллер"
Купил я двухколесный аппарат,
В нем целых восемнадцать лошадей.
Хотя, конечно, ходу нет назад,
Зато совсем немного запчастей.

Во вышел на Московское шоссе,
К кювету прижимает самосвал,
От смерти был почти на волоске,
А шоферюга весело сказал:

"Скажи еще спасибо, скажи еще спасибо,
Скажи еще спасибо, что жива,
Неумная большая, неумная большая,
Макака в шлеме,"-  вот и все дела".

На красный свет несутся "Жигули",
Я еле-еле в сторону ушел.
Откуда-то тут вылезло ГАИ,
И мне же, суки, сделали прокол.

Стоят они под деревом вон там,
И каждый гусь в мундире гнет свое.
Кому по чину лезет четвертак,
А кто в тихую кормится рублем.

Скажи еще спасибо...

Теперь на жизнь по-новому гляжу
И  часто во спасение души,
Не то чтоб езжу - лыка не вяжу,
А так сказать верней - не лыком шит.

Вот мне навстречу пьяный тракторист,
А мне плевать, я  пьяный как  матрос.
Он где-то на обочине завис,
А я ему кричу, - привет, колхоз!

 "Скажи еще спасибо, скажи еще спасибо,
Скажи еще спасибо, что жива,
Неумная большая, неумная большая,
Макака в кепке,"- вот и все дела".
                Ташкент

    Осенью 1985г.  мне пришлось поехать на  шесть месяцев  в Ташкент повышать историческую квалификацию. За это время одна знакомая так обработала Костика, что тот просто вычеркнул меня из своей жизни. В Ташкенте я тоже много пел, играл на гитаре, встречался с интересными людьми.
               " Старый дом"
Я гляжу на небо, черное и злое,
Неслучайно древними туда посажен Бог.
Взять бы эти странные, звездные обои,
И в нашем старом доме обклеить потолок.

Расколдуйте, расколдуйте старый дом.
Поселите, поселите Бога в нем,
Бога солнца, Бога  радости и грусти:
Нам без Бога  - убого, ей Богу!

Может быть оттуда, с уголка вселенной
Кто-то на меня глядит,  тоже не осел –
Звездным бы паркетом, он думает, отменно
В нашем старом доме обклеить можно пол.

 Расколдуйте, расколдуйте, старый дом...

Будут наши мысли мчаться меж галактик,
Через сто парсеков встретятся потом.
Как воспоминания о мне и звездном брате
Будет этот старый, старый добрый дом.

Расколдуйте, расколдуйте старый дом..
 Я выступал в русском культурном центре, встречался с известными бардами.
" Контрабандист"
В год смут и драк ХХ столетья,
Когда пошла без козырей игра,
Возил наш папа марксистам пистолеты,
Над ним недобро шутили фраера.

 Он  думал, жизнь пойдет совсем иная:
Отменит деньги молодая власть.
Он мне оставил в наследство, умирая,
Свой старый  кольт, баркас и к сморю страсть.

Эй, Моисей, держи правей,
Туда, где  старенький маяк,
Где папа наш был белыми убит.
Не знал родней своих морей,
Не врал, не может врать моряк.
Душой и сердцем мой  папа не забыт.

Мой папа был на вид совсем не броский,
В душе ж романтик, что ни  говори:
Носил тельняшку в тридцать три полоски,
Христу ведь тоже было тридцать три.

Давно гербы сменились на монетах,
Иные козыри в Одессе дорогой,
И только таможенных нет запретов,
Для тех, кто в рай, туда, где папа мой.

Эй, Моисей...

Наш всероссийский староста Калинин
Вещал с трибуны, мол шпионы все кругом.
От этих ужасов тряслись мои штанины,
Я от шпионов убегаю за кордон.

К нам катера летят патрульной службы,
Прожекторами плюют в лицо,
Мне на холодном ветре стало душно-
Жжет руку  кольт, подаренный отцом.

Эй, Моисей, держи правей,
Туда, где  старенький маяк,
Где папа наш был белыми убит.
Не знал родней своих морей,
Не врал, не может врать моряк.
С небесных далей нам папа подсобит.
    Коллеги по институту повышения квалификации не слишком одобряли мою концертную деятельность, а потому даже хотели написать письмо в Куйбышев о моем  аморальном поведении. Чтобы предотвратить кляузы пришлось вмешиваться даже членкору  Академии Узбекских наук.
"Дилижанс"
Христовою раной заря
Уходит в далекие страны.
Забытые тайны хранят
Немые ее караваны.

Между тем качает небо
Звездный дилижанс.
Хлеба и зрелищ, зрелищ и хлеба
Просим в свой звездный час.

Вот нету другого пути,
На небе путь млечный остался.
Старайтесь -  ка  приобрести
Билеты в его дилижансе.

А что же случилось бы если
Люди стали мудрей?
Пели  б,  наверное,  песни,
У звездных греясь огней.
Между тем качает небо
Звездный дилижанс...
   Когда я вернулся в куйбышевскую рутину, то долго вспоминал Ташкент.  Это, действительно, город хлебный под ярким азиатским солнцем. Первое, что потрясло - это обилие зелени, отсутствие пыли и чистый воздух. Дома стояли, опутанные виноградными лозами,  которые тянулись порой  до самых крыш. Сочные ягоды красные, розовые, желтые, зеленые бились прямо в окна  - съешь меня!  Вдоль дорог  росли яблони, груши, гранаты. Можно было подпрыгнуть и сорвать  подарок Востока.
     Центральная улица Ленина , широкая и прямая   утопала  в цветах и тянулась на несколько километров. Повсюду стояли киоски, ларьки, ларечки, открытые прилавки с зонтиками, где шла бойкая торговля всем, чем угодно.  Все это идеально вписывалось в ландшафт и  композицию центра.  На каждом перекрестке стояли котлы с  кипящим маслом, где узбеки в национальных халатах и тюбетейках готовили жареную рыбу, чебуреки.  Все покупалось и продавалось днем и ночью. В любое время подойди и постучи в окошко  продуктового  магазина и тебе продадут лаваш, конфеты, фрукты, вино. Для пива стояли автоматы, бросил двадцать копеек и кружку пенного напитка всегда  можно было испить. Потрясло отсутствие дефицита. На прилавках свободно лежала  семга, красная рыба по рубль пятьдесят за  килограмм, местные сомы, толстолобики, белый амур, удивлявшие дешевизной. Доминантой  торговли являлся  старинный Алайский рынок, огромный  восточный базар, удачно вписанный в органику центрального Ташкента. Там продавали все, что угодно:  огромные  метровые дыни, похожие  на артиллерийские снаряды, красные  пузатые как снегири гранаты, море винограда от мелкого кишмиша, изящных дамских пальчиков до гроздей  с плодами размером в небольшое яблоко.
      В городе    продавалось  много японской техники фирмы "Сони", "Панасоник", "Шарп", "Акай"... Повсюду пели цикады, летали южные бабочки. Потряс губернаторский сад, раз в  пять  больше  Струковского, который прорезала река Анхор, обрамленная гранитными плитами и отличающаяся   бешеным течением. Купались там особым способом. Через каждые  двадцать, тридцать метров с одного берега на другой был протянут стальной канат. Умирающие от жары прыгали в водоем  и держались за канат, отпусти руки и тебя уносит неимоверная сила, так что успевай  ухватиться за следующую проволоку,  держась за которую и вылезали на берег.  Висело несколько тарзанок, и ловкачи раскачивались на них, а потом прыгали на середину реки головой вниз. Тут же некоторые спиннингом ловили    мелкую форель.
    Один  мой коллега, умирая от жары, прыгнул в Анхор. Течение его понесло вниз, и он начал орать:"Ай-яй-яй, помогите, тону!" Маленькие полуголые узбекские  дети стали весело прыгать  и кричать:"Такой большой белый человек, а такой дурак!" Несчастного в доли секунды донесло до каната, по которому тот трясясь  от страха еле вылез.
  Меня удивило, что Советский Союз один, а живут в нем совершенно по-разному. Такой  естественности  поведения, свободы  предпринимательства и душевной  открытости  я больше нигде не встречал.
                Ветерок экономической свободы

      Как-то зимой  1987г. я зашел в гости к своему приятелю Жене Муратову. Тот считался в Куйбышеве известным рокером. У него даже была своя   группа под названием "К2".  Парень весь себя отдавал музыке, а по ночам работал сторожем в магазине на Ленинградской. Одним словом это был прогрессивный молодой человек. Так  вот я застал его в некотором возбуждении. Женя сказал, что создает музыкальный кооператив. Теперь это можно, у него будут билеты, он нанимает администратора, который  начнет организовывать платные концерты.  Тут к нам пришел еще один гитарист, лидер группы "Мик  и Кук" Володя Елизаров, который стал  тут же набираться экономического опыта от более продвинутого товарища. Володя тоже работал сторожем, правда где-то на стройке.  Оба музыканта имели  высшее образование, но хотели заниматься творчеством.
   Я тоже решил создать музыкальный коллектив и зарабатывать с его помощью деньги. Однако пошел другим путем. При горкоме ВЛКСМ , что располагался на улице Куйбышева, был создан хозрасчетный отдел по работе с творческой молодежью. Там зарегистрировал  бард группу "Детектор лжи" с правом проводить платные концерты. Безналичные средства  от музыкальной деятельности должны были  поступать  на   счет горкома, который  начислял в дальнейшем зарплату. В мой коллектив вошли студенты института культуры Ирина Щетинина, Володя Пауль и Толя Гриднев в роли  администратора.  В основной  состав входили также Борис Гордеев и Станислав Тен.
    Толя Гриднев как администратор не сумел организовать ни одного концерта. Мы его заменили на другого, но  тоже  результат - ноль. Тогда я взялся за это дело сам. Ходил по  профсоюзным комитетам  предприятий и институтов. Дело сдвинулось с мертвой точки. Мы выступали то на швейной фабрике, то в кондитерском цехе.
"Робкий парень"
Был я парень очень робкий:
Девушек боялся.
К ней пришел с бутылкой водки,
Чтоб не растерялся.

Выпил всю, что было водку:
Это ж рай, коль с огурцом.
Спел ей песню во всю глотку,
На полу заснул потом.

Муж явился жлоб -самбист,
Выжил как - не знаю я.
Голова моя звенит,
Как Брежнева регалии.

А олень красив рогами,
А мужчина - должностью,
Ну, а я, поймете сами -
Несравненной скромностью.

Вон в окне твой силуэт,
Он меня насилует.
Сам себя им мучаю,
Как Полпот Кампучию.

Муж явился, подлый гнус.
Бил, ругался матерно.
Я хожу и весь трясусь,
Как сиськи без бюстгальтера.
    В то время публика не была  еще испорчена , и девушки краснели от подобных откровений. И  тогда, чтобы снять неловкость,   я выходил на лирику:
                "Облака"
Ты была далеко, значит,  ты была рядом.
Сколько неба, земли и воды между нами,
Той прекрасной земли, чудо - сада,
В небе письма к тебе я писал облаками.

И пусть нарисуешь ты печаль мою зеленым,
И пусть нарисуешь ты печаль мою синим,
И пусть нарисуешь ты печаль мою черным,
Все - равно она будет светлой.

Я сроднился с тем небом, землей между нами.
Ты вернулась, но как далека  сразу стала –
Нет той прекрасной земли,  чудо – сада,
Неба между мной и тобой не осталось.

За окном  облака проплывают, письма чужие,
Ветром  гонимые: перистые, кучевые,
И мне одно в утешенье осталось –
Ты мужу больше, чем мне изменяла.

И пусть нарисуешь ты печаль мою зеленым,
И пусть нарисуешь ты печаль мою синим,
И пусть нарисуешь ты печаль мою черным,
Все - равно она будет светлой.
                Фестивальная пора

   Когда  наступила  весна 1987г.,  пришло время фестивалей самодеятельной гитарной песни. Мы командой ездили в Чапаевск, Ульяновск, Казань, Тольятти. Помню выступление на Молодецком кургане. Зрители сидели на крутом склоне и после песни чуть не попадали вниз:
               " Сухой закон"
В России бабы толстые,
Дела худым-худы.
Трезвостью напуганные
Злые мужики.

В бутылях  брага пенится,
Гудит хмельной народ,
К великим изменениям
Радио зовет.

Мы работали без Лени,
Но  уСтали, как назло,
И свернув с пути Маленько,
Нас в Хрущебы занесло.

Событьями богатая
Страна была всегда,
Теперь живем мы датами
И радостью труда.

От съезда и до съезда
Работать будь готов,
А если масла нету,
То происки врагов.

С водки все мы ПитекАндропы,
Всем Черненько по утрам.
Кто не Брежничал в работе,
ПоГорбатиться, друг мой, пора.

Но в красной книге гнусному
Змию не бывать.
Рецепты есть искусные
Как сделать свой первач.

В бутылях брага пенится,
Хмельной народ  гудит,
И если кто изменит все,
Так это только СПИД...
    В то время уже свирепствовал  сухой закон, и в народе ходили  анекдоты. Вот один из них:  "Почему вы пьете  водку?"-  спрашивает у рабочих Горбачев.  Те отвечают:" Потому что жидкая,  твердую бы  грызли".   В это время  началась эпоха домашнего самогона, и все только делились рецептами.  Одни ставили на томатной пасте, другие на дрожжах. Бутыли закрывали резиновой перчаткой, которая, надуваясь, передавала привет Михал Сергеичу. Адскую смесь очищали кто молоком, кто подсолнечным маслом, некоторые активированным углем. Я делал тройную очистку, потом снова перегонял и настаивал на дубовой коре.  Мой коньячный  напиток пользовался   спросом и ко мне приходили дегустировать, особенно перед  концертами.
               "Очередь"
В этот холод и стужу, и в мокрый снег,
Когда уж легче удавиться на шарфэ,
Чем вылезти куда-нибудь на проспект,
Я стою немного под шафэ.

Я  сорок шестой, я тверд как металл,
Те, кто сзади - только без рук.
Для себя, для друзей раньше водку я брал,
А теперь еще для нервов беру.

Но нам простить все это очень даже можно,
Ведь мы  потомки голодающих Поволжья.

Ходит  устная истина среди людей,
Говорят она всегда в толпе.
Здесь узнаешь, как сделать популярный портвейн
Из лака для ногтей.

Все таланты со мной в этих очередях,
Они знают наверняка:
Ускоренье придет в научный прогресс
С перестройкой змеевика.
     Наши выступления на фестивалях  имели  такую популярность, что появился круг почитателей, которые ездили за "Детектором лжи" вслед и делали записи. Так  мы добрались до Сызрани, приготовив  совершенно добрую песню:
               "Осень"
Осень ставни качает на доме,
Осень скуку пророчит  с утра.
Вот склонились деревья в поклоне,
Дань листвой  собирают ветра.

Повенчалась осень с ветром, осень с ветром, осень с ветром,
Плакала дождем,
А  потом холодным светом, а потом холодным  светом
Думала о нем,
И кружила,  разметая, и кружила разметая
Мокрую листву,
Словно старая цыганка, словно старая цыганка,
Внемля колдовству.

И в пространстве холодном, скучая,
День и ночь, вспоминая о том
Как весеннюю юность встречали,
Шепчется ветер с  последним листом.

И в агонии мечутся краски,
В пораженье, не веря свое,
И все доброе просится в сказки,
А зима за воротами ждет.

Повенчалась осень с ветром, осень с ветром, осень с ветром,
Плакала дождем,
А  потом холодным светом, а потом холодным  светом
Думала о нем,
И кружила,  разметая, и кружила разметая
Мокрую листву,
Словно старая цыганка, словно старая цыганка,
Внемля колдовству.
   Местные сызранские  комсюки подло встали на пути наших душевных порывов, видимо, представляя себя в роли  Александра Матросова, закрывающего собой вражеский дзод. Руководитель сказал, мол вы заявите одно, а спеть можете совсем другое, вам нельзя доверять. Толстые и наглые молодые аппаратчики готовились к новым  прыжкам по вертикали власти и боялись навлечь на себя гнев  конторы глубокого бурения. Стало очевидно, что  чем дальше от центра, тем  провинциальность  оказывалась  глупее и  консервативнее.  Бедный Горбачев, как ему было тяжело сдвинуть с места телегу российской государственности. Сколько я тогда слышал оскорблений в его адрес. Вместо Михаила Сергеевича,  реформатора называли Иосифом Виссарионовичем Горбачевым. Так поступали порой люди с образованием.  Перестройка всколыхнула народ, не оставив никого равнодушным. Об этом говорили  и барды. Так Анатолий Радаев пел, что любит город Горбачев и счастлив  в нем жить. Оппоненты   с помощью гитары спорили, мол хотим разрушить этот сити, как цитадель предательства. Гитарные песни  оказались в самой гуще общественных противоречий.
   Летом 1987г.  наш коллектив  посетил  знаменитый Грушинский фестиваль.  Мы расположились  в лагере Политехнического института, где  пели, собирая большой круг поклонников.
            "Гитара"
Вот кто-то тронул гитары струны,
И зазвенел над озером сонет,
И растворился в грусти месяц юный,
И в нас самих его пролился свет.

Все в этом мире стало вдруг иначе,
А может так и быть должно.
Когда гитара музыкою плачет,
То никому не будет все -равно.

Гитару держат дружеские руки,
Их пульс усилит чуткая струна.
Из песен я сплету себе кольчугу,
В которой неудача  не страшна.

И в песне сердце к сердцу прикоснулось,
Чужая боль становится своей.
Ушедшие друзья ко  мне вернулись,
Ведь сколько песен, столько и друзей.
  Этой осенью  звукооператор Игорь Кичин  сделал  студийную запись  большинства песен, сохранив их для истории.
    "Официант"
Я играю роль официанта
В чайной под названием "Любовь".
На  таких как я  стоит атлантах
Мир под этой крышей голубой.

Я в любое время - в холод, в осень,
Не спеша, с улыбкой обслужу
И на напомаженном подносе
Самого себя  вам одолжу.

Принесу на завтрак секс  с подливой
Идеалистических бесед,
Но а на обед всегда красивый
Умопомрачительный минтай.

Заскрипит кровать постельным  гимном:
Как никак устроим резонанс,
И пускай от сигарет там будет дымно,
Это, чтобы Бог не мог увидеть нас.

 Мир в проблемах , развиваясь, мчится.
В нем, мой друг, навряд ли, что поймешь:
В постели ты одна - тебе не спится,
А со мной уж точно не уснешь.

В ресторане, что зовется жизнью
Я всего лишь официант.
Если волосы мои принять за листья,
На голове давно уж листопад.
( Эти песни можно прослушать в ВК https://vk.com/audios236769689. Аудиозаписи)
            Бунтующие струны. Часть2
                Содержание
1. Брожение умов
2.Москва перестроечная
3.Уличная стихия Куйбышева
4.Шаги "Гласности"
5.Наши диспуты
6.Все круче и круче
7.Победы и поражения      

                Брожение умов
   Столица объявила  перестройку, ускорение, гласность.  Ни улицах провинциального Куйбышева   появились  кооператоры, торговавшие самодельными  пирожными, конфетами,  швейными изделиями под фирму и сделанными своими руками  табуретками, стульями, столами, полками и т.д.  На улице Самарской  рядом с Красноармейской открылась первая частная пельменная в старом купеческом доме на первом этаже. Хозяин  был хмурый и злой, пугающийся собственной тени.   Дело сдвинулось с мертвой точки, и посетители пошли косяком , вспоминая на генном уровне  знаменитый НЭП и  царскую Россию.  В районных администрациях можно было купить  без проблемы годовой патент на индивидуально-трудовую деятельность всего за пять рублей. Напомню, что бутылка водки  тогда  уже стоила   червонец.
    А вот что касается общественной, политической жизни, то увы.  Куйбышев идеологический  жил так, как будто ничего и нигде не происходит. Наверное и когда Ленин пришел к власти, провинция   по началу его просто не заметила: жили себе и жили, ходили  на работу, возвращались домой, готовили ужин. Один день был всегда похож на другой, и все по кругу, как часы без кукушки. А тут вдруг кукушка появляется, и все меняется.   
      Первым  шагом  в  изменении  общественного  сознания стали бурные дискуссии, проходившие в областной библиотеке, что располагалась тогда в левом крыле здания оперного театра. Знаковое мероприятие состоялось в январе 1988г.  Большой читальный зал оказался заполненным до  отказа  куйбышевцами, будущими неформалами и смутьянами, которые до той поры не знали о существовании друг друга.  Здесь происходило  заседания исторического клуба "Клио", на котором председательствовал   главный библиограф  Александр Никифорович Завальный.   В повестке дня   значились     немыслимо  острые вопросы типа "Об историческом  месте социализма", доля русскости в советском народе и т.д.  За такие   темы  во времена брежневского застоя  могли сразу отправить в лагерь по 70-ой или 190-ой  статье УК.  Публика боялась сама себя, но  выступать мог любой. Генеральную линию   Коммунистической партии поддерживала группа преподавателей местного университета во главе с профессором Евгением Фомичом  Молевичем.  Следующим  этапом  новой "оттепели"  для нашего города  стал спектакль  стэма авиационного института "Демонстрация".
   Пришел как то  приятель  историк Володя Воронов и говорит, мол, собирайся, поедем  театральный авангард смотреть в зале у авиаторов. Надо сказать, что стэм  у них был достаточно популярен среди молодежи. В свое время они поставили пьесу о местных хулиганах, потомках горчишников, которых в советское время  называли фурагами. Из этого спектакля в народе до сих пор жива фраза " без фураги стремно, а в  фураге - знойно", как вариация на тему гамлетовского вопроса : быть или не быть.
   Мы приехали на Московское шоссе. Зрители собирались как заговорщики. Я был заинтригован. Действительно, происходящее на сцене потрясло. Это  оказалась  жесткая сатира на  советскую власть и социалистическую действительность.  Беспощадно  критиковались различные  социальные группы: комсюки, аппаратчики, работяги, торговые работники. Все они входили в противоречие с моральным кодексом  строителей коммунизма. Торговки на сцене бегали, вставив в рот золотую фольгу, олицетворяя  величайшее благосостояние. Все готовились к демонстрации социалистического духа, который взял, да и весь вышел. Потрясал конец спектакля, когда первомайская демонстрация превращается в крестный ход. Режиссер  пророчески увидел,  что коммунисты без всякого волшебства по мановению властной палочки из атеистов могут превратиться в религиозников, а вместо партбилетов к груди будут прижимать иконки с крестиками. Спектакль поставил молодой человек - Евгений Дробышев. Эту пьесу в дальнейшем показывали в разных вузах.
   Горком партии мобилизовал  работников общественных кафедр для борьбы с   инакомыслием. Доценты и профессора шли на Дробышева как на Деникина. Словесные баталии захлестывали. Однако коммунисты сами не знали, что надо защищать и против чего бороться. Помню выступал доцент Биргер, который  возмущался, что в то время, когда наши мальчики гибнут в Афганистане, спасая  Кабул от наймитов ЦРУ, здесь расцветает настоящая контра, оскорбляющая наши социалистические достижения и  плюющая в сами основы  пролетарской правды." С  нами Ленин, мы победим,- кричали коммунисты,-  ни шагу назад, позади святое - мавзолей."
   Женя Дробышев пригласил  нас с Вороновым к себе в гости. Он жил на Вилоновской улице в так называемом обкомовском доме, правда не с видом на Волгу, а окнами  во двор. Режиссер предложил активно сотрудничать, т.е. собирать на  представления  молодых гуманитариев  и устраивать антисталинский  демарш. Я  посоветовал   озвучить спектакль своими песнями, однако  Дробышев сразу как то весь смутился и  занервничал. Он сказал, что все  зонги надо отлитовывать в Москве.  Это потрясло меня  и  стало  понятно, что  здесь  не все так просто . Жизнь подтвердила мою  догадку.  Подобных острых  пьес, растрясавших город,  молодой режиссер  больше не ставил, хотя в дальнейшем получил отдельное здание  дореволюционного синематографа "Фурор" .
   В июне 1988г. опять пришел ко мне Воронов и заговорщически  сообщил, что скоро будет страшная буча на площади Куйбышева - митинг против первого секретаря обкома КПСС Муравьева.  Сам Володя  включился в пропаганду  этого подпольного совершенно неразрешенного мероприятия. Мы ходили по городу , и он расклеивал на фонарных столбах, на водопроводных трубах, на дверях подъездов   маленькие бумажки не  шире указательного пальца, где мелким шрифтом  на Эре было распечатано: " Митинг  Долой Муравьева" , число, место". К назначенному часу 22 июня в 18.00  мы пришли на  центральную площадь. Коммунисты успели там раскидать  шины, якобы для соревнований по картингу, однако вдруг появились десятки и десятки тысяч людей с Безымянки и Юнгородка. Это был настоящий пролетариат, уставший от беспредела партийно-хозяйственной номенклатуры. На импровизированную трибуну  рядом с  чугунной фигурой Куйбышева  поднялся  человек харизматичной  и суровой наружности.  Площадь, почти полностью  забитая народом, скандировала :"Микрофон,  микрофон!"  Из театра оперы и балета принесли  желанную технику. Оратор  оказался рабочим авиационного  завода Валерием Карловым, который кричал:" Провокаторы бьют меня в спину! Где организатор митинга Владимир Белоусов? Если он арестован, мы пойдем его освобождать!"
   Тут на площадь пришла еще одна группа рабочих, во  главе  с Василием  Лайкиным, несшим огромный плакат: " Ешь ананасы, жуй сервелат, день твой последний пришел партократ!" Мы с Вороновым  оказались  в самой народной гуще. Люди вокруг говорили : " Надо брать обком, пока мы все вместе, а то пригонят войска  и всех расстреляют". Белоусов так и не появился,  он  находился  в толпе.  Карлов провел один весь митинг. Он хриплым голосом требовал  убрать аппаратчика Муравьева, тормозящего перестройку в городе.
   Побелевшие от страха аппаратчики,  ходили в стороне. Золотарев и Задыхин попытались выступить и перехватить инициативу в свои руки. Но  народ  освистал   солдат  КПСС. Митинг закончился принятием требований о смещении с должности Е.Ф. Муравьева. Люди  не расходились до темноты. Я взял с собой гитару и стал петь. Такого воодушевления публики  еще не видел.
"Депутат"
Овца за овец, осел за ослов
Свой голос всегда отдаст,
А я выбираю без лишних слов
Того, кто нас не продаст.

Пусть мой депутат на белом коне
Не въедет уже в Москву.
Он умер давно в далекой стране,
А может расстрелян во рву.

Белеющим черепом смотрит луна
На наш сатанинский бал.
"Гражданская будет, ребята, война",-
Кто-то в трамвае сказал.

"Мы все в одной лодке, поверьте, плывем,
Не стоит делать волну".
"Не буду я плыть в одной лодке с дерьмом,
Я лучше пойду ко дну."

Я странную осень увидел во сне:
В красной листве проспекты.
"Да  это не листья,- шепнул кто-то мне,
А брошенные партбилеты".

Но  русский без ига, что верблюд без горба,
Земля завещала нам.
Лишь русское небо не знает раба,
Я голос свой небу отдам.

     Публика ахнула,  раздался гром аплодисментов. Концерт  продолжился:
 "Аппаратчики"
Аппаратчики, орденов раздатчики,
Кто же ваши предки?
Наши предки- Карла Маркса детки,
Вот, кто наши предки.

Аппаратчики, глупости образчики,
Кто же ваши отцы?
 Наши отцы - пьяны краснофлотцы,
Вот кто наши отцы.

Коммунисты, красные фашисты,
Кто же ваши жены?
Наши жены- водочны талоны,
Вот, кто наши жены.

Аппаратчики, воры и растратчики,
Кто же ваши детки?
Наши детки - Ленина  объедки,
Вот кто наши детки.
 

Аппаратчики, мафии  потатчики,
Кто же ваши потомки?
Наши потомки - нищие с котомкой,
Вот кто наши потомки.


           После этого митинга город проснулся, стали возникать  Народные фронты  и объединения в поддержку  Перестройки. Обкомовская "Волжская коммуна",  честно отрабатывая свои заработки, стала  публиковать  статью за статьей о том, что  свобода не означает разнузданность, демократия не есть власть толпы, а гласность -это не клевета на советскую власть .  Газета давала слово только партийцам.  Мы с Вороновым написали свою статью и отнесли  зав. отделом по идеологии журналистке Л.Ш Шафигулиной.  Та  выбрала из материала несколько  фраз типа "нас загоняют в подвалы 37 года" и  всем тоном статьи, как бы задала вопрос , как такие авторы могут считаться советскими историками?"  Все  ее поведение меня  обескуражило , так как я  , будучи ассистентом кафедры истории КПСС  политехнического института, несколько лет печатался в  "Волжской коммуне", освещая тему " самарские социал-демократы и их подпольная типография в 1902-1905гг."  У   нас сложились с Лилией Шайхуловной   хорошие доверительные отношения, и вдруг такое.   Меня к  слову и раньше  удивляло, что Шафигулина  не хотела печатать дату смерти революционеров 1937-38 гг., мол это не этично и очерняет косвенно  великие  социалистические победы. Пусть лучше никто не знает  чем бунтари закончили свою жизнь.  Одним словом я   в одночасье стал врагом, наймитом и шпионом.
      В коридорах Дома печати , что на улице Антонова-Овсеенко, случайно  встретил бородатого улыбчивого  паренька,  заместителя  главного редактора "Волжского комсомольца" Михаила Круглова.  Тот был воодушевлен, вдохновлен недавно произошедшими политическими событиями. Будучи  в курсе моего выступления  на площади после митинга, предложил опубликовать несколько текстов песен. Я спросил, неужели он готов  напечатать политические зонги? Нет, конечно, ответил  Круглов, но что-нибудь доброе, хорошее могу.  Я  передал ему  кое что из лирики.
"  Белый снег"

Белый снег все окрасил в пастель
Оседает, не тает ничуть.
Нам привычка с  собой, как метель
Заметает остатки чувств.

В королевство, где правил июль
И тропинки уже не найдешь.
Помнишь дождь, не дававший заснуть,
Снег и есть поседевший наш дождь.

Ручейки моих пасмурных слов
По лицу твоему растеклись.
Обнаженные плечи снегов
Мне теплее, чем плечи твои.

За окном снег устал и заснул –
Для него все вопросы – просты:
Сколько в мире ледовых пустынь,
Стало  ль  больше еще на одну?
   Через несколько дней в моем почтовом ящике  лежало  письмо  от литобъединения, где говорилось, что Михаил Круглов предложил мои тексты для  поэтического анализа  специальному эксперту Анатолию Ардатову. Тот сделал заключение, что все это не стихи, а сплошное убожество, автор вообще не понимает, что такое литература и лучше ему никогда  не писать и тем более  подобную галиматью не показывать.  В конце  была подпись кем то уважаемого поэта.  О такой  медвежьей услуге я Круглова, конечно, не просил.  Был удивлен методике работы комсюков- сначала втягивать в дело, а потом оплевывать чужими руками.Удивление мое еще больше возросло, когда я узнал кто такой Ардатов. Оказалось, что он окончил  Куйбышевский политехникум связи, а потом  работал монтёром на междугородной телефонной станции.  В дальнейшем  этот человек был литературным консультантом газеты «Волжский комсомолец», руководителем литературного объединения «Молодая Волга».  Не могу понять, как Ардатов мог стать литературным критиком без специального высшего образования. Хотя, чему  поражаться?  При коммунистах было принято искать  культурную элиту по селам и весям, по городским окраинам.   Видимо, так реализовывалась  задача  по уничтожению великой русской литературы. Серость и глупость, непрофессионализм должны были задавить ростки  всего талантливого и оригинального. Недавно  полез в интернет и попытался найти в открытом доступе стихи Ардатова. Увы,  обнаружил только это из Литературного путеводителя по г. Чапаевску  Самарской области:
"…Экая, право, причуда:
освободив от забот,
 тянется нить ниоткуда,
 знает, куда приведет.
 Это на счастье похоже…
 В теплом свечении дней
 нет ожидания строже,
 нет расставанья нежней… «Дни сентября»

                Москва перестроечная

   Летом 1988г.  ездил в перестроечную Москву. 25 июля посетил Ваганьковское кладбище, где  пел  у могилы  Владимира Семеновича Высоцкого. В этот день  там всегда много людей и памятник засыпан цветами.
            "Высоцкому"
Гитару настроив на чью-то беду,
Он струны рвал вместе с душою,
И каждое сердце хватал налету,
И в малом мог видеть большое.

Он столько спел жизней, вложив их в свою,
Да только его не допета.
Он, словно тараном  в воздушном бою,
Ложь, правдой одетую, встретил.

Он к нам вернулся на пьедестале,
Стал для  врагов почти неуязвим.
Живет его голос в магнитной ленте,
Подтянем струны в тональность с ним.

А сколько мы врали, а сколько мы врем,
Спокойно с  ухмылкой небрежной.
Он шел по России с гитарой вдвоем-
Расцвел правды первый подснежник.
 
Молчание было ему не страшно,
Российским рожден он молчаньем.
Пусть мода его обойдет стороной,
Она не верна и случайна.

Он к нам вернулся на постаменте...

Как черное дело, скрывая от глаз,
Ворье лепит новые ксивы.
Так пишут историю несколько раз,
Губя и терзая архивы.

Но Русь остается и Спас на Крови,
И звон колоколен вечен.
Мы будем к нему вновь и вновь приходить:
Не вечер еще, не вечер.

Он к нам вернулся на постаменте...
     После долгих аплодисментов меня угощали водкой и копченой колбасой.  На Ваганьковское   приезжали люди со  всего  Советского Союза  и  больше такого  дружелюбия и понимания  нигде и никогда не видел.
     Вдохновившись особой  атмосферой единения душ,  отправился на Арбат, где  жизнь кипела и бурлила.  Огромная пешеходная зона принадлежала поэтам, писателям, художникам и конечно музыкантам. Там я оторвался по полной. 
             "Письма"
Письма перед походом чаще пишем,
И сердце так сожмется, где ты дом родной,
Где ты дом родной?
Солнце крадется в небе выше, выше.
Оно в лицо смеется пылью и жарой,
Пылью и жарой.

Чужие птицы в небе  здесь летают,
А мне б увидеть просто стаю
Наших журавлей.
Видишь, земля здесь вздыбилась горами.
Она воюет вместе с нами,
Но против нас, но против нас.

Пули тревожно воют в этих скалах.
Они голодные шакалы,
Что ждут свой час, что ждут свой час.
Парни, за нами только автоматы
За ними суры  шариата
И весь Восток, и весь Восток.

В пропасть теснят нас горы и душманы
И я, увы, живым останусь
Лишь между строк, в  письме меж строк.
Я  вдруг увидел вниз от гор  к долинам
Летели плавно молчаливым клином
Журавли.

Кто говорил, что журавли не с нами?
Кружились письма журавлями
В пропасть вниз.
    Эта песня особый успех  имела в День   десантника все на том же Арбате.   С каждой минутой вокруг меня становилось все больше публики. Москва бушевала, разбуженная горбачевской перестройкой. Все ждали новых слов, новых идей.  Певец, отражающий настроения и надежды, становился кумиром.   Каждый новый аккорд принимался на ура, некоторые начинали плясать и пританцовывать.
     "Авто"
Как-то раз на шоссе
                я его повстречал:
Этот черный и гордый авто.
В нем шофер - сажень в плечах,
А за задним стеклом
                статный  босс и леди в манто.

А я хочу быть сенатором
И ездить в черном авто
Гонять по улица запросто
И всем пылить в лицо.

Но десять машин впереди,  десять сзади орут в мегафон:
"Всем стоять!"
Из газет я узнал
                Белый дом открыт для всех
Стать сенатором сложности нет.
Нужно в теннис вам играть
                Улыбаться и не грех,
Чтобы дядей был сам президент.

Тогда  десять машин впереди, десять сзади орут в мегафон:
"Всем стоять!"

А я хочу быть начальником,
И ездить в черном авто.
У остальных жизнь печальненька,
Ведь им плюют в лицо.
  Москва перемен была прекрасна. Кругом сквозь асфальт пробивалась жизнь. Повсюду кооператоры продавали:  кто замороженный сок,   кто  самодельное печенье. Буйствовала фантазия доморощенного предпринимательства. Это умиляло. Огорчило только одно - московские родственники. Я зашел к родной тетке  по материнской линии , что жила на улице Беговой в доме советских художников. Однако Маргарита Кузьминична Смирнова меня, как блудливого котенка,  выставила  за дверь .  Это потрясло,  ведь в течение  десятилетий она с мужем и детьми приезжала в Куйбышев и жила летом на даче вместе со всеми. Я по глупости и наивности считал их близкими людьми.  Вся эта  столичная родня оказалась хуже посторонних. Меня приютил Александр Батнер, который в свое время проходил  срочную службу  в Приволжском военном округе, где мы и познакомились. Парень любил мои песни и сопровождал в походах на Арбат, где я отрывался.   Помню, в то время пользовалась популярностью такая моя песня:
   
        "Опричники"
Опричники великого монарха
Готовят вновь поход своих коней,
И вся Россия корчится от страха,
Ведь никому спасенья нету в ней.

А им плевать, кто правы, кто неправый,
Они несутся, рубят наскоку,
Чтоб поживиться лихом нахаляву,
Одно спасенье только дураку.

Ведь он с лицом олигофрена,
Он с лицом олигофрена,
Он с лицом олигофрена,
И это его спасет.

Когда всех умных просто передушат,
Опричники возьмутся за своих.
Тут дураки  огонь войны потушат,
И возрождение начнется с них.

Когда же залатаются рубахи,
И снова станет общество мудрей,
Опричники великого монарха
Готовят вновь поход своих коней.

Но я с лицом олигофрена
Я с лицом олигофрена
И только это несомненно,
Одно меня  спасет.
                Уличная стихия Куйбышева



       Когда вернулся в  Куйбышев, то увидел, что в нем также как в столице  гудела общественная жизнь. В библиотеке политической книги, которой руководила  Людмила Гавриловна Кузьмина,  собирались  неформалы всех мастей и оттенков. Помню пришел на заседание Народного фронта поддержки горбачевской перестройки. Собрание вел молодой симпатичный высокий парень в костюме тройке, в белой рубашке с галстуком.  Это был историк Серей  Чичканов.  У него горели глаза, жесты выражали экспрессию и готовность повести за собой  народные массы даже на баррикады. Казалось дух Троцкого  витал в  этом помещении. Вдруг он увидел меня и закричал тонким голосом:" Почему здесь посторонние?"  Я удивился:" Народный фронт, вроде бы для всех?"  Прозвучал  жесткий ответ:" Для всех, да не для каждого!" Я почувствовал себя лишним на этом празднике провинциальной демократии. В стороне  оставаться не захотел и пошел на улицу Ленинградскую петь свои социальные песни. Они всегда имели поддержку и  успех.
                " На плацу"
Взгляд  цветов  печальный ты помнишь наизусть,
Башмачок хрустальный потеряла грусть.
Детство  васильковое   плачет вдалеке.
Звезды не увидишь на грязном потолке.

Черные кожанки приходят за отцом,
Медвежонок плюшевый раздавлен сапогом.
Лучше бы не видеть вовсе снов,
А не то приснится, приснится вновь:

Холодный ветер на плацу,
И слезы, слезы по лицу,
И руки жирные срывают галстук красный.
Залезла в сердце та рука,
И голос как из далека: "
 Он сын врага народа, дети, ясно?"

Как же бесприютен сталинский приют,
Вохры - надзиратели, что ни день, то бьют.
Вот была бы мама, она б  меня спасла,
Но  "Маруська" черная и маму увезла.

Небо голубое в мальчишеских глазах,
Только в этом небе вместо солнца - страх.
Лучше бы не видеть вовсе снов,
А не то приснится, приснится вновь:

Холодный ветер на плацу,
И слезы, слезы по лицу,
И руки жирные срывают галстук красный.
Залезла в сердце та рука, и голос как издалека:
"Он сын врага народа, дети, ясно!"
  В то время  началась  борьба за возвращение нашему городу своего исконного имени. Я не остался в стороне от этой темы.
                "Сюртук"
Как приятно надеть дорогой мне сюртук
Этих старых самарских названий,
И  себя ощутить хоть на пару минут:
Ты никто- нибудь, ты -россиянин.

Я пройдусь по Панской, где звучал Благовест
Церкви Троицкой, что возле рынка.
Ах, самарцы мои, вы несете свой  крест,
Накормить бы вас всех по- старинке.

А названия новые нас с тобой жмут,
Как две туфли на левую ногу,
И взорвали собор, и засыпали пруд,
Заменили иконы и Бога.

Жизнь историю пишет один только раз,
Дубли делают после, в архиве,
Но живет наше прошлое в каждом из нас,
Пока имя Самара живо.

Каждый домик самарский - как томик стихов,
И сирень под окошком живая.
Гимназисты в саду пьют Абрау-Дюрсо,
И оркестр сейчас заиграет.

Дирижер  сделал взмах:   раз- два- три, раз- два- три,
Вальс есть вальс, он, конечно, прекрасен.
Ваши жизни погасят как фонари
По дороге к фальшивому счастью.
 
    7 октября 1988г. очередной антимуравьевский митинг был разогнан ОМОНОм. Это вызвало настоящий шок  среди населения. Партийно-хозяйственная номенклатура показала свои огромные кривые зубы. Были  арестованы организаторы протеста, среди которых помню  Марка Солонина, Юрия Никишина и Василия Лайкина.   Когда пошли репрессии, тот самый красивый молодой человек в костюме тройке сразу ушел в сторону. Сидеть в камере с фурагами не входило в его планы. Площадь  Куйбышева  зачистили от протестующих с помощью инопланетян. Так в народе стали называть  ОМОНовцев в полной экипировке  со шлемами, щитами, дубинками. Все это возмущало, и я в качестве протеста пошел петь     на Ленинградскую  перед  притихшей  испуганной публикой:
              "Лики"
С плоских ликов старых икон
Проникает  в нас  прошлое вглубь.
"Почему же ушел эскадрон,
Без меня?"- срывается с губ.

В пене холка гнедого коня,
Это сам девятнадцатый год.
В вечность конь ускакал без меня,
Я в безвременье роюсь как крот.

Я навылет пулей не сбит
В той кровавой гражданской войне,
Но без промаха в сердце убит
Всей бессмыслицей  прожитых лет.

Учит мудрости выживать
Нас проклятый животный страх,
Кто привык от правды бежать,
Для того эта правда в ногах.

Говорят теперь:"Русских нет,
А есть помесь монголо -славян",
Но смотрю я куски старых лент,
Где Деникин еще молод и рьян.


Что ж Вы медлите, генерал,
Так вперед же, за Святую Русь!
Я в чапаевцев в детстве играл,
А сегодня я к  Вам запишусь.

Пошлость прошлого  бросило в след,
Как вы вынесете всех святых:
Среди мертвых вас  еще нет,
Но уже нет среди живых.

Всюду лики новых икон,
И спасенья от ликов нет,
Над  страною стаи ворон
Закрывают солнечный свет.
   Меня много фотографировали, записывали. Вдруг раздался  голос: "Милиция идет!" Зрители расступились, организовав коридор, по которому  сбежал  проходными дворами в сторону улицы Чапаевской. Воронов, который оставался еще там некоторое время рассказал, что на месте  стихийного концерта  появилось десятка два милиционеров.  Они что-то пытались выяснить, но зеваки быстро  растворились, кто куда. Через несколько дней о моем выступлении  на центральной улице появилась заметка в "Волжской заре". На фотографии я сидел вместе со своим ньюфаундлендом по кличке Бони и пел под гитару в  окружении  зрителей. Под фото было написано, что горожане  умеют петь,  радоваться и далеко не каждый идет на поводу экстремистов. После этого некоторые неформалы, встречая меня, спрашивали: " Как я мог петь в то время, когда другие сидели в КПЗ?" 
   Выступления на Ленинградской для меня стали своего рода отдушиной. Там чувствовал себя свободным человеком и возникал живой  диалог с горожанами. Каждую новую песню я нес туда как букет георгинов:
"Октябрь"

С мукой на рынок мы катили на подводе,
Глядим бежит толпа рабочих и солдат.
Мы оказалися ,как есть, в самом народе,
Васек кричит:"Муку сопрут, давай назад!"

Вот перед домом со статуями все встали,
Матросы  смело двери выбили  пинком.
Со стороны реки из пушки дали,
Под руки вывели очкастых мужиков.

Ах, братцы-братцы, это точно был октябрь,
Ах, братцы-братцы, двадцать пятое число:
В тот день какой-то пес в очко меня обтяпал,
Хотя обычно в карты мне везло.

На всякий случай Вася хвать в мешок статую,
Он в кожане подошел, сказал:"Не трожь!"
Еще добавил, мол такую раз такую,
А Вася тоже был не хил, взялся за нож.

Как снег на голову вдруг  серые шинели ,
И прямо в лоб наводят пулемет"Максим".
Свою муку мы с Васькой пожалели-
В царство Небесное билет купили им.

Ах, братцы-братцы, это точно был октябрь...

И тот в кожане, славный малый, жал нам руки
И подарил на память черный пистолет.
Но как же было не обмыть нам этой штуки-
На самогон ее сменял один кадет.

Но, что за времечко чудесное случилось:
Всех стасовало, как колоду карт.
Огонь души у бывших погасило,
Нам это на руку с Васюткой в аккурат,
Нам коммунизма елекстричествой светила,
Лаврентий Павлович нас взял в свой аппарат.

Ах, братцы-братцы, это точно был октябрь...
  Хочется заметить, что я оказался первым, кто стал петь на Ленинградской в то время. На это больше никто не решался долгое время.

                Шаги "Гласности"

   На Ленинградской после очередного  стихийного концерта я познакомился    с молодыми историками Владимиром Ненашевым и Андреем Ереминым. Они пригласили меня  на празднование  Дня комсомола в  филармонию  в конце октября 1988г.и сказали, что будет очень интересно. Я пришел и оказался свидетелем небывалого. Во время торжественного традиционного заседания микрофон взял  простой комсомолец Андрей Еремин и вместо бравурной речи обрушился с уничтожающей критикой в отношении членов обкома ВЛКСМ и непосредственно в адрес самого первого секретаря товарища  Манакова.     Еремин говорил блестяще и искренне, образно и умно. Каждое слово  становилось снайперским выстрелом, поражавшим  прямо в сердце юных аппаратчиков. Таких выступлений в своей жизни я еще не видел. Оратор сначала ошеломил зал, потом покорил слушателей, а затем вызвал настоящий шок.  Посрамленные работники обкома ВЛКСМ  краснели, бледнели и готовы были провалиться  сквозь  землю. Каждое слово пригвождало их к позорному столбу. Помню такие слова:  посмотрите на  любого комсюка, это  обычно  маленький  никчемный человечек, который думает, что он  может  вершить судьбы  российской молодежи.  Подобный  человечек   знает лишь дорогу в обкомовский буфет с  черной икрой   и  мечтает  об аппаратных  благах,  о финском унитазе и итальянских обоях. Еремин усиливал свои фразы , взмахивая рукой в сторону  главного аппаратчика, вжимавшегося в кресло.  После этого триумфа Ненашев предложил мне создать объединение "Гласность" из профессиональных историков и всем вместе начать трясти  номенклатуру, пробуждая в ней стыд и ответственность за страну и судьбы миллионов людей.
     Владимир Ненашев уже успел поработать в структурах  областной советской власти под руководством аппаратчицы Сухобоковой. Однако Владимир Петрович не сошелся характером со своей начальницей и оказался выброшенным за борт. Однако, он, как человек деятельный,   руки не  опустил и создал неформальную дискуссионную организацию. В нее вошли пять историков с разными общественно-политическими взглядами. Сам Владимир Ненашев никогда отрицательно  не высказывался  о большевистских вождях, об октябрьском перевороте и социализме, он ненавидел аппаратчиков и чекистов, считая, что они  извращают великие идеи создания бесклассового общества. Володя восхищался древним Римом, его стройной  политической системой , отлаженным управлением и идеальным  юридическим правом. Он отмечал, что любой император был бессилен перед частной собственностью  всякого гражданина,  даже своего кота он назвал Кассий.
      Примерно те же взгляды имел в то время  его друг Еремин, считавший, правда, что в стране правит охлократия и комплексанты. В команду вошел Володя Воронов, полагавший, что номенклатура  не просто коррумпирована, но и  завязана с международными преступными синдикатами. Я же в то время писал научную работу о том, что социализм -  полная государственная монополия на средства производства, т.е. наивысшая  фаза монополизма. Номенклатура в таком случае является коллективным собственником средств производства, а значит коллективным эксплуататором трудового народа. Отсюда я делал вывод, что социализм - такое же эксплуататорское общество, как и капитализм, только  с отсутствием конкуренции, а значит всегда идущим по пути стагнации. При   таком положении вещей аппаратчики не  будут ни добрыми, ни злыми, они могут быть только хищными, алчными и циничными до мозга  костей. Социализм я воспринимал, как тупиковое ответвление от столбовой дороги человечества. Вернемся к нашей деятельности.
     Первым делом было решено после удачного выступления Андрея Еремина на праздновании юбилея комсомола провести общегородской диспут под общей темой :  соответствует ли Ленинский союз  молодежи  требованиям времени?   Ненашев получил в свое распоряжение зал экономического института.  В назначенный день там собрались представители комсомола и свободные граждане.  Молодые аппаратчики пытались противостоять потокам хлынувшей на них критики под общим лозунгом "Как волны  Волги разбиваются о мол, так все реформы о комсомол". Победа над заскорузлостью  оказалась оглушительной. Ненашев давил противника своими навыками  аппаратной борьбы, Еремин душил красноречием, Владимир Воронов неожиданно жесткими высказываниями, а я исполнял политические  песни под гитару. Комсомольцы были повергнуты  и раздавлены силой народного возмущения.
 "Новый забег"

Вот новый забег:
Мчатся ребята,
Кто первый,  кто пятый.
Первый устал,
Второй упал,
Третий всех обошел
Мудрой дорогой через  комсомол,
Но в вихре фраз
И он увяз.

А зрителей нет
И судей нет,
А есть только главный приз:
Кому то изысканный путь наверх,
Кому то без лифта - вниз.

Четвертый сел в папин авто.
Жизнь удалась, ему повезло,
Но кончился бензин
Звонков, и он один.
Пятый всем облизал
Ботинки, сапожки,
Но все зазря-
Лизал не тому, -
Ему
Говорят.

А кто же всех победил?
Тот, кто родился от природы дебил.
История знает один ответ:
России умному места нет.
   Дальше мы стали готовить большой митинг во Дворце спорта на тему "Кто мешает перестройке?"  В феврале 1989г. многотысячный зал был полон. Митинг вели Ненашев и Василий Лайкин,  представлявший Народный фронт. В эту страшную для властей организацию входило всего три человека: Марк Солонин, Юрий Никишин и сам Василий Лайкин. Они считали себя настоящими революционерами и вместе ходили по проектным и научно-исследовательским институтам, доказывая советской интеллигенции, что ускорение надо применять к самой перестройке. Солонин написал даже какой-то манифест с экономическими выкладками, с которыми ездил в Москву к Андрею Дмитриевичу Сахарову.
   Однако вернемся к митингу. Сначала представителям партийной номенклатуры вроде бы удалось перетянуть одеяло на себя, почти убедив собравшихся граждан, что нельзя потакать смутьянам и ускорять события. Тут к микрофону вышел человек в форме, представитель милиции. Все подумали, что он то заклеймит  экстремистов, вбивающих клин между партией   и народом. Однако оратор  неожиданно обрушился на правоохранительную систему, не оставив от нее камня на камне. Это был Владимир Клименко, который ударил нашим противникам в тыл, ну прямо как засадный полк на Куликовом поле.  После такого острого выступления, аппаратчиков стали захлопывать, а представителей неформалитета встречать как родных. На этом митинге я тоже спел несколько своих политических  песен.
  "В  Самаре-городе"
В Самаре городе есть тысяча реликвий:
Голубой к примеру, скажем, сквер,
Иль  Паниковский с  гусем - шедевр великий,
На них равняется советский пионер.

В Самаре городе все девушки красивы.
В Азербайджане это каждый подтвердит.
В глазах горят такие перспективы,
И КВД на Венцека манит.

В Самаре городе на каждом шаге лозунг,
Но все живут здесь сами по себе,
И только Куйбышев чугунный, вставший  позу.
Нам из тридцатых шлет пламенный привет.

У нас в Самаре все улицы разрыты,
И во дворах собаки воют от тоски.
Весной она похожа на  корыто,
Где Бог стирает свои грязные носки.

Газетной ложью на ногу наступят,
Пустым прилавком в рожу наплюют.
И только Энгельс с  Марксом, бровь насупив,
К нам коммунизма призрака зовут.

Борцов с царем сюда ссылали  сдуру.
С тех пор прошла такая уйма лет:
От декабристской искорки окурок
Зажечь старается самарский диссидент.

Мне снится сон- в самарский порт вошла Аврора,
И на подмогу толпы с кольями бегут.
По Безымянке  всюду ходят разговоры-
Мол, победим, и сахар сразу раздадут.

Но только Керенский пошел на контрмеры -
По телевизору пустил футбольный матч,
Вождям  без очереди выделил квартеры.
Его с победой поздравляют, хоть ты  плачь.

   На следующий день в газете "Волжская коммуна" появилась  угрожающая статья, что на митинге были допущены  доморощенным певцом грубейшие нарушения, подпадающие под   недавно введенную статью  одиннадцать прим.

                Наши   диспуты

    В конце зимы 1989г. вечером ко мне зашли Юрий Александрович Никишин, Марк Солонин и представитель московского неформалитета Олег  Румянцев. Гость из столицы хотел послушать  политические песни и руководители Народного фронта  решили предоставить ему эту возможность. Врач Никишин тогда работал в центре по забору крови, а поэтому принес  медицинский спирт, мы весело провели время.   Солонин предупредил, что нельзя подходить к окну, так как чекисты считывают наш разговор с помощью лазера. Я осторожно подошел сбоку к окну и из-за занавески посмотрел на ночную зимнюю улицу. Там внизу, действительно, стояла машина, из которой в наше окно был направлен тонкий красный луч. Стало не по себе, но общение продолжилось. Свой мини концерт закончил такой песней:
"Кавалергард"
   Зимний дворец, великосветский бал,
   Кавалергард мазурку танцевал.
   Вот объявили, прибыл Государь,
   И двери в залу распахнул швейцар.
   
   Мамзель заходит, с ней богатый коммерсант,
   Он старику за гордый вид бросает франк.
   Неоном режет "Рюси - отель",
   Второразрядный паризьен бордель.

   Зимний дворец, великосветский бал,
   Как хризантема в вазе умирал.
   Былого нет, и царь убит,
   России цвет, и Бог забыт.

   Заходит шлюха, с ней богатый коммерсант,
   Он старику за гордый вид бросает франк.
   Танцуют польку огоньки реклам,
   А ночка тянется, как -будто бабл -гам.

   Окончен бал, мазурку снег кружил,
   Кавалергард столицу так любил.
   У Вас в  кудрях, эх, старина,
   Как цвет садов вишневых - седина.

   Светает, тает вывеска "Рюси - отель".
   Работа кончена, метродотель.
   Здесь на Монмартре встают чуть свет.
   Танцует Сена в бальном платье менуэт.
  Этот случай показал, что все мы под колпаком.
      Объединение "Гласность" весной 1989г.  только усиливало свою инициативу, готовя новые диспуты. Пришла пора взяться за серьезное. Речь пошла о святая  святых - о 6-ой  статье Конституции  и руководящей роли КПСС.  Помню это мероприятие проходило в Доме политпросвещения. Свободных мест, как всегда, не было. Выступал   Анатолий Черкасов, старый  антисоветчик, который занимался ликбезом, мол партия -это  пати, т.е. часть, а часть никогда не может захватывать все целое, это противоестественно, как пить через нос. Владимир Сураев, социал-демократ  зачитывал  протокол Нюрнбергского трибунала, где  по пунктам предъявлялись   обвинения  национал социалистической партии Германии, а потом  он  доказывал, что эти пункты  одинаково применимы к КПСС. Оригинально выступил  эколог из "Альтернативы" Андрей Жеглов. Он заметил, что пока партия называлась РСДРП   было прилично, цивильно и по-европейски, но когда прибавилась маленькая буковка "б" , все пошло наперекосяк, ведь известно, кого в народе называют на букву "б".  Я снова пел.
     "Частушки"
Если жить нам осторожно,
Без излишеств и утех,
Коммунизм построить можно,
Но он будет не для всех.

Как приятно спозаранку
Под себя подмять гражданку,
Но при этом не забудь
К коммунизму верный  путь.
  От диспута к диспуту наша активность и  энтузиазм  только росли. Еремин делал трафарет плакатов, потом распечатывал  большие ватмановские листы с  информацией  о новом  собрании. Эти объявления мы сами развешивали по городу, иногда пользуясь складной лестницей. На каждом  собрании звучали мои песни, которые становились популярными в городе.
  "Власть советская"
Я живу, пугаясь мысли,
В голове одна газета.
На домах плакаты виснут-
Ни царей, ни классов  нету.

У соседки муж в чекистах,
В дом имущество таскает:
То известного артиста,
То еще кого не  знаю.

Власть советская - соловецкая,
В воду пять концов прячь звезда.
В ЦК цыкают, в  ЧК - чикают,
Жизнь веселая, хоть куда.

Все изогнуты серпами,
Страх в висках стучит как  молот.
Не людьми мы, а гербами
Наводнили дивный город.

Тот октябрьский бы выстрел
В пушку затолкать обратно:
Были б живы все марксисты,
Остальные и подавно.

Кто-то вновь трясет основы,
В животах, в мозгах - броженье.
У Блаженного собора
Глянь, прибавилось блаженных.

В мавзолее спит товарищ,
Пусть ему спокойно спится:
Коммунизм, как оказалось,
Может разве что присниться.

Власть советская соловецкая.
В воду пять концов  прячь звезда.
В ЦК цыкают, в ЧК чикают,
Слазь, приехали  в никуда.
     Объединению нужны были средства. Я, как и раньше, пел  на Ленинградской, собирая вокруг  десятки  слушателей.
      " Эмигрант"
Все шли в строю, я в стороне,
Я эмигрант в своей стране.
На шею первая петля
Был красный галстук для меня.
Потом сажали всех на кол
С названьем четким комсомол,
Но мы равны, ведь и про вас
Не сообщит  агентство ТАСС.
Пишу в посольство США,
Что в магазинах  ни шиша.
А гласность кончится, поверь,
Сошлют не дальше СССР.
А ты живи, сшибай рубли,
Пока команды нету :"Пли!"
   Песни вызывали восторг, и я срывал аплодисменты.  После выступления Еремин собирал пожертвования в специальный ящичек. Эти деньги шли на закупку бумаги, краски, на поездки, так как приходилось  отправляться  в  Новокуйбышевск, Тольятти, где мы  участвовали в митингах и дискуссиях. Лучшим оратором всегда оставался  Андрей Еремин, который вызывал своими речами овации. Помню в Чапаевске многотысячный митинг рабочих химического завода. Ереминым слушатели  восторгались так, что  готовы были его  нести на руках до железнодорожного вокзала, словно Троцкого в 1918 году. Рабочие кричали:"Что нам делать, скажи?" Еремин в ответ  скандировал :"Объединение и еще раз объединение. Самоорганизация и еще раз самоорганизация! Долой партократию, долой привилегии!" Юрист  Александр Соловых председатель  Народного фронта   содействия перестройки -2 кричал, мол,  главное, чтобы нас как в Тянь ань мыне не перебили или как в Тбилиси саперными лопатками по голове.
                Все круче и круче

     Апофеозом деятельности объединения "Гласность" стало большое собрание  в зале Пушкинского народного дома на тему "КГБ за перестройку или против?" С этой организацией у нас  уже сложились  специфические отношения. На всех собраниях Ненашев делал фотографии присутствующих, а потом  внимательно изучал их, обводя в кружочек незнакомые новые лица. Не сексоты ли это? Нужно проверять и проверять, выявлять и выявлять. Все фотографии, а также документы о деятельности  "Гласности " он складывал в отдельную папку с надписью "Неформалитет". Владимир Петрович, когда уходил из квартиры, протягивал  в коридоре тоненькие ниточки, а потом выяснял - порваны они или нет,  лазили   чужие или нет? Такие предосторожности не были излишни. В это время и мне, и Ненашеву кто-то вечером  регулярно звонил по телефону и зловеще заявлял:" Мы будем убивать тебя". Мне в больнице отказались лечить зуб, мол пусть с тобой возятся твои друзья ЦРУушники...
      Целых полгода  секретный  агент вербовал  одного из членов  нашей группы, который взял у меня  миниатюрный    кассетный магнитофон Панасоник с высокочувствительным микрофоном и записал одну из таких интимных встреч.  Вечером мы собрались во дворе за политехом на Галактионовской и слушали потрясающую  запись.  Собеседник  заговорщическим голосом объяснял, что перестройка организована ЦРУ и Моссад. Самарский сионистский цент возглавляют три лидера. Далее перечислялись известные к тому времени  на весь город фамилии. Мы знали этих людей. Ничего враждебного от них никогда не слышали. Один занимался изучением социал-демократии, другой боролся за экологию, а третий  выступал с публичными лекциями в институтах по проблемам Второй мировой войны, в частности  говорил о пакте Молотова и Риббентропа и об исторических путях социалистической идеи.   Далее  представитель спецслужбы  рассказывал о четвертом страшном диссиденте Анатолие Черкасове,  который проживал  со  мной  в одном доме.  Вербуемый  товарищ  закричал, так  он же не еврей! Ответ был суров, мол он хуже, чем еврей, страшнее, чем сионист.  Анатолий   оказывается   несколько лет назад якобы   на надувной лодке пытался бежать в Турцию и вез с собой государственные секреты среднего машиностроения.  Сотрудник призывал  приятеля  грудью  встать на защиту социалистического отчества. Парадируя  чекистов, которые во всех грехах  обвиняли сионских мудрецов, я написал такую песню:
"Коты"

Глупая природа
Творила, что угодно,
Но только  не додумалась родить меня котом.
По городу б шатался,
Царапался, кусался,
На чердаке б имел публичный дом.

А у котов нет черного берета,
Ботинок, галстука и фирменных часов.
В густой шерсти не сыщешь партбилета,
Зато евреев нет среди котов.

Какой уж там еврей, когда несешь с помойки
Себе и завтрак, ужин и обед.
Еврей, так тот гуляет в костюме тройке
И длинным носом меряет проспект.

Коты плодятся и зимой, и летом.
Каких пород не знает только  свет,
Но ты поставь всю на уши планету:
Сиамских сыщешь, а сионских нет.
  Этот текст  вызвала возмущение в еврейских кругах Куйбышева и меня стали считать  антисемитом.  Вот в такой  сюрреалистической атмосфере объединение "Гласность" решило провести  острую дискуссию с конторой глубокого бурения.
       К назначенному часу  приехало  телевидение, радио. Собрались журналисты всех  местных  и ряда  центральных газет. В зале, как обычно,  негде было яблоку упасть. На сцене нам противостояло руководство  областной госбезопасности. С яркой речью выступил Володя Воронов, который  все время спрашивал: готовы ли   нынешние чекисты смыть с себя грехи Дзержинского, главного организатора красного террора в 1918г.? Представители органов слабо сопротивлялись жесткому натиску историков, пытаясь  обвинить демократов в пособничестве  Западу, который хочет погубить Советский Союз. Никаких конкретных фактов они привести не могли. Там я тоже пел свою известную песню :
    "Сказки"
 Издали сказки детям,
А в них Кащей бессмертен,
Такое написать мог только диссидент.
Бессмертны  не злодеи,
Народ, страна, идеи
И каждый наш партийный документ. 

Кто предал идеалы,
Подались в неформалы.
Их с панталыку сбил антисемитским сионизм,
 в коррупции и пьянке
Виновны только янки-
Американский неоглобализм.

Коварный враг из Вашингтона ихнего
По голосам нелепицу твердит,
А наша цель над площадью Устинова
Красным огнем горела и горит.

С того конца планеты
На видеокассетах
К нам проникает ихний буржуазный секс.
Авралы, хозрасчеты,
И черные субботы
Спасут от этих  пагубных утех.

 Коварный враг из Вашингтона ихнего..

Испанцы с Христофором,
Католиком и вором,
Америку открыли не для телемоста,
А парень из Тамбова
Ее закроет снова,
Нажав на кнопку черного пульта.

Товарищи, спокойно,
Работайте достойно,
На благо перестройке политику творим.
Мы сами гласность хочим,
Потом ее прикончим,
А болтуны, пусть сушат сухари.

Коварный враг из Вашингтона ихнего..

У нас в отделе пятом
Один товарищ спятил:
Он рапорт написал, мол коммунизм всех победит:
В культуре сплошь евреи,
В торговле - прохиндеи,
Из импортных товаров только СПИД.

Коварный враг с Монтаны иль Небраски,
Он правду матку режет - молодец.
А наша цель над площадью Самарской
Синим огнем сгорела наконец.
    Хочу напомнить, что на    Самарской площади, которая тогда называлась площадью Устинова,   стояло огромное сталинское здание гидропроекта , где  огромными красными светящимися буквами было написано:"Наша цель - коммунизм".
   Помню Володя Воронов  на  этом собрании  жестко подъедал чекистов, мол, если курс партии изменится и вам прикажут  душить перестройщиков, будете ли вы это делать?  Володя Ненашев в своем амплуа спрашивал у офицеров -  сколько они заслали своих агентов в демократическое движение?  Кроме того, наш лидер утверждал, что его телефон прослушивается, почта люстрируется, конверты вскрыватся... Вероятно, это была правда. Как-то за несколько дней до  диспута  я  позвонил  члену Народного фронта   Никишину и сказал, что  в 6 часов вечера на Ленинградской угол Молодогвардейской будет серьезная акция. В назначенный час это место  кишело милицией и строгими ребятами в костюмах. Шуток они не понимали.
   Мы же шутки любили и устраивали их по любому поводу. Так  историки объединения  "Гласность"  иногда собирались по вечерам, чтобы  просто поболтать и оторваться. Особым шиком считалось чекнуться с телевизором, по которому выступал Михал Сергеич или кто-то из его ближайших сподвижников типа Рыжкова или Шеварднадзе.  Помню наши веселые встречи у Николая с Чапаевской, который сочувствовал либеральному движению и говорил, что  Америку мы будем делать на Волге, здесь. Он шутливо составлял секретные списки  тайного правительства, которое  в перспективе возьмет власть в городе. Николай  одевался франтом  и в белых брюках посещал  демократические собрания на стадионе "Динамо".   У  него на квартире  мы  ставили   спектакли о Вертинском, Бертольда Брехта,  по произведению Евтушенко "Фуку" и другие. Там играл на гитаре, создавая особую творческую атмосферу, талантливый джазовый музыкант Борис Гордеев.  Выступления проходили при свечах, а потом все пили  престижный чай из ЮАР.  В  мае 1989г. мы  изредка  ездили ко мне на дачу, что находилась в районе 8-ой просеки. Там  веселые ребята устраивали настоящий спектакль. На втором этаже дома  находился небольшой балкон,  с которого  каждый произносил заветную речь будто перед многотысячной толпой.  Ненашев изображал Сталина, угрожавшего  ласковым голосом  покрыть всю страну домнами и ГУЛАГом, Воронов - пламенного Фиделя Кастро, обещавшего утопить Америку в наркотиках, а Еремин - Керенского, пугавшего большевиков адским будущим.  У ораторов харизмы было не занимать. Зрители катались со смеху.
   Набравшись сил на    дачном массиве,  мы еще с большим рвением брались за дело растрясания города. Диспуты шли один за другим. Ненашев как факир умудрялся получать  самые престижные залы для дискуссий. Помню интересное собрание на тему"Польза или вред  шахтерских забастовок в процессе реформирования страны". Там я выступил с такой песней:
            "Дуст"
Пора кончать кивать на то, что путь был труден,
Что как на зло шестая часть суши не родит:
Партаппарат заботится о людях,
Как клоп матрасный о тех, кто крепко спит.

Кто то небо изрезал серпом,
У заката соленый вкус,
А Россия не чулан для клопов,
Сыпь на них забастовок дуст.

Души клопа рукой, он  сразу красным станет,
А к этому то цвету любой из нас привык,
А там за поворотом давно уже заждались:
И чей- то новый вождь, и новый броневик.

Но ни мыла, ни сахара нет,
Чем отмоем истории гнусь,
Так кончайте свой эксперимент,
Сыпь на них забастовок дуст.
  Кстати этот  шлягер  я написал по просьбе Григория Исаева, лидера пролетарской партии. Он просил что-нибудь остренькое для рабочих. Песня ему не понравилась, мол слишком заумна и народных доступных слов нет. Гриша был известный диссидент, отсидевший несколько лет в тюрьме за связь с антисоветским лидером Алексеем  Борисовичем  Разладским. Пролетаристы не понимали, что их время ушло безвозвратно и    Марксов  манифест с призраком коммунизма  давно сдан в исторический архив.
О судьбе советских рабочих я написал отдельную песню:
"Кочегары"
Словно души матросов , кружат белые чайки,
И на палубе тихо играет оркестр.
В наши трюмы заносит звуки джаза случайно
Океаном рожденный зюйд-вест.

А мы с тобою негры, негры-кочегары,
Под стать углю и кожи черный цвет,
А наверху танцуют блистательные пары,
Но нам закрыты все пути наверх.

Пассажирам во фраках разливает китаец
Коктейли с улыбкою напополам,
А мы в трюмах сжигаем нашу боль и отчаянье:
Осаждается копоть в коктейль господам.

А мы с тобою негры, негры-кочегары...

Больше нет пароходов и трудней догадаться:
Кто теперь господин, а кто белый , но негр?
Но кому-то как раньше в трюмах знать оставаться,
И оттуда нет хода наверх.

А мы с тобою негры, негры-кочегары,
Под стать углю и кожи черный цвет,
А наверху танцуют блистательные пары,
Хоть с черным дымом, прорвемся мы наверх.
 

                Победы и поражения

      Летом 1989г. обострилась ситуация вокруг Чапаевска. Власти решили строить там завод по уничтожению химического оружия. Население города пришло в ужас и взбунтовалось. Они и так жили как на пороховой бочке, потому что огромные массы ядов долгие годы производились именно там, и все склады были забиты смертоносным зельем. Жители этого места страдали различными болезнями. Молодежь теряла зубы из-за экологии. В  Чапаевске начались акции протеста. Возле  военного полигона  возник  лагерь мирного сопротивления.
    Валерий Карлов, организатор первого антимуравьевского митинга предложил  объединению "Гласность" подключиться к этому мероприятию.        Помню степь с оврагами, палатки и шлагбаум, охранявшийся солдатами  в камуфляже.  Мы  хотели пойти погулять, но  руководство лагеря предупредило, что овраги искусственные и там   вероятно  захоронены   боевые отравляющие вещества, можно погибнуть. К нам приходили местные жители, приносили продукты, рассказывали страшные истории про то, как люизит во время войны разливали в снаряды из чайников.
     В лагере находилось несколько общественных организаций:   Народные фронты, экологическая "Альтернатива" и  партия зеленых, активисты которой покрасили шлагбаум в зеленый цвет и кричали солдатам, что   те по цвету формы их братья. Марк Солонин   собирал вокруг себя общественность и читал лекции об истории  социалистических идей в мире. Запомнилась такая сцена: Марк, сидя  на пеньке,  что-то  вдохновенно говорил. Сзади к нему на лошади подъехала Татьяна Поправко, представлявшая комитет солдатских матерей. Лошадь начала губами  захватывать   кудрявые волосы оратора. Марк по началу отмахивался, а потом глянул и ахнул.
    Юрий Александрович Никишин из Народного фронта, крепкий мужчина предлагал всем  спарринговаться. В Куйбышеве он работал врачом по забору крови. При встрече его  спрашивали:"Почем нынче кровушка?"  Никишин отличался веселым нравом и любил рассказывать еврейские анекдоты, любимым был такой: богатого старого  иудея  родственники спрашивают, мол Соломон Герцевич, как Ваше здоровье? Тот сурово отвечает- не дождетесь!  Юрий Александрович  нашел себе достойного противника по вольной борьбе   в лице лидера "Альтернативы" Карташова.  Они сражались как два накаченных бычка с переменным успехом.
     В отдельной палатке жил представитель обкома КПСС  т. Бубнов. Как-то он подошел  ко мне и сказал, что я похож на Чегевару, но тот плохо  кончил, его ведь предали соратники. В то время у меня были длинные волосы и   темно-синий  берет. Там я впервые  исполнил на публику свою знаменитую песню:
"Гражданка из ДС"

А я любила раньше фраеров,
Картежных маклеров, наперсточников- урок.
Дарила им бесплатную любовь:
Была я дура, ах была я дура.

Но вот однажды я включила телеящик:
Там телешоу, мэны  лихо мечут банк.
Один чувак катался словно мячик
И брал на понт, как лагерный пахан.

Мои друзья, они в авторитетах,
В наперсток чурок обувают у пивной,
А я влюбилася, ну прямо как Джульетта
В того крутого, что играл со всей страной.

Рвалась к нему, надевши, что получше,
Ведь не в малину шла, не в темный лес,
Но двое в штатском, взяв под белы ручки,
Сказали:"Вы ж гражданка из ДС".

Потом мне шили незнакомую стать,
Пластид в грудях искали, как не стыдно им,
Но я его еще сильней люблю,
Мне в телевизор что ли лезть за ним?

А Васька  Кот от ревности трясется,
И мне осталось только лишь одно:
Куплю газет, когда Васек напьется,
Поцеловать портрет в родимое пятно.

А мой папаша, он вечно был поддатый,
Мамаша телом торговала у Кремля.
Его же дедушка был Карла бородатый,
Отец - тот лысый, что на нас глядит с рубля.

Сказал мой милый:" Нам не надо забастовок,
Мол с забастовками век воли не видать",
И я даю свое  блатное слово:
" Мир уголовный не станет бастовать".
   Строительство завода по утилизации ОВ  общими усилиями неформалов  приостановили, а мы вернулись домой победителями.
      28-29 октября 1989г. в Челябинске проходила  международная ассоциация демократических организаций или сокращенно МАДО. От  "Гласности"  туда поехал я вместе с Вороновым. Заинтересованность в освещении этого события проявила "Волжская заря".  Замредактора  Анна Сохрина  предложила  нам  роль внештатных корреспондентов. Вместе с нами поехали Георгий Евдокимов, представляя  независимый  журнал "Самара", а также Владимир Белоусов  как  член  общественной организации "Перспектива" города Куйбышева.
     Помню с Белоусовым возникла дискуссия  о том, как проводить приватизацию государственной собственности СССР. Я считал, что надо идти по пути НЭПа и не трогать промышленность группы А. Владимир Ильич возражал, считая, что приватизировать надо абсолютно все, включая АЭС, военную и космическую промышленность, так как рынок сам решит все вопросы. На этой  же позиции стоял его друг и идеолог Марк Солонин. Они полагали, что только тотальная приватизация может позволить  разрушить власть партийно-хозяйственной номенклатуры. Теоретики-либералы  считали, что НЭП погиб именно от того, что в руках коммунистов оставалась вся мощь экономики.
     На МАДО также поднимались экономические вопросы, но больше уделялось внимание самоуправлению и выборам. Председательствовал на форуме ректор историко-архивного института Афанасьев, которому мы с Вороновым на пресс-конференции  задали вопросы. Меня в частности интересовала, кого он видит в качестве союзного и демократического лидера и не опасается ли уважаемый ректор  с одной стороны коммунистического переворота, а с другой  -  номенклатурных замашек Бориса Ельцина?  Из ответов я понял, что Афанасьев не видит опасности, а сам не готов возглавлять демократическое движение.  Наши  вопросы почему то вызвали большое возмущение у соратника по движению Владимира Ильича Белоусова.
      Домой мы вернулись в тревожном настроении, понимая, что демократическое движение крайне слабо, в нем сложился конгломерат отдельных  индивидуумов чаще стремящихся к личному авторитету  и значимости, диалог отсутствовал, повсюду  бегали генералы без армий.  Очевидным становилось, что партаппарат с трудом терпит гласность,  перестройку и может  все эти новшества прихлопнуть одним щелчком мизинца. Тяжелое впечатление произвела поездка на заброшенные уральские рудники, где шахты были забиты  костями расстрелянных  жертв ГУЛАГа.
  Вернувшись в Куйбышев, мы рассказали о своих впечатлениях всем членам объединения "Гласность", а также Валерию Карлову. Тот сказал, что сам опасается переворота, тогда придется прятаться в Жигулевских горах и  продолжать  вести   политическую борьбу.  Ненашев был против радикализма. Он считал, что  через выборы  можно перетянуть власть на свою сторону.  Владимир Петрович, благодаря активной деятельности объединения "Гласность"  стал  авторитетной фигурой в городе. В это время началась   обширная подготовка к выборам во все  советские  законодательные  органы.  Ненашев  стал готовить список  прогрессивных политиков, достойных  занять свое место в структурах.  Кусочек его славы достался и мне. Я неожиданно  начал  встречать  на улицах некоторых одноклассников, одногруппников, которые обнимались, выказывали высшую дружбу, а потом просили познакомить с Ненашевым. Я никому не отказывал.  А вот сам Ненашев стал вести себя неожиданно.
   Осенью 1989г. он вдруг заявил, что мои песни носят экстремистский характер и чуть было не привели к уголовному делу, которое только он Ненашев своим авторитетом смог  остановить. Он разорвал все отношения, перестал здороваться  и  оказался  в дальнейшем депутатом горсовета  и получил особый политический вес.  Еремин тоже прошел в депутаты. При встрече  некоторое время он еще здоровался, но  предупреждал, что ест  финский сервелат  и прочие деликатесы, а потому он мне  больше не пара. Так неожиданно    развалилось наше объединение "Гласность.
     Царство  самарского самиздата. Часть3
                Содержание 
1.  Рождение "Кредо"
2. Бомба
3.Маленький концерт
4.Форум Восточной Европы
5."Кредо" в жизнь
6.Встреча с законом
7.Падеж священного скота
8. Время странных встреч
9.Комитет "Самара"
10.Саратовские страдания
11.Россия6зову живых
12.Грушинский фестиваль
13.Скоромыкин на фестивальной поляне
14.Будни Груши
15.Столичные встречи
16.Львовская эпопея
17.Российский апокалипсис
18.СССР: национальный взрыв
19.Если наступит завтра
20.Последний номер
               
                Рождение "Кредо"

    Я и  Володя Воронов   остались  не при делах. Только что находились в самой гуще событий и вдруг на обочине.  Хотелось участвовать в демдвижении.  Как-то  подошел к своему соседу по дому Анатолию Черкасову, уже год издававшему  независимый  журнал "Самара". Предложил ему  что-нибудь написать в ближайший номер.  Анатолий Александрович задумчиво выпустил сигаретный дым изо рта и  сказал, что все  полосы  уже заняты на три года  вперед.   Днем позже  такой же  ответ получил Воронов, желавший стать свободным журналистом.
     На собрании социал-демократов в Летнем театре Загородного парка мы встретились с Володей Сураевым, который издал  первый номер  газеты "Кредо" и жаловался, что больше нет ни материалов, ни средств, а издательская база в Москве. Мы предложили  превратить газету в журнал "Кредо" . Работа  пошла, вскоре был подготовлен макет первого   собственного журнала,  который  Сураев сам повез в Москву.
     Номер открывался   манифестом  теоретической группы Московского комитета  Новых социалистов от 14.11.89г. В документе высказывается мысль, что  рабочий класс должен всеми силами защищать свои интересы и только в этом проявляется его патриотизм.  Власть считает, что забастовки во время кризиса -это удар в спину отечества. Это не так. Главное зло  попустительство действиям казнокрадов- чиновников, а также хозяев производств, которые ради своих частных интересов  топчут трудовой народ и готовы  разграбить страну. Далее мы разместили статью  лидера Новых социалистов Бориса Кагарлицкого "Шаг налево, шаг направо". Московский теоретик  анализировал  сущность правых и левых как  в западной литературе, так и в  советской. Он доказывает , что существуют отличия.  Он пишет: " Разумеется, тоталитарный режим может использовать "левую" или " правую" терминологию, в зависимости от того, какая лучше "работает" в данной ситуации. Как правило, впрочем, политический язык тоталитаризма - смешанный. ..   Понятия "правый" и "левый" обретают смысл лишь тогда, когда появляется политическая борьба, когда возникают самые элементарные условия для политического плюрализма. В условиях тоталитаризма не могло быть места  оппозиции, а потому не было и политики соревнования различных политических группировок...
   Со стороны редакции надо отметить, что в Советском Союзе под левыми понимали сторонников реформ и социализма с человеческим лицом, а под правыми - ортодоксов-сталинистов. 
  В этом номере   я написал статью "Охранка и демократия":
   Социализм без насилия - все равно что обком КПСС без спецбуфета. Насилие в свою очередь рождает противодействие, которое проявляется в форме инакомыслия. Последнее подавляется тоталитарным государством с особой жестокостью. Диссидентов, т.е. людей, которые пришли к убеждению, что общество является больным, начинают лечить самих. За 70 лет советской власти создана целая аптечка лекарственных препаратов, начиная от свинцовых таблеток за левое ухо  и до настоящих психотропных средств, подавляющих волю.  Главным лекарством от вольнодумства  в СССР является КГБ.
   Современная "контора" чем-то напоминает один из компонентов бинарного снаряда. Сливаясь с заполнителем, которым может быть прокуратура, советские органы, партаппарат, армия, КГБ превращается в мощный карательный меч который изображен на его эмблеме. А так в дискуссиях на страницах прессы эта организация представляет себя невинной пластмассовой сабелькой в детском отделе универмага.
   В бюрократическом государстве КГБ -бюрократическая организация, но командно-административная основа в ней не брежневского, т.е. застойно-  коррумпированного типа, а сталинская - жесткая и четкая. Не случайно после смерти Брежнева  система поставила у руля Ю.В. Андропова. - человека с мировоззрением чиновника госбезопасности. Однако резервы   коммунистического  тоталитаризма в нашей стране давно уже исчерпаны и поэтому железная  рука Юрия Владимировича стала жалкой пародией на тяжкую длань отца всех народов...
   Далее я пересказываю беседу с одним сталинистом, который считал, что в СССР зря не сажали, раз попал в лагерь, значит все равно виновен. В конечном счете мой оппонент сказал, что если нет веры в  режим, то и жить не за чем. Еще у сталиниста спросил:"Почему он в свою огромную квартиру не хочет прописать внука?" Тот ответил, мол пусть тот послужит государству и тогда за это получит свое. Что заслужит, пусть с тем и живет. Я заметил, что внук -это ближайший родственник. Мой оппонент возразил, заявив, что у него один родственник - родное государство, а папа, мама, дети, внуки - все  буржуазные пережитки. По  Карибскому кризису он также свое особое мнение, мол Хрущев дал слабину, уступил проклятым  америкосам, а надо было ввалить и будь что будет, ведь  Маркс, Ленин и Сталин бессмертны.
   В литературном разделе мы разместили сказку Андрея Темникова "Страна деревянных болванов". В ней говорится о том, что если бы людей вырубали из дерева, то их богом стал бы топор, а если б рисовали, то кисточка.
                Я написал рассказ "Отставной полковник": 
  " Он проснулся как всегда рано, в часа дня.... Пошел на кухню. Со стола брызнули тараканы, доедавшие вчерашнюю закуску. Он  проглотил остатки позавчерашней селедки с луком и помидорами, заправленными подсолнечным маслом. Глаза стали такими же масляными, когда взгляд когда взгляд, бессмысленно поблуждав по горам грязной посуды, встретился с двадцати литровой бутылью браги на томатной пасте, в которую заботливые соседи сливали остатки компотов, забродившее варенье и даже зачем то бросили картофельные очистки. Он медленно поставил аппарат на плиту и перед началом процесса прильнул к бутыли. Отплевываясь мухами, он наконец оторвался, жидкости заметно поубавилось. Вот он стал переливать, но стеклянная махина вырвалась из его непослушных рук и рухнула на пол, заливая соседей нижнего этажа зловонным сидром.
   Отставной полковник стал заметать следы. Для этого он сунул под струю холодной воды манжеты своей замаранной зеленой рубашки, которой его снабдила Советская армия. Мелькнула мысль - не заняться ли своим любимым делом? - звонить по телефону знакомым и не очень знакомым и просто незнакомым, чтобы поговорить по душам и поплакаться на свою жизнь. Но время подпирало. Он накинул потертое  пальтишко и целеустремленно засеменил к  водочному магазину.
   Еще издали была видна петля Горбачева. Она извивалась, материлась и дралась. Снадобье закончилось и пришлось купить за  25 рублей бутылку водки, предложенную хмырем в этой же очереди и  отправиться к одной из своих любимых женщин. Когда перед ним открылась дверь, любимая завизжала: "Опять, сука, нажрался?! Вчера всю блевотину твою еле отмыла. Опять, гнида, без денег лезешь? В гостинице и то  за ночлег червонец берут, а ты бесплатно хошь мою кровать мызгать?!" " Нет, мамуля, я во...",- клялся защитник Отечества. Полковник заверял, что он бросит пить, но при этом спрятал бутылку в бельевой шкаф.
 Он помнил заветы своей матушки, которая говорила:"Будь скрытным! Прячь самое главное поглубже". Именно она отдала его в  военное училище с наказом: " Меньше вкалывать будешь, дольше проживешь. Служить- то, Вань, - не работать". При паспортизации она надоумила его прибавить несколько лет, чтобы пораньше уйти в отставку.  Сама она, труженица первых колхозов, ставила галочки, контролируя выполнение плана. Ее Ваня был ровесником Павлика Морозова. именно для него шла индустриализация, коллективизация, " просыпалася с рассветом вся огромная страна". Не случайно его, члена партии за идейную выдержанность, за  умение убедительно доказывать на собраниях неоспоримые преимущества социализма, выдвигали секретарем партии воинской части, в которой он служил. Секретарем его не выбрали, так как вторая жена засыпала жалобами на него все административные и партийные инстанции.  Сама же пьяного и беззащитного офицера била тапками по щекам и при этом истошно орала, что ее убивают. Соседи вызывали милицию. они ненавидели его за любовь к народной музыке, которую он сам исполнял по ночам на  осипшей гармошке " По Дону гуляет..." "Подонок Иван",- добавляли  жители многоквартирного дома.
   Отставной полковник никогда не воровал, не разрешал рассказывать при себе политических анекдотов и никогда бы не сбежал в Америку, так как только в России он мог до конца раскрыть все  прекрасные черты чисто русского характера."
        Вскоре за пятьсот рублей мы получили долгожданный тираж.  Это был настоящий городской самиздат толщиной в полмизинца, состоящий из скрепленных  словно ученическая тетрадь  бумажных страниц форматом А4. С  обложки весело смотрел на покупателей, чуть подмигивая левым глазом,  знаменитый  Михал Сергеич. Под портретом было написано просто и пугающе "Агония социализма". Обложку нарисовал местный  художник Володя  Осинский. Он жил тогда на Некрасовском спуске в коммунальной квартире и очень не любил социализм. Все свои эмоции  парень успешно выразил при оформлении макета журнала. Так на обратной стороне была другая картинка: на фоне кирпичей  кремлевской стены человеческая рука с гордо поднятым большим пальцем. Это означало   ништяк, если бы большой палец не превращался в горящую свечку, которая капала горькими слезами о потерянных десятилетиях глупости, суетности и преступлений. Владимир также предложил свои авангардные стихи, которые мы разместили:
"Великая голая стена"
Синее неба тучи, чернее туч стена.
Стены сильнее море, но не знает об этом она.
Время древнее моря, время длиннее, чем жизнь.
Жизнь тяжелее смерти, вот список известных Максим.

А женщина глупее мужчины,
Ее нежность тонет в крови.
Ее дети -залог здоровья и заложники у любви.

На Восток от стены дуют ветры
А в зените собрался дождь
Заболел, одевайся белым
А родившись, останься гол.

"Независимость"
Независимость,
Независимость,
До чего ты меня довела?
Где свобода?
Где друзья?
Где вы праздники?
Где вы сволочи?
Лишь прощания
Лишь огорчения.
Да прошения:
"Помоги мне друг,
Помоги.
Душат меня долги".

Независимость,
Независимость
До веди ты меня
До
До бра
Невозможно
Бесцельно
Бездействовать
Неужели и мне уж
Пора...
    Передо мной лежала гора новеньких журналов "Кредо". Я чувствовал себя создателем этого  литературного взрывчатого творения .
 
                Бомба

   Декабрьским воскресным утром 1989г. я ехал в трамвае 22 маршрута. В моем портфеле лежала  настоящая бомба. Вагоновожатая объявила остановку "Демократическая", и я вышел вместе с толпой пассажиров. Все шли на "тучу". Так называлась   знаменитая куйбышевская достопримечательность - книжная барахолка.  Само название остановки "Демократическая"  по странной случайности оказалось  истинным: здесь действительно процветало народовластие и свобода предпринимательства. Народовластие означало, что власти  не было вообще никакой. Стихийный рынок возник  за городом  совершенно неожиданно. Он тянулся сначала вдоль трассы, а потом по лесной дороге уходил в лес примерно на целый километр. По обе стороны располагались продавцы прямо на снегу, раскладывая свои книги,  кто на чемодан,  кто на газетку или целлофановую скатерть.  Покупатели валили валом как на демонстрацию. Здесь можно было найти все, что угодно: от старинных антикварных книг  до современных иностранных красочных журналов типа" Плейбой".   
   Я влился в армию зевак и стал искать свободное место среди продавцов, ведь у меня была в портфеле  бомба. Наконец я увидел небольшое свободное заснеженное  местечко направо рядом с большим деревом, что раскинуло свои черные безлистные ветви, как бы тоже проявляя интерес к букинистической феерии.  Я положил портфель прямо на снег и расположил на нем свою бомбу - первый пилотный номер независимого журнала "Кредо" под общей темой " Агония социализма". Взял с собой 50 экземпляров и  стал продавать по пять рублей. На удивление торговля пошла бойко. Синие пятерки летели ко мне в руки одна за другой, собираясь в пачку.  Взмок от удивления и  внутреннего напряжения. Такого успеха не ожидал никто. Независимую печатную продукцию буквально   рвали из рук, изголодавшиеся по  журналистской изюминке, читатели .
   Такой ажиотаж произвел неизгладимое впечатление на соседа справа высокого нескладного долговязого парня в осеннем пальто и летних кожаных ботинках 46 размера.  Тот внимательно смотрел на происходящие торги и удивлялся, мол сколько стою на туче, а  подобного  не видел, это что, сектантская литература?    Так я  познакомился с Михаилом Авдеевым, известным в городе книголюбом и ценителем старины. Его торговля книгами поэтов серебряного века шла также успешно. Он махал руками и громко  читал стихи то Гумилева, то Есенина,  Мандельштама или Цветаеву. Вокруг  собралась публика,   из которой  раздались голоса:"Михон, поддай жару!" Тот громогласно начал декламировать, впечатывая в слушателей каждое слово:
Эта церковка была
Очень притягательно.
Кто-то снял колокола,
И кресты попятили.

А была она для глаз
Так красива издали-
Кто-то спер иконостас,
Утварь тоже свистнули.

Дядя Вася  заорал:
Мол, долой религию-
Карлы-Марлы "Капитал"
Нам заменит библию.

И как начали ломать-
Так держись Россия-мать,
Пол-Руси угробили,
Остальное пропили.
  Тут поэт вошел  в раж и закричал  :" Памяти Сахарова".
Андрея Дмитриевича нет.
Ликуй, подкупленное быдло,
И большинство, что всем обрыдло,
И весь Центральный Комитет.

Андрея Дмитриевича нет,
Рыдай, забитая Россия.
Он был твой незакатный свет
Тобой отринутый мессия.
  Михаил весь возбудился, голос  стал хриплым. Я заметил,  что при такой экспрессии  можно осипнуть на морозе. Он ответил, что сейчас придут  "водные люди" и поднимут тонус. Тут   из кустов появились Варивода и Вассерман, известные  книголюбы и книговеды. Они махнули рукой, и Авдеев, попросив меня проследить за книгами, чтоб не сперли, удалился в  чащу, неловко перепрыгивая через сугробы. Минут через тридцать поэт вернулся, голос оказался восстановленным.  Он продолжил декламировать:
"Грустная Самара"
Дожди осенние в подарок
Преподнесет сегодня грусть.
Такая грустная Самара,
И все я помню наизусть.

Десятки давешних историй
Наплачут эти грустные дожди.
Мы пиво выпили в Бристоле,
Чтоб знать, что будет впереди.

  Я сказал, что эти строки прекрасно ложатся на музыку, которая у меня сразу родилась в голове.  Тут появился некто Клещ, который  был в обыденной жизни токарем на заводе. Этот самый человек опять увел Михаила  в  глубь дубовой рощи, показывая из кармана  заветное горлышко  Перцовки. К концу торговли поэт уже был веселый и беззаботный. Послушав  его творчество, я предложил принять участие в новом  антисоветском номере  журнала "Кредо", который  мы готовили к январю 1990г. Авдеев обрадовался как маленький ребенок, захлопал в ладоши и закричал, что напишет убойный материал под названием "Фашизм красный и коричневый".
  Ровно через три дня в 7 часов вечера, как и было договорено, в моей квартире раздался звонок. На пороге стоял Михаил Авдеев. Он меня потряс своей четкостью - пришел ровно в срок ни на минуту раньше, ни позже. Его материал  для журнала был уже готов:
    " Наши официальные идеологи долгие годы внушали нам, что предшественником и основоположником фашизма, идейным вдохновителем Гитлера являлся  Фридрих Ницше. Но так ли это? Давайте прочтем вот это: " ни один славянский народ не имеет будущего". Каково? Далее, тот же автор утверждает, что у всех славян отсутствуют необходимые исторические, географические, политические и промышленные условия самостоятельности и жизнеспособности.
  Народы, которые никогда не имели своей собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей степени цивилизации, уже подпали под чужеземную власть, или лишь при помощи чужеземного ярма были насильственно подняты на первую ступень цивилизации, нежизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность.
  Именно такова была судьба австрийских славян. Чехи, к которым мы причисляем также моравов и словаков, хотя они и отличаются по языку и истории, никогда не имели своей истории... И эта" нация", исторически совершенно не существующая, заявляет притязания на независимость?
  Комментарии, как говорится, излишни. Кроме, разве что, замечания о противоречии автора самому себе: вещая, что  австрийские славяне "никогда не имели своей истории", он, тем не менее, утверждает, что они " отличаются по языку и истории".
   А теперь раскроем автора этих откровений. Он тоже Фридрих, только не Ницше, а Энгельс. И написано это все еще в 1849г  в работе "Демократический панславизм"(К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., Изд. 2-е, т.6, с.294; далее цитирую по данному изданию)
  Да, да это тот самый Энгельс, которого вместе с Марксом нам преподносили как борца за свободу  и теоретика справедливости. Таким же теоретиком и классиком величали Маркса, который однажды сказал:"Ни одному русскому я не доверяю"( т.32, с. 195).
  Но можно просто не доверять, а можно и ненавидеть. Причем - ненависть по национальному признаку -неважно: немца к русскому, русского к еврею, азербайджанца к армянину и т.д. - является худшим родом ненависти.  Особо люто основоположники ненавидят русских, в которых они видят главных  панславистов, ибо "панславизм(...) заведомо реакционен"(т.6,с.181). Видя  в России объединяющую силу для всего славянства, Энгельс в письме к Марксу предрекал: " крушение русской державы должно произойти в ближайшее время" (т.32,с.366). Ох, как им этого хотелось! Тот же Энгельс в письме Лафаргу злорадствовал: " Я надеюсь, что русских здорово поколотят"(т.37, с.16). Ах, они русские?! Ату их!Ату!
   Животную ненависть питали папа Карло и дядя Фред ко всему русскому: "Господа русские при своей неповоротливости, наверное, сильно страдают от партизанской войны"(т.30, с. 268), стоит русского несколько поскрести, как он все-таки оказывается татарином( т.30, с. 306) " язык его даже не русский, а татарский"(т.18,с.414), "брать деньги взаймы слишком  обычный для русских способ добывать средства к жизни, чтобы один из них мог в этом упрекнуть другого"(т.32,с.371), "московиты-оптимисты обычно нападают на западную цивилизацию, чтобы скрыть свое собственное варварство"(т.16,с.429)...
   ...Энгельс постоянно проводил мысль о  контрреволюционности славянских народов:"подобные маленькие национальности, которые история уже в течение столетия влечет за собой против их собственной воли, неизбежно должны быть контрреволюционными"(т.6, с.293) славяне... постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции"(т.6,с.299), " славяне, как один человек, выступили под знаменем контрреволюции"(т.6,с.301).Здесь Энгельс предвосхитил уже не только Гитлера, а и Сталина. Если Гитлер отказывал в праве на существование  славянским народам, устроил геноцид славян, то Сталин объявил контрреволюционными, предателями ряд народов, оказавшихся под властью большевиков: калмыков, чеченцев, ингушей, поволжских немцев и т.д. Из Крыма были высланы не только крымские татары, но и греки, болгары. Так учиняя геноцид тех или иных народов, Сталин и Гитлер на практике осуществляли заветные идеи своих учителей...
...Классики пророчествовали, что " в ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные  классы и династии, но и целые реакционные народы, и это тоже будет прогрессом"(т.6,с.186)., в том же моем любимом шестом томе Энгельс вещал:" немцы и мадьяры освободятся  и кровавой  местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет...сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций" (т.6, с.16)..." Под статьей стояла скромная подпись М.П. Авдеев.
   Михаил эту взрывную статью прочитал вслух мне и  к.и.н. Ирине Воеводиной. Мы сидели как оглоушенные. Потом я спросил, мол не боится ли он такое публиковать без псевдонима?  Автор ответил, что достаточно натерпелся от коммуняк и утопил свой страх. Далее он рассказал такую историю: будучи студентом института культуры очень увлекался серебряным веком. Приятель принес тетрадку со стихами Николая Гумилева. Авдеев начал читать ее. Это была "Африканская тетрадь" про жирафа, озеро Чад и т.д. Все романтично, ничего политического. Вдруг через некоторое время его задержали и привезли на Степана Разина в  здание комитета государственной безопасности. Офицер-следователь угрожал долгими годами отсидки за инакомыслие. Авдеев еще тогда наивный юноша пытался выяснить, что антисоветского в стихах Гумилева? Чекист ответил, любить надо то, что положено, а читать то, что  продается в простых советских книжных магазинах. Гумилева расстреляла советская власть, а значит он враг. Читать врага  уже преступление и карается 70-ой  и  190-ой статьями УК.  А  Миша был просто  библиофил. Позже  выяснилось, что сексоты специально подсовывали эрудитам рукописные тетради для того, чтобы потом задерживать, арестовывать  представителей думающей молодежи и тем самым обеспечивать  себя работой,  премиями и медалями за раскрытие инакомыслия.

                Маленький концерт
  Январский номер  журнала "Кредо" за 1990г. мы решили назвать "Маленький концерт", потому что наметили показать сущность социализма, как идеологию охлократов - люмпенов. Эта общественно-политическая  модернистская теория на практике себя показала, как трагикомический фарс: крику и шуму много, а результат блеск партийной номенклатуры и нищета народа. Была придумана такая  идея обложки: на пеньке сидит Ленин в кепке с цигаркой, а руками растягивает гармонь, меха которой раздуваются в виде слова "социализм". На обратной стороне  читатель видел заходящее солнце с  ликом  Ленина на фоне    силуэтов домов  города  Куйбышева. Рисунки  сделала  студентка института культуры Ирина Щетинина.
  Среди авторов хочу назвать Николая Васильевича Статеева, старого диссидента, который  рассказал  о неизвестных страницах партизанского движения во время  Великой Отечественной войны  на оккупированных  территориях  Белоруссии и Украины.  У читавших рассказ волосы вставали дыбом.
  Еще интересный материал написал историк под псевдонимом  А. Столыпин . Он сравнивал ленинский интернациональный  социализм  с гитлеровским национал социализмом. Как ни удивительно,  но в этих модернистских теориях  при реализации на практике,  возникало  много общего.    Автор под псевдонимом  А.П. Ульянов поделился  печальными мыслями о том, что если молодежь не увидит реальных жизненных перспектив, то она либо утонет в наркомании, либо   уйдет в экстремизм и даже терроризм. Любой маленький забитый комплексант может легко самореализоваться с помощью ножа или гранаты.  Редакция взяла интервью с местным экстрасенсом, который заявил, что пока   улицы носят имена большевиков-террористов и убийц и повсюду стоят чугунные идолы- символы тоталитаризма, новое сознание и другая жизнь не возникнут. Все  будет двигаться по замкнутому порочному кругу.  Я поместил работу об историческом месте социализма, включившись в дискуссию: закономерно ли это движение общества?  Мне кажется, что статья, написанная еще до перестройки  актуальна  и в наше время:
1. Монополизация как неизбежность
   Когда в начале ХIХ века на земле победил капитализм, он принял форму простого капитализма. Его характерными чертами были свобода конкуренции, торговли, предпринимательства. Капитал требовал свободы как для себя, так и для труда. Рынок свободной рабочей силы был жестким фундаментом, на котором формировалась свобода личности. Можно сказать, что это была  жесткая свобода - свобода умереть или выжить в потоке рыночных отношений.
   Свободная конкуренция капиталов  объективно вела к пожиранию мелких более крупными. В этой свободе изначально  заложена тенденция к монополизации. К.Маркс и Ф. Энгельс этого не заметили, а потому они посчитали, что простой капитализм должен быть сметен коммунистической революцией. Отсюда они вывели закономерность, что рабочий класс - могильщик буржуазии, а  экономические кризисы, потрясавшие то общество - это  доказательство несоответствия производительных сил характеру производственных отношений. Основоположники марксизма  не увидели, что единственный способ регулирования  стихийного производства заложен в нем самом - это и есть кризис перепроизводства. Следовательно, кризис перепроизводства - это сила капитализма, а не его слабость.
   Активная борьба пролетариата в ХIХ веке была воспринята К. Марксом и Ф. Энгельсом как доказательство повышения роста революционной активности эксплуатируемых, как подтверждение неизбежности гибели капитализма. Однако, свободный капитал предполагает свободный труд, а последний имеет широкое право на экономические и политические  забастовки, собрания, митинги. В этом сила свободного труда, но в этом и сила его противоположности- свободного капитала. Рабочие выступали единым фронтом не потому, что они не могли так больше жить, а от того что это им позволял капитал.
   Дальнейшая монополизация капитала, начиная с периода временной  нестабильности 70-х годов ХIХ века, периода перестройки простого капитализма в империализм создала новую экономическую жизнь общества.  Монополизированный капитал частично потерял свободу предпринимательства, торговли, конкуренции. В этот период империализм показывал себя агрессивным, милитаристским. Все это вылилось в I Мировую войну, в ходе которой стала резко ограничиваться свобода труда.  Монополии стали сращиваться с государством. Возникал государственно- монополистический капитализм, который еще больше ограничивал основу основ капитализма - свободу предпринимательства, конкуренцию.
2. Начало трагедии
  Эти этапы ломки и перестройки капитализма в ряде стран обостряли внутренние противоречия до взрывоопасного состояния. В октябре 1917г. в России произошла революция , и возникло первое в мире социалистическое государство. Трагедия большевиков выявилась позже. Она заключалась в том, что те искренне поверили в возможность силой и кровью загнать  человечество в счастье. Парадокс заключается в том, что коммунисты, идя на  государственный переворот, выражали социальный интерес класса партийно-хозяйственной бюрократии,  который сложился только после победы Октября. Встает вопрос: каким образом их ненаучные утопии овладели значительной частью общества?
    На протяжении тысячелетий человеческой истории в обыденном сознании возник целый ряд опасных заблуждений относительно корней социального зла. Так в первом случае, все беды искали в социальном неравенстве. Во -втором,  обвиняли во всем другие народы, другую культуру. В ХХ веке первая идея из обыденного сознания  вылилась в ленинизм, вторая - в гитлеризм. Эти фальшивые мифологемы способны быстро покорить умы и сердца людей, так они примитивны и доступны для понимания люмпенской  деклассированной  массы.  Как просто отобрать у богатых для бедных, и все поровну поделить или  захватить у другого народа , и вновь все поделить. Это доступно пониманию любого дворника, любой кухарки, но вернемся к более глубоким процессам.
   Летом 1917г. в работе "Грозящая катастрофа и как с ней бороться" В.И. Ленин писал:" Социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку  переставшая быть капиталистической монополией"(Ленин В.И. Полг. собр.соч. т.34, с.192) Полную государственную монополию на средства производства можно рассматривать как завершающий этап движения капитала от полной свободы( простой капитализм) к  полной несвободе(социализм). То же происходит и со свободной конкуренцией предпринимательства. Отсюда видно, что социалистические производственные отношения возникли не после социалистической революции, а вызревали вместе с развитием капитализма и явились его завершающим этапом. Однако при полной монополии теряется сущность монополии, при полной несвободе капитала - сущность капитала. Значит, социализм можно рассматривать с одной стороны как дальнейшее развитие монополизации, с другой стороны как общество, качественно отличающееся от капитализма и ГМК.
3. Диалектика против Ленина
      Придя к власти, большевики столкнулись с непознанными ими объективными законами полной государственной монополии на средства производства. Сам В.И. Ленин оказался в положении человека, держащего руль от автомобиля, который уже уехал.  У социализма сложился свой специфический способ производства , свои производственные отношения, экономические законы. Социализм может рассматриваться как особая общественно-экономическая формация, как этап  коммунистической формации или сам по себе, он все -равно  является формацией. Законы формации таковы:1) ускорение  темпов развития формации по мере усложнения ее внутренней структуры. Это положение работает применительно к социализму. Так если рабовладельческий строй существовал тысячелетия, пройдя этапы от  становления, высшего подъема до спада, социализм проделал этот путь за несколько десятилетий. 2)  Предыдущая и последующая формации противоположны в своих основных элементах. Так, если капитализму свойственна конкуренция, то при социализме ее нет. Если при капитализме наблюдается относительный избыток рабочей силы, то при социализме - ее относительная нехватка. При капитализме наблюдается перепроизводство товаров, при социализме - недопроизводство, исчезновение то одних наименований продуктов и товаров, то других(сахар, мыло, зубная паста и т.д.) 3) Повторение свойств формаций с перескоком через одну. Так, если  рабовладельческий строй имеет много общего с капитализмом: внутренний рынок, стихийные цены на товары, демократические  формы правления, подъем культуры и искусства, то при социализме с поразительной точностью, но на новом уровне  повторяются элементы  феодальной формации: натуральное хозяйство, закрепление труженика, тотальные формы управления и т.д.
      Ряд феодальных государств, которые К. Маркс называл типом азиатского способа производства, имели не частную собственность, а государственную. Государственная собственность принципиально отличается от общественной тем, что ею распоряжается слой управленцев, а не те, кто непосредственно участвует  в производстве материальных благ. Таким образом, возникает  форма бюрократического государства, создается широкий слой бюрократии. Капиталистическая бюрократия подчинена капиталу, контролируется им. В  социалистическом обществе государство является главным и единственным контролером бюрократов, но они  сами составляют государство. Значит они контролируют сами себя. Следовательно они не контролируются  никем. Значит они могут беспрепятственно присваивать результаты чужого труда. Как наивны те, кто считает, что эксплуатировать можно только через частную собственность. Отчуждение труда через государственную собственность отличается всегда исключительной жестокостью и цинизмом.
   Бюрократический слой в социалистическом обществе имеет мощные экономические рычаги. Он непосредственно связан со средствами производства через управление, бесконтрольно распределяет производственную продукцию, все материальные блага общества. Непосредственные производители материальных благ города и села оторваны от  управления и распределения.  Центральное противоречие социализма - это противоречие между трудящимися и классом бюрократии. Сегодня все знают, что после революции В.И. Ленин  бил тревогу по поводу бюрократической опасности перерождения " пролетарского" государства. Он предполагал, что рабочий учет и контроль, партийные чистки и другие меры разрешат назревающие противоречия. Однако во всех его предложениях можно заметить одну ошибку - попытку преобразовать объективные закономерности субъективными волевыми методами.
4. Счастье с лагерным номером
   После Октябрьской революции пролетариат перестал быть пролетариатом в собственном смысле слова. Он перестал быть свободным носителем рабочей силы, перестал ее продавать предпринимателю-государству, так как был уничтожен рынок свободной рабочей силы. Полная государственная монополия стала предоставлять рабочие места, назначая зарплату по собственному усмотрению, игнорируя законы стоимости. Рабочие и колхозники потеряли свободу передвижения по стране(прописка), свободу перехода  с одного рабочего места на другое(трудовые книжки и характеристики),  перестали зависеть от конечного результата своего труда. За это им было гарантировано  право на бесправный труд, который стал оплачиваться по принципу простого воспроизводства рабочей силы. Рабочие потеряли  возможность  влиять на  администрацию предприятий, выдвигать минимум экономических требований. Единственными   формами  классовой борьбы стали работа"спустя рукава"  и воровство на предприятиях  в качестве компенсации за несправедливую низкую зарплату.
   Классовый интерес бюрократии постепенно все больше подчинял себе экономическую и политическую жизнь страны. В социалистическом обществе не заложено внутренних рычагов для прогресса, так как бюрократия заинтересована лишь в  самовоспроизводстве. Рабочий класс оторван от конечного результата труда, его социальное лицо сродни российскому крестьянству времен реформы 1861г.
   Социализму удалось безгранично снизить уровень материальных и духовных потребностей народа, ведь можно только то, что предлагает государство. Общественный продукт, произведенный при отсутствии конкуренции, оказывается объективно неспособным конкурировать с продуктом или товаром, произведенным в условиях реального рынка.  Социализм  поэтому оказывается в труднейшем положении на внешнем рынке. Его уделом становится продажа сырья и другой наименее технологоемкой продукции.
   Известны два типа отношений между странами: экономические и военно-политические. Оказываясь не в состоянии осуществлять равноправные экономические отношения со странами капитала, социализм способен только на военно-политические отношения.  Отсюда политика "железного  занавеса", безудержной гонки вооружений.  Надо отметить, что  социалистическому государству удавалось  выдерживать такую гонку. Социализм, не считаясь с потерями и жертвами, бросает все больше и больше своих ресурсов в пучину милитаризма, это "неотставание" в военном вопросе можно назвать настоящей "пирровой победой".Оказываясь способным только на военно-политические отношения, т.е. на разговор с позиции силы, социализм объективно становится рассадником напряженности как в отношениях со странами противоположной системы, так и внутри себя. СССР поэтому все больше приобретает облик полуголодного, плохо одетого человека с ручным пулеметом на перекрестке  мировой истории.
5. Красные сотни
   70 лет государственного социализма в СССР растлили душу народа. У большей части населения возникла извращенная психология, осуждающая энергичность, индивидуальность, предприимчивость. Повальным стал конформизм, стремление "не высовываться". Народная мудрость гласит:" Если долго говорить человеку, что он верблюд, то у него на спине вырастет горб". А горбатого, как известно, лишь могила исправит. Социализм породил люмпенскую психологию широчайших слоев общества. Ей подвержены рабочие, получающие нормированные гроши за любой брак; инженеры, годами живущие за счет  хоздоговорных работ, не дающих на практике ни копейки прибыли. В этом же ряду находится и творческая интеллигенция, получающая государственные премии за идеологически выдержанную халтуру. В обществе  формируется стойкая психология уравниловки, расхитительства. Именно на подобное общественное сознание опирались большевики в 1917г., именно это мировоззрение удерживает их потомков- большевиков у власти в 1990г. Сегодня единомышленников у них - половина страны. Это те, кто  разучился работать и снова хочет все поделить.  Здесь корни массовой ненависти к новым экономическим программам, к свободе слова, к открытости общества.
6. Выход есть
  Демократов обвиняют в том, что они хотят надеть на трудящихся ярмо капиталистической эксплуатации. Именно этим пугают наш народ "Нины Андреевы" и "Борисы Гидасповы". Следует возразить: нет, товарищи коммунисты,  эксплуатация, о которой вы говорите, осталась лишь на страницах знаменитого "Капитала" К. Маркса. Капитализма как такового уже давно нет, а возвращаться к тому, чего не существует -бессмысленно. Западная цивилизация или, по-другому, совокупность рыночно- демократических обществ живет по другим законам.
    Та система, которая по одним параметрам шагнула вперед, может оказаться по всем остальным "глубоко сзади". Именно это произошло с социализмом, полностью монополизировавшим средства производства. Западные страны, оставшись на стадии ГМК, сумели соединить в себе конкуренцию, свободный рынок, государственное регулирование. Современная рыночная цивилизация быстрыми темпами идет к полной компьютеризации и  связанным с этим освобождением человека от трудовой деятельности в материальном производстве. Эксплуатация в интеллектуальной сфере невозможна, там  существует лишь плагиат. Интеллектуальный труд рождает идею, которая  дает прибавочную стоимость только в процессе реализации на производстве. Это осуществляется руками пролетариев.  Последних заменяют роботы.  Парадокс  западного общества заключен в том, что конкуренция заставляет капиталиста заменять  наемного рабочего роботом, но сам предприниматель  существует лишь до тех пор, пока есть наемный труд в сфере материального производства. Исчезает  последний, перестает существовать и сам "буржуа". Вместе с ним уходит в прошлое прибавочная стоимость, а значит и частная собственность. Все эти процессы видны сегодня невооруженным глазом в Японии, Германии, США и т.д. Современные западные государства постепенно перерастают в коммунистическое общество. Этот процесс идет эволюционным ненасильственным путем. Необходимо отметить, что в данных условиях пролетариат, как исчезающий класс, перестанет быть прогрессивной силой и на авансцену истории выходит интеллигенция, белые воротнички.
   Социалистические страны с каждым годом все больше и больше отстают от мирового уровня промышленной технологии, превращаясь в общественный атавизм. Становится неизбежным разрушение их экономической и политической структуры и переход к нормальному рыночно -демократическому устройству. Только свободная экономика позволит нам создать свободное общество и вылечит от красносотенной психологии.
  Заключение
   Великий марксист Э. Бернштейн еще в конце ХIХ века сказал знаменитую фразу:" Движение - все, конечная цель - ничто". Она стала пророческой, ведь этим "НИЧТО" и оказался ленинско-сталинский социализм. Опасная идея об осчастливливании человечества  сама себя дискредитировала. Но надо отметить, что социализм сыграл и определенную положительную роль в развитии цивилизации. Ряд его элементов проявился в США, Франции, Германии, Италии, Японии в 30-е годы. Мы имеем в виду двух -пятилетние планы, преимущественное развитие промышленности, особенно тяжелых отраслей, правительственные программы по обобществлению средств  производства и т.д. Некоторые признаки социализма можно обнаружить на определенных этапах любой рыночной экономики. Сам социализм можно сравнить со стрихнином. В малых дозах - это лекарство, в больших - смертельный яд. Когда же эту истину поймут радетели о счастье человеческом?!
   Единственным достижением пролетарской революции и вкладом Ленина в мировой прогресс стало то, что  буржуа были вынуждены решать социальные вопросы и делиться прибылью  со своим населением  из опасения   красной чумы.
   Ирина Юрьевна Воеводина к.и.н.  довольно быстро подготовила макет номера. Великолепным корректором оказался Володя Сураев, который в то время   начал  представлять партию Новых социалистов. Московский лидер этой организации  Борис Кагарлицкий, писал  в "Кредо"   свои политологические  статьи. Встал вопрос о том, где печатать?
                Форум восточной Европы


              Мы узнали, что в начале февраля 1990г.  состоится форум Восточной  Европы в столице Литвы. Решили, что Саюдис поможет с печатной базой. Первого номера осталось  совсем мало, а хотелось чем-нибудь удивить  неформалов, что съедутся со всей страны.  Я  подготовил несколько десятков  магнитофонных кассет с записями своих  политических и социальных песен.( https://vk.com/id236769689. Их можно услышать по этой ссылке. Аудиозаписи) Этого показалось недостаточно. Помог случай. Зашел в магазин наглядной агитации напротив музея  Ленина и обомлел. Там  висел прекрасный антиалкогольный  плакат с надписью "Вырвать с корнем". Приобрел пятьдесят экземпляров и столько же   фотографий В. Ульянова. Вождь в кепочке улыбался, помахивал рукой, ну прямо добрый дедушка, раздающий сладости внучкам.  Продавщицы  при  виде моей покупательской активности занервничали, задергались, мол не собираются ли неформалы  глумиться над святым?  Оставалась нехитрая операция:  на место алкоголика приклеить вождя мирового пролетариата.  На форум собралась ехать целая делегация: Ирина Щетинина, участница бард -группы "Детектор лжи" , Николай Васильевич Статеев, автор скандального материала о ветеране, эколог Андрей Жеглов , член редакции журнала "Самара" Георгий Сергеевич Евдокимов и член Демократической платформы КПСС к.э.н.  Юрий Михайлович Бородулин. В Москве к нам присоединился  член редакции "Кредо" аспирант  Историко-архивного института  Владимир Воронов.
   Вильнюс нас встретил воздухом  независимости, кругом проходили митинги под лозунгом "За  нашу и вашу свободу".  На форуме выступали политологи, было много иностранных советологов. В Непринужденной атмосфере завязывались  интересные знакомства. Приехали дети  эмигрантов первой волны, которые рассказывали о трудностях жизни за рубежом. Меня удивило, что Франция оказалась не столь благожелательной к беженцам из красной России, а когда-то именно   наша страна спасала  парижских аристократов от кровавого Робеспьера,   обеспечивала им достойный уровень жизни.  Помню выступление журналиста Сергея Григорьянца, который предложил создать профсоюз свободных пишущих людей. Он издавал большой  независимый журнал "Гласность" и предлагал всем объединиться для  укрепления гласности и  поддержки Горбачева в перестройке.
    Мы встретились с представителем Саюдиса, который  за  несколько часов  напечатал тираж.  Всю ночь мы вчетвером укомплектовывали номера, а утром уже начали продажу в  холле  здания, где проходила конференция. Успех наших работ был потрясающий. Журнал разлетался с невероятной скоростью. Большим успехом пользовались антиленинские плакаты и кассеты с моими песнями. Я взял с собой гитару, и мы с Ириной Щетининой там же пели.  Вечером мы выступали в пивбаре и братались с местной литовской молодежью.  На ура шли такие шлягеры, как "Власть советская", "Гражданка из ДС", "Авто", "Депутат" и другие. Успех был неописуем. Литовцы угощали нас фирменным пивом со свиными отварными ножками с фасолью. На следующий день  в ресторане Ирина Щетинина пела русские романсы, срывая овации. Потом всех в качестве гостей пригласили  на заседание литовского парламента. Юрий Михайлович Бородулин в полном восторге восклицал, что прибалты, действительно, своей волей добьются настоящей свободы:  какая политическая культура, какой плюрализм.  Он печально замечал, мол нам россиянам до них как до луны. В здании, где собирались народные избранники действовал прекрасный буфет. Бородулин хотел привезти  жене  самые лучшие литовские конфеты и Ирина Воеводина  консультировала его в этом вопросе. На витрине лежали десятки разнообразных оригинальных коробок и трудно было найти единственную. Экономист только вздыхал, мол, вот ведь живут люди, вот ведь живут... Я увидел купленные  конфеты и поинтересовался, уж не куйбышевской ли это фабрики "Россия", вроде у нас  как раз такие недавно выпустили.  Бородулин чуть не выронил покупку, а потом долго рассматривал, кто производитель.
   В Вильнюсе стоял ранний  февраль, легкий морозец и никакого снега. Запомнились  росшие повсюду  кусты облепихи, осыпанные красными ягодами. "Большевистский цвет остается только  на  этих ветках",- сказал с юмором Андрей Жеглов. Всех самарских  демократов  разместили в одной большой  комнате студенческого общежития. Поздно вечером явился счастливый Статеев и стал показывать доллары,  за которые он продал свои авторские экземпляры. Жеглов  принялся  устрашать,   мол  обратно придется ехать через Белоруссию, а там за валюту могут снять с поезда и предъявить плохую статью. Николай Васильевич  возразил: " Я так   спрячу  баксы, что и сам  потом  не найду".
     В ночные часы мы обменивались впечатлениями о прошедшем дне, обсуждали варианты развития будущих политических событий. Бородулин считал, что надо сплачивать ряды вокруг Горбачева. Я спорил, доказывая, что Михаил Сергеевич  повторяет ошибки Александра II Освободителя. Царь тоже начал с правильных реформ, а потом испугался и стал все тормозить, а результат оказался печальным. Генсек  пошел той же дорогой, отталкивая от себя либералов-реформаторов и  приближая реакционеров типа  Язова, Павлова, Янаева, Пуго.

                "Кредо" в жизнь
   Из Вильнюса мы вернулись счастливые и довольные. Журнал имел грандиозный успех, а это главное. На вокзале  встретил Михаил Авдеев, который помог дотащить тираж до дома.  Сразу же  начали все вместе  клепать номера. С готовыми экземплярами  Миша помчался на тучу, где произвел  фурор и устроил для друзей аукцион из своих авторских экземпляров. Говорят цена поднималась до 10 рублей.
   Встал вопрос: где продавать тираж в будни? Решили осваивать  Ленинградскую.  Вылазку осуществили вдвоем с Авдеевым, встали на углу  Чапаевской рядом с мединститутом.  Реакция  прохожих оказалась неоднозначной: одни шарахались в сторону, другие быстро проходили, злобно зашипев:" У-у, жиды продажные, почем  для вас Родина?"     Кто-то из преподавателей мединститута открыл окно, с подоконника скатал снежок, бросил и чуть не попал Мише в голову. Тот мне сказал, что это наверное Маркс руководит больными мозгами  совков. Стало смешно. Некоторые подходили, совали деньги без сдачи, хватали  продукцию и растворялись в толпе.  Для усиления ажиотажа Авдеев вновь начал декламировать  свои новые стихи:
" Прости Россия"
Сапогами  Менжинского попран российский алтарь,
Лживых ленинских басен повисла гнилая блевота,
Пьяный  Рыков, рыгая открыл нам в концлагерь врата,
И Бухарчик в Зиновьева плюнул с похмельной икотой.

Юных мальчиков щупал Чичерин в постели своей,
Колонтай -нимфоманка всю жизнь занималась развратом,
Янкель Свердлов себя обагрил кровью царских детей,
И Калинин немытый разил своим люмпенским смрадом.

Бокий был каннибал - людоед, Петерс - жуткий садист,
Пучеглазилась Крупская жирною мордой кретинки,
Маньяком -наркоманом Дзержинский был, первый чекист,
И ломали кресты на церквях Пятаков и Крестинский.

Луначарский любил пролеткульты слюняво хвалить,
Сталин Троцкого драл за махор заскорузлой бородки,
Ты прости нас, Россия, за них, если можешь простить,
За бандитскую эту, за их большевистскую сходку.

Ты прости нас, Россия, за то, что народ не сумел
Преградить путь наверх тем, кто шел убивать, резать, гадить.
И за то, что они, палачи, оказались у дел:
Эти  Смилга, Раскольников, Каменев, Постышев, Радек.

Берзинь, Стасова, Куйбышев, Красин, Раковский, Камо
И Антонов-Овсеенко, и остальные громилы
Превратили Россию, залив ее кровью, в дерьмо
И погнали народ, словно стадо баранов, в могилу.

Ты прости нас, Россия, на них, если можешь - прости,
Если станешь от этих убийц ты навеки свободной,
Я хочу, чтоб народу вовек на горбу не носить
Никакого марксизма с его ленинятиной рвотной.
   Тут подошли представители местной  неформальной молодежи, которую возглавлял лидер  Демократического союза Юрий Бехчанов. Это был высокий, симпатичный, элегантный, подвижный   молодой человек, обладавший явными организаторскими качествами и необузданной энергией.  Он происходил из интеллигентной семьи авиаторов.  Вытянув руку вперед, подражая Ильичу, Юра артистично закричал:" Не на  правильном месте стоите, товарищи!" Его приятель, опытный распространитель самиздатовской литературы Марк Фейгин объяснил, что лучше торговать ближе к Фрунзе, там проходные дворы и можно быстро испариться  при виде милицейской облавы, а она, наверняка, скоро начнется, ведь доброхоты уже позвонили о появлении журнала" Кредо".   Сами дээсовцы торговали московской  газетой "Свободное слово", позже  Бехчанов сам  начал  издавать "Утро России", которую оформляла Ирина Щетинина.  Среди неформальной молодежи было много инициативных ребят. Вспоминаю Михаила Страхова, студента института культуры. Он бегал с идеей создания подпольной радиостанции и вроде бы даже у себя на квартире в хрущевской пятиэтажке у Дома молодежи пытался что-то транслировать. Кроме того Михаил издал один номер газеты  с радикальным названием "Освобождение".
   Время шло, но никто на Ленинградской  в час пик  нас так  и не тронул.    Взятые  на продажу  экземпляры быстро закончились. На следующий день мы  поехали торговать у железнодорожного вокзала, потом автовокзала,  затем на Революционную к универсаму. Мы с Авдеевым появлялись в разных частях города, постоянно меняя место, путая следы как разведчики. Журнал везде принимали хорошо. Миша отрывался в своих декламациях, кого-то пугая, у кого-то  находя поддержку:
 У гнид большевистских кровавые руки,
И гнилью марксизма разит во весь дух.
Из будок повылезли красные суки
В семнадцатом черном российском году.

Россию они на колени поставив,
Ей руки ломали и били ей в пах.
И знали и Ленин, и Троцкий , и Сталин-
Как русское мясо хрустит на зубах.

Ах, любят мясцо большевистские зубки,
П если точнее шакальи клыки.
О, как нас мололи в своей мясорубке
Они- кровожадные большевики.

И 70 лет убивали, травили
И в брюхо втыкали стальные штыки
Громили, неволили, гнали, гноили
Они - самозванные эти царьки.

Долой ленинское царство разврата!
Долой кровопийц , палачей фанатизм!
Да здравствует знамя свободы крылатой!
Да здравствует безбольшевистская жизнь!
  Активным распространителем журнала стал член редакции, великолепный корректор Володя Сураев. Иногда он продавал по сто номеров за день. Парень обладал харизмой и вызывал доверие, умел острым словом, искрометным юмором привлечь  публику. Он придумал ноу-хау. Вешал на шею портативный  кассетный магнитофон и гонял мои социальные песни, продажи увеличивались.   Владимир иногда выкрикивал:"Сенсация! Кто еще не знает, подходите, покупайте. Все о сталинистах -палачах, встречался ли Ленин  с Гитлером в Цюрихе? и т.д." Вокруг парня собирались зеваки, а в карман  летели трешки.

                Встреча с законом

   Каждый раз, выходя на улицу,  стали ощущать нарастающую напряженность. Вокруг нас  терлись какие-то люди, кто-то нарывался на скандал, иногда на столик с журналами   неожиданно  падал  алкоголик. Чувствовалось, что скоро что-то произойдет. Так и случилось. 7 марта 1990г. на Ленинградской  меня, Авдеева и Сураева во время продажи "Кредо" задержали и отвезли в  Самарский РОВД, старинное красного кирпича здание. Там когда-то находилась ночлежка.  Пришел чекист со  Степашки и стал допрашивать, зачем мы хотим организовать еврейский погром и почему призываем вешать этих уважаемых людей пусть с нерусскими фамилиями и огромными носами?  Мы испытали шок. Миша стал кричать, что все его друзья  - евреи, потому что умные, да и сам он поляк, а предки князья Катанские.  У нас отняли остатки непроданных  журналов для идеологической экспертизы. В  сураевской сумке случайно оказался самый первый номер "Агония социализма".  Милицейская машинистка под руководством лейтенанта его стала распечатывать. Тот громко произносил название антисоветской статьи и фамилию автора. Мы падали со смеху. Дело в том, что за псевдонимы мы взяли фамилии  представителей партийной элиты. Звучало так: " СССР: национальный взрыв"  Деревякин; "Охранка и демократия" Егоров,"Животный патриотизм" Никольский; "Пересоленная пицца  и военно-промышленный комплекс" Патрикеев, Гордеева;  "Отставной полковник" Афонин. В конце -концов нас отпустили, строго предупредив, что торговать нелицензионной продукцией в СССР запрещено.
    Через несколько дней мне позвонили из "Волжского комсомольца" и сказали, что милиция предоставила документ для публикации о подготовке еврейского погрома тремя антисемитами, а дальше шли наши фамилии. Я ответил , что это просто обычная провокация НКВД в духе 1937г., далее добавил, мол купите  наши журналы, прочитайте их и, если найдете антисемитизм, то пожалуйста публикуйте, что хотите в духе гласности.  Редактор  газеты  Соколов А.А.  прислал "Волгу" с журналистом, который приобрел номера. На этом вся буча закончилась.   Авдеев рассказал, что ему на днях  перезвонил  редактор Александр Александрович  и заявил, мол его дедушку  в Гражданскую порубали белоказаки и поэтому шашка всегда наготове  против врагов режима.
   Вскоре после этих событий на площади Куйбышева прошел большой митинг в поддержку перестройки. На нем выступал  мой бывший товарищ по "Гласности" Владимир Ненашев, который обрушился на власть, устроившую провокацию в отношении корреспондентов журнала "Кредо". После этих слов наша популярность зашкалила. Тут же   был выкуплен   весь тираж.
   В городе мы сразу стали  популярными журналистами. К нам подходили разные люди и просили их напечатать.  Кое кто  был готов даже за это заплатить, но нас интересовало лишь качество материала. Некоторые  передавали рукописи огромных романов и целых экономических опусов, прося  отправить все это на Запад. Я говорил, что никак не связан с заграницей, но мне не верили, считая, что я  масон,   агент ЦРУ, представитель  МИ 6,  одним словом всесильный человек.  Подходили изобретатели, которые  надеялись через меня  передать свои рацпредложения в солидные  американские фирмы   типа Локхид.   Люди хотели хоть чушкой, хоть тушкой  вырваться за "железный занавес", хоть как-то реализовать свои идеи.  " Боже мой,  - думал я,-  как  советская власть  задавила здесь все и вся."  Публика   считала, что если что-то пишется, а тем более издается, значит это чей-то заказ, выгода, значит за всем этим  стоит  международная  закулиса. Никто не верил, да и не мог поверить,  что несколько человек сами по себе собрались и делают дело.
    Помню бард Валерий Белоглазов проявил интерес с нашему литературному разделу "Черный ящик". Свою работу о Мартове   показал Владимир  Маркович Гинзбург.  Исследование действительно было очень интересным. Автор давал сто очков  вперед любому куйбышевскому доценту и даже профессору истории. Гинзбург вообще являлся одним из самых умных и начитанных людей в местном  неформалитете. Он умел объединять вокруг себя молодежь,  включая ее в демократическое движение. Социал-демократический кружок Гинзбурга собирался в Загородном парке на летней площадке. Туда приходили Александр Спижевой, Василий Лайкин, Михаил Страхов, Андрей Чичков, Владимир Сураев и многие другие. Большим спорщиком на собраниях был  Вася Лайкин, высокий крепкий парень, окончивший физфак куйбышевского университета. Он в конце диспута часто говорил, что надо пойти и спросить у   Солонина, где истина, тот  все знает. Андрей Чичков хотел активных действий и предлагал проводить так называемые оранжевые акции по типу польской Солидарности.  Так  родилась идея накормить булкой трехглавого дракона, а именно памятник борцам  революции, что угол Красноармейской и Чапаевской.  Три    металлических большевистских головы  с огромными открытыми ртами до сих пор  просят  у прохожих хлеба. Весельчаки регулярно засовывали булки в открытые глотки, а милиция их вынимала. Действие продолжалось бесконечно. Позже   туда стали совать пустые бутылки и прочий мусор.
                Падеж священного скота

   К концу марта 1990г. возникла необходимость в новом номере. С помощью мозгового штурма члены редакции стали прорабатывать общую концепцию.  Я высказался, что политика Горбачева слабеет с каждым месяцем и контрреформаторы готовятся к реваншу. Родилась  такая идея обложки:  в старом коммунистическом болоте плавают  Маркс, Ленин, Сталин с трубкой среди лягушек, пиявок и тины. Над ними на ветке висит Горбачев в аппаратном костюмчике. Он держится  из последних сил, но  дерево  надламывается.  Появилось и название : " Падеж священного скота". Обратная сторона обложки  пугала: кудрявый  мальчик Вовочка  играет в броневичок, на котором стоит Ильич   с вытянутой рукой, держащей  удавку.  Идеи воплотила Ирина Щетинина.
   Володя Воронов из Москвы прислал сенсационный  материал о кубинских наркотрафиках. Миша, как всегда, оказался на высоте со своей  убойной статьей "Холуй на постаменте":
     Более полувека наш славный город Самара носит чужое имя. Даже не имя, а фамилию Куйбышева. Мало уже осталось свидетелей того, как НКВД собирал подписи "сознательных граждан", угрожая наганом , теперь многие задаются вопросом: кто же такой был этот Куйбышев, что именно в честь него Самару лишили своего родного имени.
   Куйбышев не связан с Самарой ни рождением, ни годами учебы, однако, как утверждают, именно здесь он сложился как революционер. Вот мы и хотим рассмотреть некоторые моменты деятельности  Куйбышева в Самаре, опираясь на сведения и воспоминания старожилов.
   Валериан Куйбышев( он же Иосиф Адамчик) познакомился в г. Самаре с большевичкой Панной Стяжкиной, которая на определенное время стала его любовницей. Ведь  Куйбышев  несмотря на свою пучеглазость,  был весьма привлекателен для женщин. Когда же Стяжкина ему надоела( а может быть он ей), она нашла Воле( так уменьшительно звали Валериана) новую любовницу, которая оказалась стукачкой. На ее то квартире пьяный Воля  разболтал в постели все явочные адреса, указал, где находится печатный станок, и массу других подробностей. На следующий день стукачка- любовница донесла в полицию, и все самарские большевики были арестованы, кроме Куйбышева. Так как-то он, несмотря на сильное опьянение, своего- то адреса и не назвал.
 Но ему недолго довелось погулять на свободе. Он также был арестован, но отнюдь не за революционную деятельность, как утверждали большевистские историки. Его погубила все та же выпивка. Уж чего-чего, а выпить( а точнее напиться до крайней возможности) Воля Куйбышев умел. И вот на базаре, находившемся на Хлебной площади, Куйбышев напился пива и стал буянить.  Когда городовой попытался его  утихомирить, Воля , имевший недюжинную силу, схватил оглоблю и ударил городового по голове. Тут его схватили, свалили,  связали и отправили в околоток. За пробитую голову городового  Куйбышев и получил тюремный срок.
   Когда в Питере большевики устроили военный переворот, Куйбышев был уже на свободе и вновь находился у руля самарского комитета большевиков. Пришла телеграмма из Питера о том, что большевики взяли власть. Новая любовница Куйбышева, Евгения Коган попросила Волю зачитать эту телеграмму на собрании в цирке "Олимп". Воля стал отказываться:"Я не могу. Мы должны с Галактионовым идти пиво пить. Пусть зачитает Митрофанов". Коган ответила, что у Митрофанова после выпивки сел голос и кроме Куйбышева некому.
   После выступления Куйбышева стали голосовать и, поскольку большевиков набралось чуть больше, проголосовали за советскую  власть в нашем городе.
   Вот так Куйбышев "провозгласил советскую власть в Самаре". В годы Гражданской войны, в период наступления чехословацких войск Куйбышев  бежал из Самары. Бежал по крышам улицы Заводской( ныне Венцека)  с  очередной любовницей и партийной кассой. Его поймали на катере около Царева Кургана. Масленников дал указание его судить, но Воля попросил прощения и его простили.
   Он снова становится у руля. Вместе с Галактионовым Куйбышев устроил в Самаре голод, выполняя указания Ленина. Это была политика "разделяй и властвуй." Нужно было стравить крестьян и рабочих для чего крестьянам не давали возможности продавать хлеб, а рабочим говорили, что все крестьяне - кулаки, прячут хлеб, чтобы заморить пролетариат голодом.
   Когда же Куйбышев попал в Москву, в высшие эшелоны власти, он тут же объединился со сторонниками Сталина, решившими устранить Ленина из политической жизни, заточив его в Горках. Они выжали Ленина как лимон, и больше он был им не нужен. Но Ленин сам в этом и виноват. Ведь это он насаждал такие идеи, что для достижения цели все средства хороши. И вот, вооружившись идеями Ленина, Куйбышев, в числе других сталинцев, начал творить беззакония.
   По инициативе Куйбышева специально для Ленина газета "Правда" выпускалась в единственном экземпляре для того, чтобы первый сталинский Зэк не знал, как претворяются его прожекты в жизнь.
   С помощью всевозможных интриг против оппозиционеров, устраняя их от власти, Куйбышев стал членом Политбюро. В период насильственной коллективизации Валериан был инициатором продажи хлеба за границу, в то время как в самых хлебных районах страны свирепствовал голод.
   Куйбышев явился автором- разработчиком теории обострения классовой борьбы, идею которой подкинул ему Сталин. За это Куйбышева заклеймил Бухарин. Куйбышев во всем потакал Сталину, всегда беспрекословно выполнял его волю. Любые желания "хозяина" были для Куйбышева - закон.
   На совести Куйбышева- тысячи жертв голода в Самаре и десять миллионов жертв голода 1932-33гг. Сталинский палач Куйбышев превратился в последние годы жизни в хронического алкоголика. Когда Сталину сказали, что Куйбышев пьет, Сталин ответил:" Пьет и пусть пьет. Скорее сдохнет". Такой ответ вождя вполне  соответствовал с шакальими законами большевизма, где не было ни друзей, ни соратников, а существовали лишь временные группировки, в основе которых лежала личная выгода.
   Итак, теперь вы знаете, что  представлял собой Куйбышев. В довершение хочу сказать, что за все эти его деяния имя Куйбышева было присвоено почти пятидесяти населенным пунктам ( и среди них десяти городам). В нашем же городе имя Куйбышева носят главная улица, главная площадь,  9-й ГПЗ, Педагогический и Политехнический институты, железная дорога. Ему поставлено два памятника и собираются открыть музей. Достоин ли Куйбышев таких  почестей. Нет!!! ...
   Когда Миша читал  эту статью, члены редакции затаили дыхание, потом Володя Сураев  помолчав, сказал:"Настоящий динамит. Журнал "Самара" Черкасова нам не конкурент!" Я подготовил полемический материал под названием "Экономический разум":
   Есть что-то такое в мире перед чем мы все чувствуем свою беспомощность. Кто из нас не ощущал себя морской свинкой в огромном виварии, над которой некто невидимый творит свой непонятный  эксперимент. Одни говорят, что над людьми стоит Бог, другие - объективные законы материального мира.
   Мы знаем много форм существования материи, наиболее сложная из них - социальная. Однако в последнее время все яснее становится, что есть еще одна форма материи - экономическая. На нее тоже распространяются  диалектические законы. Она объективна и независима от человеческого сознания.
   Социальная материя породила человеческий разум. Экономическая в свою очередь- разум  экономический.  Он зародился где-то в самых глубинах  рыночных отношений. Экономический разум - это рыночная целесообразность, сложнейшая внутренняя  структура, связывающая такие звенья как  производство, сбыт, спрос, сплетенные воедино стоимостные  отношения.
   Экономический разум стал реальностью после Второй мировой войны, когда сложилось могучее мировое сообщество с широчайшей интеграцией и  обобществлением капиталов.  НТР, роботизация, компьютеризация, а также внедрение в производство искусственного интеллекта, генной инженерии вывело человечество на качественно новый уровень. Экономическая материя стала диктовать свои условия жизни. Диалектической противоположностью экономического разума цивилизованных стран явилась тупоголовая государственная  монополия в лице социализма...
 Читателей ждали  уникальные воспоминания о службе  в Восточной Германии, которые написал  специально для "Кредо" мой  недавно  дембельнувшийся сосед:
Мох рос лишь на крышах тех домов, где проживали советские. Немцы обходили их стороной, как будто там поселилась чума. Для них то и была чума- контингент советских войск в ГДР. Танковая часть стояла в городе Бад Лангензальце.  Еще русских можно было отличить по горам гниющей листвы около границы военной зоны. Они привезли с собой  на немецкую землю запах  кирзовых сапог, матершину и нелепое для Германии состояние постоянного подворовывания всего, что плохо  лежит, включая розы с клумб по ночам, уголь для печей, консервы, овощи, сигареты.
   Советские жены по утрам собирались на кухне, курили, пили кофе со взбитыми сливками и тертым шоколадом и обсуждали, кто куда пойдет за  покупками. Тут же рисовали на кусочках бумаги предметы, которые они хотели приобрести в магазинах: бюстгальтеры, чулки и разбегались.
   Жизнь начиналась вечером, когда мужья возвращались с работы.  В одной из комнат накрывали на стол, откупоривали спиртное и гудели. Первую рюмку  пили за русских в ГДР, потом за тех, кто в море, на границе и в венерической больнице. Позже, как всегда стоя,  за баб-с. Затем вспоминали смешные истории: политрук части напился, пришел домой, схватило живот. Рванулся в туалет, но дверь снаружи была закрыта на защелку. Он подумал, что там жена заперлась изнутри. Побив кулаком в дверь,  вояка  пошел в ванную и накакал, затем лег спать.
    Тут пришла домой жена, заглянула в ванную и увидела сюрприз. Она взяла фуражку, все сложила в нее и тоже легла спать. Утром муж проснулся, оделся. Не подрав глаза с похмелья, надел фуражку.  Дерьмо приземлилось на его лысину, как вертолет на советский аэродром. Он бросился к спящей жене и измазал ее физиономию тем, что было в фуражке.  Что произошло в дальнейшем - не известно, но шум был настолько страшен, что приехал патруль.  Дело замять не удалось, и майор после развода  служил в Кзыл- Орде.
  Вспомнился другой случай, когда один лейтенант напился и храбро выкрал немецкий флаг, гордо реявший над городом, которым он мыл полы в квартире и кричал: " Фрицы, я вам сделаю Сталинград". Когда буян уснул, жена выстирала флаг и  повесила  на балкон сушиться.  В двадцать четыре часа  чета  оказалась за Уралом. За бедолагу снова выпили.
   Когда алкоголь дал о себе знать, компания приступила к выяснению отношений. Вот и сегодня Боря опять прицепился к жене: " Ты почему одела такую короткую юбку?" " Да у тебя самого ширина расстегивается при виде бабы",- парировала суженая. "Дура!" - зарычал солдафон. " От такого и  слышу",- ответила  супруга. Вот в голову  лейтенанта  полетела новая австрийская босоножка на тонкой шпильке.  Хотя голова офицера была непробиваемой, как броня советского танка, но  кровь все-таки потекла. Он бросился в туалет. За ним поспешила Люда, жена сослуживца. Муж ее был в командировке в Гере. Боря туалет не закрывал и , не заметив Люду, стал писать. Тут  он с удивился , что жидкость не стекает в унитаз.  Ссаку ловила губами Людка. Затем   бабеха и вовсе распоясалась, начав изображать из себя  флейтистку.
   В это время  старший лейтенант Серега начал звучно рыгать в  коридоре, будто задыхающийся бегемот. Татарка Фатима глотала водку из горла. Наталья, обняв ее, плакала пьяными слезами, сама не зная о чем. Потом они все вместе кидались репчатым луком и  подбили глаз Маринке. На это обиделся ее муж прапорщик. Однако скоро он стал невменяем и в целях предосторожности кем-то был выведен  на улицу и там забыт. Он рисковал, ведь где-то в темноте, как занюханная гиена с болтающимися у пупка сиськами,  шлялась  двенадцатая дочь чабана- ударника Бибигуль. Она надеялась изнасиловать очередную жертву  и получить отступные в валюте.
   Вернемся однако в дом. Прапорщик Федоров, чувствуя, что перебрал,  вытащил, как обычно,  полицейские наручники  и пристегнулся ими к жене. Тут зашел патрульный выпить водочки, показывая женам блестящий черный пистолет. Он  же, удаляясь, напомнил, что в обед  возложение цветов  к памятнику Советскому воину, но его никто не слышал.
     Гулянка шла удачно, как вагонетка по рельсам. Тут Мичиган перешел на шепот и таинственным голосом   сообщил, что  наступало его время. Он вылез из шкафа, где его спрятала хозяйка квартиры и стал трахать пьяных баб  под оркестр беспробудного храпа кобелей в погонах.
    Макет снова подготовила Ирина Воеводина, а оформил его художник под псевдонимом Планктонов.  Печатную базу предложил издатель московского журнала "Контур" Игорь Галканов. Володя Воронов отвез ему макет. Вскоре тираж  был напечатан и я со Стасом Теном съездил за ним.  В Самаре многие демократы и простые жители уже ждали этот новый номер. Когда Планктонов увидел его, чуть не упал в обморок.   На всех авторских экземплярах он собственноручно закрасил аппаратчика на ветке черной тушью и  в таком виде решился продавать. Авдеев  не боялся ничего и снова устроил аукцион на книжном рынке, так называемой туче.  Миша  стал популярным поэтом и к нему потянулись ученики, среди которых назову Дмитрия  Сивиркина и Володю Клименко.  Михаил   в домашних условиях читал просветительские лекции о том, что такое основы  стихосложения, чем отличается ямб от хорея  или амфибрахия, что такое символ и образ в литературе, какие направления существуют в современной поэзии. Ученики  внимали, затаив дыхание и записывали мудрые мысли великого  литературоведа.  Много лет спустя я слышал, как Владимир Клименко говорил со сцены, мол я ученик, который превзошел своего учителя.  Странно все это.  Разве  может человек сам себя оценивать и хвалить?  Почему-то именно  стихи Михаила Авдеева у меня ложились на музыку и именно их читают  ученики в школах, когда речь идет о самарской   лирике. Давайте вместе прислушаемся:
"На бывшей Панской"   
На бывшей Панской в Самаре
Был дом посреди двора.
Там голуби ворковали
Под застрехами с утра.

Там Лещенко и Вертинский
Звучали из всех окон,
Слетая с тертых пластинок
В небесное высоко.

Под сказки бабулек старых
Дремали коты и псы,
И пела чья-то гитара
В полуночные часы.

А тетя Маша в подвале
Молилась за всех навзрыд:
"Полдома уже сломали,
Полдома еще стоит".

Полдома еще все помнит,
Полдома уже мертво,
И нет уже больше комнат,
Где детство мое прошло.

А тетя Маша в подвале
Молилась за всех навзрыд:
Иконы не помогали,
Богом что -ли наш дом забыт?

                Время странных встреч

   Весна 1990 г началась  рано,  еще в феврале. Быстро таял снег, повсюду образовывались огромные лужи, так что многие ходили  в резиновых сапогах. Всякая иная обувь тут же промокала. Эта слякоть запомнилась особенно потому, что мне приходилось  почти каждый день торговать журналами "Кредо" то на птичьем рынке, то возле ЦУМа Самара. Рядом со мной всегда стояли Георгий Евдокимов и Андрей Жеглов с пачками своей литературы. Евдокимов шутил, что наша политическая борьба сначала растопила снег, а потом войдет в сердца и умы горожан, породив новую оттепель.
     Помню как то в начале марта я встретил  социал-демократа  Михаила Страхова  на площади Куйбышева, и мы зашли в сквер угол Галактионовской и Вилоновской, в народе называвшийся" Штаты".  Там нашли скамейку и долго сидели, беседуя о перспективах  демократического движения в России. Страхов полагал, что Горбачев долго не выдержит натиска номенклатуры и скатится к авторитаризму, а тогда прольется кровь.  Я спорил, утверждая, что  дух народного предпринимательства уже вырвался на свободу и назад его не загнать даже танками, скорее всего развалится СССР под натиском центробежных сил местных элит. Пока мы беседовали, снег настолько растаял, что ноги стали проваливаться в раскисшую жижу. "Вот видишь,-  сказал я,- естественный ход природы ничем не остановить. Тоже произойдет и с СССР". Никогда из нас  не думал, что центральный сквер всего за каких-то два часа может превратиться в настоящее озеро.
   Номенклатурное болото, окружавшее нас, становилось все более зловонным и пузырящимся старыми представлениями.  Как-то  зашел в  корпус политехнического института, что  на Первомайской, где должен был встретить Ирину Воеводину после лекций. Стоял в коридоре напротив аудитории. Вспоминалось, как я сам здесь работал целых четыре года, как проводил семинары, на которых вставали острые вопросы о культе личности, о левых и правых уклонах в ВКП(б). Студентам было многое интересно, они задавали десятки вопросов. Всех интересовало количество жертв сталинизма: одни утверждали, что их были сотни, другие спорили, мол, тысячи. Встал студент из Чечни и заявил, что только в их ауле НКВДэшники сожгли более 1500 крестьян- женщин, детей, стариков, а его бабка уцелела, но до сих пор на спине следы от ожогов.  Один студент принес книгу "Воспоминания о былом" о зверствах Берии. Тот любил во время пыток партработников пить сухое вино и закусывать апельсинами. Если арестованный признавался, что он агент семи разведок, то ему тоже давали апельсин. Вспомнилось как по этим коридорам ходил  на лекции мой дед профессор истории К.Я. Наякшин. Неоднократно  сам слушал его выступления по поводу Октябрьской революции, о Брестском мире и НЭПе.  Дед читал хорошо, четко излагал мысль, но при этом всегда оставался скованным и нервным.  Такая зажатость сильно отличалась от лекций  университетских профессоров таких как Молевич, Овчинников, Арончик, Конев, Козенко. Они умели пошутить, поиграть словами. Мой дед всегда говорил с каменным лицом, взвешивая каждое слово. Я его спросил, почему он так  ограничивает себя, ведь это просто студенты, которые мало что понимают и ничего не знают. Кузьма Яковлевич объяснил, что все события, о которых он говорил прошли через душу, сердце и судьбу. Кроме того ему стыдно называть  великих политиков Каменева и Зиновьева  проститутками, а Троцкого - предателем, ведь это чистая ложь. Однако против позиции  Коммунистической партии дед не мог. Вспомнилось также, что именно в политехе, когда дед спускался в столовую по железным ступеням, его кто- то толкнул. Восьмидесяти двух летний профессор скатился головой по лестнице и без сознания   был доставлен в обкомовскую больницу, что  находилась на улице Чапаевской в дореволюционном особняке. Я приходил  к нему в палату. Рядом с ним лежал главный режиссер Куйбышевского драмтеатра Петр Львович Монастырский. Все дни они проводили в политических диспутах и обсуждали роль личности в истории и культуре. Дед представил меня как барда, и Петр Львович попросил  что-нибудь исполнить. Я сбегал домой за гитарой, а потом провел небольшой импровизированный концерт. Монастырский сказал, что мои остро -социальные песни интересны, но слишком острые для сегодняшнего дня.  Он напомнил, что для театра  уже работает выдающийся композитор Марк Левянт и лишних людей там не  надо. Дед  стал спорить, что нельзя отвергать молодежь, пусть будут разные, всякие,  мир должен сиять разными красками, а не пугать всех одними и теми же  фамилиями.
    Неожиданно мои воспоминания прервали дикие  женские крики. Эта была пожилая доцентша, которую мой дед  как заведующий кафедрой истории КПСС притащил на свою кафедру с Западной Украины. Дамочка, выпучив глаза, орала, что я - террорист, пришел губить живые души советских студентов-комсомольцев. Она утверждала, что я - агент ЦРУ и Павлик Морозов  в одном лице, предавший собственного дедушку-большевика. Затем  эта женщина вызвала милицию.  Приехали оперативники, которые спрашивали, что я тут делаю.  После короткого спокойного разговора они ушли, пожав плечами, объяснив  рьяной защитнице советской власти, что корпус  политеха не является режимным объектом. Один из милиционеров в пол голоса сказал, мол,  читаем ваш журнал, и нам  он нравится, а что касается странных преподавателей, то от их лекций мухи мрут.
  Случались и другие встречи.  Коллега Ирины Воеводиной по кафедре научного коммунизма пригласила членов редакции "Кредо" для дискуссии в Сызрань. Поехали мы с Авдеевым вдвоем. В электричке Миша спрашивал напряженным голосом, мол, а нас не побьют там, ведь по сравнению с Самарой, это провинция.  Я успокаивал товарища:" Не будем перегибать палку, не поливай грязью Ильича, почитаем стихи, и   все получится, главное, чтобы журналы раскупили". Номеров мы взяли целую спортивную сумку, которую Михаил тащил в своих огромных руках с очевидным удовольствием.  Так, наверное, вынашивает долгожданное дитя мамаша бальзаковского возраста. Приняли нас чудесно по высшему разряду, устроили небольшой банкет, даже с шампанским и деликатесами.  Мы были ошарашены таким приемом. На встречу собралась элита города.  До меня дошло, что нас приняли за столичных эмиссаров, которые сообщают провинциалам о генеральной линии партии. Какой-то чиновник все время вопрошал, мол, что теперь портреты и бюсты Ленина вообще убирать из кабинетов, раз это такой душегуб оказался?  Встречу записывали на аппаратуру для местного радио. Все журналы, конечно, сразу же раскупили.  Всю спортивную сумку нам заполнили  вином и продуктами, так что обратная дорога  оказалась  быстрой  и  восхитительной. Осушая очередной стакан красненького, Авдеев вдруг спросил:" Послушай, Андрей, а не похожи ли мы на Хлестакова из "Ревизора?" Я ответил, что немая сцена будет у всей страны, когда объявят о развале СССР.
   В начале лета 1990г. я, Ирина Воеводина и Михаил Авдеев ходили вечером на  Потапова. Там располагался  корпус университета, где мы встречались как члены редакции журнала "Кредо" со студентами  филфака. Произошел  достаточно бурный диспут, который закончился поздним вечером.  Миша блистательно читал перед слушателями
Это знаки зодиака
На померкших образах,
Это - слезы Пастернака
У России на глазах,
Это белой ночи тени
На уснувших островах,
Это призраки видений
И молитва на устах
х х х
Только черные зарницы
Щурят черные глаза.
Привидений вереницы
И глухие голоса
Черной ночи раздаются,
Будто траурный хорал,
И потоки грусти льются
Как шампанское бокал.
х х х
   Отчего так мало музыки...
       О. Мандельштам. 1911г.
Напророчил Всевышний
Звук стихов Мандельштама.
Очень многие пишут.
Только музыки мало.

То есть музыки много,
Но услышит не каждый
Эту музыку Бога-
Ту, которую жажду,

Ту, что жадно внимали
Блок, Ахматова, Тютчев.
Что-то музыки мало.
Вьются черные тучи.
      21.10.1983г.
  Девочки с факультета невест млели при виде такой поэтической глыбы, а Михаил Петрович взахлеб рассказывал о своем любимом городе Санкт-Петербурге, о встречах с Борисом Гребенщиковым и другими лидерами Камчатки.
     Обратно мы решили идти на трамвайную остановку по почти неосвещенной асфальтовой дороге, которая  пробивалась среди одноэтажных домишек, называвшихся почему-то звучным словом Город-сад. Покосившиеся заборы из деревянных кольев чем то напоминали клыки и кости  динозавров. В народе это место окрестили как Курмыши. И вот мы около 12 ночи двигались  по этому рискованному маршруту.
    Вдруг из-за поворота  нам навстречу вышла здоровенная фигура. Человек приблизился и хриплым баритоном спросил:"Это вы редакция журнала"Кредо"? Авдеев от ужаса чуть не упал в обморок. Его тонкая лирическая  натура смекнула, что могут начать бить. Ирина не растерялась и бодрым голосом ответила:"Да-да, а в чем дело? Вы хотите быть нашим распространителем?" Могучий  парень строго ответил, что он самарский писатель Олег Айдаров и хочет предложить для нового номера свой рассказ. Миша успокоился, заметно повеселел и сказал, что надо посмотреть и проанализировать. Айдаров вытащил из кармана листок. Мы подошли к  фонарю, и парень  стал читать что-то из жизни животных, вернее котов. Автор подметил, что эти усатые, хвостатые громко мяучат, шипят друг на друга, показывают когти, но редко по настоящему дерутся между собой. В человеческом обществе все иначе. Люди хоть и не имеют острых когтей и длинных зубов, но чаще загрызают друг друга насмерть. Рассказ нам понравился своей простотой и жесткостью. Однако самарский писатель заметил, что хочет работать за гонорар, минимум в 10 рублей. Мы ответили, что готовы давать только  авторские экземпляры. Так состоялось  наше первое знакомство с этим творческим человеком. 


                Комитет "Самара"

   В это время в городе  полным ходом шла  кампания по возвращению старого названия Самара вместо  Куйбышева.  Возник специальный комитет, занимавшийся пропагандой этого мероприятия. В  холле библиотеки политической книги лежал толстый талмуд, в который  все желающие записывали свои мнения на этот счет. Коммунисты приходили целыми командами, где высказывались однозначно: " Купеческая Самара - грязный вонючий заштатный городишко, в котором было три улицы и  200 хулиганов-горчишников. Там гуляли пьяные мукомолы и торгаши вместе с вороватыми чинушами". Историю Самары реально никто не знал. Все начиналось и заканчивалось Лениным и большевистским революционным движением. . Некоторые мусульмане писали, что Куй Быш Лаам  в переводе с восточных языков означает город благоденствия, правда Самара означает красивая. Неизвестно, что лучше. Находились такие, кто говорил, мол какая разница, пусть хоть горшком назовут, лишь  бы зарплату платили, да АЭС не построили.
   В этих условиях Миша Авдеев написал потрясающую статью о том как ели и пили  в нашем городе до революции.  Факты буквально сшибали с ног. Позже материал перепечатали  местные газеты. У горожан текли слюнки  по ушедшей пище, выпивке  и жизни.
     Русский культурный центр, что возглавляла Галина Николаевна Рассохина, проводил пикеты в поддержку переименования.  Мы с  Михаилом тоже принимали в этом участие и конечно продавали свои журналы. Миша декламировал, пронзая публику эмоциями и своими строками:
Имя города -Самара
И иначе быть не может!
Бред марксистского пожара
Мою душу не изгложет.

Имя города не шапка,
Что меняют на другую.
Мне утерянного жалко
И поэтому тоскую,

 И поэтому не спится
Мне в Самаре на рассвете.
Имя города как птица,
Что парит во мгле столетий.
  Я брал гитару и продолжал импровизированный концерт на его стихи:
 От тюрьмы, где Воля Куйбышев,
Отбывал свой срок положенный,
До Ильинки, где для публики
Выбор был всего задешево,

Прогуляюсь по вечернему
Центру  старому самарскому,
Чтоб сказать всему прошедшему,
Помолившись: "  Благодарствую".

И Самара руками стареньких улиц
Обнимет за плечи меня.

У Ильи поставлю свечечку
За Самару по традиции,
И домой пойду повечеру
К  Пантелеймону- целителю.

Кто ограблен, кто оправданный,
Кто с икорочки икал,
Кто  пшеничкою отравленный
В год голодный торговал.

Вспомню все, что было с жалостью
В незапамятном году -
Не пойду по Шихобаловской,
По Сокольничьей пойду.

 И Самара руками стареньких улиц
Обнимет  за плечи меня.
  Здесь необходимо  отметить, что Ильинкой называли сельскохозяйственный рынок( угол Красноармейской и Арцибушевской).  Нынешняя улица Ленинская раньше называлась Шихобаловской, до этого Сокольничьей.  Антон Николаевич Шихобалов являлся богатым купцом и меценатом, но был замешан в коррупционном деле , когда во время закупки зерна для голодающих   Поволжья  была приобретена, отравленная куколем пшеница  на 7 миллионов царских рублей.  Церковь Пантелеймона - целителя  находилась  на Полевой угол Садовой и являлась больничным храмом  лечебницы имени Пирогова. Воля Куйбышев сидел в тюрьме "Кресты", сейчас это общежитие мединститута угол Арцибушевской и Полевой.  Несколько поэтических строк, а сколько в них самарской старины и самого духа купеческого города, который назывался русским Чикаго по темпам  промышленного роста.
    В конце апреля мне позвонили из Питера. Слух о нашем журнале "Кредо" дошел и в северную столицу. Представитель  самиздатовского движения заказал 200 экземпляров. Стал вопрос: Кто туда отвезет? Мишин приятель, Игорь, большой и сильный, повез  журнал на берега Невы. Их там быстро реализовали, а деньги вернули копейка в копейку. Такая четкость и честность сейчас бы многих удивила, но такое было время и такие люди. В ельцинский период они оказались белыми воронами, а на их место пришли хапуги и отморозки: кто из тюрьмы, кто из деревни, кто из спецслужб.
    Журнал "Кредо" стал настолько популярен, что к нам  обращались   кандидаты в депутаты различных уровней за поддержкой. Так сотрудник милиции Евгений Лаверычев встретился с членами редакции и попросил составить  программу, а также тексты листовок, с которыми он  пойдет на выборы. Парень показался энергичным и деловым. Мы конечно  пошли ему на встречу и даже расклеивали агитационную  информацию. На листовках был дан мой телефон и я рассказывал интересующимся о взглядах кандидата. За милиционера хотели голосовать многие. Мы также готовили и расклеивали листовки в  поддержку кандидата директора библиотеки политкниги Людмилы Кузьминой. Ее противником  являлся человек по фамилии Довбыш. На антилистовках большими буквами было написано:"Ты всех задолбишь".  В ходе горячей рекламной кампании мне  постоянно  звонили избиратели, но в этом случае многие ругались, мол бабу нам во власть не надо.  Мужик, он и в Африке мужик. Самый плохой мужик  всегда лучше самой умной дамы. Нам  Кузькиной матери не надо, ее уже Хрущев показывал, хватит!"  Я мужественно принимал на себя удар  сталинистов и недоброжелателей. Авдеев с вывихнутой ногой самоотверженно клеил и клеил в самых глубоких и страшных курмышах, куда  не всегда решался заходить даже почтальон. В моих глазах рослый Миша становился все выше и выше . Однажды был такой курьезный случай. В темном закоулке, возможно в Песчаном переулке на Авдеева пошел полуголый  мужик с топором, мол, чо тут трешься, воровать собрался иль по нужде?  Миша объяснял гордо , что времена сейчас избирательные, надо за Кузьмину идти. "Она шо, тебе любовница?"-грозно зарычал мужик. " Да, нет,  кандидат в депутаты",- парировал наш  расклейщик.  Полуголый  с  топором ответил:" Вот я за свою бабу могу порубать, а ты только клеишь. Иди с Богом. Не возьму греха на душу". Так Куйбышев  шел по пути  гласности и перестройки, хотя такие нравы  здесь царят до сих пор. 
  Май 1990г. нам запомнился необычной погодой.  На день Победы  втроем  поехали ко мне на дачу на 8 просеку, взяли с собой ньюфаундленда по кличке Бони. Она участвовала во многих неформальных мероприятиях включая выступления на Ленинградской. Погода  стояла  жаркая, солнечная, поэтому оделись легко. Вечер провели с песнями, стихами, шашлыками  под горячий чай. Алкоголя не взяли вовсе в традициях горбачевского  сухого закона. Утром нас разбудили крики Авдеева. Я  испугался: не провалился ли  поэт в погреб?  Оказалось, что за ночь выпало до 10 см снега, который к тому же вовсе не собирался таять. Более того, дул такой холодный северный ветер, что казалось весна  сбежала как школьница с урока. Повезло, сосед довез домой на машине. К  часу дня снег испарился, опять началась жара, и мы торговали журналом на площади Куйбышева, счастливо греясь под солнечными лучами.

                Саратовские страдания

  В  начале лета 1990г. нас пригласили в Саратов. Там с 16  по 17 июня   проходил форум демократических сил. От Самары поехали Георгий Евдокимов, диссидент Владислав Бебко, Ирина Воеводина, Михаил Авдеев и я. Город потряс нас чистотой,  пешеходной зоной  в центре города,  дешевыми  оливками в пол-литровых банках и копченой рыбной колбасой. Перед собранием мы продавали свой журнал на центральной улице, приводя в испуг  обывателей, которые никогда не видели самиздата, а тут такое. "Кредо" рвали из рук, чуть ли не создавая очередь как за дефицитными колготками. Миша снова  декламировал свои ударные стихи:
Зеленой жижей ленинских мозгов
Вы всю страну подонки отравили,
Вы свет надежды русской загасили
Подошвами чекистских сапогов...
   Слегка смягчая непримиримость Авдеева, я пел  под гитару  на  его же стихи:
Этот звук моих дворов
Удивительно вечерний .
Перекрестие миров,
Не имеющих значенья.

Возвращение назад
По снежку печали ранней
В разоренный вертоград
Заревых воспоминаний.

Этот чистый белый  снег  до меня
Падал целые тысячи лет,
Но вот наступил счастливейший миг-
Я на нем оставляю свой след.

Этот снег меня проводит,
Заметет мои следы.
Этот след душе угоден
Для печали и мольбы.

А душа молиться будет,
И печалиться за всех
Пока сердце не остудит
Этот  чистый белый снег.

Этот чистый белый снег до меня...
  Ночевали мы у одного из руководителей саратовского  демдвижения  господина Захарова. Это - истинно русский деловой человек, предприниматель от Бога и настоящий хозяин. Все у него было отлажено и добротно. Во дворе он держал теплицу   с декоративными экзотическими цветами на продажу, имелась пасека. Многое он делал собственными руками  при полной поддержке жены.  Их семьей можно было только любоваться. Георгий Евдокимов, член редакции журнала "Самара", считая себя художником, решил  нарисовать карандашом портрет сына хозяина, милого  кудрявого длинноволосого мальчика.  Всю ночь Георгий работал, а показал  творение   своих рук только перед отъездом.  Сцена была как в "Ревизоре". Захаров ахнул, мол неужели  все так ужасно? Мы сказали, что не надо обижаться,  художник  рисует как умеет, главное от сердца.
         Для будущего номера по горячим следам   я набросал небольшой очерк:
    Два города на Волге: Саратов и Самара. Вроде соседи, а судьба у них разная. Самару  осквернили гнусным названием Куйбышев, а Саратов уцелел. У Саратова на гербе три осетра, только  там они, бедные, и остались. А у Самары - козел, а уж их-то, козлов, нынче хоть пруд пруди. Большевистским властям Самары не повезло. 1988г. пошатнул их коммунистическую твердость. Сотни тысяч людей на площади - это вам не баран чихнул, даже памятник Валерьяну чуть со страху с постамента не свалился.
  В Саратове наоборот: тишь да гладь, да партийная благодать. Вот они, коммунисты, и расцвели как синяки при мордобое. Заседание конференции демократических сил Поволжья проходило на ул. Революционной,д.45 , в небольшом старинном русском особнячке. Около входа дежурили сотрудники компетентных органов. Из своей "Волги" они фотографировали каждого входящего и выходящего. Когда бравые ребята уехали, на этом месте осталась огромная лужа бензина. Это был настоящий подарок конторы  демократам. Только благодаря бдительности дежурных Народного фронта взрыв не состоялся. " Да это еще мелочь из того, что они у нас творят",- сказал А.С. Захаров, один из организаторов конференции. Далее он отметил, что заявляют представители органов власти:" Я депутат горсовета, а милиционер отвечает, мол пошел вон. " Аппаратчики кричали в лицо:" Мы тебе сделаем депутатство, такую конституцию покажем!" А ведь это были не только слова. 1 мая бюрократы бросили на демократическую колонну вооруженных до зубов курсантов. Те жестоко избили Проскурякова Владимира. Ему на помощь бросился  депутат Ермошин. Один из курсантов, избивавший ногами Проскурякова,  повернулся к Ермошину и спросил:"Тебе тоже ввалить?" На что тот ответил:" Вы не имеете права, у нас депутатская неприкосновенность!" "Это прекрасно",- ответил курсант, а затем взял Ермошина за плечи и изо всех сил нанес удар головой  в нос.
    Чему удивляться. Все эти защитнички коммунистического режима совсем недавно проходили курсы повышения квалификации во время вторжения в Баку. Действительно, обстановка в городе напряженная. Ситуация чревата опасными осложнениями, потому что  рабочие еще не проснулись, а интеллигенция насмерть запугана и дальше кухонных разговоров дело не пошло. Узкая кучка демократов не  способна хотя бы минимально контролировать ситуацию.
   Милиция творит все, что захочет. Управы на нее нет. Нет, с преступностью она не борется.  Она давит демократов. А.С. Захарову кто-то ночью разбил палкой машину. Несмотря на депутатский запрос, МВД заводить дело отказалось. Но есть факты и пострашнее. У одного из лидеров демократического движения зверски была убита дочь. Преступление совершили сынки отцов города, как их называют "мажоры". Несмотря на доказанность вины, они находятся на свободе, прикрываясь справками из психушки.
   Здание, где проходила конференция, дружинники охраняли днем и ночью. Демократический форум рассматривал вопрос о создании единого Поволжского информационного центра. Был поднят вопрос об образовании единой независимой республики Поволжья. Форум принял резолюции "В поддержку Б.Н. Ельцина", "В поддержку Т.Х. Гдляна и Н.В. Иванова". Форум выразил солидарность с народами Прибалтики и Грузии в их стремлении к созданию независимых государств.
   Но многие важные вопросы потонули в столкновении амбиций и самоутверждения. "ДСовцы" требовали решительных мер, "ЭСДЭки" желали компромиссов с КПСС, Л.Г. Убожко, как всегда, костерил дедушку Ленина. Все это немножко напоминало детские игры.  Но ведь, сограждане, нельзя забывать, что там за окном фашиствующие коммунисты шутить не намерены. Кстати, в день приезда делегаций  кто-то  отключил электроэнергию от этого уютного особнячка на ул. Революционной,д.45.
   Саратов - красивый город, и пешеходная зона- лучше, чем московский Арбат, и старые дома там реставрируются, и церкви блестят куполами, и хлеб там душистый, настоящий. Но это благополучие - внешнее, жителей ожидают тяжелые   испытания, потому что большевизм там прохаживается по улицам с длинной милицейской дубинкой, а палачи- НКВДэшники гордо ходят со значком "Почетный чекист".
     Мишины политические стихи понравились многим, но особый восторг они вызвали у старого диссидента  Льва Григорьевича Убожко, проживавшего в  Москве. Он предложил Авдееву стать представителем недавно созданной Консервативной партии.
  Когда вернулись в Куйбышев, то из достоверных источников получили информацию,  что против  членов редакции "Кредо" готовятся репрессии, так как это издание слишком громко себя заявило. Встал вопрос, как продавать остатки тиража во вновь сложившихся обстоятельствах?  В это время распространителей  журнала "Самара" Георгия Евдокимова и Андрея Жеглова уже  арестовывали с помощью группы захвата.  Я придумал крышу для торговли. Мы   начали   за столиком  в людных местах собирать подписи в поддержку Ельцина, который пользовался в то время огромным авторитетом. Милиция боялась  к нам даже близко подойти.  Попутно мы продавали свой журнал.  На белых листах самарцы ставили свои подписи и восторженно писали :" За, Вас, Борис Николаевич!!! Мужества Вам в победе и дальнейшей борьбе. Единственная последняя надежда на Вас. Надеемся на Вас! Верим в Вас! Удачи Вам!  Успехов во всех делах на благо России. Дай Бог Вам здоровья, терпенья. Ты прав. Поздравляем! Рады! Надеемся! Борис Николаевич! Вся Самара с вами! Терпенья и больше мужества... Наиболее выгодная   коммерческая  точка  находилась на железнодорожном вокзале.  Работник   управления этого ведомства Игорь Белкин  дал нам разрешение на торговлю полиграфической продукцией  как  своей так и нашей.  Никто не был в накладе. Там же киоск звукозаписи держал Леонид Якутович, который пускал по  динамикам мои песни,  тем самым помогая распространять журнал. Тираж быстро таял, и мы начали готовить новый номер.

                Россия: зову живых
   В конце июня 1990г. мы сразу получили два новых  номера  журнала "Кредо" из Литвы. Это оказалось   чрезвычайно кстати, так как интерес к нашему детищу в городе все рос, а старых экземпляров почти не оставалось.  Один из номеров назывался "Россия: зову живых".  На обложке улыбался Ельцин, которого нарисовала Ирина Щетинина. Однако оптимизма в содержании было мало. Начиналось издание с откровений монархиста. Интервью нам дал студент ленинградского университета литературного факультета  Константин Кузнецов. Мы познакомились с ним еще в 1988 г. во время антимуравьевского митинга, а потом парень уехал учиться в северную столицу, где лекции читал сам Лев Гумилев. Кузнецов сказал, что он ассоциирует себя с пыреем, а потому от его взглядов никому не сладко. Он подверг убийственной критике нарождающееся демократическое движение как в Куйбышеве, так и в Питере. Вся надежда у студента была только на монархию и возвращение цивилизованных интеллектуальных русских эмигрантов.  Костя  говорил:"
     Я,  убежденный монархист,   часто прихожу  в церковь  святого Петра и Павла, что в Санкт-Петербурге.  Тишину православного храма нарушают  лишь суетливые туристы. Долго  стою  около могилы царей.  "Здесь  кончилась Россия"! - говорю я себе.
  Русский народ знает лишь   две формы  существования: абсолютную монархию или  абсолютную анархию, которая вскоре все равно  переходит в первую форму, прямо как детская игрушка Ванька- встанька. Это  связано с глубокими историческими, психологическими и культурными традициями, заложенными в русских.  Лишь при очень тонком и умелом управлении фрегатом русской государственности можно пройти рифы анархии и стихийных "быдляческих" бунтов. Это путь  абсолютной монархии на основе натурального хозяйства  к самодержавию на базе рынка, а затем к рыночно -демократической структуре с  сохранением царской семьи как одного из величайших символов русского народа.
   К сожалению, у руля не всегда оказывались талантливые капитаны. Русская буржуазия попыталась перепрыгнуть через целую стадию и превратить Россию в  Америку, заставив рыночной стихией и демократией русского мужика работать. Это привело к чудовищному стихийному взрыву, анархии, которыми воспользовалась большевистская партия. Но, ленинцы, придя к власти, побросавшись из стороны в сторону, вынуждены были вернуться все к той же  самодержавной идее, но только  искаженной марксистской идеологией. Они даже ввели в деревне второе крепостное право большевиков -ВКПб. Марксистская монархия стала буквально пародией  на истинно русское самодержавие. Здесь и почитание святых мощей сушеной мумии вождя и дальние крестовые походы как в Ливонию, так и на Восток( Афганистан). Истинного патриота приводит в тошноту коммунистическая практика, когда русским царем становится хачек или неграмотный малоросток с кукурузой в руке, а то и бровастый лопотун...
   Самодержавная идея, порой в извращенном виде, жива в русских и должна быть возвращена в лоно православия. К этим мыслям я пришел после многих испытаний и переживаний. Я вдосталь, до тошноты насмотрелся на так называемых демократов, причем я захватил начало демократизации в провинции, где убогость и наносность этих процессов была наиболее обнажена...  В августе 1989г. я уехал в Питер, где про Самару мне  сказали так: " Да там  в демдвижении стукачей  больше, чем самих неформалов".  В столице я понял, что подобная ситуация сложилась не только в провинции, она везде. Разница лишь в масштабах убогости. Страна настолько одурачена большевизмом, что она не может дать нормальных демократических лидеров, да и демократов вообще. Окончательно раскрыл мне глаза такой факт:  в Питере проходила несанкционированная демонстрация, я и группа товарищей были арестованы. Нас посадили в "Кресты". Мы объявили голодовку. Однажды ночью я проснулся и увидел, как все незаметно друг от друга жуют хлеб. Нет, демократия Россию не спасет!
   Демократическое движение - это изнанка все того же большевизма. Неформалы просто используют демократические идеи для самореализации, для удовлетворения своих амбиций. Демократия  требует рационализма, а его в нашем  народе отродясь не было.   Объединить рассыпающуюся на глазах страну может лишь обращение к старинным русским традициям, православию, соборности, вере, олицетворением которых является монархия. Все это живет в русском народе.  Надо только дать  возможность вырваться этим идеям из паутины бюрократизма и номенклатурной скованности. И тогда как птица Феникс из пепла восстанет Великая Русь.
  Но без носителей старой культуры здесь не обойтись. Надо широко распахнуть двери для потомков, что были выброшены из родовых гнезд. И пусть  в Кремль въедет настоящий потомок династии Романовых - человек-символ.
  Жизнь, однако, посмеялась  над нашей несчастной Родиной и над ее последними искренними пассионариями.  Горбачевская перестройка  была проведена номенклатурой только для того, чтобы выбросить устаревший мусор марксистско-ленинских идей под ширмой "дымократии..."
   Я  написал полемическую статью "Гей, славяне!" о социальном инстинкте:
"Час пик. Нескончаемые потоки людей. Русские лица: хмурые, угнетенные. В глазах что-то животное, ни единой мысли, сплошная задавленность, заторможенность... Кто мы такие: нация, народность или единая историческая общность. Кто мы: жертвы или палачи? Жертвы большевизма, но ведь большевизм -порождение России. Палачи, но ведь мы истребляли самих себя безжалостно. Наша страна -одна из самых богатейших, а мы- нищие. Мы извлекли полезные ископаемые и отравили ими природу. Мы готовы были терпеть бесчеловечный режим еще  бесконечно долго. Режим сам не выдержал и начал перестройку. Сегодня любой здравомыслящий человек скажет, что наше общество больно, что болен его народ, русский народ, и диагноз этой болезни - совдепия. Чтобы разобраться в причинах этой болезни - надо победить наше прошлое, освободиться от стереотипов.
   Стержнем любого народа является социальный инстинкт, который в конечном счете определяет прошлое, настоящее, будущее. Социальный инстинкт действует на эмоциональном и психологическом уровне, формируя общность самосознания, темперамента и характера. Социальный инстинкт -это особый генетический код народа, возникающий на этапе становления.
    Мы знаем из психологии, что любые деформации при утверждении личности ведут к тяжелым подчас необратимым последствиям. Тоже происходит и с народами. Русские формировались под постоянным давлением татаро-монгольской орды. Захватчики сознательно вымывали из их генофонда наиболее ярких самородков и личностей, людей с сильной волей, острым умом и природным чувством свободы . Все это привело к устойчивому генетически заложенному чувству страха, неуверенности в себе, психологии раба, холопа в  каждом русском.
   Рабство -вот та основа, на которой возник русский народ. Это и есть его социальный инстинкт. В сознании русского человека укрепляются лишь два варианта существования в обществе: раб и господин. Каждый господин в чем-то обязательно раб и каждый раб в чем-то господин.
   Самый ничтожный, опустившийся человек хочет быть властелином, хотя бы над одним более слабым существом, чем он: быть господином над своим домашним  животным или даже над мухой. Вот  она внутренняя психологическая струна  русского человека, которая была закреплена в поговорках, например:" из грязи да в  князи",  или в жизненном принципе курятника: "  плюй на нижнего, столкни ближнего". 
   Когда Золотая Орда экономически ослабла  и русские наконец-то освободились, их социальный инстинкт был практически сформирован, и вся дальнейшая история российского народа -это жестокая и беспощадная борьба между стремящейся к прогрессу русской экономикой и глубинной рабской психологией.
    Однако только черными красками всей картины не нарисовать - ведь кое-где по окраинам России оставались русские люди с неискорененным чувством свободы: псковичи, новгородцы и в  целом жители русского Севера. Именно у них еще сохранялись те традиции, которые шли от Киевской Руси, но  рабское русское море с опричниками Ивана IV  погасили последние очаги демократии.
   Русские, расселенные  на огромной территории, представляли из себя аморфную массу. Народ мог рассыпаться как гора сухого песка во время урагана, но социальный инстинкт не позволил этого. Психология рабства, необходимость подчиняться помогли создать на русских землях могучую государственность, которая сцепила все отдельные песчинки в мощную бетонную крепость, в трехголового дракона, имя которого православие, самодержавие, народность. Русская экономика была скована холопством и стала развиваться экстенсивно. Именно последняя особенность России требовала все большего укрепления государства и расширения за счет соседних земель. Вот та пружина, которая двигала русские армии на север, юг, запад, восток. "Холопство" в русском характере породило российский милитаризм, который ужаснул весь цивилизованный мир своей мощью, необузданностью и бессмысленностью. Завоеванные территории не осваивались, а просто включались в грубый механизм русского хозяйства.
   Психология раба внутри нации легко оборачивалась сознанием господина по отношению к другим народам. Формировавшаяся русская интеллигенция постаралась стыдливо прикрыть позорные черты своего национального характера. Агрессивность русской политики трактовалась историками как  миролюбивое воссоединение народов под крылышком у "старшего брата". Не было и нет в мире другого такого народа, чья интеллигенция была бы столь подвержена шовинистическому угару. Если  рассказывать полную правду о русском характере, то могут рухнуть многие кумиры...
   Дворянская интеллигенция воспитывалась на мировой культуре. Французский знала лучше, чем свой родной. Русские писатели и поэты развивались в русле общеевропейской культуры, подменяя ей свою, национальную. Великим русским поэтом считается А.С. Пушкин. Давайте допустим некоторые изменения в его творчестве. Возьмем  знаменитый роман "Евгений Онегин". Русское имя Евгений заменим на  французское Эжен , Петербург  на Париж, ХIХ на ХVII. Пусть феодальные крестьянки собирают не русскую вишню, а французский виноград и поют французские песни, чтоб нельзя было съесть хозяйские ягоды.   Такие небольшие изменения и вот перед нами французский роман в стихах... Что касается пушкинских русских сказок, то это переводы английских, датских, немецких сюжетов, скажем "Белоснежка".
    Взлет  русской культуры ХIХ века был на самом деле подъемом общечеловеческой европейской культуры. А вот русское оставалось где-то там внизу, на дне жизни. Настоящая русская жизнь с пьяными возле кабаков, с драками, матерщиной считалась чем-то неприличным. О чем не стоит говорить, дабы не прослыть человеком дурного тона.  По настоящему русским поэтом был, пожалуй, только Барков, да и тот спьяну утонул в выгребной яме.
   Новая волна разночинской интеллигенции попыталась одним махом преодолеть этот разрыв. Она решительно пошла в народ, который ее вылавливал, вязал и сдавал уряднику. Так и сложилось, что российская интеллигенция едина с народом как плесень с кусочком сыра. Русские интеллигенты, освобождаясь от психологии рабства, сразу становились космополитами, теряя в себе русские традиции. Сколько бы после этого они не пытались влиять на русский народ, последний отторгал их, выбрасывая как  что-то чуждое, вредное и опасное. Здесь корни трагедии Белинского, Герцена, Плеханова, Михайловского, Бакунина. Русский народ  жил суевериями,  чух-чухался,  лечил зубы, прикладывая к больному месту  свиную челюсть, лечил ребенка от хвори, запеканием в печи на лопате, голодал, потому что  отказывался есть грибы,  речных беззубок, саранчу...
   Оторванные как от экономики, так и от неграмотного народа,  интеллигенты болтались между небом и землей, бросались из крайности в крайность, бредили террором. Одна часть русской интеллигенции заболела манией самопожертвования во имя народа, который совершенно не понимала, другая уходила в мистику, в чистое искусство. К началу ХХ века в России было две России: одна Чехова и Соловьева,  другая - того пьяного мужика, что лежал возле кабака.
    Абстрактный гуманизм интеллигенции, ее бессмысленная конфронтация с самодержавием толкали страну в пучину отчуждения. Рабская психология снова брала верх над  прогрессивными тенденциями в экономике. Голос Льва Толстого о необходимости просвещения и эволюции самодержавия в сторону демократии не был  услышан.
   Россию от холопства мог вылечить только капитализм и реформы Столыпина. Именно рыночная, стихийная, жесткая экономика  должна была научить русского человека работать. Крестьянин привык следить за соседом, чтобы тот не был богаче, чем он. А рабочий еще не забыл психологию крестьянина.
   Катастрофа надвигалась неумолимо. Буржуазия сделала безуспешную попытку превратить Россию в цивилизованное общество с рыночно -демократическими структурами. Социальный инстинкт рабства, помноженный на большевистскую  мифологему, привел к чудовищному взрыву самых низменных инстинктов. Все зачатки цивилизации и культуры, которые с таким трудом прорастали на  неблагоприятной российской почве, были сметены. Наступила кровавая ночь.
   Большевизм мог возникнуть только в России. Он как губка впитал  в себя всю ту гнусь, которая скопилась  за сотни лет в русском народе. От Емельки Пугачева и душегуба Стеньки Разина он взял безумную идею все поделить, а также найти внутренних врагов и истребить их. От народников он перенял мессианство и беспрецедентный терроризм под иезуитским лозунгом " цель оправдывает средства". От эпохи ИванаIV большевизм взял культ государственности и жестокости, от ПетраI - бюрократизм и т.д.
   В этот политический коктейль были добавлены  бредни западноевропейских социалистов. И этим пойлом политический авантюрист Ульянов допьяна напоил русских люмпенов. Они то и стали "солдатами революции". Русский народ сам по отношению к себе стал жертвой. Весь его потенциал был истрачен впустую  Национальное достояние разграблено, генофонд уничтожен, земля отравлена. Зато милитаризм достиг поистине фантастической мощи...
   Русских можно считать разделенной нацией, но эта градация происходит в самом народе и национальные границы здесь ни при чем. Одна часть народа ориентирована на Запад, другая на Восток. Одни граждане тяготеют к Европе, другие к Азии. Это есть проблема проблем. Страна постоянно раздирается на две части, это не два крыла, которые помогают лететь, это прокрустово  ложе, толкающее общество к гражданской войне.  В русской истории доминирует то одно направление, то другое, поэтому страна крутится как флюгер на шпиле...
  По поводу этого материала мнение членов редакции разошлось. Так Панихин  написал свой взгляд в противовес моему и назвал "Величие России":
   " Вот уже в течение многих столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает ее судьба. Как и почему мы выживаем, когда выжить, кажется, невозможно?
   Статья эта- попытка размышления о русском народе. О народе, который мы клянем последними словами за пьянство, леность, покорность, за то, что он безропотно терпит любые издевательства власти....О народе, к которому мы принадлежим и который  горячо любим, зная, что он Великий народ, потому что у него есть одно странное чувство
   Мы ведем разную жизнь, мы пьянствуем, завидуем и склочничаем, мы вполне достойны тех эпитетов, которыми награждаем себя в злых разговорах, но среди всего этого российского безобразия мы  всегда выберем время - умереть за Родину! Есть в нашей крови какой-то противоестественный ген, который повелевает нами помимо нашей воли, когда надо отдать жизнь "за други своя", за  Отечество.
   В Течение столетий Россия была вынуждена делом доказывать свое право на  существование и развитие. Россия - огромная осажденная крепость - всегда была способна за счет высочайшего уровня централизации и дисциплины мобилизовать в случае необходимости гораздо больше боевых сил и материальных средств, чем это могли позволить себе  враждебные ей державы, несмотря на все их  многолюдство и богатство.
   На протяжении всей нашей многовековой истории действовал могущественный фактор величия России- сила народного патриотизма. Каждый русский  сознавал себя частью великой державы, был готов к  бескорыстному служению ей.
   Если требовалось, то русские оставляли на произвол судьбы нажитое добро, поджигали свои дома, оставляли на гибель родных и близких, отдавали Отечеству столько крови - сколько нужно, чтобы вызволить его из беды.  Взамен платы не спрашивали - не в русском характере быть продажным наемником. Таким то узлом и завязалась Россия!!!
   Проведением было угодно провести нашу Родину через великую кровь  к великой лжи. Рушились храмы, гибли сокровища культуры, уничтожался цвет и опора нации: священнослужители, интеллигенция, рабочие, крестьяне, старики, дети. Обрывались корни, рвалась всякая связь с прошлыми поколениями, с историей Отчизны. Идеалом становилась наглая и тупая человеческая особь, кривоногая и придурковатая, знающая лишь азбуку большевизма.
   Любовь к Родине и Отечеству пытались подменить поклонением большевистскому государству и его кровавым вождям. Но русский народ в самой тяжелой для себя войне спасал не СССР - дурацкое сочетание букв, порожденное больной фантазией пророка большевизма, а тысячелетнюю российскую державу, спасал все народы России, связанные с ней общей судьбой...
  Сегодня крайне необходимо вновь пробудить к жизни российский патриотизм, национальную гордость россиян, всех народов исторически связанных с судьбой России...И воссияют знамена государства российского, а Россия превратится в великое творческое содружество людей, ведущих разговор с Богом. Горе тому, кто станет преградой на этом священном пути!!!
   Вставайте же, люди русские!!!

  Когда я продавал "Кредо" на улице, ко мне подошел одноклассник. Мы с ним  в свое время  дружили. Это был смелый парень, считавший, что собственное я есть главное суверенное государство, которое надо защищать всеми средствами. Одного хулигана  мой товарищ ударил лопатой по голове за недоброе слово. Так  мой  приятель   прослыл  крутым. Парень посмотрел на меня,  полистал журнал  и  заметил, что я занимаюсь дурью. Он заявил, что земля -это тело, а у любого организма должна быть задница, без этого нельзя, а вот этой задницей и является  одна шестая часть суши. Не хочешь жить в  попе, вали отсюда. Вот у меня  открытая виза и билет в Гамбург. А чо ты здесь делаешь  со своими мозгами не знаю, значит  кукушка   не работает, разочаровываешь. Мне в память о нем остались экстравагантные  выходки из школьных лет. Помню летом поехали  с ним ко мне на дачу. Сидим на втором этаже,  чаек попиваем. Тут подошел к забору какой-то идиот и стал мою вишню щипать. Одноклассник говорит, мол хочешь я его прогоню, не сходя с места? Я согласился. Приятель   взлохматил волосы, высунулся в  окно и заорал:"Помогите, силят, ой-ей, больно, петушат, ай-яй!" Воровавшего   ягоды, как ветром сдуло.
                Грушинский фестиваль

     В начале июля мы всей редакцией уехали на Грушинский фестиваль. Там  Георгий Евдокимов заранее занял  поляну под  демократический лагерь. На длинном шесте он повесил флаг независимой Литвы,  в которой печаталась практически вся неформальная литература. Рядом  поднял бело-сине-красный не менее крамольный штандарт ДСэсовец Юрий Бехчанов. Скоро наша площадка оказалась заставленной палатками и украшенной демократическими лозунгами и плакатами. Руководство "Груши" каталось в истерике, но ничего сделать не могло. Несколько дней шли беспрерывные диспуты и дискуссии. Мы продавали "Кредо", а также мои аудиозаписи.  Какой-то парень пришел и  спел песню Юза Олешковского о русской истории.  Я написал  иную мелодию и добавил куплеты:
А Ленька брови был вразлет,
При нем легко вздохнул народ,
И перестали лопать кукурузу.
Себе он печень разрушал:
Пил с президентом США,
Чтобы избавить мир от ядерного грузу.

В 82-ом он маненичко того,
Тогда все правду мы узнали про него:
В Афганистан загнал войска,
Не видел свет еще такого дурака.

Потом два было мертвеца,
Потом сыскали молодца,
Который вытащил из психбольниц свободу,
Но если он там не того,
Мы все узнаем про него-
Не властно КГБ над памятью народа.
   Миша Авдеев также  скандировал свои стихи, а потом взял в руки последний номер "Россия: зову живых"  и прочитал авторский  материал - интервью с бывшим колчаковским солдатом Николаем Алексеевичем Столетовым.:
   70 лет большевистского безумия не смогли вытравить из души русского патриота то, что было в нем с малолетства  взлелеяно русской землей.
-Ясно, отец, что нас обманывали десятки лет.
-Хорошо, что не веришь большевикам. Эх, сволочи, сколько крови из России выпили! Вот уж воистину кровопийцы! До чего Россию довели, мать их за ногу! Надо на коленях у народа прощенье отмаливать. Да где им, антихристам. Эх, браток! Ты думаешь я из богачей был, пошел в белые поместья защищать?
Да нет! Я и на германской солдатом был, и к Колчаку в солдаты пошел. Уж больно Россиюшку было жалко. Как начали ее, бедную, эти гады мордовать. Ну, думаю, чего же, аль не мать нам Россия? Погубят, думаю, Россиюшку.
-Да, уж! Были времена суровые.
-Не то слово! Вот тебе к примеру, входим в Уральск, а там до этого красные хозяйничали. На улицах грязь, завалы, все испоганено, засрано, голод лютует. Народ -то весь измучился, настрадался под большевиками. И не только в Уральске, так и в Самаре было. Когда чехи в Самару вошли, освободив ее от большевиков, сразу продукты появились - хоть завались. Тоже люди голодали, а то ведь большевики -то все прятали: и хлеб, и крупы, и картошку. А чехи открыли все склады и накормили народ. Ведь продукт-то какой был! О-о! Мучица, взять, ее на язык-то  поотведаешь - самый смак. Вот девки-то самарские и умотали с чехами, чтобы большевики их не пороли по чердакам. А то как девка смазливая, так затемно хоть по улице не ходи. Комиссаришка какой плюгавый так и шьется, под подол лезет, да за ногу щиплет. Вот раз смотрю: идет по Заводской девка, свиду справная, молоденькая, ну лет 17, не больше. А тут темнеть начало и кожан навстречу. Ну, думаю пропала ты, девуленька. А он поравнялся с ней  - и цоп за сиську. А какие у ей сиськи? Так, одно тесто ишо!
Но девки тоже разные были. Вот как-то иду по Панской, а из-за угла выруливает эдакая краля, щеки насвеклила, брови  навела и ко мне:"Давай,- говорит, - солдатик, побалуемся!" Дак я ей - то от ворот поворот. Ну, она сматериалсь и дальше пошла, да как загорланит:
С большаками я гуляла,
Самогоночку пила,
То у Ленина сосала,
То у Троцкого брала
-Да, уж. Вот тебе и Ленин с Троцким.
-О! А кстати! Так я же ведь и Ленина видел. А дело было так. Это уже после Гражданской -то. Был я в Москве, митинг что- ли какой-то. Ленин на трибуне как закартавится. Ну, думаю, чего ты мелешь, вражина ты лысая. А зеваки глотки раззявили, а он мелет себе, ай , падла.
   Мог ли я подумать, что эти суки в России укоренятся. Только теперь мы, дураки, поняли, что эти сволочи русской кровушкой удержались.
-Интересно,  Вы, отец, рассказываете, а что же Уральск?
-Ох, и правда, отвлекся. Так вот вошли мы в Уральск, а большевики за 5 дней все засрали. Народ нам обрадовался. Я до сих пор частушки ихние помню:
Колчака мы все здесь приветствуем,
Колчаку мы все здесь ответствуем

Колчак-батюшка, ты правитель наш!
Колчак-батюшка, ты спаситель наш!

Ты спаси народ, Колчак-батюшка!
Ты войди, Колчак, в Москву-матушку!

Не хотим житья больше скотского-
Раздави, Колчак, гада Троцкого.

Эти красные надоели нам-
Раздави, Колчак, гада Ленина.
   Тогда многие считали Колчака освободителем от красной заразы и верили в него, хош он и из дворян был, но нашего брата-солдата любил- понимал.
-А Вы знаете, что Колчак был еще и мореплавателем?
-Да что-то слыхал, сынок, но откуда нам что знать. Нам, солдатам, он просто был как отец родной.
-О, это был выдающийся мореплаватель, из семьи потомственных флотоводцев. У Колчака в роду было много адмиралов и что особенно замалчивается, что Колчак был знаменитым морским путешественником, исследователем-географом как Седов или Русанов. Он сделал много открытий, но все это скрывается большевистской пропагандой.
-Я чувствовал, что Колчак - мужик что надо, не зря мы за ним шли под большевистские пули. За  таким в огонь и в воду пойдешь. Эх, мужик был!
-Да и многие вожди белого движения были выдающимися людьми, патриотами России: и Антон Иванович Деникин, и барон Врангель.
-Ну, как же, чего ж не знать, уж их-то грех не знать, Врангель тоже. Он ведь какой человек был! В Крыму- то тогда  сразу порядок навел и Крым накормил, и народ ему  поверил, а кому ж верить то было? Не Ленину с Троцким.
-А вот и Бунин о Врангеле в "Окаянных днях" писал. Роман наконец то напечатали, хотя и не полностью. Вот там он тоже самое пишет, что и  Вы говорите. Как Бунин ненавидел большевиков! Но всегда честно и открыто. Граф Алеша Толстой призывал вешать большевиков на фонарных столбах, а потом вернулся в Россию и стал лизать жопу Сталину.
-Да, были продажные твари! Были! Но в основном народ был против большевиков, да только мы, видно, плохо дрались за Россию. Надо было им, гнидам, в горло вцепиться за Россию. Запад  не помог, предали, продали, заложили.
-А почему Запад предал?
-Большевики им недра российские пообещали продавать, но Запад сам за это и получил. Так им и надо, лоботрясам. До сих пор от большевистского ядерного кулака трясутся. Ну так чего же, если сами сунули голову к шакалу, на кого же тут пенять. Эх, дураки, а теперь уже поздно, когда все кругом они опоганили.
-Ну, ясно, раз уж в Уральске за пять дней все засрали, то за 70  лет в стране и подавно.
-Да, милый, всю Россию избольшачили. Эх, ма! Была Россия, а теперича одна вонища козлиная осталась. Дай-ка я тебе, браток, спою напоследок наши  частушки:
Пароход плывет, волны кольцами,
Будем рыбу кормить комсомольцами.

Пароход плывет мимо пристани,
Будем рыбу  кормить коммунистами.

Пароход  плывет над просторами,
Будем рыбу кормить рабселькорами.

Пароход плывет, волны пенятся-
Будем рыбу кормить мясом Ленина.
   Дед сразу помолодел, и ноги его сами пустились в пляс, а в его выцветших  голубых глазах я увидел образы покойницы России. Когда я уходил, услышал вслед:" Спасите Россию! Заклинаю Вас, спасите Россию!!!"
   Я оглянулся и увидел моего колчаковца с мокрыми от слез глазами, и почему-то сказал:"Упокой, Господи, душу великомученицы России".  После такого пламенного выступления я взял гитару и спел романс на  стихи Авдеева:
"Полковник Чечек"

Этим вечером вспомнить мне нечего,
Кроме лет, что ушли за предел,
Где отряды полковника Чечека
Коммунисты вели на расстрел.

Этим вечером в улочках стареньких
Вижу я сквозь разрывы и дым
Чешских мальчиков, зверски раздавленных
Сапожищами красной орды.

Ах ,Самарушка, Самарочка, Самара ,
Ты была госпожа, а стала шмара.
Братцы пиво попивали, закимарили,
Коммунисты пришли, и всех откомиссарили.

Я пройдусь по безлюдию вечера
От былых Молоканских садов,
Где отряды полковника Чечека
За святую Русь пролили кровь.

Солнце Комуча зактилося,
Догорал восемнадцатый год,
И Россия с Россией простилася,
Выбрав зону заместо  свобод.

Ах ,Самарушка, Самарочка, Самара...

Но все видятся в сумраке вечера
Времена, что давно утекли,
Где отряды полковника Чечека
Растворились в кровавой пыли.
 
Город крестится перекрестками
На иконы домов и церквей,
На кварталы, забитые досками,-
Упаси нас  Святой Алексей.

                Скоромыкин на фестивальной поляне

   На фестивале действовал жесткий сухой закон. При спуске с горы стоял патруль, который отнимал любую алкогольную продукцию, так как она либо булькала либо звенела. Я придумал хитрость и пронес крепчайший самогон в грелке. По ночам мы с Мишей разводили  чудесный эликсир  чаем и хорошо употребляли. Потом  пел песни на стихи Авдеева, всегда срывая аплодисменты и образуя  большой круг слушателей.
Выйду на улицу в пепел зимы,
В тихую грусть предвечерья,
И купола Покрова, как холмы,
Золотом дремлют на  черни.
 Это Рахманинов Третий концерт,
Может Второй, я не помню.
Музыка кончится, ляжет в конверт,
И унесется в потемки.
Ах какая музыка была,
Рифма долгожданная пришла.
Залетела в вечер городской,
На Соборной или на Панской.
И вспорхнул немыслимый катрен
Выше всех самарских крыш и стен,
Выше облаков и выше птиц
В небо неземное без границ.
  Как-то Миша вдруг  начал  декламировать  эпиграммы, наполненные искрящимся юмором:
 "Кудри вьются, кудри вьются кудри вьются у ****ей.
Почему не  вьются у порядочных людей?
Потому что у ****ей
Деньги есть для бигудей,
А порядочные люди деньги тратят на ****ей."
 Оказалось, что  это творчество знаменитого самарского поэта Александра Скоромыкина и  Миша прочитал о нем очерк, написанный его другом-книголюбом Геннадием Скороходовым:
 "  Жители Самары старшего и среднего поколения хорошо помнят нашего самарского поэта Александра Васильевича Скоромыкина,  человека трагической судьбы. Фронтовик, мастер спорта по гимнастике, чемпион СССР по акробатическим прыжкам. Впервые в мире сделал двойной пируэт. Цирковой актер выступал во всемирно известной труппе Хадыр -Гуляма. О его уникальных номерах до сих пор ходят легенды в цирковой среде. Поэт самобытный, непризнанный...
   Получив тяжелейшую травму ног в цирке на нищенскую пенсию, влачащий жалкое существование, он писал стихи, которые из-за его одиозности и громкой фамилии не печатали, а под чужой фамилией печататься он гордо отказывался. Многие песни на его стихи использовали и даже присваивали преуспевающие его бывшие друзья(Пономаренко и др.), исполнялись Волжским народным хором.
   Закончил он свою жизнь завсегдатаем "Самарского дна"( Ульяновский спуск). Как-то к нему подошел старшина милиции, постоянно дежуривший у причала Ульяновского спуска:"Саня! Вот ты обо всех сочиняешь, написал бы что-нибудь и обо мне". Саня Скоромыкин, мастер экспромта, ему тут же и выдал:
Вот она, самарская экзотика-
Уж не светит так ярко луна...
Милиционер с видом идиотика
Охраняет кучу навоза и говна.
Старшина был очень доволен:" Ну, Саня, спасибо, вот уважил, теперь про меня все будут знать!" Кроме широко известных  "Низок", "Расстались мы...", "У артиста Канделаки", "Исповедь" и другие у Скоромыкина есть множество стихов о фронтовой дружбе, о цирке. До сих пор его творческое наследие не собрано, так как он не печатался, и только в последние годы жизни его стали записывать на магнитофон любители. А может быть рискнем, соберем и опубликуем? А?
Ой, ты Волга, мать России,
Мать российских городов!
За твои края родные
Жизнь свою отдать готов.

Как я счастлив, что навеки
Верным сыном твоим стал.
Пусть текут другие реки,
Ты- мой жизненный причал.
х х х
Иду один по улице-
Никто в  пути не встретится,
Лишь месяц с неба щурится,
Да три окошка светятся.

За тем окном, за шторками
Вино в бокалах пенится.
Мой друг, гулял с которым я
На милой моей женится.

И парень нашей местности,
Ничем не отличается.
За что, сказать по честности
Он мог ей так понравиться?
Зачем с друзьями, с парнями
Я пел ей песни нежные?
А он пришел из армии-
Забылись встречи прежние.

Как не заметил сразу я
Их помыслы созревшие-
Теперь грусти -  рассказывай
Про счастье улетевшее.

"Исповедь"
Все говорят мне, что пью я не в меру,
Что в рай из-за водки я не попаду...
Пропившись на этой планете, я верю-
Мне будет не хуже других в аду.

Быть может там поймут и признают
За муки души справедливой моей,
и страшные черти, как их называют,
Покажутся мне лучше многих людей.

Я с юности к доброму делу стремился,
О жизни красивой и славной мечтал.
Но в поисках счастья я вдруг заблудился
И вот, как в трущобу, в пивную попал.

Попробу-ка вылезь теперь на дорогу-
Напрасно и поздно, и нет уже сил...
Служил я народу, как поп служит Богу,
Но рано утратил свой радостный пыл.

Поэтому я разрываю на части
Судьбу, покоренную ложью и злом,
И водку отныне я пью как причастье,
Считая пивную  Святым алтарем.
  После этого по традиции я взял гитару и на стихи Авдеева спел так:
"Скоромыкин"
Здесь родные самарские лики,
Средь которых я столько грустил,
Где крамольный поэт Скоромыкин
Свои лучшие песни сложил.

Эти песни звучат в подворотне,
На Панской иль за пивом на Дне,
Будто выпил я с Саней сегодня,
И читал он поэзию мне.

Жизнь ломает нам хрупкие кости,
Жизнь берется за дело всерьез.
Лишь стихи к нам приходят не в гости
И не вянут букетами роз.

Процветай же старушка Самара
Сквозь истории нашей былье,
Чтоб встречалось во двориках старых
Вместе с Саниным, сердце мое.

Здесь родные самарские лики,
Средь которых я столько грустил,
Где бездомный поэт Скоромыкин
Свою душу на ветер пустил.

Во мне тоже не кровь, а водяра,
А в кармане пустой  пизурок.
Обо мне тоже плачет Самара,
Так налейте хоть пива глоток.
                Будни  Груши

        Фестивальными ночами мы с Мишей любили ходить к кому-нибудь в гости, туда, где костер поярче и голоса повеселее. Авдеев брал с собой очередной  номер "Кредо" скажем "Диагноз совдепия" и читал из него  какой-нибудь анекдот или свой очередной очерк, например "Два брата". (Рассказ написан в поезде 147  ленинградском 27 июля 1985г. в районе Сызрани)
  "На окраине города стоит маленький домик в три окна с маленькой терраской. Весной он утопает в сиреневом, вишневом и яблоневом цвету. Летом в сад вокруг дома, маленький, но густой, лазают соседские мальчишки. Их не гоняют. Осенью сирень дрожит под дождем и ветром. Зимой сад спит, укутанный снежным одеялом и видит счастливые сны про своих хозяев.
   Хозяева домика и садика - люди маленькие. Пелагея Макаровна, старушка 70-ти лет давно на пенсии. Когда-то она работала уборщицей, а теперь ее частенько можно увидеть сидящей на веранде или в  саду с вязанием или штопкой в руках. Сын ее, Василий Иванович, работает токарем на заводе, а в свободное время любит возиться в саду. Отец, Иван Николаевич, погиб на фронте. Мать одна воспитывала детей Василия и Дмитрия.
   Дмитрий Иванович на два года старше Василия. Он первый секретарь горкома КПСС. В партию вступил еще в институте, куда был направлен на учебу дирекцией завода, того, на котором они с Василием работали токарями. После института Дмитрий  на завод не вернулся. Остался при кафедре работать. Потом он работал секретарем комитета комсомола института, инструктором( а затем секретарем) райкома ВЛКСМ, секретарем обкома ВЛКСМ, секретарем горкома партии. Наконец он дорос и до Первого секретаря горкома партии.
  Василий же так и остался простым рабочим. Дмитрий Иванович стеснялся брата. Изредка заезжая на черной "Волге" в родительский дом, он говорил обычно: " Стесняюсь я тебя, Василий! Грубый ты, хам, бревно неотесанное. Стыдно мне, что у меня такой брат. Я всего себя отдаю на строительство коммунизма, вношу свой личный вклад, так сказать, здоровьем жертвую, не досыпаю. И все для  народа, для тебя, в конце концов, дубина ты  стоеросовая. А ты? Ты, свинья  неблагодарная, даже ни разу спасибо мне не сказал. Ну и наградил же Бог братцем. Нечего сказать - родственничек!"
  "Мне твоей помощи не надо,- отвечал Василий Иванович,- да ты мне ни чем и не помогал. Я свой хлеб сам честно зарабатываю. У мамы пенсия. Так что  жили мы без  тебя и проживем, сколько Бог положил. А ты бы лучше свою работу делал как надо, а не занимался показухой".
   "Да что ты понимаешь в моей работе-то, вошь мерзопакостная! Ты же не смыслишь ничего, дерьмо ты вонючее! Я ведь - человек государственный. Со мной министры за руку здороваются. А ты?  Ты - голь перекатная, живешь моей славой  купаешься, так сказать, в ее лучах."
   Тут началась потасовка . Василий Иванович не выдерживал и наворачивал Дмитрию по морде. Мать, все это время терпевшая и молчавшая, начинала плакать и причитать:" Детушки! Милые! Сыночки! Да и что ж вы делаете? Что ж вы удумали нехорошее. Разойдитесь, Христа ради!
   Расходились. Василий Иванович садился на стул и тяжело дышал. Дмитрий резкими движениями рук одевал американскую дубленку и, пнув в сенях котенка, стремительно шел через сад и, отворив ногой калитку, подходил  к машине. "Домой!"- рычал шоферу. И через некоторое время "Волга" мчалась по  накатанному шоссе.
   Дмитрий Иванович считал, что ему не место в родном городе, рвался в Москву. Но Москва почему-то обходилась без него. И это тяготило Дмитрия Ивановича, грызло, не давало спокойно спать. Что здесь? Мать - малограмотная старуха. Брат -токарь. А он, Дмитрий Иванович, - величина. Он делает личный вклад. Ежегодно, ежемесячно,  ежедневно, ежеминутно.
  Пелагея Макаровна постоянно думала о судьбе старшего  сына. За Василия она не переживала, считала, что живет как надо. Но Дмитрий...Дмитрий...Он не давал матери покоя. " Не хорошо народ обманывать", - говорила она ему. " Не смогла я тебя воспитать. Вот Васю смогла, а тебя нет. Плохим ты стал- жестоким, злым. Ты  ведь память отца позоришь".
  "Бросьте Вы, мамаша, учить меня. Я уж сам как нибудь без советов обойдусь",- отвечал Дмитрий.
  Такие беседы с сыном, хотя и редкие, подрывали здоровье старушки, и вскоре она умерла.
   Дмитрий на  похороны матери не приехал. Он в это время был в Москве на совещании.
   Василий Иванович похоронил мать на старом кладбище, под березой рядом с отцом и бабушкой. Считай, вся улица приходила проститься с Пелагеей Макаровной- ее все любили. В саду накрыли  столы. Ели кутью, блины  с медом, выпили по стакану водки, помянули Пелагею Макаровну, добрые слова  о ней говорили.
  На пятый день после похорон явился Дмитрий.
 "Васька! - рявкнул он, - у матери было золотое обручальное кольцо, подай его мне. Больше тут брать нечего. А на кольцо я имею право, как наследник, так сказать, старший сын покойницы".
  Василий Иванович молча сидел на стуле, не реагируя на слова брата.
  "Дай, стервец, кольцо или я судом возьму! А ведь возьму! Все равно возьму!
 Василий Иванович сидел на стуле, не шелохнувшись.
Тогда Дмитрий подошел к комоду и стал вытряхивать на пол содержимое ящиков, стоя спиной к брату.
   Василий рванулся со стула в сени. Лицо его было багровым. Взгляд - дикий. Влетел в комнату с топором, заорал: "Убью, с-с-с-сука!!!" И, сзади, одним ударом, рассек пополам голову Дмитрия Ивановича.
  Дмитрий Иванович повалился на пол в огромную лужу крови.
Бросив топор и стерев пот со лба, Василий Иванович взял бумагу и сел за стол.
"Заявление",- написал он. Немного подумав и добавил - в " милицию". - И далее:
"Товарищ начальник! При этом сообщаю, что сегодня ,28 июня 1984г., я, Егоров  Василий Иванович, токарь механического завода, убил топором по голове своего брата первого секретаря горкома партии, депутата Егорова Дмитрия Ивановича". Подписался. Сложил листок вдвое и пошел к участковому.
   На полу, подле трупа первого секретаря горкома КПСС, депутата Дмитрия Ивановича Егорова, лапами, измазанными  в крови, котенок перекатывал разбросанные клубки.

 Популярностью пользовалась мишина история  о том, как Маркс и Энгельс напивались  вдрабаган, а потом поили вином ручного ежика, который в конце -концов стал алкоголиком.  При этом автор ссылался на полное собрание сочинений с указанием тома и страницы. Девушки сходили с ума от нашего декламатора и вешались ему на шею,  нашептывая, что тоже пишут стихи и хотели бы проконсультироваться у мэтра. На это Михаил отвечал строго:" Бабы и искусство    не совместны".  Редким счастливицам удавалось залезть к нему в палатку, словно в медвежью берлогу. Потом вылезали оттуда с бешеными глазами, мол вот это да-а...  поэт во всем.
   Однажды произошел такой курьезный случай. Авдеев стал читать свой излюбленный монолог Хлопуши из Есенина. С каждой фразой его голос становился  все  круче и напористей:" Я три дня и три ночи искал ваш умет..." звучало сурово, а когда  актер дошел до кульминации:" Покажите мне его, я хочу видеть этого человека", то слушателям стало просто страшно. На ветках в лесу спали вороны, они закаркали и взлетели. Ко мне подошли  ОМОНовцы из охраны лагеря и попросили, чтобы никто и никогда  этого человека  не  показал, а то "Большой" зарежет. Миша действительно мог наводить страх. Он был высокого роста с огромными руками, здоровенными кулачищами и толстыми пальцами душителя, а вообще он был веселый и добрый как Вини- пух.
  Журнал "Кредо"  с общей темой"Диагноз совдепия"  заканчивался рубрикой "Наши люди", где был размещен мой очерк "Ульяновский спуск":
   Канализации не было, и жители выливали нечистоты прямо на дорогу, которая замерзая, смотрелась как простыня с грязными пятнами . Женщина подумала, что кто-то также и всю ее жизнь окатил помоями. Где-то здесь ее детство лазило по заборам, гоняло голубей. Ее юность здесь же "трахалась" на чердаках среди голубиных перьев, пыли и кошачьих ссак. А после фабрика, семья, дети и вот она идет с работы домой с пустой сумкой. Ближе к Волге скат увеличивался, и людям  становилось  труднее  удержаться на ногах.  Она спустилась привычно уверенно, зная каждый ухаб, каждую щербинку. Впереди, в нескольких метрах  шел явно посторонний пожилой толстяк: то ли приезжий, то ли просто  искал кого-то из знакомых.
   Сила инерции бросала  мужика  из стороны в сторону. Едва удерживаясь на ногах, он цеплялся за фонарные столбы. Она почему то подумала, что это журналист и стала скептически оценивать: стоит у него или не стоит?  Женщина не любила интеллигентов. Вдруг из подворотни, где висели застиранные наволочки, гордые как флаги на райкомах, выскочил замызганный пацан лет двенадцати.
   Он промчался мимо "журналиста", подставив ему подножку. Тот хряснулся копчиком, размазываясь по льду как дерьмо по унитазу и жирно потек вниз. Тело издавало нечленораздельные звуки: "Ау-а..." Далеко внизу ему наконец-то удалось зацепиться за торчавший из сугроба  кусок трубы.
  Из той же подворотни  выглянуло еще несколько подростков с синюшными прокуренными лицами. Они радостно заматерились, глядя на корчи несчастного прохожего. Женщина внимательно вглядывалась в лица, но нет - ее сыновей  среди пацанов не было. Местные дети не играли в Чапаева или д, Артаньяна. Любимой игрой пацанов со спуска была "зона". Они выбирали пахана, фраеров, сук, угловых,  назначали пидеров. Проигравший в карты не резал прохожего, а просто толкал, ведь они были еще малолетками.
  Женщина понимала, что от улицы сыновей не оторвать, и все внимание уделяла дочери. Та любила рисовать, но ее картины были какие-то странные: черные зигзаги на белом фоне. Однажды  мать пришла и увидела, что дочь мажет тушью пойманных мокриц и, положив их на середину листа, восторженно смотрит как  те расползаются, оставляя причудливые узоры на бумаге.
   А вот и дом. До революции здесь  находилась  баня, потом ее заселили, поделив фанерной перегородкой для восьми семей. Две   соседки умерли, одну посадили, еще две  семьи  переехали. Теперь осталась она с мужем  и тремя детьми, да на соседней половине  мать - одиночка со старушкой-инвалидом.  Старуха, когда была помоложе, привела в дом шизофреника. Он был тихий, но иногда громко орал и тогда его пугали белой простыней. Потом  алкаш  забыл, как его зовут и спал на кухне. Оттуда его  однажды  увезли в психушку... От него-то и родилась у старухи дочь. Та, в свою очередь, родила недавно незвестно от кого сына и сказала, что воспитает десантника. Еще у них в доме жили кошки: белые, рыжие.  Иногда на улице появлялись кооператоры с мешками и ловили кошек на шапки и тогда  дом наводняли  мыши. Потом вновь приходилось заводить кошек, приучая их не даваться людям в руки.
   Несколько ближних домов стояли без окон и крыш.  Там уже десяток лет были прописаны какие-то люди.   Они  ждали, когда же халупы  развалятся окончательно, чтобы получить квартиру в микрорайоне. В одном из таких сараев поселился Васька, вернувшийся с третьей отсидки. Он долго искал этот дом, потому что пока сидел улицу переименовали. Васька любил, напившись  чифиря, выходить морозной ночью в спортивных штанах без майки с топором и спрашивать у прохожих огоньку.
 Вот наконец-то и дом, если можно так назвать это нагромождение старых кирпичей.  Она вернулась с пустой сумкой - талоны не отоваривали  целую неделю. Муж сидел  дома и подбирал на гитаре какую-то джазовую мелодию . Из щелей дуло, и нейлоновые струны приходилось все время подтягивать, чтобы они не фальшивили. Сквозь запыленные окна был виден типовой райком партии.  Рабочий день у номенклатуры  заканчивался. Из здания выходили люди в одинаковых импортных пальто и одинаковых норковых шапках с кулечками в руках. Сегодня  - очередной  день выдачи пайков.
  А у нее в холодильнике  хоть шаром покати, дети где-то шляются, муж  опять бренчит на гитаре, тоже мне Паганини. Не выгоняла она его потому, что у других и такого не было.   Вообще он был тихий: не пил , не дрался, хотя и денег в дом не приносил.  По ночам, когда муж с ней сношался, старый дом скрипел и трясся . Соседи завидовали ей:"Мужик-то -гигант!"
  На самом деле бывшая баня просто разваливалась и осыпалась, но эту тайну женщина скрывала. "
  Когда я прочитал на фестивальной поляне этот рассказ, ко мне подошли комсюки и заявили :" Как можно так ненавидеть  Родину, а вот твой дед был ленинец. Ты  настоящий Плохиш и в честь тебя пароходы не загудят!"   Выпалив эту  тираду ,  юные аппаратчики  в кроссовках, майках и  брюках фирмы "Адидас" удалились в сторону  пресс центра.
                Столичные встречи

      После Грушинского фестиваля Юра Бехчанов радостно сообщил, что к нему приезжает Валерия Ильинична Новодворская, являвшаяся руководителем Демократического союза. Я  предложил взять у нее интервью для журнала "Кредо". Бехчанов сразу стал важным как генерал аншеф, надулся, а потом гордо согласился. Мы встретились с московской гостьей у Юры дома. Присутствовали Анатолий Черкасов, Владимир Сураев, Андрей Знаменский,  Михаил Авдеев, Татьяна Поправко,  Ирина Воеводина и я. Новодворская удивила своим парадоксальным мышлением и какой-то отчаянностью во взглядах. Она обжигала всех юношеским максимализмом, оптимизмом и задором. В ней чувствовался природный интеллект, острота ума и неожиданность суждений.
Вопрос:  Каких российских мыслителей прошлого Вы любите и цените?
Ответ  :  Мне ближе всего Мережковский, ибо он,  как  никто другой отчетливо видел Россию.  Он понимал, что есть западная, а что восточная ориентация.  Он  блестяще исследовал общинное сознание.  Очень много о нас знал Достоевский.  Бердяев описал неизбежность победы большевизма  и истоки русского коммунизма. Эти горькие истины он открыл еще в 1925г для широкого читателя. Семеон Франк  сделал отличную  инъекцию против  социализма. Он понимал, к чему могут привести идеалы  Чернышевского помноженные  на Белинского и иже с ними. Но эту Кассандру   никто не понял и не услышал.
    Необходимо предостеречь от идей Соловьева с его соборностью и подчеркиванием особого  исторического пути развития России - эдакое интеллектуальное славянофильство.  Его идеи сегодня продолжает Лев Гумилев, который видит все беды России  в неправильной ориентации на Запад.  Нужно было якобы на Восток.
   Из историков мне очень близок Ключевский, который  был первым политологом.  Его надо знать наизусть тому, кто хочет чем-то помочь России. Герцен для меня единственный революционер-демократ, который  сохранил  либерализм и  интеллигентность.  Шпенглер  прекрасно уловил через труды  Павла Флоренского, что причина  нашей погибели  в магическом  христианстве. Последнее уводит внутрь себя, вызывает пассивность, закрывает дорогу к развитию личности. Именно это мешало  развитию предпринимательства на Руси.
Вопрос: Кого из политических деятелей дооктябрьской России  Вы считаете значительными?
Ответ: Я отдаю предпочтение Милюкову, Набокову. Интересен Столыпин. Он не был демократом,  я его политических взглядов не  разделяю, но это талантливый  человек. Если бы его реформа осуществилась, то Россия  бы избежала и февраля, и октября. Наша страна бы плавно проэволюционировала до конституционной  монархии  английского типа. Автократия была бы спущена  на тормозах, и мы получили бы западный  парламентаризм, кстати, вопреки планам самого Столыпина.  Он просто хотел разложить общину как некий кратер, откуда вырывался  революционный процесс. Столыпин не предвидел, что  свободным фермерам не будет нужен царь, им не нужна идея соборности. Столыпин был стихийным западником.

   Мне жаль Милюкова и Набокова, ведь они всю жизнь свою посвятили борьбе за демократию и свободу, хотя и шли на компромиссы с  самодержавием. Когда эта  демократия пришла, то она оказалась  беременна  большевизмом. Лидеры кадетов так ничего и не сумели сделать с народом в таком состоянии. Они не возглавили народное сопротивление большевизму и оказались не у дел.
   На следующий день Лера Новодворская провела митинг на площади Славы у Белого дома под бело-сине-красными флагами и лозунгами партии Демократического  Союза типа "Долой Советскую власть", нет КПСС.  У меня дома  хранился  чугунный бюст Ленина,  и я  подарил  московской гостье  эту реликвию. Валерия  принесла на митинг бюст  и  в  разгар мероприятия  поставила его на ступени у входа в обком КПСС. Разбивать   вождя не стали, так как тот все-таки честно писал, что Россия страдает не от капитализма, а от недостаточности его развития.
     Валерия  Ильинична  была диссидентом-идеалистом. Она отказывалась от любых компромиссов  во имя чистой идеи свободного капитализма.
   В Питере готовился конгресс демократических сил. Из Куйбышева  туда отправилась большая делегация. От журнала "Самара" поехали Анатолий Александрович Черкасов и его помощник Андрей Жеглов с огромным чемоданом печатной продукции. "Кредо" представляли мы с Ириной Воеводиной.  Приняли нас прекрасно. Мероприятие организовал депутат Ленсовета Анатолий  Собчак . Заседания проходили в современном здании, в отлично оборудованном зале. Будущий мэр Питера выступил  с большой речью, в которой проанализировал перспективы развития страны в условиях либерализации. Он был полон надежд на блестящее будущее.
    В холле мы стали продавать привезенную литературу, а  также кассеты с моими политическими песнями. Успех снова оказался значительным. Про наш журнал уже знали во многих иностранных библиотеках Лондона, Рима,  Конгресса США. Как то к нам подошел Глеб Якунин. Меня потрясла его могучая аура. Казалось невидимый свет  исходил от этого человека, подумалось, вот это православная мощь.  Казалось, что за его плечами стоит вся  Святая Русь. Вдруг возле столика с нашими журналами остановился один москвич. Он спросил, сколько нам , как распространителям его журнала платит Володя Воронов? Мы сказали, что Воронов -это член нашей редакции и   получает авторские экземпляры как все. У него  прекрасные статьи о Фиделе, интервью с  членом "Саюдиса", а  также скандальный материал о заговоре генералов, которые мечтают совершить путч против перестройки.  Москвич  пожал плечами и ушел. После этого инцидента мои отношения с Вороновым распались сами собой.
    Интересная встреча произошла у нас с собирателем неформальной литературы Александром Суетновым. В Москве он создал библиотеку самиздата и занимался классификацией этой печатной продукции. Сашу интересовали как либеральные, патриотические, так и экстремистские направления.  "Кредо" он определил как  аналитический альманах с элементами эпатажа.  Суетнов предупредил, что в Вильнюсе становится не спокойно и его самого там  задерживали на вокзале с неформальной литературой.  В питерском метро с нами  произошел инцидент.  Ехали втроем после заседания. В вагон вошли двое с огнетушителем и,  направив его на Суетнова, хулиганы заявили, что будут нас сейчас тушить, так как мы горим изнутри и можем поджечь СССР . Александр хотел уже применить газовый баллончик, но Ирина Воеводина  заметила, что ребята очень талантливые и создали прекрасную инсталляцию.  Она пригласила их на заседание к Собчаку и его помощнику Владимиру Владимировичу. Хулиганы  покраснели, опустили глаза и исчезли. Александр сказал, что возьмет на  вооружение опыт Ирины по общению со странными людьми. Стресс сошел и  новый  московский  приятель долго рассказывал о своей поездке в Лондон, где продается  дешевое и качественное  клубничное и малиновое вино в бумажных пакетах. У меня потекли слюнки, потому что я любитель всего  оригинального. 
   Ночевали мы в хорошей гостинице, обедали бесплатно в ресторане"Невский". Помню как чекались с Новодворской бокалами с шампанским за процветание северной столицы и России. Ночью долго беседовали с Черкасовым о перспективах самиздата. Он предложил объединить усилия и создать единый журнал "Кредо-Самара". На том и порешили.
                Львовская эпопея

    На  питерской конференции мы познакомились  с украинскими неформалами. Один из них житель Львова Володя с усами и в широкополой шляпе, стильный молодой человек, пригласил нас  с Ириной к себе в гости. Мы с удовольствием согласились, так как никогда не были на западной Украине.
   Красавиц Львов нас просто покорил. Это настоящий    европейский город эпохи возрождения, где переплелись православие и католицизм, польские, венгерские и украинские культурные традиции. Аромат кофе распространялся повсюду, он исходил из  многочисленных  кафушек  и летних ресторанчиков, разносился из открытых окон  домов. А что это за необыкновенные дома. Все они составляют каскады двориков с внутренними лесенками, открытыми верандами. Так и чувствуешь единство жителей, локоть соседа.  Есть всегда у кого попросить соли или луковицу для борща. Мы ходили по узким мощеным улочкам, которые приводили к прекрасным паркам  и садам.
    На центральной площади по вечерам проходили народные гулянья, выступали самодеятельные коллективы, исполняя на домрах национальную музыку. Мужчины ходили в шароварах и  в вышитых  народным орнаментом рубахах. Женщины также носили   этнические юбки и кофты. Повсюду продавалась национальная атрибутика, и мы купили праздничный жевто -блакидный флаг. Володя рассказал, что за сочетание желтого и голубого раньше сажали в тюрьму. Однажды он с друзьями-самбистами на спортивных соревнованиях сознательно соединили желтые и голубые флаги. После этого чуть не закрыли стадион. Коммунисты вытравляли, убивали, выжигали сам украинский дух, сажая в лагеря его носителей.  Благодаря перестройке  народная душа прорвалась сквозь коммунистические рогатки. Казалось, что на этой площади Независимости вместе с нами ходили Гоголь, Тарас Шевченко, Иван Франко, а также литературные герои -жители хутора  близ  Диканьки, Тарас Бульба с сыновьями...
   Особенно  потрясло, что каждый житель  Львова досконально знал свою историю, начиная с Киевской Руси вплоть до создания  Галицко-Волынского княжества, а потом Русского королевства...  и все этапы борьбы за независимость Украины.  Они могли поведать много интересного не только о каждой улице, но и о любом перекрестке, домике или лавочке. Вот это патриотизм и любовь к Родине. Наши куйбышевцы только и твердили, кто был начальником  ревтребунала, кто в реввоенсовете и где ходил Ленин, а больше ничего. Новую часть промышленного города откровенно назвали Безымянкой. Кочевники степей, что с них возмешь? Мы воочию увидели разницу культур, противоречие цивилизаций: одна рвется  на Запад к прогрессу, другая ползет на Восток  лизать сапоги хозяину.
     На площади мы познакомились с львовским историком Игорем Заячковским, который для "Кредо" написал статью "Светлый рыцарь свободы":
  Степан Бандера. Запомните это имя. Сквозь десятилетия клеветы и забвения оно вернулось к нам и засияло в своем прежнем   блеске. Кто же он, этот человек? Почему имя и дела его  и годы спустя после смерти наводят страх на  предателей украинского народа, пробуждают гордость и готовность к борьбе у всех честных людей. Понять трагическое величие судьбы Степана Бандеры и его соратников можно лишь обратившись к истории Украины.
Год 1920.Кровоточащая язвами гражданской войны, Украина разорвана на куски. Большую ее часть оккупировали большевистские войска. Земли же Правобережной Украины, где процветала Западно- Украинская Народная республика были предательски отданы Лениным на растерзание польским панам. Над украинским народом нависла угроза  духовного физического уничтожения.  В этот критический момент возрождается украинское национально-освободительное движение. В условиях кровавых смут ХХ столетия, беззакония силы, люди стоящие у его истоков, такие мыслители как Михновский, Донцов понимали,  что мирным путем народу Украины не сбросить с себя оковы преступных режимов. Главным средством к освобождению должно стать всенародное вооруженное восстание. В ходе подготовки к нему необходимо сочетание массовой патриотическо- просветительской работы и беспощадного террора по отношению к палачам украинского народа. Идеалом государственного устройства виделась демократическая республика, обеспечивающая свободное национальное саморазвитие каждого своего гражданина.
   Экономическое и социальное развитие будущего украинского государства должно было строиться на принципе свободы капиталистического предпринимательства, ибо нация без устойчивых точек собственности неизбежно разлагается иллюзиями.
   К 1929 году все кружки, партии, организации, разделяющие такую программу действий, объединились в организацию украинских националистов (ОУН). Вопреки названию с самого ее возникновения в деятельности ОУН было очень сильно не столько узко националистическое, сколь  общедемократическое направление. И это не удивительно,  ведь подавляющее большинство членов движения на первом его этапе составляла молодежь, получившая блистательное образование в лучших университетах Европы.
   Степан Бандера, родившийся в семье греко-католического священника, студент Львовского политехнического института просто не мог не прийти к этим людям. Вскоре даже в столь  высокоталантливой среде он становится первым среди равных. В 1929г. Степан вступает в ОУН, занимается организацией пропаганды на оккупированных Польшей землях. А уже в возрасте  24 лет он становится одним из руководителей боевой организации ОУН, целью которой, согласно ее уставу, была "борьба с существующим строем путем устранения преступных и опасных врагов народа и свободы; подготовка вооруженных сопротивлений власти, в которых сила правительственного деспотизма сталкивается с силой народного гнева".
   Боевая организация состояла в основном из молодых украинцев, которые стремились добиться свободы и справедливости для своего народа, не думая о последствиях, ставя на карту не что-нибудь, а жизнь! Они вели политический террор и против тузов режима, и против мелких козырей с шевронами за беспорочную службу.  Террорную работу  считали они партизанскими действиями, прологом действия регулярных сил.
   Для Степана Бандеры, руководителя актов вооруженного возмездия, блестящего знатока конспирации, террор олицетворял борьбу за освобождение своего народа. Террор был личной жертвой, подвигом. Он был необходим для  торжества светлого дела. Перед этой необходимостью бледнели все моральные вопросы на тему "не убий".
   Гибли польские губернаторы, генералы, помещики, чиновники и тюремщики, гибли и боевики. Высшей точкой деятельности боевиков ОУН стало устранение министра внутренних дел Польши Пиратского, вдохновителя и организатора жестоких  репрессий украинского народа. После этого власти отступили. Был отменен режим чрезвычайного положения на украинских землях, сняты запреты на  пропаганду украинской культуры, но  победа  далась дорого.  Арестован Бандера и его товарищи.
Год 1935. Варшава. Специальный военный трибунал. Последнее слово Степана Бандеры:" Я не подсудимый перед вами, Я - ваш пленник. Мы - две  воюющие  стороны. Вы  представители неправедного  правительства, наемные слуги насилия.  Я - один из народных мстителей. Нас разделяют горы трупов, сотни тысяч разбитых человеческих жизней, море крови и слез.  Вы объявили нам войну, мы приняли вызов. Мы не допустим, чтобы наш народ давили как рабов, чтобы нашу кровь проливали как воду. Наше предприятие окончилось успехом. И таким же успехом увенчается, несмотря на все препятствия, и деятельность ОУН, ставящей себе великие и исторические задачи.  Я твердо верю в это.  Я вижу грядущую свободу возрожденной к новой жизни Украины!
   И я рад, я горд возможностью умереть за нее с сознанием исполненного долга".
Ему вынесли приговор - смертная казнь. Правительство Польши, опасаясь новой волны террора, заменили смерть на пожизненное заключение.
1935-1939. Годы безвременья. Каторжная тюрьма Вронка под Познанью.  Кандалы, строгая изоляция, скудная пища, неусыпный надзор тюремщиков и две попытки побега.  13  сентября 1939г. ему все же удается вырваться на волю. Но горек воздух свободы. Упущено главное- время! 17 сентября любимая  Галиция захвачена войсками  Сталина. Неблагополучно и в ОУН .  Поняв, что дух национального возрождения опасен для большевистского господства над Украиной, ОГПУ проводит операцию по дестабилизации ОУН, путем устранения ее призванного лидера Е. Коновальца, полковника корпуса сечевых стрелков, друга М. Булгакова вместе с которым они  расстреливали взбесившихся большевиков в Киеве.
  К власти в ОУН приходит А. Мельник, человек, ценящий более всего собственное благополучие, тесно связанный с еврейскими финансистами, считающий, что освобождение Украины зависит не от борьбы ее народа, а от позиции иностранных держав. Исходя из этого постулата, он пытается направить всю деятельность ОУН исключительно на завоевание иностранной поддержки.
Бандера начинает борьбу за чистоту первозданных идеалов украинских националистов, за возрождение боевой славы ОУН. Вот выдержка из его обращения: " Довольно внимать равнодушно, чтобы люди шли на смерть, а на самом верху в то же время копошились предательство, позерство, фальшь и клевета. Чаша  переполнена! Довольно! Не может быть уже между нами общего языка и остаются только две возможности:  ваша капитуляция и отступление - или борьба до конца!"
  Вскоре после ее захвата , на Западной Украине пришлые строители "коммунистического рая" начали сознательное, хорошо спланированное и организованное уничтожение  миллионных масс людей. Не нужно было никакого повода, даже предлога, чтобы человека арестовать, истязать и убить. Это был не просто террор на устрашение, а масштабное истребление общественных групп, признанных большевиками возможным оплотом национального движения. За 18 месяцев "освобождения" было расстреляно, арестовано, выслано 1 млн. 227 тысяч человек, более 10% населения Прикарпатья. Шел экономический грабеж и уничтожение культурных ценностей украинского народа.
   Терпеть такое равнодушно честные люди не могли. Степан Бандера начал  подготовку вооруженного восстания. Лучшие люди ОУН перебрасываются в Прикарпатье,  создаются подпольные структуры власти во всех районах Западной Украины. Восстание намечено на май 1940г. Центр восстания -Львов. Но к назначенному сроку сил еще недостаточно, ведь действовать необходимо наверняка, чтобы исключить малейший риск для народа, предотвратить новые жертвы. Начало вооруженного выступления переносится на июль 1941г. В июне 1941г. части ОУН  первыми врываются во Львов. Но им уже не удается предотвратить новое  чудовищное злодеяние большевиков.
   Арестованные перед самой войной более 5 тысяч человек,  составляющих цвет польской и украинской интеллигенции уничтожены НКВД. В трех львовских тюрьмах все камеры были забиты трупами изуродованные хлорной известью и  кислотой. В тюрьме "Бригидки"  найдены священнослужители, распятые на стене с распоротыми животами. В последствии эти преступления советская пропаганда пыталась  приписать бойцам за свободу Украины.
   30 июня Степан Бандера провозглашает восстановление украинской независимости. Торжественные позывные "Всем, Всем, Всем!" Львовской радиостанции возвестили об этом миру.  Формируется демократическое правительство нации.  К новому правительству, к  соотечественникам  обращается Андрей Щепицкий, духовный пастырь украинского народа: " По воле всемогущего и  всемилостивейшего  Бога начинается новая эпоха нашей родины. Все, кто считает себя истинным  украинцем и хочет трудиться на благо Украины, должен работать сообща на ниве возрождения нашей экономической,  научной и культурной жизни, столь униженной большевиками".
    Такое развитие событий вызвало резкое недовольство в Берлине.  Германия была заинтересована не в сильной дружественной Украине, способной вести вооруженную борьбу против Советов, а лишь в территории, где размещены войсковые соединения. 15 июля арестованы все члены правительства независимой Украины. Бандера снова очутился в неволе. На сей раз в лагере смерти Заксенхаузен. Осенью 1941г. начались аресты и расстрелы немцами украинских националистов.
   В ответ ОУН развернула вооруженную борьбу против новой иноземной оккупации. В октябре на Волыни создается Украинская повстанческая армия.  Ее главнокомандующим стал талантливый военоначальник, друг и соратник Степана Бандеры Роман Шухевич. К 1943г. УПА практически контролировали все сельские районы Западной Украины.  В городах шла активная террористическо-диверсионная работа. Любопытно отметить, что большинство подвигов, приписанных московскому разведчику  Кузнецову, на самом  деле совершили боевики ОУН.  Численность повстанцев превысила 100 тысяч человек. Они уничтожили 45 тысяч немецких и 68 тысяч  румынских и венгерских войск.
   С приходом советской армии украинские повстанцы не сложили оружия. Эти люди слишком хорошо запомнили красный террор 1939-1941гг. Борясь за счастье и свободу своей страны, за будущее детей, вступили они в смертный бой с большевизмом. Во главе движения вновь Степан Бандера,  освободившийся в 1944г. из концлагеря в результате восстания, в подготовке которого он сыграл решающую роль. Долгие годы борьбы и лишений лишь закалили его, даже враги  признавали, что Бандера сочетает в себе  Мудрость государственного деятеля, качества Полководца, отвагу Героя и стойкость Мученика.
   Пламя всенародной войны против коммунистов, возглавляемой им, охватывает Украину. "Украинская партизанка" , как ее любовно называли в народе наводит ужас на большевистских пришельцев. В борьбу с партизанами втянуты части НКВД и регулярной армии. О размахе сражений свидетельствуют сухие цифры: за 1944-1953годы в западных областях Украины совершено 14 424 акции вооруженного сопротивления, 5 тысяч террористических актов возмездия,  уничтожено свыше 2500 коммунистических бонз и 20 тысяч оккупационных войск.
   Стремясь организовать общеславянское движение сопротивления, ОУН   направляется с маршем по территории соседних стран под лозунгом " Единство Славян против Праги, Варшавы, Москвы". К сожалению, эти действия натолкнулись на трусость и нерешительность буржуазных партий Польши и Чехословакии. И лишь  находясь в сталинских застенках их лидеры поняли, что демократию нужно  защищать не газетно-парламентской болтовней, а  вооруженной силой.
   Не в состоянии справиться с войсками ОУН, оккупанты начали проводить политику выжженной  земли. С Украины вновь депортируются 1,5 млн. человек, вводится система заложников. Бомбардировками с воздуха и химическим оружием уничтожается все живое в районах, где  действовали повстанцы. В ход пошли спецвойска  НКВД, которые переодетые в форму бандеровцев, осуществляли массовые расправы с мирным населением. В этих условиях продолжение действий крупных воинских соединений ОУН вело к неизбежным массовым жертвам среди местного населения. Степан Бандера решает изменить тактику борьбы.
  Крупные воинские части под его командованием, ведя постоянные бои, как нож сквозь масло проходят через заслоны и перебазируются на территорию Западной Германии. Активизируются действия мелких партизанских групп и городского подполья. Проводится широкомасштабная операция по  легализации молодых членов организации, которые с новыми документами направляются на учебу и работу, чтобы стать хранителями и носителями украинского духа.
   Вплоть до самой гибели Степана Бандера в 1959г. от рук наемного убийцы, агента КГБ, получившего за это орден Ленина, продолжалось вооруженное сопротивление на Украине. Затем наступило временное затишье. Борьба приняла другие формы, но движение украинских националистов стало для  патриотов символом борьбы , доказательством возможности успешного сопротивления диктатуре советской империи.
   Степан Бандера и его соратники, их дела и идеи создали условия для нового этапа борьбы за самостийность Украины. Народ свято чтит их подвиг. Героям слава!"
   От редакции. Чтобы потушить пламя народной войны, Никита Сергеевич Хрущев  в 1954г. в честь празднования 300-летия воссоединения Украины с Россией, подирал мятежной республике  русский Крым.
 На  улицах Львова   жители  гутарили  таке:" Папа, зачем ты поливаешь клумбу машинным маслом, цветы ведь засохнут?- " Нехай сохнут, лишь бы пулемет не заржавел",- ответил батька. А  вот   подлинная история. Старик в Карпатах имел сарай и  никого туда не пускал. Когда он умер, решили сарай снести. Пустили бульдозер. Он ударился о что-то твердое и застыл. Дедушка долгие годы прятал танк "Тигр" с полным боекомплектом. Мог ли мечтать старый бандеровец, что памятник Ленину в центре Львова рухнет без единого выстрела.
  Одним словом атмосфера во Львове была жаркой, но не только от дискуссий. Термометр поднимался за 30 градусов. Мы предложили Володе сходить на речку. Он ответил, что річки немає,  тогда на озеро. Оказалось, что и озера немає .  "Так откуда же водопроводная вода?"- удивились мы.  " Це сльози патріотів ",- отшутился  товарищ.  Володя нас сводил на знаменитое львовское кладбище, напоминающее огромный парк со склепами. Там захоронена  польская, венгерская элита. Посетили краеведческий музей, старинную крепость. В конце -концов он   привел  на знаменитую барахолку. Мы никогда не видели такого огромного количества одежды и  техники.  На Волгу вернулись в джинсовых костюмах фирмы "Леви Страус" с килограммом кофе "Арабика"  и  знаменитыми львовскими шоколадными конфетами, производившимися по австрийским  технологиям .
  Перед самым отъездом на центральной улице мы встретили  врача куйбышевской психиатрической больницы  активиста демдвижения Евгения Александровича Кудрина. Тот сказал, что пока не отделилась Украина, надо путешествовать. Как он был прав в этом и во многом другом.
                Российский апокалипсис

   Вернувшись в Куйбышев, все вместе взялись за дело. Стали готовить новый номер под общей темой "Российский апокалипсис".  Обложка выглядела так: русское поле, на котором взошли спящие человеческие головы. Их рубит коса с эмблемой серпа и молота. На обратной стороне идет комбайн, из которого вылетают вместо пшеницы черепа.  Я написал статью "Карлики в тигровых шкурах", где  анализировал, кто реально  возьмет власть, когда завершится перестройка?
  Это  сладкое слово власть. К ней рвутся, тянутся. Ее боятся, как спидную красавицу. Охотников до нее хоть пруд пруди. ...Не будем гадать на кофейной гуще, такой социальный слой готовый взять власть, есть. Это мелкие функционеры старого партийно-хозяйственного аппарата. Все они молоды, видели, как управляли их хозяева, имеют опыт подавления людей, управления массами. Мимо них проносили банки с черной икрой, ящики с французским коньяком, а значит, они злобны, завистливы, циничны и безнравственны. Они из тех, кто охранял дверь кабинета, когда их барин развлекался с молоденькими девочками. Тягучая слюна холуя капала ему на ботинки. Эти люди не социальное явление, а скорее  бедствие, оставленное нам в подарок, как троянский конь, большевиками. Они прошли школу комсюков и, соблюдая советскую мораль, учась в институтах, врывались в общежития к товарищам в поисках нарушений. Они стучали, собирали досье: они ненавидели и боялись.
  Психологически они прекрасно чувствуют российский народ, его рабскую и холуйскую психологию. Они готовы стать господами над быдлом с бичом и пряником в руке.  Они вынашивают планы создать авторитарное государство. Эти карлики в тигровых шкурах презирают большевиков не за их преступления, а за развал хозяйства ...  Выборы в условиях России, где не сложилось гражданское общество, порочны изначально. Выборы  дают власть в руки не профессионалам, а тем, кто любыми правдами и неправдами получил голоса своих темных избирателей... Вглядитесь  в лица наших избранников, особенно местных уровней. Интелект и культура им не понятны даже как термины.  Впрочем депутаты такие, какими и должны быть. Они выразители мнений среднего обывателя. В этом бесспорно заслуга того  самого дедушки, который покоится в мавзолее. Он уничтожал в первую очередь интеллект, всех, кто умнее и выше него. Именно интеллектуальный потенциал был преградой для коммунизма. Вот и имеем мы  средне статистического индивида, которого ни самого, ни через представителей до власти допускать никак нельзя. А карлики - то наши и спрашивать не станут, возьмут да и дело с концом.
   Ой, посмотри-ка этот рыженький плюгавик уже хозяйством заправляет, а недавно еще в комсюках бегал, ДНД возглавлял. А этот со сладкой фамилией из полутеха перекатился горку комсомольского мусора и с иностранцами бумажками  подписывает....Вот девка недоношенная из деревни вылезла, сколько показухи, сколько денег она перевела по безналичке  своим друзьям кооператорам...У того вон изможденного глаза сексуально горят, все рыло в пуху, а из задницы перья валятся, а его опять же в курятник.
   Сегодня очень важно иметь рыльце в пушку или пятно на совести. Это залог успеха в любой карьере вплоть до руководителя самого низшего подразделения. Важно, однако, чтобы о пятнышке знали те, кому положено. Наш народ любит умственно убогих. За них он и голосует. Ему даже приятно, что новый начальник выполз из той же грязи. Кто же на них поставил, на этих новых хозяев страны? Неужели просто так сами взяли и полезли и в горсовет, и в облсовет, и в совместные предприятия, и акционерные общества?
   Да сам старый партаппарат на них же и поставил. Во-первых, они чаще всего в родственных связях дальних или ближних, а во-вторых, они замазаны, а значит и не замахнутся на  потенциальных пенсионеров-преступников, не отберут награбленного и не забудут о доброте уходящих...
   Мы не против финансовой деятельности, тем более для молодежи, но мы видим, как движение к цивилизованному рынку превращается в  скатывание к полной мафии...
  Сногсшибательный  материал "Слово в защиту Берии" разместил член редакции Панихин. Он высказал особое мнение о хрущевском перевороте в июне 1953 г во время которого военные арестовали Берию. Автор сделал заключение, что Лаврентий Павлович  представлял интересы прогрессивной части НКВД, которые хотели выбросить безумные устаревшие догматы марксизма-ленинизма, провести рыночные реформы и направить страну по пути сходным с Южной Кореей, т.е. авторитаризм, традиционные  духовные скрепы,  запрет КПСС, конкуренция, модернизация, свободный рынок, частная собственность, конвертируемый рубль. Во главе всех  подразделений должны были стать чекисты. Читаем статью :" Явно издеваясь над  коммунистами, Берия доводит до   абсурда большевистские догмы, осуществляет фантастически бесполезные проекты огромного масштаба лично, по самым неправдоподобным обвинениям уничтожает виднейших лидеров ВКП(б) и Коминтерна, соратников Ленина. Пепел этих  пламенных революционеров приказывает вывозить для удобрения полей подмосковного совхоза "Имени Ильича"...
Перед войной Берия оказал Гитлеру колоссальную помощь:
Убедил Иосифа Виссарионовича в невозможности нападения,
Провел ликвидацию советской разведывательной системы в Германии,
Выдал гестапо подпольные структуры компартий и Коминтерна,
Добился бесперебойной поставки в Третий Рейх больших объемов стратегического сырья,
Начал новую  чистку в советской армии,
Настоял на демонтаже укрепрайонов на старой границе,
Сосредоточил в приграничной полосе 78% всех воинских запасов...
Вторая мировая война показала, что разгром коммунизма из вне невозможен.
Читаем далее:" Опереться можно было лишь на собственные силы. В  борьбе с большевизмом Берия решил использовать органы НКВД. Работающие там люди знали и о трагическом положении страны и долгие годы наблюдали за партийными боссами разных рангов и понимали, что это просто мелкие жулики, дорвавшиеся до большой власти.  Берия считал, что  в благоприятный  момент их можно задействовать для уничтожения партийных структур различных уровней. Однако развитие ситуации в стране потребовало немедленных действий.
  Престарелый полубезумный диктатор, чувствуя приближение смерти, решил прихватить с собой в небытие весь остальной мир. Сталин планировал провести кровавые акции по уничтожению большей части еврейского населения страны в ходе "стихийного" народного возмущения действиями "врачей-отравителей".
   Протесты международной общественности, неизбежный разрыв дипломатических отношений со всеми ведущими державами должны были дать повод для развязывания новой мировой войны с  массированным применением атомного и химического оружия.
   Сталин умер за несколько дней до начала мировой катастрофы. Случайно при таких обстоятельствах не умирают. Его  устранение было тщательно подготовлено. В последний период жизни вождь оказался совершенно отсеченным от мира. Все его старое окружение было ликвидировано, вокруг были расставлены новые люди. Сталин фактически оказался под домашним арестом, оставаясь правда еще диктатором, хозяином страны.
   Ну, а затем ... неожиданное кровоизлияние в мозг. Генералиссимуса, как крысу, оставили подыхать на полу у дивана. Мир был спасен от гибели!..
   Лаврентий Берия не оценил живучести  большевизма. И сполна поплатился за это. Он не мог даже предположить, что вдохновителем и созидателем нового витка коммунистической  утопии станет необразованный и завистливый мужичонка Никита Хрущев, шут гороховый, лихо отплясывающий гопака по мановению руки Сталина. Воистину, мельчают великие!.. Когда без суда и следствия кончали Берия  из пистолетов в каземате, он успел лишь прохрипеть:"Гады сучьи, мать вашу так! Не успел я! Прости,  Россия!"
 Большевик Никита Сергеевич раздавил  прогрессивные рыночные идеи  танками, объявив, что коммунизм  будет построен к 1980г .
   В  журнале мы открыли  раздел "Черный ящик", где стали публиковать молодых  ярких поэтов. В этом номере   состоялось знакомство читателей со скотофутуристом Георгием Квантришвили. Ирина приглашала его к своим студентам, когда читала лекцию о личности и обществе. Георгий вызывал бурю восторга  у молодежи.
Я прочитал свои стихи
В доме для престарелых.
Один старик скончался тут же
Другие еще прохрипели
Часа полтора.
х х х
Говорят
В зрачках убитого отражается убийца
Но после моей смерти
Вряд ли хватит зрачков
Для убийц
Слишком мало пространства.
х х х
Где эта кнопка,
Нажав на которую
Можно убить весь мир
Я жил в одиночестве
Так дайте ж уйти в коллективе.
х х х
Стадо это хорошо
Можно ничего не бояться
Кроме
Другого
Стада
х х х
Я любил тебя Родина,
А ты изменяла мне
С усатым Иосифом
С Леонидом бровастым
(даже до лысых дошло)
Молилась ли ты
Перед сном.
х х х
Для любви нужно
Хотя бы два человека
Для онанизма
Хотя бы один
С одиночеством сложнее
Для него потребуется
Целое общество
Неуклонно стремящееся к прогрессу.
х х х
Мне иногда хочется,
Чтобы его
Переехала машина.
Может быть тогда он заметит,
Что асфальт серый
И на нем плевки.
х х х
Иногда замечаю
Я- марионетка.
Завязать бы на шее
Все нити,
Которыми связан с другими
Дерагйте!
х х х
Звизда(притча)
Босиком по Сонцу
Бегает каззел
В нашем государстве
Он найдет друзей
Его похоронят
С красною звиздой!
х х х
Не зная жизненных реалий
С опустошенною душой
Все мы пловцы без гениталий
В просторах родины бальшой....
Помню мне осенью 1990 г. позвонили из Питера и спросили, мол, действительно ли есть такой поэт Квантришвили, мы хотим взять   его стихи  из "Кредо" и поместить в  Антологию российского верлибра? Я подтвердил, а  они издали книгу, включив туда Георгия.
  В демдвижении я познакомился с бывшим хиппарем и диссидентом 70-х годов Владиславом Бебко. Тот специально для нашего журнала "Кредо-Самара" написал воспоминания о мятежной юности "  Демонстрация":               
      1976г. - время, когда культура хиппи стала среди молодежи массовой.  Мы собирались в подворотнях,  теплых туалетах, на свободных  квартирах, в сквере "Три вяза" и прочих местах. Расцвет тусовки был в Пушкинском саду.
     Лживость и порочность  советского режима для тех, кто хоть  немного мыслил, была совершенно очевидна и сталкиваться с большевистской мерзостью приходилось  на каждом шагу.   Меня всегда поражало, что подавляющая  масса как будто  и не замечала ничего вокруг. В некоторой степени я, конечно, понимал эту массу.  Информационный вакуум,  десятки лет оболванивания, обыденные заботы:  достать, прокормить, не опоздать - это понятно, но до такой степени! Идиотские демонстрации, транспаранты,  дармовые коммунистические субботники, наглядная агитация, добровольные народные дружины, выборы без выбора, почины( больше пахать и бесплатно), товарищеский суд, добровольно-обязательные мероприятия и т.д.Это все воспринималось населением  как вполне  нормальное, что так и должно  быть, и никак иначе быть не может и даже  поддерживалось это положение вещей.
   Но мы  ребята были молодые, умные и очень чувствительно  относились ко лжи, несправедливости  и маразматизму советского режима и поэтому не стесняясь ,  поносили  Советскую власть. Власть,   менты,  ГБ, обывательская общественность, фураги - все было  направлено  против нас,  но мы не сдавались.  На одном из своих собраний  в одном из теплых туалетов на улице Куйбышевской ,  обмениваясь мнениями,  как бы еще нагадить Советам, мы решили, что неплохо бы  устроить демонстрацию. Все присутствующие загорелись  этой идеей. Вносились всевозможные  предложения  по организации.
   Брежневская конституция позволяла нам провести эту акцию, хоть и с некоторыми оговорками.  Были предусмотрены всевозможные конфликты с властями и меры по  избежанию таковых.  Так в одном из положений УК говорится, что  преследуются действия, нарушающие движение транспорта, поэтому решили проходить по тротуару.  По опыту и из различных инструкций мы знали, что   всякий мент имеет право повинтить вас где и когда угодно и отправить в каталажку, и это  называется "до выяснения личности".  Решили взять паспорта.  Ну и, конечно, все должно происходить в исключительной трезвости, без шума  и бесчинств.  К сожалению, меру шума и бесчинств  определяли не мы, а менты.
   Кроме того, самое главное - не дать повода властям  обвинить нас в том, что  акция направлена против Советской власти.  "Советская власть" -это для властей было что-то вроде заклинания.  Так, плюнуть в унитаз можно, а плюнуть на Советскую власть в форме унитаза - что-то страшное.  Вообще все, что не от коммунистов, комсомольцев, их холуев и прихвостней,  считалось преступлением против  Советской власти и,  соответственно, каралось.  Предусмотрели и это,  решили приурочить демонстрацию к "Дню смеха" 1 апреля и постараться исключить все намеки на  политику.  Это совещание состоялось дня за два до 1 апреля.
  В назначенный день все собрались возле памятника "Паниковскому" или "Крыльям Советов"  или, как я потом узнал, на площади Славы часа в три дня.  Несмотря на мое скептическое отношение к тому, что  что-либо дельное  получится, все же собралось человек пятьдесят. Это подняло во мне энтузиазм и дальше пошло все отлично.  Кто-то принес бумагу, кто-то фломастеры, свистульку, дудку, плакат и прочий антураж.
   Мы окружили достославный памятник и быстренько сделали несколько плакатов: " Свободу самовыражения",  " POP-Mashin" и еще что-то в этом роде.  Нарисовали на щеках, лбах, плакатах губнушкой цветы, вывернули наизнанку куртки, пиджаки.  Много было хип-атрибутики: цепей, одежды,  отдаленно напоминающей штаны и т.п.
   Во время этих приготовлений к нам подошел околоточный, привлеченный необычным  сборищем, чем-то грозил. Но, по-видимому, он был не в курсе  дела, бестолковый и, после некоторых пререканий, ибо не нашел к чему придраться, удалился, возможно доносить по начальству.
   А демонстрация двинулась по улице Молодогвардейской в направлении памятника Василию Ивановичу  Чапаеву  и Обкома партии. По пути  я обзавелся частью дерева с ветками и,  нанизав на него один из транспорантов, возглавил движение, используя дерево вместо стяга.  На углу улиц Венцека  и Фрунзе  неожиданно на нас бросилась группа милиционеров человек 5-6. Он неожиданности ряды  перемешались и стали рассеиваться.  Милиционеры отлавливали кого могли. Наиболее сознательная часть не разбегалась,  совсем наивно полагая, что  милиция призвана защищать граждан, а не бить их, если действия не противоречат нормам закона.
   Другая же часть демонстрантов  интуитивно полагалась на житейскую  мудрость: мент - значит беги.   Один  из ментов вцепился в дерево-стяг  и старательно вырывал его у меня.  Я сказал ему, что это мое, что   заявляю гражданский протест, что Конституция... Он заехал мне в грудь и на словах добавил что-то неприличное.
   До Обкома КПСС мы все же дошли, но уже в сопровождении ментов. Там нас ждала уже машина. Но нас  сразу сажать почему-то не стали и в здание не пустили, поэтому мы  принялись агитировать ментов против  советской власти, пытались выяснить как их действия соотносятся с законом  и правопорядком.  Некоторые из демонстрантов предъявили паспорта, хотя их и никто не требовал.  Один мент, видимо главный,  ничего не объясняя, собрал документы и положил в карман.  Менты, по-видимому, никогда  в жизни   не  с подобного рода преступниками и не представляли, что такое может быть.  Они больше отмалчивались и рожи у них были такие, что вроде  и отступать нельзя: начальство  приказало и в рыло дать  стремно, умно говорят, только не очень понятно.
   Потом нас погрузили в  воронок  и отправили в РОВД. Места всем хватило. В отделе, куда нас привезли, собралось множество народа, стражей порядка.  Сбежались со всех этажей смотреть на невиданное чудо. Менты всех мастей дивились и изучали вещественные доказательства:  дудку, свисток, ножницы, ленту и  т.п.особенно их заинтересовал кусочек красной материи с надписью на непонятном для них языке и отпечатками рук и ног.  Делались всевозможные догадки, предположения по поводу того, чтобы это все значило. Было предположение, что это их большевистский флаг, над которым мы надругались.
   После долгих дебатов предположение  было отвергнуто, так как  не  обнаружили  ни молота, ни серпа и размер не сходился. Письмена же, как  не крутили, разобрать не смогли. Обшарив всю ментовскую, привели эксперта ( большого специалиста) не то лингвиста, не то полиглота. Он он тоже ничего не разобрал ,  хотя и очень тужился. Потом их главный начальник  сказал, что без КГБ здесь не обойтись. Так и сделали.  Нас отправили по камерам.
   Пока высокие инстанции решали, как же быть дальше, меня оформили на 15 дней заключения, еще двоим дали по 10 дней.  Остальных, запротоколировав, отпустили.  Основания для моего ареста выглядели примерно так: из хулиганских побуждений размахивал деревом, на замечания граждан не реагировал, выражался нецензурной бранью.
   Касательно вдохновителей и организаторов шествия, они не ошиблись. Находясь в тюрьме, которая называлась не то  специзолятор,  то ли спецприемник, нас  принудительно заставляли работать бесплатно.  Но так как надзор был слабый, то все заключенные всячески бойкотировали работу, ломали оборудование, продукцию, гадили как только можно,  разворовывали все, что можно унести.  Я тоже старался изо всех сил по идейным соображениям,  остальные же по простоте душевной.
  Сокамерники дивились на нас, но большого вреда не причиняли.  В середине срока нас посетили гэбэшники, забрали моих подельников. Больше до конца срока  я их и не видел. После освобождения на своей работе меня осудил еще товарищеский суд. Но я не очень обиделся на товарищей, так как в коллективе, где я работал было четыре начальника и сорок товарищей, 95% которых были "химики".  Тут бы и конец истории, но как раз после освобождения и началось самое интересное.
   Пока я кушал колбасу мясокомбината, запивая кефиром молокозавод а, ГБ  провело огромную работу.  Были допрошены десятки людей.  Их брали на работе, с квартиры, из учебных заведений.  Все по традиции под вуалью полу секретности  искали тайную шпионскую организацию.  Пошли депеши в центр.  Оттуда директивы, инструкции,  указания.   Сотни людей так или иначе  непосредственно  соприкоснулись  с этой историей: участники, менты, прохожие, столкнувшиеся косвенно.  Все вместе поведали сослуживцам, знакомым, родственникам  о произошедшем.  По городу поползли слухи,  обрастая совершенно невероятными историями.
   Так я слышал от многих людей точные сведения, что в  демонстрации участвовало 650 человек, что особы женского пола были в  полуобнаженном виде с  набедренными  повязками,  что все там были студентами, что возглавляли три профессора  из университета, что  было побоище с избитыми и ранеными, что требовали законодательного введения  "свободной любви", что намечалось  свергнуть  Советскую власть, но   ГБ было начеку.
   Я был доволен- эффект был полнейший! Позже   на предприятиях, в комсомольских    и коммунистических комитетах, в институтах прошли собрания, на которых  разоблачалась  деятельность в г. Куйбышеве  вражеских подрывных центров, призывалось усилить бдительность, сообщать о подозрительных в органы , углубить борьбу с молодежью. В дальнейшем я получил и другую информацию, к  которой я отношусь с большим доверием. Так, в тот день 1 апреля спецвойска  Приволжского военного округа  находились в боевой    готовности.  Щиты, дубинки, каски - все было наготове.  Когда в высоких инстанциях решался вопрос, что с нами делать, то было мнение     пустить по статье   70 УК антисоветская агитация.  Но какой-то высокий городской чиновник сказал, что поскольку не было лозунгов  антисоветского содержания, то и    делу  конец. По некоторым сведениям в демонстрации участвовали молодые родственники высшего областного руководства,  посему было принято решение: не давать  делу слишком  большого хода, дабы не дискредитировать  начальство. Ну и  слава Богу!
 В тот месяц ГБ  допрашивал меня, насколько могу судить, последним. Какими мотивами они руководствовались, могу только догадываться.   В конце -концов гэбэшники сделали мне  предупреждение, что недопустимо...в случае повторения... Я, конечно, обещал.  И подшили материал до следующего раза.
  Для этого номера я написал также нашумевшую статью  об истоках психологии большевиков.  Долго еще будут гадать философы, социологи и историки: откуда, из-под какого камня выползли гремучие большевики, кто ниспослал на Русь это ядовитое племя? Не дело ли это  рук самого дьявола? Отбросив чертовщину, можно рассматривать возникновение этой оспы ХХ века под совершенно разными углами зрения, искать их социальную базу, истоки. Хочется поговорить лишь об одном факторе, повлиявшем на психологию  большевизма.  Царизм бросал молодых социал-демократов в тюрьмы, где психика последних подвергалась деформации со стороны уголовно-каторжных законов, не тех законов, что устанавливала царская администрация, а тех, которые формировала сама тюрьма.
   Тюрьма развивается не на основе объективных экономических законов. Она существует по типу социального инкубатора, где объединяются отдельные воли арестованных в один мощный вектор силы направляемый укоренившимися закрепленными столетиями традициями, а также авторитетом пахана. Тюрьма -это высшая форма развития бюрократической системы, некая кукольная пародия на государство. В условиях российского беспредела - это высший беспредел со своим языком-феней, со своей иерархией по кастам и мастям, закрепленными вместо паспорта непосредственно татуировками на теле.
   Именно в этих университетах учились будущие большевики, которые потом перенесли полученные знания на всю страну. Можно сказать,  что царская каторга стала кузницей большевизма.  Не случайно, когда Ульянов совершил свой кровавый переворот всем сердцем его поддержали деклассированные элементы, уголовники всех мастей. Они то и осуществили ленинский лозунг: "грабь награбленное".
   Все это уже история, но не может ли она повториться?     Современные номенклатурщики соединяются с уголовными паханами и готовятся разорвать страну. Идет новый хам...
  На одном из демократических собраний я познакомился с Наташей Тихоненко, работавшей на кафедре иностранных языков пединститута. Она предложила переводить "Кредо" на английский, впрочем как и мои песни. К сожалению дальше разговоров дело не пошло, а Тихоненко вскоре уехала в Англию.
                СССР:   Национальный взрыв

   Темой очередного номера стала национальная проблема. СССР включал в себя много этносов и в перестройку началось обострение  отношение между народами.  На лицо были центробежные силы. Некоторые политические круги  принялись  разыгрывать еврейскую карту, сваливая на отдельных людей, выбранных по этническому признаку, всю ответственность за возникающие  конфликты и экономические сложности . Евреи Куйбышева забеспокоились.   Михаил Авдеев принес статью  своего друга-еврея "Мурмулевич и другие". В материале говорилось о том, что местные еврейские кланы  слишком быстро входят в бизнес и своими действиями вызывают возмущение, а это чревато. Читаем:" Я старый еврей. Я многое повидал в жизни, помню 30-е годы, когда из соседнего двора увозили на смерть родителей моих друзей в черном воронке. Я прошел огненный путь до Берлина, всякое было в  жизни: горести, радости, но никогда я не чувствовал себя инородцем. И вот теперь наступают самые страшные времена, ибо мои соплеменники евреи тысячами покидают родину, бегут на чужбину. Повсюду царит страх и подавленность, доходят слухи, один страшнее другого. В Питере поджигают еврейские квартиры, в Москве так называемые патриоты избивают евреев на улице. Кажется, само небо рухнуло на землю. Мы в одно мгновение стали врагами. Что, это всеобщее помешательство? Кто стоит за обществом "Память"? Кто разжигает шовинизм?
   Можно объяснить просто: это твердолобые аппаратчики, кэгэбешники  и генералы хотят вернуть назад брежневские времена "золотого застоя". А оболваненные русские идут у них на поводу, но слишком простая схема. Да, мы евреи живем по законам своего клана, держимся родственными связями, но это свойство любой малой нации, живущей в толще других народов.  Точно такие же кланы создают русские в США, украинцы в Канаде, китайцы в Индонезии и т.д. Здесь нет ничего преступного, нет намека на принижение какого-либо другого народа. Однако законы общины в условиях наступления рыночной экономики деформируются. И тогда нормальное  стремление сохранить свою культуру превращается в желание использовать нашу еврейскую общность на захват ключевых рубежей в производстве и распределении. Я со всей ответственностью хочу сказать, что в 20-е годы еврейские кланы в Германии действительно держали в своих руках каналы движения капиталов, банки и генеральные пакеты акций во многих ведущих отраслях. Они, действительно,  использовали свое еврейское родство для усиления монополизации. Многие простые немцы страдали от них. Этим воспользовались сами знаете кто. Позже забитый и задавленный бюргер с радостью строил газовые печи и вырезал на телах моих соотечественников звезду Давида. Сами магнаты еврейского бизнеса в основном укатили в новый свет, а потом в Израиль. А убивали простых евреев, которых подставили цинично и нагло их богатые сородичи. Сейчас в России происходит нечто подобное. Я с ужасом вижу, как в России формируется еврейская мафия.
   Еще в застойные годы в среде российского еврейства произошло резкое  расслоение на евреев и так называемых "ж...в". Евреи - это те, кто легко умеют зарабатывать деньги. В основном это люди искусства, дельцы теневой экономики,  жрецы науки. К "ж..м" сами евреи относят тех своих сородичей, которые не умеют легко зарабатывать деньги.  Ж..д тот, кто вкалывает, и за это  его "чистые" евреи презирают. Сами эти "чистые" сформировали свою особую подпольную систему по принципу " рука руку моет". Они занимают тепленькие местечки, протаскивают туда всех своих родственников, постепенно вытесняя представителей других народов, в первую очередь русских..." Далее в статье перечисляются еврейские кланы, господствующие в авиационном, политехническом, педагогическом и других институтах, в сфере искусства, в  печати, СМИ  и бизнеса... Все они рвутся к международным каналам получения валюты.
   Далее читаем:" Это письмо, может быть несколько сумбурное, меня заставила написать записка, которую я вынул из своего почтового ящика. Там было написано просто и лаконично:"... убирайся в Израиль, пока цел! Русский патриот." Я обращаюсь к Вам, потому что  Ваш журнал стоит на позициях плюрализма мнений, не является антисемитским, что редко в наше время. ...
   Когда эта статья вышла, я получил шквал звонков: кто-то был за, иные против. Я объяснял, что лучше устраивать баталии на страницах, чем на улице. Кроме того в  нашем журнале "Кредо-Самара" помещена статья, объясняющая  что такие сионизм. Это политическое течение, возникшее ради создания еврейского государства на исторической родине. Более никакого внутреннего подтекста это слово не  несет. В статье из альманаха отмечено: " Нельзя строить процесс русского национального возрождения на фундаменте антисемитизма, поиска и уничтожения "таинственных" врагов.  За этим стремлением, как правило, стоит комплекс неполноценности.  Так в Великобритании на вопрос: почему в стране нет антисемитизма, отвечают, что ни один англичанин не считает себя глупее еврея.
   У вас , русских, к сожалению такого уважения к себе нет. Поэтому и столь падки вы на мифы о тайном всемирно жидо -массонском заговоре. "Тайном"- потому что страшнее, да и улики искать не надо, на то он и тайный." Всемирном" - по тем же принципам. Кроме того, "всемирный" - это здорово  льстит вашему самолюбию. Евреи всего мира составляют заговор против русской нации - вот как они вас ценят..."
   Меня удивило, что все  читатели , особенно представители куйбышевского демдвижения  обращались с претензиями по содержанию  альманахов "Кредо-Самара" именно ко мне. Особенно критиковали Михаил Гершовский и Марк Фейгин. Были и противоположные мнения. Большую моральную поддержку оказал председатель студенческого городского совета Феликс Злочистый. Он сказал, что молодежь зачитывается нашим альманахом и  острыми полемическими  статьями.  Хочу заметить, что  основные  вопросы решала редколлегия, в том числе и Анатолий Александрович Черкасов.  Именно он подготовил для этого нашумевшего номера свою статью "Евреи на Руси":
   Антисемитизм в Росси имеет глубокие корни. Можно выделить два этапа его вхождения в плоть и кровь русского народа. Первый этап относится к становлению самой Руси.
   Киевская Русь как государство возникла по воле людей воинственного племенного объединения "русь-варяги"( руотси-ваэринг), представлявшего из себя в основном смесь славян, наиболее далеко продвинувшихся на запад, с германцами. Причем германцы в этой смеси явно преобладали, что подтверждается тем,  что основатели Киевской Руси носили германские имена: Хельг(Олег), Хельга(Ольга), Ингвар(Игорь) и так далее. Сам основатель первой восточнославянской династии правителей носил имя Родерих, впоследствии трансформированное через Рерих и Рюрих в окончательный вариант Рюрик.
 Русь-варяги и ранее ассимилировались с  восточными славянами, ибо ходили через их земли на Византию и жили по соседству. Южнее Киевской полонины и далее западнее, по соседству с территорией, которой правил отец Рюрика Гостомысл, находились владения обширного Хазарского Каганата, точнее, его западная провинция со столицей городом Любеч( теперь немецкий город Любек). Задолго до пришествия Вещего Олега с остатками разгромленной новгородцами дружины Рюрика и его  малолетним сыном Ингваром на Киев, проходил процесс ассимиляции хазарских евреев с соседними полянами, древлянами, кривичами и прочими представителями славянских этносов и отнюдь не  одним только мирным путем.  Хазар естественно беспокоило соседство с молодым и грубым в своей напористости племенем "русь". И не без оснований. Начло нападений Хазарского Каганата положил в самом начале зарождения Руси как государства сам Вещий Хельг, присоединивший незадолго до своей кончины к киевскому престолу западную провинцию хазар с городом Любеч.
   Внедрявшийся еще в восточно - славянскую среду в результате постепенной ассимиляции, иудаизм активизируется несмотря на сопротивление язычества. Левиты, привыкшие к тому, что сами  хазарские каганы призвавшие их на свои земли, содействуют распространению иудаизма среди язычников хазар, сталкиваясь с враждебностью язычников славян, поначалу приходили в недоумение от такой этнической психологии. И потому старались сосредоточить свои усилия для проникновения в среду "русь", т.е. правителей, которым нужны были грамотные и изобретательные чиновники для рождающегося аппарата управления государством. Надо отметить, что в этот период все иудеи, независимо от  этнической принадлежности,  подвергались жестоким гонениям со стороны язычников славян и "русь" в равной степени с первохристианами из тех же племен. Обстановка особенно осложнялась враждой между христианами и иудеями в борьбе за влияние на язычников. Это мешало тем и другим объединить усилия против язычества. Часть славянской знати, происходящая от некогда пришлых этрусков из племени "бойев", обладая греческим культурным наследием, принимала христианство и к иудеям относилась враждебно.
   При этом даже самые необразованные противники иудейской веры не могли  не видеть, что иудаизм по сути является историей самого еврейского народа и абсолютно неотделим от  еврейской национальной сущности  именно по этой  причине.  Поэтому ранний антисемитизм в этом районе, видимо, все-таки следует рассматривать как рефлекторное национальное самоспасение славян, а не как реакцию на чужую веру.
   При княжении Ольги быстро возрастает роль евреев в Киевском государстве. Княгиню нельзя считать ни ярой противницей иудаизма, ни антисемиткой, чтобы ни говорили оппоненты этого утверждения. Уже сам факт избрания ею на  очень важную должность ключницы девушки - еврейки ставит все точки над  пресловутым "и" в возможном продолжении спора о взглядах Ольги на еврейскую  проблему, если таковая  вообще в то время существовала.
   Ключница по тем временам при княжеском дворе -это все равно, что министр экономики и министр финансов в одном лице по нынешним понятиям. Ольге на эту  должность нужен был человек дела и знаний, честный и преданный. Сын Святослав управлением государства практически не занимался, свалив все заботы на стареющую мать. НЕ имея престолонаследника, буйный князь занимался грабительскими воинами, присылая в Киев богатые трофеи, в ценности и назначении которых нужно было разбираться: что-то продать, но знать за какую цену, что-то оставить при Дворе, но с пользой для знати. Для этого Ольге нужен был помощник. Вороватые славяне и ославянившиеся бояре(бойаре), потомки бойев на эту должность не годились. К тому же многие из них влились в княжескую дружину, так как умели воевать, но презирали торговлю и ведение хозяйства, что в общем было свойственно рыцарям всех народов.
    Но Ольге на должность, которую она придумала, нужен был не мужчина, а женщина, точнее девушка, чтобы коротать долгие вечера в беседах  и о женских делах. Вот почему княгиня устроила конкурс именно для девиц и притом  независимо от сословия, национальности и вероисповедания.  Все эти признаки  она оставляла как мудрая правительница на втором плане после деловых качеств.  Естественно, что выбор по результатам экзамена пал на дочь любечского раввина Малку, которую привез в Киев ее старший брат  Дабран, известный при Дворе княгини ученый-богослов, оратор, рыцарь и коммерсант. Так что княгиня с самого начала знала, кого приближает к себе  и в чьи руки отдает управление экономикой молодого государства. Кстати, непременным обязательством перед победительницей на конкурсе княгиня выставила устройство ею для девушки брака со знатным человеком из "русь". Надо полагать, что этим княгиня намеревалась получить особую преданность избранницы. Надо полагать и то, что преданность чужеземки и ее усердие для княгини были очевидными, так как немало было желающих породниться с кланом правителей и уйти из разряда покоренных.
   Гнев Ольги по поводу беременности Малки от Святослава  был связан вовсе не с угрозой объевреивания княжеского рода. Сын и любимая ключница не знали честолюбивых и мудрых в  тоже время намерений породниться с   королем Швеции  через принцессу, которую Ольга сватала за Святослава. Укрепление северных границ государства и вхождение в родство с первой династией Швеции - вот была цель Ольги. К тому же, княгиня не могла иметь гарантий на то, что шведская невестка родит наследника,  а не наследницу. Вот почему первый внук княгини от Малки Владимир оставался в запасе.
   Именно ему, князю Владимиру, чье имя означает "влади(устраивай) мир",  а не владей миром, принадлежит заслуга в крещении Руси, при котором по его приказу дружина копьями загнала в Днепр не только язычников, но и иудеев, среди которых немало было славян-иудеев уже в четвертом поколении. Большего надругательства придумать было трудно. С этого времени особенно усиливается злокозненность и взаимная вражда между  рюриковичами, часть которых ненавидела Владимира и его потомков за еврейское происхождение по матери и за убийство неединоутробных братьев Олега и Ярополка, а другая часть была, естественно потомками Владимира.
Таким образом можно сделать на этом отрезке истории такие выводы: евреи наряду с германцами, этрусками и славянами были с самого начала составной частью будущей русской нации и их, как бы не хотелось современным русским антисемитам из русской истории не выкинешь, как слово из песни; первыми антисемитами, заражающими этой болезнью простолюдинов были рюриковичи, т.е.  знать.
   Второй страшный период истории российского еврейства начался после раздела Польши в конце 18 -го столетия между Германией, Австрией и Россией, к которой отошла территория особенно густо населенная евреями. После раздела Польши вчерашние польские евреи были превращены Российской империей в париев, в людей даже не второго, а третьего сорта, лишенных  всех прав, которыми они обладали до раздела. Черта оседлости, запреты на все. Это не могло не вызывать чувства униженности и оскорбленности. И это чувство усиливалось тем, что в дворняском корпусе России уже были Шафировы и Блоки, в купечестве Евреиновы и Рехлисы. Однако именно из среды униженных евреев вышли будущие  революционеры-террористы, презиравшие  не только имперский русский народ, но и благонамеренную часть еврейского большинства. Самодержавный антисемитизм, опиравшийся на вскормленный им русский шовинизм, сам породил себе врагов в лице всевозможных Урицких и Троцких и  иже с ними. А последние с невиданной в истории народов жестокостью обрушились на головы русских глупцов, поверивших лживым басням о мировом коммунизме.
   Мне кажется победить антисемитизм в Росси можно, если широко и беспристрастно рассказывать всю историю взаимоотношений русского и  еврейского народов. Пока же немногие евреи, знающие подлинную историю, предпочитают молчать, чтобы не обозлить антисемитов. Да и нет у них доступа к средствам массовой информации, чтобы сказать правду. Те антисемиты, которые тоже знают всю историю, молчат умышленно, ибо правда им невыгодна. И зона молчания сохраняется.
   Кто может разрушить зону молчания? Только порядочные и смелые люди России, независимо от их национальной принадлежности и происхождения, если они объединяются открыто против антисемитского невежества, которое больше вреда приносит не евреям, а самим русским, ибо не позволяет трезвыми глазами взглянуть на свою национально-психологическую суть."
   Я в свою очередь сделал небольшой экскурс в историю, рассказав как Ленин после октябрьского переворота, начал кромсать Великороссию. Он отдавал куски соседним народам, создавая союзные республики. С помощью таких подачек, укрепляя власть большевиков, Ульянов сколачивал Советский Союз. План Ильича был еще более дьявольским. Красный вождь членил и резал соседние территории: у кого-то незаконно отбирая, а кому-то волюнтаристски прибавляя. Так одни народы со своей этнокультурой  попали  в  чужой социум. Некоторые народности оказались вообще вытесненными  из исторического процесса и со своих   исконных территорий. Ленин показал себя великим стратегом. При распаде СССР была заранее заложена национальная бомба: не хотите жить вместе, получите кровавую резню. Всем предлагалось сидеть и не рыпаться, будучи повязанными общими преступлениями.
   Михаил Авдеев разместил свою притчу о Ваньке-дураке:
Это Ванька- дурак. Он всегда такой: на свадьбе плачет, а на похоронах смеется. Он ходит в красной рубахе, хотя может быть и в костюме, даже при галстуке. Но все равно он  Ванька- дурак. Он пропустит стаканчик водки или залудит из горла пузырь кислухи и начнет что-нибудь гундосить  своими слюнявыми губами: то ли  "Слава, то ли ...ный в рот". .. Он в грязной майке и в тапочках ломится при входе в трамвай, не давая людям из него выйти и создавая пробки. Он не знает, что такое носовой платок и сморкается прямо в рукав. Он выцарапывает ножом на садовой лавочке:"Здесь был Ваня" и тут же, зайдя за лавочку, может нагадить. Но он может нагадить и зайдя за памятник Ленину, хотя на митинге  он Ленина в обиду не даст и будет рвать глотку, защищая идеалы  России от наимитов. Он  может всплеснуть руками с возгласом:" Ах, как бы мы жили, если бы не США". Он готов придушить всех либералов и демократов,  он готов закидать их камнями.
   Он чудовищен и страшен, он опасен для человечества этот Ванька-дурак, простой совок, не зависимо от его национальности. Он убог, гадок и омерзителен....Он жаден до безумия, но иногда бывает и щедр. Широким жестом вынув из кармана пизурок или фанфурик, он гаркнет:" Мужики, угощаю!"...
   Но в красный праздник, день выборов, он погладит свой костюм, умоется и пойдет  к избирательной урне, голосовать за начальника. Со стороны же  слышится:
Всюду жизнь привольна и широка,
Словно Волга полная течет.
Дуракам везде у нас дорога,
Их никто не сеет и не жнет!
  На этот раз в литературном черном ящике напечатали  частушки местной рок-группы "К-2" под руководством Евгения Муратова
Жизнь как спичек коробок: раз и вспыхнет ясно.
Ведь с ней цацкаться смешно, а дурить опасно.

Солнце, как кусок арбуза или дохлой жабы пузо.
Ах, паскуда белый свет, даже солнца толком нет.

Был ты умным или глупым, все -равно ты станешь трупом.
Есть заслуги или нет, все - равно червям обед.

Эх, женка моя, подколодная змея.
Денег нету, стынет кровь,
Где теперь твоя любовь?

Джинсы больше не ношу, берегу их к лету,
А по совести скажу, у меня их нету.

Елки-палки лес густой, жил был Ванька холостой,
А потом дурак женился и от счастья удавился.

"Осень"
Грязью осень стекает
В луже красных витрин.
город ночью люблю,
Потому что один.

Заблудившись в домах,
В сквер холодный войду,
На  скелет старой лавки
Задик свой положу.

Дождь шепнет мне в лицо:
"Не спеши, подожди".
Город ночью любим,
Не спеши, посмотри.

Где-то там, вдалеке,
Громом стукнут часы
Равновесия вмиг
Закачались часы.

Длинноногое эхо
В город мрака умчится.
Опустевших деревьев
Сети веток боится.

Черной цаплей фонарь
Гладиатор глазницей
Освещает мой вход
Полутемной бойницей.

Серых зданий циклопы
Тишину обступают.
Полуночные псы
Тени Босха бросают.

Я не стар и не болен,
Просто это тоска.
Я не стар и не болен,
Просто это тоска.

У меня все как завтра,
Завтра все как вчера.

х х х
Ушла романтика с березами
И с тихим шелестом осин
Ночь оглушает тепловозами
И ревом мчащихся машин.

Горят огни большого города,
Завод, коробки, корпуса.
И небо молнией распорото,
Дождем плюются небеса.

И ночь в окно стучится брызгами,
Ведь дождь тебе сегодня брат.
Смотри, какой ты весь замызганный,
Хотя б окно открой, дурак.

Открыл, курю, огни на пристани,
В квартиру вторгся жидкий гром.
И дождь мне щелкает по лысине,
Не так уж плохо нам вдвоем.

"Моя любовь"
Моя любовь - увядшая листва,
Воспоминания о ней печальны.
Как человек с уставшими плечами,
Она идет по городу одна.

Моя любовь - осенняя вода
Не ливнями, а серыми дождями,
Шумит она осенними ночами
У моего закрытого окна.

Глазами от бессонницы большими
Октябрь смотрит в злую темноту.
Все ищет ту последнюю черту
Которая нас сделала чужими.
"Овощная сюита"
Я зашел в магазин и спросил автомат
"Хрен тебе, не автомат",
Ну, я хрену тоже рад.

Я убил комара.
В будущем сдохнет лягушка.
Я спою свою песню-
Пятеро спрыгнут с ума.

Я наврал кому-то
Про самоубийство.
Я сжег свою рукопись,
А она не горит,
Зато я горю дотла.
х х х
Скушно жить на свете без улыбки.
Мерзкий мне на свете жребий дан.
Я играю на дурацкой скрипке
В мире, где начальник барабан.
   Наш журнал "Кредо-Самара" объявил конкурс среди читателей на описание самого знаменитого и любимого места в городе. Пошли письма. Лучшие мы публиковали. Вот что написал Г.С. Внуков:..Любимым местом горожан был "Низок" как зимой, так и летом. Мы ходили пить пиво под Ульяновский спуск. Там собирались лодочники, студенты, жители центральных районов Самары.  Безымянка была где-то там, за чертой горизонта, а микрорайонов еще не было. Все знали друг друга, скандалов не было. Не было драк и грубостей. Общество было дружное, пили пиво, играли в "железку", обменивались новостями.
  И вот в самом начале пятидесятых (1952-1953гг.) на пляже под Красноармейским спуском, а затем под Ульяновским, а потом и в "Низке" появился элегантно одетый мужчина в спортивном шерстяном костюме и в соломенной шляпе со значком "Мастер спорта" на груди. Он сразу обратил на себя внимание всех и сразу стал нашим другом и собутыльником. Он был наш земляк коренной самарец и жил на улице Чапаевской. Звали его Саша Скоромыкин. Своим общительным характером, своими стихами и прыжками через голову, пируэтами, сальто, Саша Скоромыкин завоевал любовь всех горожан. Считалось престижным пригласить Скоромыкина за столик в ресторане,  или  в "Низок" у бочек под Ульяновским спуском.  Его приглашали покататься на лодке или вобще побеседовать. Саша рассказывал про цирк, про различные цирковые труппы, про акробатику.  Пенсия у бывшего спортсмена была нищенская, поэтому каждый считал долгом покормить и напоить его, заодно подарить что-нибудь из одежды.
   С годами мы позаканчивали институты,  поразъехались, отрабатывая принудиловку( три года как молодые специалисты), а кто и отсидел срок, но все возвращались в "Низок" и всегда там был Саня Скоромыкин. Он был душой общества "Дна", был бессменный часовой с пивной кружкой в руках, как тот солдат с ружьем. Александр Васильевич умер в нищете, в одиночестве неизвестно когда, неизвестно кто его хоронил и где его похоронили.  Такова судьба поэта, песни которого исполнял Волжский народный хор...
  Остались неопубликованные стихи
А.В. Скоромыкин
В "Низке" утро начинается словами:
"Кто последний?"- я за  Вами.
 "Низок"
Есть в городе нашем пивная,
Зовут ее просто "Низком",
Там деньги народ пропивает,
Пируют за каждым столом.

Конвеером хлыщут пивницы-
Напиток бушующий свой,
Немалы доходы девицы
Имеют на пене хмельной.

Там пьют люди разных профессий,
Скрываясь от жизненных ран
И каждый по своему весел...
И каждый по своему пьян.

Хрипит в отсыревшем подвале
Пропойцев бессвязная речь.
Там скуку и горечь печали
Сменяет гул  радостных встреч.

Повсюду идут разговоры
О подвигах буйных своих.
Вот грузчика ищут партнера
Пол-литра распить на троих.

А там, хмуря сизые веки,
Собрав по карманам гроши,
Пьют горькую смесь из аптеки
Во имя похмелья души.

Вот делят актер с инженером
Оставшейся водки глоток.
Художник, напившийся в меру...
В блевотину чью-то залег.

Разбилась о голову кружка,
В углу кто-то песни орет.
Красавица-девица, душка
На фраера щами блюет.

Портной у дельца просит денег,
Ханыги лишь чешут носы,
Снимает искусно  мошенник
У пьяного парня часы.

Шагает свободной походкой
Милиция в форме своей
И всех за распитие водки
Штрафует на десять рублей.

А вечером всех под затылок,
Вон...гонит здоровый кретин.
Уборщицы груды бутылок...
Сгибаясь, несут в магазин.

Пивницы считают доходы,
Пройдет час... и их не узнать,
Одевшись по западной моде...
Идут в ресторан отдыхать!( "Жигули")

А завтра, терпя боль и муки,
Народ туда хлынет волной...
И жадно дрожащие руки...
Потянутся к кружке пивной.

Утро начинается словами:
"Кто последний, я за Вами!"
И так ежедневно.
   Чем более популярным становился журнал "Кредо-Самара", тем  с большими трудностями приходилось нам сталкиваться, как это ни странно.  В Литве печатная база реально накрылась: повысились расценки и  возникли проблемы с вывозом тиража.  Оставалась только Москва. В городе появились псевдо редакторы нашего издания. Они устраивали провокации.   Экземпляры номеров стали беспощадно воровать со столика. Доходило до смешного. Один известный журналист , взяв журналы  сказал, что деньги в машине и сейчас принесет. Далее с пачкой "Кредо-Самара" он сел в автомобиль и по газам. Случайные распространители   принялись  утаивать выручку. Помню один из  членов партии Зеленых взял 40 экземпляров и испарился. Как-то меня встретила Людмила Гавриловна Кузьмина, директор библиотеки Политической книги и сказала, что купит  для архивного фонда  по два экземпляра каждого номера.  Я принес 14 журналов по 3 рубля. Впереди меня   Марк  Солонин  получил 1 тысячу рублей за   пачку московского самиздата.  Кузьмина взяла наши экземпляры, но предупредила, что денег   больше нет,  в следующий раз обязательно отдаст. Увы.   Областная библиотека расплачивалась с нами  без проволочек, честно,   однако  номера  "Кредо"  вместо общего доступа, попали в спецхран.

                Если наступит завтра

   В декабре 1990г. мы подготовили новый юбилейный номер, так как "Кредо" исполнялся ровно год.  Вот как мы выразили концепцию журнала: " история показывает, что общество меняется не печатным словом, а реформами или пулеметами. Цель нашего альманаха не вести за собой и не и не указывать в кого стрелять, а лишь показать, что нуждается в изменении, разбудить мышление человека. "
   В своей статье "Время стервятников" я высказал мнение о том, что общество  загнано большевиками в нравственную яму. Мораль и нравственность задушены, все ценности перевернуты наизнанку социальными экспериментами сталинизма. В этих условиях переход к рынку  приведет к тому, что вся собственность окажется в руках подонков, негодяев, воров, отморозков. Преступный мир  уже готов прыгнуть на разгосударствленные  предприятия. В этих условиях страна мгновенно окажется в руках мафии, которая соединит в себе  уголовников и партийно-хозяйственную номенклатуру. Грядет  большой  кровавый передел, в результате которого хозяевами жизни станут самые отпетые мерзавцы. Чтобы этого не допустить, реформы надо проводить при сохранении сильного государства.  Однако такое сильное государство всегда ведет к риску реставрации необольшевиков. У России уже был  НЭП, и все помнят чем он закончился.
   Черкасов написал статью "Перевороты с боку на бок", где дал экскурс в историю российских  переворотов с 18 по 20 века. Он доказал, что  надвигается военный путч, но он провалится, возможно развалив при этом СССР. Анатолий Александрович указал причины слабости военных:
1.Большая степень контроля со стороны госбезопасности и политаппарата
2.Усиливающийся антагонизм между младшими офицерами, на которых держится строй и генералитетом, барствующим во всех отношениях при нужде и неустроенности подчиненных младших офицеров.
3.Всеобщая зависть, подсиживание, наушничество и доносительство среди самих генералов.
4.Укоренившаяся привычка генералитета смотреть на службу, как на источник обогащения за счет подчиненных и казенных средств, поголовное воровство, мошенничество в крупных масштабах - результат каждый имеет компроматы друг на друга.
5.Боязнь генералов в случае взятия власти столкнуться с непонятными для них экономическими проблемами страны, которые придется решать самим, не передоверяя вновь посаженным на трон президента-генсека "статским" генералам, которые могут убрать старых заговорщиков для собственной безопасности.
6.Страх перед необходимостью после переворота играть перед народом роль пуритан-аскетов, наводящих твердой рукой социальную справедливость. Советские генералы настолько тупы, что боятся любых проблем. Они воспитаны системой в духе безответственного, безотчетного потребительства.
7.И самое главное - между генералитетом СССР и партийно-бюрократическим аппаратом, которому он служит, всегда есть теснейшие родственные связи. Это позволяет контролировать друг друга и при всех конфликтах решения принимаются полюбовно. Неписанные законы касты обязывают.
  Следующим  свежим материалом Черкасова  стали размышления о происхождении слова "русский":
   К моменту образования Киевской Руси знать восточных славян состояла из князей местного происхождения  и ославянившихся потомков этрусских бойей-бояр(бой-арий -бой-победитель). Все остальные называли себя  "гой". Восточнославянский патронат как форма социальной защиты был крайне примитивен и жесток. Гоем принято было называть только человека, имевшего покровителя, защитника. Если патрон погибал или вассал терял его по какой - либо другой причине, то гой становился "изгоем", т.е. выпадал из гойства, и его мог безнаказанно убить любой.
    У восточных славян поэтому не принято было спрашивать человека, кто он, а только чей он? И когда человек называл имя своего патрона, то в ответ мог услышать "Ой, ты гой еси, добрый молодец!" т.е. его признавали за человека.  И эта дикость продолжалась до Ярослава Мудрого.
   С основанием в Киеве престола людьми из славяно-германского племени "русь", родившиеся с ними представители старой славянской знати стали часто называть себя словом "русич". Простолюдины, желая сохранить свое гойство, искали патронов в первую очередь из их числа. В обмен на личную свободу гойи приобретали защиту и покровительство, а также  свое наименование "русские".
 Итак мы видим, иерархия Киевской державы была достаточна проста: "русы" или "росы" -высшая знать, "русичи" - их воеводы и дружинники  и люди русские - холопы. Так и дожили они в этом социальном треугольнике до нашествия Батыя. Когда пришли татары, первыми побежали со своих родных земель холопы и прочая безродная дрянь. Да, собственно, что им было защищать : свое рабство что ли? А вот "русы" и "Русичи", те остались на землях предков. Они постарались ужиться с завоевателями, приноровиться к их  порядкам.  Оставим их пока там, на обломках Киевской Руси, а вернемся к русским. А те бежали через Владимир и Суздаль на Москву, спасая свои животы от метких татарских стрел. По пути они смешивались с народностями угро-финской группы, теряя при этом национальное лицо предков. Забывался и язык киевских предков, характерным стало "аканье" и "яканье" - влияние угро-финских и тюрских  диалектов. Так складывался новый этнос.
   Беглые холопы породили сильное Московское княжество то ли благодаря географическому положению, то ли из-за смешения кровей и языков. А может просто дворняги, выгнанные хозяевами, сбились в стаю и стали побивать благородных волков и прочих хищников? Таково оно было  Московское государство, оторванное от корней нравственное "перекати поле".  Почувствовав за собой силу, они начали  превозносить свое былое унижение и с гордостью величали себя не людьми московскими,  а русскими. Иван Грозный перенес это понятие на все завоеванные им народы,  даже гордых новгородцев сжигал, вешал до тех пор, пока те не  стали называть себя русскими. И, как известно, осел останется ослом, хоть ты осыпь его звездами, так и холопское слово русский оставалось все с тем же содержанием. Русские так и не научились быть господами, хозяевами.  Они и царей всегда себе подбирали откуда -нибудь оттуда, с Германии... И в тоже время беглые холопы ненавидели свою прародину, видимо помнили батоги "русичей" и "русов". Вылезя из грязи в князи, бывшие русские надсмехались над языком и культурой своих предков. Так в обиход вошло слово "окраина". Не предки нынешних украинцев придумали слово Украина, а Москва пустила его в употребление, символизируя этим свое превосходство над перворусичамя. Москва была занята собиранием русских земель  с их нерусскими народами. Она рвала чужие куски как  полоумный маньяк. Поглощать восточных дикарей было проще и приятней, чем защищать свою прародину от притязаний западных соседей и набегов крымчаков и турок.
   В конечном итоге авантюрист Зиновий Богдан Хмельницкий сам бросил к ногам Алексея Михайловича Романова истерзанную Украину. Потомки "русов" и "русичей" согласились называть себя "окраинными" славянами, т.е. украинцами. Какое это было национальное унижение!  Но жить под Польшей было нелегко. Богдан сделал этот шаг, считая его верным, компромиссом во имя создания великой своей Родины. Но попавшие в лапы к своим холопам бывшие господа оказались, действительно, на задворках самодержавного монстра.  А  власти все  сильнее глумились над ними: себя называли великороссами, а украинцев - малороссами. Царь Александр II договорился до того, что в природе нет никакого украинского языка, а есть лишь неграмотное  население, коверкающее  русский язык..  А уж как глумились над Украиной большевики, устраивая голодомор на сытной земле, разговор особый...
    В альманахе мы разместили воспоминания диссидента Владислава Бебко о тюремном опыте    "Проверка на вшивость":
 "   Они пинали меня сапогом, но я, кажется, не чувствовал боли, и голод не чувствовал. Я думал, за что мне это, когда это кончится. Было страшно, а сколько еще впереди? бессильная злоба  усиливалась тем, что я знал -  сейчас бросят бить и все начнется сначала. Я буду сидеть, окруженный бандитами со страшными рожами и  меня будут допрашивать.  Не надо меня пытать, мне больно и страшно. Я предам все и всех, но я даже в  спецслужбе не знал толком, что я должен предать.  Я знал из книг и фильмов, что когда пытают, надо предавать.  За многие годы сознательной жизни я так сжился с таким представлением, что у меня совершенно не укладывалось в голове, как можно пытать человека просто так для смеха и забавы. Но отморозки совсем не смеялись, их рожи были серьезны и суровы, голоса строги и грубы. А там, на свободе - мои друзья-единомышленники.  Зачем этот сон? Что там сейчас? Получу ли я письмо?  Хочется самому написать, но нет конверта, ничего нет. Страшно!  Хочется плакать, забиться в угол, но нельзя.
-Да, пацан я!- Мне чрезвычайно трудно  произнести это слово. Я не желаю быть пацаном, мужиком, парнем и не хочу  играть с ними в эту идиотскую игру. Да, черт с вами, пусть я пацан, если вам так хочется, оставьте только меня.
-Кто?!! Ты?!! Па-цан?!! Да ты чухан... Опять мимо, опять не так. И снова сапогами.  Бейте, монстры, только в живот больно, а кровь пусть льется.  Сознание потерять, но нет же. Да называйте меня хоть горком. Не хочу быть героем перед вами,  бить отмазки в ваши рожи. Не надо мне вашего уважения, вампиры проклятые. Не Павел я Корчагин. Всех и все продам, объясните только толком, что вам нужно-то. Не понимаю я вашего языка. Что надо вам?
-Мать продашь или в жопу(задницу) дашь?  Ну, что я ему отвечу? А отвечать надо и однозначно определенным образом. Я знаю, как ответить, еще в тюрьме научили. И все они знают и тысячу раз были  эти перлы придурков. Я мучаюсь. Зачем  я должен повторять эту гадость: всегда одно и тоже.
- Мать не продается, пацан в  зад не отдается. Представляю себе того, кто не знаком с этой формулой.  Когда то я брал интегралы  третьего порядка. Какая все чушь. Бейте, сволочи. Знаю, дай в рожу одному, другому, изуродуют, но потом будут уважать до следующего раза. Не хочешь следующего раза, подкрепляй периодически их уважение издевательствами и избиениями слабых. Но   кто тогда  ты? Ты уже как они. Хочешь быть чистым - вешайся. Хочешь быть живым - стань подлецом. Не хочу, не могу  ни того, ни другого. Почему я родился человеком? Так трудно, невозможно, человеку влезть в шкуру скота.
  Будь я скотиной - грыз бы им глотки и дрался за пищу, хотя они вполне совмещают человеческий облик и скотские отношения. Невыносимо. Надейся, на что? Мысли, рассуждай, кому ты нужен?  Нравственники, гуманисты, моралисты, эстеты, книжники!  Булгаков, "Зеркало", Моне... Это хорошо. -Нет, это плохо, на тебе в рожу сапогом!
  Чиновники отдали меня на растерзание бандитам, потому что они считали, что я слишком не уважал их пресловутую вертикаль власти. Бандиты истязали меня за то, что я - интеллигент,  носил красные носки, любил рок музыку и либеральные ценности.
   Помогите, кто-нибудь! Нет, тебе никто не поможет. Россия не слышит своих  "
  В черный  литературный ящик свой авангард принес поэт Павел Неустроев:
"Дом стоит лабиринтом"
Дом стоит лабиринтом
В теневой стороне
Ощущений палитра
Проступает во мгле.

Мне узоры улыбок
Отношение глаз
В очертаниях зыбких
Невозможно узнать.

Чуть поодаль полита
Лунным светом дорожка
Расплетение нитей
К проясненью окошком.

Там у входа друзья
Как больной обыватель
Ждут явленья Христа
В полюбовных объятьях.

Дом стоит лабиринтом
В теневой стороне
Ощущений палитра
Проступает во мгле... 21.ХI. 86г.
х х х
Запишите меня в хазарины,-
Я не  вашей веры вино
Я в полыни навеки иной.
Вы на зори Заречья позарились
И пришли предрассветной стеной.
И Ермака ярма полчища
Наш разбили столетий настрой.
Но судом высоким нас трое
Созываем толпу у столпища
Перед ликом ковыльной Трои,
Чтоб держали ответ не за слово,-
Не имеете вы языка,-
За лиловый в разливах закат,
Вытекавший из уст Гумилева.
Я за Питер, закованный в карцер.

Поднимайся хазарское племя,
За отцов отомсти!
На конях вознесись и там в небесах:
Не француз, не поляк и не немец,
А Россия Советов наш враг! (июль 1989г.)
х х х
Родительский! Родины дети!
Сыны из последних от Бога
К Российской могиле в карете
Съезжают с небес ежегодно.

Как Карл, казуально король:
Два брата, два Николая;
Один Николай был II
Другой Гумилев с Гималаев.

Их поступь важна, одинока,
В глазах акмеистовый свет.
Кресты в одеянье барокко:
То Питер кладбищем окрест.

И каждый желающий видеть
Встает из могилы иной,
Как канувший в Лету провидец
Спасенный смертию Ной.

Ни стонов, ни жалоб, ни криков-
А только молчанье святых
Россия навечно великих
В столицу единым слитых.
   В Москву за тиражом отправились Сураев и Авдеев. Обстоятельства сложились так, что Володя Сураев растворился в столичной толпе и  Михаилу Петровичу  Авдееву пришлось  тащить груз одному. Когда он волочил огромный баул, то часть экземпляров   протерлась о жесткий снег  Белокаменной.
    В Куйбышеве поэта встречали как   героя Геракла, победившего обстоятельства. Здесь помогал нам доставить ценный груз домой  Владислав Бебко, который бормотал:"Вот бы эту тяжесть, да на голову большевикам!" Потом мы на радостях втроем крепко выпили и пошли по ночному городу, распевая:

Служил чекист при комитете
Носил фуражку ширшэ плеч
И больше всех вещей на свете
Любил эмблему "Щит и меч"...
  Миша опять устраивал аукционы на "Туче", радостно декламировал заголовки статей. Наш альманах  вновь оказался в центре  городской жизни. Я ходил по конференциям, предлагая свежий аналитический номер. Помню в это время на мероприятиях  неформалов стала появляться молодежь с черными флагами. Это были анархисты-синдикалисты, возглавляемые недавно пришедшем из армии  Олегом Иванцом. Их лидер отличался крепким телосложением, настоящий качок. Новая  волна,  влившаяся  в демдвижение,  давала надежды  на   развитие перестройки в правильном русле.
  Молодежь  особенно любила "Кредо" за  слушки и анекдоты, которые потом   передавались из уст в уста по всему городу:
" Сидит Вовочка на уроке и чувствует что-то ему хреново- хреново. Так хреново, что ни девку за сиску схватить не хочется, ни соседу в задницу иголку воткнуть. Поднимает он руку и говорит учителю: "Плохо, мне. Наверное дома что-то случилось. Отпустите меня."
   Ну иди Вовочка. И пошел Вовочка домой. Идет и встречает девок знакомых, проституток местных. Зовут они его с собой. Ублажать обещают. "Нет",- говорит Вовочка, хреново мне. Дома наверное что-то случилось. Не могу, домой пойду.
    Идет дальше. Мужики стоят знакомые, бормотуху пьют. Зовут к себе. Снова отказался Вовочка. Пришел домой, открывает дверь. Сидит мать вся в слезах. "Что случилось?"- спрашивает Вовочка.
  "Ох, Вовочка, сегодня твой брат Александр в царя стрелял!.."
Слушок: Члены самарского "ДС" швыряют в кабаках червонцы лишь потому, что на них изображен портрет дедушки Ленина.
х х х
Чем занимается старик Икишин по ночам?  Сионизмом.
х х х
Гинзбург глядит на плакат"Ленин умер, но дело его живет!" -Уж лучше бы он жил.
х х х
Почему советское солнце с утра такое радостное?
Потому что оно знает, что к вечеру будет на Западе.
х х х
Студент спрашивает у  профессора:" Евгений Фомич, что такое пролетарский интернационализм?" -Точно не знаю, но ехать все равно надо.
х х х
Зеленский везет в Израиль портрет Ленина. Это что?- спрашивают его на советской границе. -Не "что", а "кто".  Этот Ленин!
-Это кто?- спрашивают его при приземлении в Израиле. -Не "кто", а "что".
Это золотая рамка.
х х х
Из военного музея ПРИВО неизвестный злоумышленник угнал броневик. Славные чекисты заняты тем, что берут у всех лысых в области подписку, что никто из них на броневик снова не полезет
х х х
Знаменитый генерал Макашов уверен в том, что его предсказание:"Народ побьет предателей камнями скоро сбудется". Именно поэтому он поставил решетки на окна своей квартиры.
 
                Последний номер

   25 января 1991 г. правительство вернуло нашему городу его исконное имя Самара. Мы с Авдеевым купили 6 бутылок жигулевского пива и отметили это знаменательное событие. Миша  радовался как ребенок, хлопал в ладоши и говорил, что теперь осталось только  убрать памятники большакам и выбросить  их шакальи фамилии с улиц.  Помню в ту ночь Авдеев  у себя на квартире   ставил  нам с Ириной  Воеводиной  пластинки Вертинского, Козина, Петра Лещенко, Юрьевой. Он показал себя большим знатоком эстрады начала ХХ века. Мы узнали море интереснейшей информации об исполнителях, музыкальных традициях России и Самары. Миша открылся для нас совершенно новой стороной, как большой эрудит и ценитель русской культуры. Любая радиостанция должна была  ухватиться за такого самородка, да еще обладающего хоризмой  и бескрайним артистизмом.  В это время зародившиеся FM радиостанции пичкали слушателей   убогой пошлятиной.   
   В это время мы   подготовили  последний номер альманаха "Кредо-Самара". Я написал статью "Восток- дело хитрое" , опираясь  на личные впечатления, полученные в ташкентском  институте  повышения квалификации преподавателей истории:
   Мы, европейцы, выработали твердое правило: если хочешь понять другого человека, то поставь себя на его место. Однако  сегодня приходится жить в  огромном мире, включающим в себя различные народы  порой с чуждыми и взаимоисключающими психотипами. Отсюда зачастую получается разговор слепого с глухим.
   Что мы вообще знаем о  Востоке?  Восток для многих непонятен, а значит страшен. Однако попробуем заглянуть на него изнутри. Сразу заметим, что восточный человек живет на своей земле. Его взгляд полностью устремлен в себя, в свою древнюю культуру. Ему абсолютно  не интересен европеец, незванным гостем пришедший на его землю. Не  азиат должен попытаться понять нас, а мы, европейцы, вынуждены приноравливаться к нему. Нам необходимо принять его правила игры, приспособиться к его жизненным установкам, чтобы не стать гяурами со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   У восточного человека сформирована определенная поведенческая матрица. Она имеет жесткую форму треугольника, в вершине которого стоит Я. Два остальных угла составляют культ подчинения старшему и культ веры. Эти культы есть фундамент Я(личности).  Мусульманская вера - это жизненный опыт, сконцентрированный в виде сур Корана. Он наработан сотнями предшествующих поколений. Только в восточной культуре личность на бытовом уровне безропотно и безгранично впитывает жизненный опыт дедов и прадедов, не задавая  лишних вопросов и не критикуя. Коран - это основной и абсолютный  закон для азиатов.
     Отсюда видно, что личность на Востоке не  стремится выработать свою собственную логику, напротив она принимает на веру  чужие догмы. Таким образом восточный человек с детства  учится  подчиняться, не задумываясь.   Отсюда в обществе возникает жесткая социальная систематизация со своей внутренней иерархией подчинения.
        В условиях мощного информационного бума ни один самый гениальный человек не сможет обладать всей полной информацией, а значит он должен стать узким функционером. Чтобы добиться этого, европейцу придется сломать свои традиции, свою независимость. Восточный человек изначально готов к этому. Любое азиатское общество можно рассматривать как форму социального компьютера с массой человеческих ячеек. Отсюда следует вывод, что если  соединить азиатское общество с современной технологией, то  оно быстро оставит Запад далеко позади. А если сюда добавить  религиозный фанатизм, склонность к самопожертвованию вплоть до самоликвидации во имя достижения общих  целей, то понятно какая чаша весов перевесит . Однако любой компьютер работает лишь в рамках выстроенной человеческим умом логике и не может создать что либо принципиально новое. На это способен  лишь диалектический разум. Поэтому все новейшие технологии находятся на Западе, а их реализация на Востоке.
   Хочется отметить, что Восток не един. Там живут народы, являющиеся носителями азиатской первокультуры такие как персы, индийцы, китайцы, тибетцы и другие. С другой стороны есть народы уже вторично воспринявшие эту древнюю культуру. Ими стали степняки, пришедшие в Азию после  рождества Христова. У народов, носителей вторичной культуры азиатская психология и традиции принимают несколько шаржированный характер. Они как бы  демонстрируют внешнюю сторону Востока, являясь в чем-то маргиналами от Азии, кочевниками Дикого поля....
   Обратимся к общественным отношениям. Критерием оценки личности на Востоке являются не ум и талант, а родственные связи. Если вы ведете себя независимо, то азиат в первую очередь выяснит - имеете ли вы право так  поступать. Любой ваш поступок как личности должен быть поддержан каким- либо вышестоящим покровителем, иначе вы проиграете, ведь против вас будут тогда  все.
   Когда вы смотрите на азиатских детей, то поражаетесь их взрослости: у них суждения маленьких мужичков. Это связано с тем, что личность  на Востоке формируется гораздо раньше, ведь ей не нужно никакого собственного жизненного опыта. Важно лишь принять на веру опыт старших. Азиаты, получающие образование в европейских вузах, могут достичь небывалых успехов в различных науках. Тогда их жесткая треугольная  матрица поведения и мышления  приобретает форму  многоугольника.  Европейская культура  выводит  азиатскую личность в другую плоскость.  Люди, познавшие и азиатскую, и европейскую культуру, на порядок глубже как азиатов, так и европейцев.
    Вообще  азиатские народы  очень талантливы, многие из них прирожденно обладают абсолютным слухом, мощными вокальными данными, могут рисовать и лепить. Велики их способности в математике...
  Мне было интересно понять, в чем претензии узбеков  к русским. Оказалось не за коммунизм и разрушение мечетей, а за слом традиционного уклада жизни: баев побили и с женщин чадру сняли.  "Как после этого жить, кому подчиняться?"- говорил  один аксакал. Он не мог   осмыслить, как русские  подняли руку на собственного  Царя, представителя Бога на Земле и перебили всю свою политическую, экономическую элиту? Для него немыслимо, чтобы  бывший погонщик скота управлял городом  или заведовал  библиотекой.  Он заметил, что любая элита формируется  столетиями и недопустимо дворняжку скрещивать с алабаем, порода погибнет.
   Анатолий Черкасов  представил небольшое эссе о российской духовности:
    "Развитие перворусичей шло тем же путем, что и становление французов, англичан, немцев. Ничто не  предвещало катаклизмов. Вот возникает государство Киевская Русь и сразу славянское язычество становится тормозом для нового этапа исторического развития.  Как и для других народов перед славянами встает задача перейти к монотеизму: один князь на земле, один Бог на небе. Владимир Креститель выбрал православие, породнился с Византией. Мог ли он знать каким ужасом и кошмаром обернется для будущей нации этот его опрометчивый поступок.
    Европа выбрала католицизм. Так мы оказались на другом берегу. Две ветви христианства несли в себе совершенно различное содержание. Католицизм вышел из Западной Римской  империи до основания разрушенной варварами и потому лишенный тоталитарных традиций и рабской психологии.
    Византийское православие наоборот служило консервантом для Восточно-Римской деспотии. Именно в нем воплотилось тоталитарное мышление,  подобострастие  перед властьпредержащими. Православие унаследовало традиции  византийства. На Руси православие начиналось с крови. Владимир Креститель грубой силой загонял подданных в новую веру, не щадя ни  мусульман, ни иудеев. Приобщая Русь к христианству, он показывал себя деспотом. Князь Владимир убил своего духовного наставника, грека-первосвященника только за то, что тот попытался приостановить религиозное насилие.  Вскоре миролюбивые священники греки были заменены   полуграмотными местными кадрами.  Они отличались сговорчивостью и раболепием. Именно эти черты были заложены в фундамент создающейся русской церкви. Идеи нравственности и гуманизма были отброшены за ненадобностью. Все как один стали рабами божьими. А хотел ли Бог стать рабовладельцем, его согласия  не спросили. Бог  напротив дал людям нравственные законы для борьбы с рабством, холопством и эксплуатацией. Кстати Моисей 40 лет водил богом избранный народ по пустыне, чтобы  вымерли  носители идеологии холопства и родились свободные соплеменники.
  Русь приняла атрибутику православия, его психологию, но отторгла глубокую и серьезную культуру. Тем самым она сожгла мосты для эволюции восточного христианства в цивилизованную демократическую веру.
   В борьбе с татаро-монгольским игом православие стало объединяющей силой, но уже в царствование Ивана Грозного все эти живые ростки были вырваны с корнем. Царь не стыдился зверских расправ над  священниками, заменяя нравственность государственностью, религиозные идеи - идеалами великодержавности.  Безумец считал, что чем больше  подданные страдают на земле, тем  легче попадут в рай. Этим прикрывался садизм палачей. Жестокость Ивана IV  побуждала истинно верующих бежать в медвежьи углы, в скиты. Поневоле это приводило к дроблению христианских общин и появлению множества сект, совершенно не связанных между собой.
    В фундамент русской веры внес мину замедленного действия патриарх Никон. Раскол, порожденный его реформациями, окончательно лишил православную церковь роли духовного объединителя нации.
  В Европе в это время протекала религиозно-демократическая революция. Лютеране, кальвинисты расчищали почву для становления капитализма. Они формировали свободную деловую личность. А на Руси полыхал раскол,  церковь занималась самоедством. Оппозиция ушла  в тупиковое старообрядчество, не дав миру позитивизма.
   Немалую лепту в деформацию православия внес Петр I. Именно Петр ввел институт доносительства, когда священники обязывались докладывать в тайную канцелярию все то, о чем говорилось на святых исповедях.
   Задача любой религии - сохранять и передавать духовное наследие потомкам. Православие также хранило традиции, но оно вбивало в русские головы мысль  об исключительности пути исторического развития северной державы. Отсюда берут свое начало бредни славянофилов и народников с их мокроступами и хожанками. На унавоженной этими    идеями  почве легко проросли семена социальных утопий  в форме большевизма.
   Трагическая развязка наступила в 1917г. Русские срывали с себя кресты и неистово разрушали храмы. Над ними возвышалась фигурка плюгавого человечка в кепке, который похихикивал в ладошку, призывая грабить и убивать во имя светлого будущего.  Само развитие русского православия породило такой результат, вызвало к жизни невиданное отчуждение веры. Народ богоносец признал за мессию антихриста, который до сих пор лежит в центре  страны,  а  фото  Сталина  размещал  как икону  на лобовых стеклах автомобилей, мол спаси и сохрани.
  Сегодня кремлевские правители пытаются вернуть нам православную веру, так как их классовая коммунистическая потерпела полное фиаско. С экранов ЦТ священники призывают к смирению, предлагают подставить то левую, то правую щеку, но никто не  хочет провести суд над ленинизмом и сталинизмом. Без  истинного покаяния  Господь к нам не повернется..."
  Андрей Панихин выступил со своим прогнозом относительно развития западного общества " Эпоха мертвой точки":
 " Век ХХ - время стремительного развития и преобладания западной индустриальной цивилизации. Однако любая экспансия не может быть вечной. Она неизбежно истощает силы общества и ведет к его разрушению или  коренному преобразованию.
   Сегодня эти процессы уже заметны в наиболее развитых капиталистических государствах. Меняется даже сам тип человека, преобладающего там. Если ранее в бурно развивающихся странах господствовали люди, исповедующие идеалы жизненной свободы и активного  действия, пусть и не всегда   вписывающегося в общепринятые рамки, то сейчас пришло время среднего класса, т.е. преобладания зауряд-обывателя. Этим конечно сняты многие зоны напряженности в социуме, но одновременно уничтожена и возможность стремительного развития.
   Страны Запада формируют в массе весьма убогого человека, причем отнюдь не того осатанелого индивидуалиста, который и создал то сегодняшнюю их цивилизацию, а  занудного коллективиста, гораздо более послушного влиянию окружения, чем  самый бравый строитель коммунизма.
    Программирование идет достаточно забавно. Средства массовой информации формируют такие внешние аспекты жизни, как моды, вкусы, рацион питания, развлечения, через которые в конечном итоге жестко определяют основные ценностные ориентации. Культивируется глупость, как особая культура. Причем это оболванивание потребляется с удовольствием. Безудержно восхваляются такие  ценности как комфорт, безопасность, консервативно-ортодоксальные взгляды.  Сконструированное обывательское большинство свято верит в сугубо коммунистический лозунг, что жизнь - это только часть работы, инстинктивно выступает  против любой возможной перемены, способной угрожать их капиталовложениям и  сложившемуся образу жизни.
   Главное устремление этих людей -  судорожное накопление материальных благ и желание избежать любых осложнений. Хорошо ориентируясь в области физических и материальных благ, они приходят в полное замешательство,  сталкиваясь с абстрактно-  философскими идеалами, не понимая, как и почему этот бред может увлекать других людей. Эмоции их обычно приглушены, как бы окутаны слоями ваты, чтобы смягчить любое резкое столкновение с действительностью.
   Постоянно заботясь о возможности сорвать жирный куш, они, в тоже время даже ради него не хотят чрезмерно рисковать, чем принципиально отличаются от отцов-основателей капитализма, отчаянных игроков с судьбой, бросавших на кон свою жизнь и состояние в надежде сорвать весь банк. Крайняя  осторожность, готовность  пойти на любой компромисс, беспринципность во всем, кроме своих, убого понимаемых личных интересов. Все это уже играло злые шутки с Западом и в 1917г, когда было позволено жить и развиваться ублюдочному мутанту российского социализма и в 20-30гг, когда военную промышленность СССР и его армию создавали германские генералы и, особенно, после войны, когда весь смертоубийственный арсенал социализма рождался за счет уворованных западных секретов и купленной из подполы технологии.
   Сейчас аналогичный процесс идет на Ближнем Востоке. Если раньше эти опасности устраняла сильная Европа, то сегодня дело обстоит иначе.  Резко возросло давление  обывательской массы на свои государства, началась деградация самой западной элиты, которая все решает  с помощью количественного анализа, рассчитанного на компьютере.
Традиционные цели предпринимательской цивилизации постепенно умирают. Недавно скончалась последняя глобальная цель, серьезно влиявшая на ее развитие - противостояние социализму. Коммунизм, как воинствующая идеология, помер сам. Но в тоже время сумел смертельно заразить своего противника. Сегодня коммунизм как строй как социальная  организация стремительно развивается на Западе. Государственный аппарат, полиция, армия, общественные организации, крупные фирмы построены на коммунистических принципах.
   Уже не экономика, а личность, субъект начинают играть решающую роль в регулировании общества. Формируется строй, основанный в значительной степени на самоуправлении. Практически все участвуют в управлении обществом, т.е. воплощается в жизнь принцип корпоративного государства, с которым так долго носились коммунисты и фашисты. Но согласовывать интересы многочисленных общественных групп и личностей можно лишь в рамках относительно стабильной структуры.
   Таким образом принцип стабильности выходит на первый план. И во имя его поддержания общество вынуждено будет уничтожать все элементы, потенциально угрожающие стабильности, т.е. наиболее активные и интеллектуально-творческие силы. Накопленного потенциала хватит еще на то, чтобы окружить себя мощной стеной, предохраняющей от любой внешней экспансии. Однако конечным результатом этого процесса станет новая империя, мучительно разлагающаяся заживо, желанная падаль для других хищников.
  Очередной экскурс в свои тюремные мытарства написал диссидент 70-х годов Владислав Бебко "Не забуду мать родную" :
 " Уголовники - это дети, но взрослые, сильные.  Дети  извращенные, изуверские.  Дети, подражающие взрослым. Взрослого дети понимают так , что ему позволено ругаться  нехорошими словами, устраивать драки, напиваться до одури, устраивать дебоши, скандалы, иметь и тратить деньги и многое другое тому подобное. Все это запрещается детям взрослыми.
  Свое детство все уголовники провели именно в такой атмосфере таких взрослых, которые в свою очередь, самым беспощадным  образом подавляли в своих детях всякие проявления взрослости в вышеуказанном понимании. Тогда взрослость проявлялась по детски наивно. Дети же  учатся всему подражая взрослым. Они делали то, что видели перед собой у своих родителей и, конечно же, не понимали, за что их бьют. Одно они поняли отчетливо: все за что их бьют и что им запрещается -это взрослая жизнь.
   И вот они стали взрослыми по возрасту, а значит можно делать то, что они видели перед собой и что им  строжайшим  образом запрещали, когда они были детьми по возрасту. Они повзрослели, но ничуть не поднялись выше того детского понимания взрослости.   Отсюда  проистекают  все преступления  и извращения,   а  российские тюрьмы  и концлагеря предоставляют им все возможности для реализации низменных инстинктов.
    Здесь  в лагере урки  почувствовали наконец, что такое свобода, как хорошо быть свободным, взрослым. Здесь взрослого дитятю  никто не накажет за то, что он ударил кубиком по голове Ванюшу, что отнял  игрушку у маленького Вовика. Здесь он Ваван. Бей, кто слабее, отбери передачу у соседа,   ведь    тебе нужнее. Ты сильный, поэтому  всегда прав.
  На зоне не существует ни законов, ни порядка. Охранники почти не вмешиваются в жизнь  лагеря. Все порядки здесь установлены уголовной традицией, оставшейся от старых времен и передающейся из года в год, от века к веку. Тут господствуют бандитские моральные нормы и представления. На все стороны жизни установлены  определенно-однозначные понятия в соответствии с которыми надо поступать именно так,  и  никак иначе в любой жизненной ситуации. Всякое иное произвольное толкование, поступки,  отличающиеся от господствующей бандитской  морали,  пресекаются, подавляются самым беспощадным, изуверским образом.
  Большинство заключенных, попадая в лагерь, не испытывают  особых моральных затруднений  в связи с  тем, что их личная мораль не противоречит зоновской. Моральные нормы большинства складывались в обществе бандитов на свободе. Здесь все тоже, только в более концентрированном виде.
  Все свободное общество сплошь состоит из бандитов, но они более разобщены рассредоточены по большой территории , более изолированы  друг от друга.  Зона - это не сосредоточение каких-то отдельных отрицательных сторон здорового большого  общества,  а сконцентрированный совершенно произвольный кусок  самого социума. Нет того в зоне, что отсутствует в самом обществе и наоборот. Не надо судей,  преступлений, следствий, кодексов, приговоров. Собери  случайных рядовых россиян с улицы в кучу, огороди  забором, понизь их  социально-материальный  статус, то есть уровняй  их во всех отношениях с  официально осужденными преступниками и получится концлагерь  с тем же воровским законом и бандитскими нравами. Хочешь познать суть России, изучи ее зону.
  Уголовники говорят так: сидишь не за то, что украл, а за то что попался. Все кошмары  лагеря  не от правовых ограничений, не от  начальников-охранников, хотя и это имеет значение, а от моральных установок людей, находящихся там, а значит от особенностей национального характера россиян.  Власть охранников  над заключенными ничто по сравнению с властью уголовной традиции и бандитских уставов. Лица, призванные охранять законность и порядок   защищают лишь беспорядок и преступность. 
                Концлагерь

   Зона делится на две половины: жилая и промышленная.  Все  заключенные разделены на отряды, в которых 100-150 человек. Отряд делится на бригады, в каждой около 30 человек. Каждому отряду отведен барак, который плотно забит двухэтажными кроватями, между которыми узкие проходы.  Во главе отряда стоит начальник отряда, у которого отдельный кабинет. Он от администрации. Над каждым отрядом ставится старший дневальный или, как называют уголовники,  завхоз или кнут. Это из   числа осужденных  и  утверждается администрацией.
  Завхоз  за мелкие поблажки выполняет обязанности надсмотрщика- надзирателя над остальными заключенными.  Практически вся жизнь лагерников  проходит под  контролем завхоза. Каждый уголовник с радостью, рвением, совершенно добровольно готов выполнять функции  надзирателя над  другими.  Это общая нравственная норма  в среде зеков, причем  чем с большим рвением и беспощадностью подавляешь себе подобных, тем большим уважением пользуешься у подавляемых.
  Критерием уголовного преступника для меня никогда не являлся приговор  Российского суда. Бандитами становятся, если не от рождения, то , во всяком случае, с детства или с подросткового возраста. Такой человек ради своей свободы начинает отнимать чужую. Мне, порой,  кажется, что почти все общество состоит из бандитов, многие из которых просто не успели себя реализовать в мерзостях.
  Те кто сидят, и те, кто охраняют - точно такие же бандиты с единой моралью. Одни попались, а другие еще нет, например, судье, защищенному корпоративностью труднее сесть, чем слесарю. Можно взять любого человека из толпы и всегда подобрать для него несколько статей   УК. Можно много лет совершать самые ужасные преступления,  а попасться  на самом мелком. Один всю жизнь ворует вагонами, а другой за бутылку водки  получит пять лет лагеря.  В стране, где судья и подсудимый равноценные бандиты, система наказания бессмысленна.
    В уголовной среде существует  строгая иерархия. Все заключенные делятся на три основные группы:  1. воры -пацаны-парни; 2.  мужики; 3.  пинчи- петухи- педерасты. Вторая группа самая многочисленная.   Первая  самая привилегированная Третья - низшая. Принадлежность  к той или иной группе определяется физическими данными, наличием знакомых(земляков), уровнем информированности о воровских понятиях и т.д.
  Каждая группа обладает определенными правами и обязанностями. Контроль за соблюдением  бандитских порядков осуществляется общественным мнением толпы. Это мнение выражается с помощью  изощренных ругательств, угроз, домогательств, пыток, истязаний, террора и прочего. Весь порядок устанавливается   преступниками  с ведома и поощрения  охраны  лагеря, хотя  уголовный порядок  совершенно противоречит любым человеческим нормам,  УК и другим официальным установкам.
 Так, например, с ведома и согласия администрации на зонах существуют бригады, отряды  пинчей то есть изнасилованных, которые выполняют самую грязную и  непрестижную  работу - ассенизаторов...  Они подвергаются  особым издевательствам со  стороны других заключенных. Многих  насилуют и принуждают к мужеложству  в пищеприемнике, для них  установлены специальные места , для них предназначена специальная посуда как для неприкасаемых.  Это противоречит как внутреннему, так и официальному порядку.
   Заключенным строжайше  запрещено хранить деньги и ценности. За не соблюдение этого предусмотрены  различного рода кары.  На самом деле уголовники получают деньги от своих родственников и прочих лиц различными незаконными способами, в частности через  гражданских работников зоны, через охранников всех рангов. Во время свиданий купюры  засовываются в задний проход. В дальнейшем  уголовники за эти деньги покупают по спекулятивным ценам у охранников чай и водку.  Если охранники при шмоне обнаруживают деньги, то владельца  подвергают карам, но  последний может дать взятку тому же охраннику из  необнаруженной заначки и освободиться от наказания до следующего раза.
   У кого есть большие деньги, могут купить себе и химию, и досрочное освобождение. Деньги, как правило, есть у наиболее отъявленных  преступников. Последние как наиболее авторитетные в уголовной среде назначаются на  различные должности: завхоз, бригадир, зав. столовой, в школу, санитаром в больницу, пожарником, нарядчиком, библиотекарем, вахтером, уборщиком в комнату свиданий. Все эти должности используются, в первую очередь, для  личного обогащения за счет остальных и для более удобного существования и быстрейшего освобождения. Общественной ценности все эти  должности практически не имеют, а существуют лишь как  компенсация за  услуги  оказываемые охранникам по надзору за заключенными.
   Все уголовники, подавляя и терроризируя других, находят в этом самостоятельную ценность. Нравственная норма уголовного мира - подавляй себе подобных, ближнего, живи и обогащайся  за счет всех и каждого в отдельности.  Поставь вместо охранника на вышку  преступника, и он также, если не с большим рвением  нажмет на курок автомата, когда от него потребует того долг. Итак  охранники служат бандитам, а бандиты охранникам и платят друг другу за услуги. Колесо беззакония катится. "   
     В  альманахе  была напечатана моя статья "Испытание тьмой", где я доказывал, что необходимо провести люстрацию всех чекистов, их секретных агентов  и представителей  партийно-хозяйственной номенклатуры. Новое общество можно строить лишь новыми руками.  Если это не сделать, то убогие реформы закончатся тем, что мы получим все тоже всевластие бюрократии при полном отсутствии  каких бы то ни было социальных гарантий для населения.  Придется распрощаться с бесплатной медициной, образованием...  Марксистско -ленинскую  идеологию заменит православие.
    Михаил Авдеев дал для журнала чудесный литературоведческий материал "Поэты - слезы Росси":
   "Общежитие Московского литературного института готовилось ко сну. В одной из комнат уже легли спать два молодых поэта. Один из них сказал:"Валек! Открой дверь, там кто-то стоит". Когда дверь открыли, в комнату медленно вошел человек лет тридцати. Его когда-то голубые кальсоны стали серо-фиолетовыми . Он них несло мочой. Грязная и засаленная майка была порвана. Его  тощее  щуплое тело дрожало. Голова была почти лысой, лишь на сильно помятом лице трагично светились глубоко запавшие глаза. Он долго не мог сказать, зачем пришел, а два молодых поэта все допытывались: "Мужик, ну, скажи, чего ты хочешь?"
   Наконец, один из них догадался и налил гостю стакан вина. Пришелец ухватил стакан двумя руками, наклонился к столу и, поднимая вместе с  головой стакан, выпил его до дна. Он судорожно дернулся и , молча повернувшись, медленно вышел.      На другой день в общежитской столовой тот же ночной гость, встретив своих спасителей, поблагодарил их за  то, что они его вчера похмелили:" Спасибо, ребята, что вы меня спасли. Пусть и вас, если вам станет так же хреново, похмелит какой-нибудь добрый  человек".
 Только через  несколько лет они узнали кто это был, купив книгу стихов Николая Рубцова с портретом и обалдев от этих стихов, ибо ни они, ни их товарищи так писать не могли. Писать так просто и трагически, как этот невзрачный спившийся человек, которому суждено было стать Первым поэтом российского предместья.
   А меж тем в "Лужниках" принимали с восторгом и бешенными овациями Вознесенского и Евтушенко. Вознесенский, брызжа слюной в экстазе, вопил:
" Я не знаю, как это сделать ,
Но, товарищи из ЦК,
Уберите Ленина с денег..."
Здесь же Евтушенко кричал:
"Когда я напишу "Двенадцать"-
НЕ подавайте мне руки"...
Зал скандировал, рычал и гигикал.
  А в это время умирала Россия. Умирала медленно, страшно, и ее агония выплескивалась стихами великих, но не признанных поэтов таких как Николай Рубцов. За ними была правда и кроме правды за ними ничего не было: ни славы, ни денег, ни "Лужников", ни партбилетов. Но эту правду они несли как крест на Голгофу. Они выросли вдалеке от комсомольских ячеек, МОПРов, ОСОВИАХИМов, черных кожанок, и поэтому  вместо  ренесанса большевизма Евтушенко и Вознесенского несли в своем творчестве глубоко трагическое осознание  последнего  часа России. Они и жили не так как поэты "Лужников". В то время,  когда  Белла Ахмадулина  выла:
"За  Мандельштама и Марину
Я отогреюсь и  поем..."
  Николай Рубцов не мог отогреться и поесть даже за себя, живя в нищете, голоде и холоде. Такова была участь великих поэтов России, ее неподкупной совести, чьими стихами она, надрываясь возвещала о своем предсмертном часе...
   Так, в сотнях верст от "Лужников", в бескрайней российской  провинции, либо на московских кухнях необласканные славой творили настоящие большие поэты. Это настоящая, подлинная Россия, умирая, кровоточила великой поэзией. Эти поэты не задумывались, как Евтушенко над тем, почему "поэт  в России больше чем поэт", не требовал как тот же Евтушенко:
" Фидель, возьми меня к себе
Солдатом армии свободы"...
Они не ездили в Америку и в отличие от Вознесенского не делали открытий типа: "Ленин был из породы распиливающих..." в поэме Лонжемо, воспевающей палача и людоеда. Они были кровавыми слезами умирающей России и надрывали свои души и сердца, глядя на предсмертные муки ее:"Ой ты, родина моя! Ой ты, боль моя!( Олег Чухонцев). Он же: "...все равно! Ведь повязаны все мы
И по чести воздастся и нам...",  " ...уйдем - и не на что пенять".
     Олег Чухонцев, пришедший из подмосковного Павловского  Посада, живет в ожидании надвигающейся катастрофы, крушения России: "... и предчувствие близкой беды
Открывается в русской равнине..", "...темна наша будущность..."
"Так много вокруг не достает,
Что кажется терять уже не больно.."
А потом уже и вовсе:
"А мне -мне нечего терять
Мое потеряно:
И дни не собраны в тетрадь,
И жизнь не склеена".
  Поэт "... мучительно мучимый смертной тоской...", не находит себе места в осовеченной России, где
"...ползет как фарш из мясорубки
По тесной улице народ.
Влачит свое долготерпенье
К иным каким-то временам,
А в лицах столько озлобленья,
Что лучше не встречаться нам."
А поэтому:
"Прости мне, родная страна,
За то, что ты так ненавистна.
Ведь Покуда подлы времена,
Я твой поперечник, отчизна".
   Но большевики не любят "поперечников" и одному из них Юрию Кублановскому, задумавшемуся над вопросом "что же нас ждет впереди?" пришлось уехать на Запад добровольно, чтобы не попасть на Восток принудительно.
Россия, ты моя!
                И дождь сродни потопу,
И ветер в октябре, сжигающий листы...
В завшивленный барак,  в распутную Европу
Мы унесли мечту о том, какая ты.

Чужим не понята. Оболгана своими.
                В чреде глухих годин
Как солнце плавкое в закатном смуглом дыме
                Бурьяна и руин,
Вот-вот погаснешь ты.
   Ощущение угасания России  очень резко и надрывно звучит у всех больших поэтов нашего времени. В их стихах постоянно слышны мотивы тоски, усталости, одиночества, прощания, конца. Олег Чухонцев: "...шелест осени прощальной...", " О, как душа одинока!"  " опустошенность и тоска", "...сознанье смерти или смерть, сознанья..."
"Одиночество свищет в кулак.
И тоска моя рыщет ночами,
Как собака, и воет во мрак".
   Анатолий Жигулин:
" Как сердце устало!
Как нужно покоя..."
х х х
"...ветер боли и тревоги
Над бедной родиной моей.."
х х х
"Жаль, что в  зрелости все видней
Неизбежный прощальный час.
Жаль  все меньше и меньше дней
Остается теперь у нас,
Словно в жизни хорошего больше и нет,
Только грудь все болит,
Да болит голова..."
   Алексей Прасолов:
"Я умру на рассвете,
В предназначенный час...",
х х х
"...она как душа в нашем теле,
Смертельного выхода ищет...",
х х х
"Смерть живая - не ужас,
Ужас - мертвая жизнь..."
   Николай Рубцов:
"Замерзают мои георгины.
И последние ночи близки...",
х х х
"Когда стою во мгле,
Душе покоя нет..."
х х х
"Когда в окно осенний ветер свищет
И вносит в жизнь смятенье и тоску..."
х х х
"В горьких невзгодах прошедшего дня
Было порой невмочь.
Только одна и утешит меня-
Ночь, черная ночь!"
х х х
"На темном разъезде разлуки
И в темном прощальном авто
Я слышу печальные звуки,
Которых не слышит никто..."
х х х
" Прощай, костер! Прощайте все,
Кто нынче был со мною рядом..."
   От хорошей ли жизни приходили поэтам такие мысли? Что хорошего они видели в жизни, в той советской жизни, которую на всех углах прославляли кумачевые лозунги? Вот какие картины навевают им воспоминания детства и юности. Это Россия в предсмертной агонии ворошит в памяти свое горькое прошлое: " Вспоминаются черные дни..."( А. Жигулин),
 "...А по путям вдали
В зоны
Лязгая тихо шли
Темные эшелоны" (Ю. Кублановский)
" Я помню, как с дальнего моря
Матроса примчал грузовик,
Как в бане повесился с горя
Какой-то пропащий мужик" (Н. Рубцов)
   Такова уж советская жизнь под игом большевизма: кого-то везли в зону, а кто-то лез в петлю. Но Евтушенко вспоминал о другом:
"Я был сознательным ребенком,
СССР я октябренком
Нес на детсадовском флажке"
А пока Евтушенко шел с красным флажком, Россия шла на Голгофу, крича стихами Анатолия Жигулина:
"Мы  били штольню сквозь мерзлоты.
Нам волей был подземный мрак.
А поздно вечером с работы
Опять конвой нас вел в барак..."
Рушилась русская душа как заброшенная церковь. Ю Кублановскй:
"Подневольная Русь!
Где соборные окна, ржавея в железах,
Пропускают метель..."
   Алексей Прасолов, чья судьба тоже была тяжелой как и Жигулин пришел с Воронежской земли. Он тоже отсидел срок, но уже не как политический, а за то, что в голодном отчаянии украл в общественном гардеробе чужое  пальто и продал его на барахолке, чтобы купить себе хлеба.
  Но реквием по России обрывался на самой трагической ноте - в молитвенных стихах Николая Рубцова. Он был круглым сиротой, воспитывался в  детском доме на Вологодчине, был матросом, учился в Литературном институте. О своих поэтических ровесниках с горькой иронией великий поэт сказал:
"Я вижу лишь лицо газет,
А лиц поэтов не видать".
х х х
"Надо хлеба мне,  хлеба!" - вырвалось у него в трудную минуту.
"Я в фуфаечке грязной
Шел по насыпи мола.." - писал он о своей безрадостной судьбе, а в итоге предлагал:
"О!...Купите фуфайку.
Я отдам за червонец..."
Он незадолго до смерти писавший:
"Я повода оставил.
Смотрю другим вослед.
Сам ехал бы
                и правил
Да мне дороги нет..."
За год до гибели предсказал свою  кончину:
"Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы..."
В Крещенскую ночь 1971г. Николай Рубцов был зарезан любовницей. Какой еще мог быть исход у русского поэта-  свидетеля запустения Родины, развала жизни и, в конечном счете предсмертья России? Поэтому поэты с грустью всматривались в наше великое прошлое:
"И эту грусть и святость прежних лет
Я так любил во мгле родного края..."(Н. Рубцов).
Рубцов рисует Гуляевскую горку,"...где  веселились русские князья...", Пасху
 " С колоколами и сладким хлебом,
С гульбой посреди двора..."-
Все чем Русь жила. Поэт понимает, что к прежней счастливой жизни не вернуться, потому что даже
 "...песни русские слышны,
Все чаще новые,
Советские,
Все реже - грустной старины..."
Поэтому грустно, что умер тот уклад жизни, который ".. достославной веял стариной..."
Напрасно поэт в отчаянии  призывает: " Вспомни  - о Родина! - праздник на этой дороге!" Кончился праздник, умер.  Началась советская действительность:
"Люди жили тревожней и тише
И смотрели в окно иногда,-
Был на улице говор не слышен..."
Тяжело. Горько. Плакать хочется,  глядя на такую жизнь. Но Рубцов грустно иронизирует:
"Но в наше время плакать невозможно,
И каждый раз себя превозмогая,
Мы говорим:"все будет хорошо..."
Будет ли хорошо? Смотря у кого! Анатолий Жигулин пишет:
"Белый аист на кресте
На побеленной церквушке
В той молдавской деревушке
В той осенней чистоте..."
А в русской деревушке он видит  совсем другую картину:
"...ржавый крест над колокольней..", "Изувеченные деревья..."
"И качаются березы
На разрушенных церквах..."
   И народ  русский не знает своих поэтов, своих больших поэтов таких как Николай Рубцов в отличие от тех же украинцев, фанатично поклоняющихся Василию Стусу - поэту -мученику, убитому коммунистами. Да что поэты, когда :
"Давно позабыли о Боге
В родной моей стороне..."( А. Жигулин)
В этой стране поэты и не нужны:
"Где призывно зовут, поднимаясь в дорогу,
Журавли - вожаки,
Где партийцы воруют у всех понемногу-
Мы с тобой чужаки."(Ю. Кублановский)
А в это время Р. Рождественский,  купленный коммунистами, призывал черпать духовность, толпясь у ленинского саркофага, до которого "Двести десять шагов".
  Отравленный ленинизмом-большевизмом народ превратился в стадо скотов, которому не дороги свои истоки, традиции, свое славное прошлое. В народ, у которого нет будущего, ведь
 "Все позабыто, проворонено,
Осталось неизвестно где..."(Ю. Кублановский)
"Все погашено... Все, что могли погасить!"(О. Чухонцев)
Поэтому в стихах Анатолия Жигулина появляется:
"Черный ворон, белый снег.
Наша русская картина..."
А черный ворон, как известно, вьется к смерти. Хорошо бы- к смерти большевизма. А если к смерти России? Может быть Россия действительно агонизирует великой поэзией?
    Михаил Авдеев  для последнего номера написал также фельетон о формировании психологии новых русских " Хеков и мадонна":
                " Рожденный рыбой, летать не может"

   На эротической фотовыставке "Сексопильный станок-90"  толпился народ. Зеваки, пуская слюни, разглядывали грудки и попочки возбудительных девочек.
-Вот она!- сказал кто-то, показывая пальцем на одну из посетительниц. Красавица обернулась-
-Да, это я. Мои фото №№ 35, 42, 76, 98.-
Та, что на  фото была обнаженной, действительно была великолепна и к ней сразу устремились десятки глаз. Она же королевской походкой пошла дальше по залу.
-Здравствуйте!- догнал ее голос сзади.- Разрешите представиться
-Хеков А.А., можно просто  Адам Адамыч или еще лучше Адик.
Это  было щупленькое бородатенькое существо с рачьими глазами, во внешности которого было что-то рыбье.
-Что Вы хотите? - спросила его девочка с таким видом будто она уверена, что именно ее признают лучшим сексопильным станком.
-О, дорогая!- заслюнявил Адам Адамыч.- Я хочу Вас осчастливить. Я очень известный человек в городе и за его пределами. О, я такой известный! Я даже, можно сказать,- знаменитый и поэтому знакомство со мной сулит для Вас, знаете, очень многое. Я, в сущности, первый раз Вас вижу, но  во мне бурлят какие-то неизъяснимые чувства и горит желание сделать для Вас что-то необыкновенное.
-Спасибо, но я не знаю...-пыталась перебить девочка.
Но Хеков не слушал. Он распалялся все  более и более, совершенно не обращая ни на кого внимания.
-Надеюсь, Вы знаете, что как  фотомодель, Вы можете работать в рекламе. Вот у меня родилась мысль, фантастическая такая мысль пригласить Вас, чтобы Вас, чтобы Вы были моей главной рекламой. А ведь я крупный бизнесмен. У меня все схвачено, я очень шустый.
-Какой, какой?
-Шустый, я просто букву "р" не выговариваю... Но нужна реклама. Вот наша фирма делает свинарники, классные свинарники и Вы будете их рекламировать. Представьте себе: свинарник и Вы в обнаженном виде среди свиноматок, да, еще знаете в какой-нибудь такой позе, что весь мир сразу обалдеет. А ведь у меня контакты со всем миром. Я даже у бразильского посла автограф брал, целый час за ним бегал. Я, между прочим, в облсовете у председателя раздеваюсь. Но Вы не  подумайте, у меня действительно очень солидная фирма-"Союз информационно- коммерческих ассоциаций "  или просто "СИКА".   Вот с моей "СИКой"    Вы и будете сотрудничать.  В моей "СИКе" Вам будет очень хорошо, поскольку я очень добрый и очень порядочный. Таких как я Вы больше нигде не найдете. Это бесспорный факт. Но я плачу, если можно выразиться любовью за любовь. Ты - мне, я - тебе, то есть Вы - мне, я -Вам. Я буду Вашим спонсором, девочка. Я буду возрождать знаменитый на весь мир хековский коньяк, и Вы его будете пить. Это я сделаю лично для Вас. Хотите я приму Вас в свою партию
   Надо было видеть выражение лица несчастной красавицы, уже наверное сто раз пожалевшей, что она сюда зашла. Но Хеков не унимался. Брызжа слюной, он продолжал
- Я приму Вас с вою партию. Я сделаю Вас  ответственным секретарем. Я Вас посажу...
-Не надо меня никуда сажать...-попыталась вставить бедолага.
-Ну что Вы, очаровательная... Вы меня не так поняли. Я Вас в президиум посажу. На съезд партии поедем. Да, ведь я же Вам не сказал, ведь я - лидер партии. Да я не что-нибудь, а лидер партии. А партия моя называется "Демократическая русско-еврейская конфедерация", сокращенно "ДРЕК".
-Извините, может быть я пойду.
-Нет, нет! Куда же Вы без меня. Нет, нет! Уж я Вас приму в свою партию. ДРЕК -это не так себе. ДРЕК - это ДРЕК. Это фирма. Милая, я Вас приму в свою партию. Я Вас приму. Я Вас приму наедине.
 И тут Хеков схватил своими потными щупальцами бедняжку за руку, но она вырвалась и убежала. Растерянный и обескураженный А.А. Хеков остался стоять среди выставочного зала, но на этого выдающегося человека никто не обращал внимания. Все смотрели на голеньких, а Хеков к сожалению был одет. К сожалению, а может быть и к счастью для окружающих."
   Миша как человек талантливый и наблюдательный , сумел увидеть в новом нарождающемся слое будущих хозяев жизни, тех кто  станет  грабить, убивать, выкидывать из квартир, создавать финансовые пирамиды,  продавать  за бесценок предприятия, не платить зарплату, вывозить  капиталы в офшоры,  оставляя свой народ нищим на голой земле. Свобода таким дельцам нужна только для того, чтобы все  перевести на себя, захватить , отнять, а потом установить авторитарную диктатуру и лицемерно заговорить о Боге.
   Эпоха самиздата  тем временем подходила к своему концу. Власть стала требовать лицензирования изданий и ставить жесткие рогатки на пути свободной прессы. Появилась масса гламурных журналов,  пошел вал желтой прессы.  Наш альманах должен был либо прекратить свое существование, либо  пойти под чью-то финансовую и юридическую крышу.  Всего за год члены редакции получили огромный литературный опыт, стали популярными авторами.  Анатолий  Александрович Черкасов показал себя незаурядным историком, политологом, футурологом. Михаил Авдеев проявил  свои способности как филолог, литературовед, поэт и прозаик. На наших страницах впервые открылись молодые яркие дарования такие как Георгий Квантришвили,  Евгений Муратов,  Владимир Осинский, Павел  Неустроев и другие.  Благодаря журналу Владислав Бебко написал  сначала воспоминания  о битломании и хиппизме в Куйбышеве, а затем свои размышления  о лагерной жизни, где проявил себя  незаурядным политологом. Мы научились работать в коллективе и решать вопросы в условиях свободного рынка. Если журнал неинтересен, его никто не купит, поэтому я на всю жизнь запомнил прописную истину журналиста- надо писать коротко, ярко, живо, увлекательно, остро, вызывая дискуссию и  интерес читателей. Этот опыт оказался незаменимым в дальнейшем.  Однако  членов редакции альманаха "Кредо -Самара"  никто не поддержал. Все разбрелись кто -куда и остались только мы с Ириной Воеводиной и Мишей Авдеевым.  Надо было как-то   оставаться  на плаву, что-то предпринимать.  Наше трио  сплотилось еще больше. Стали вместе думать, как найти точки соприкосновения  с официально зарегистрированными   изданиями. Хотелось  держать руку на пульсе быстро меняющихся событий и найти свою нишу в самарской  журналистике.
 
           Короеды и краеведы. Часть IV
                Содержание
1.Генерал Макашов
2.Губернский вестник
3.Новый "Эроген"
4. Авдеев и конкурсы
5. Авдеев и корниловский мятеж
6. По Самаре с Авдеевым
6.Мелодии старой Самары
7.О пользе кражи
8.Ах, Самара-городок
9.Покорение эфира
10.Коммивояжер
11.Авдеевские традиции
12.Ее величество Самара
13.Гражданская инициатива
14.Возвращение Толи
15.Теплые руки самарских улиц

                Генерал Макашов


   Первым кто  перешел из самиздата в официальную журналистику стал Анатолий Александрович Черкасов. Помню он встретил меня счастливый в начале января 1991г. и говорит, мол хватит всякие плохо пропечатанные листочки распространять. Меня берут в штат "Волжского комсомольца", буду там писать все, что хочу. Сам редактор Соколов дал мне карт-бланш на гласность.  Анатолий  Черкасов жил через  три подъезда от меня. Проходя вечерами,  я видел,  как  в  его комнате постоянно горел торшер. Это означало,  что Толя работает. Он действительно писал  и писал статью за статьей, рассказывал как бежал на надувной лодке в Турцию, как сопротивлялся застою и выступал против войны в Афганистане. Демократы расхватывали  свежий  номер "ВК"  и читали очередную Черкасовскую эпопею про жизнь.
   В начале февраля мне позвонил демократ Женя Кудрин и сообщил, что в Доме офицеров угол Чапаевской и Рабочей состоится большое общественное собрание с участием генералов по поддержке Ирака в его борьбе с американской агрессией. Хорошо бы придти и задать им перца.  С нами пошли Михаил Авдеев и, как представитель прессы,  с официальным значком,  Анатолий Черкасов.
   Зал безумствовал, с трибуны  лились гневные речи, осуждающие империалистическую операцию " Буря в пустыне".  Мы вчетвером держали оборону, как в осажденной крепости. Офицеры, нас знавшие, говорили , мол,  вот она пятая колонна явилась, не запылились. Собрание выразило поддержку  Саддаму Хусейну, а наши четыре руки поднялись против. Вокруг  зашушукались, послышались злобные ругательства типа вот автоматом бы по ним очередью, да от живота. Как такие по русской земле только ходят.  Ведущий объявил, что генерал Алберт Макашов  направляется в Багдад для оказания интернациональной помощи братскому иракскому народу и возглавит танковые колонны, которые выбросят врагов человечества в Персидский залив. Заиграл гимн , и зал встал. Мы сидели как приклеенные.  Толя развалился в кресле словно  барин, ему бы еще сигару курить.  Миша побледнел и руками сжал подлокотники.  Женя окаменел и только твердил:"Не вставайте, не вставайте!" К нам повернулся с переднего ряда полковник и заявил, что сначала разберемся с америкосами, а потом с вами, проклятыми ж.. .ми .
   В ближайший номер "Волжского комсомольца" Анатолий Александрович   поместил  репортаж о мероприятии в ОДО. Он не поскупился на краски, описывая  генералов, готовых шапками закидать и воевать неизвестно за что. После этой публикации Черкасова  с позором выгнали из молодежной газеты. Более того, сам редактор извинялся перед ПРИВО за  эту статью, объясняя, что автор -это мальчик стажер, неопытный неумейка, да и что с него взять. Седовласому   Толе было  за пятьдесят. Я при встрече с ним  смеялся, мол привет  стажер.  Анатолий надувался и начинал шумно курить, стоя у  своего подъезда. Его наказали и рублем, не заплатив  ни за одну предыдущую  публикацию. Черкасов сказал:"Ничего , я  их научу демократическим свободам". Так он  подал  в суд, который тянулся как старая баржа по Волге.  В конечном итоге  наш мэтр от журналистики  высудил 25 тысяч, в те времена  огромную сумму.  Возможно на решение повлиял прогноз Анатолия Александровича, данный  в том злополучном материале, где говорилось, что старые российские танки  для высокоточного оружия НАТО, что консервные банки.  Помощь  Макашова диктатору не более чем "медвежья услуга", что приведет лишь к большим потерям. На выигранные в судебном процессе деньги Черкасов безбедно жил вплоть до своей эмиграции в США  в 1994году. Перед отбытием  Анатолий Александрович сказал мне так:" Знаешь, Андрюша! Я  разделяю людей по ранжиру: с одними не разговариваю вовсе, с другими могу перекинуться словом на улице, с третьими беседую у подъезда, тебя с Ириной пускаю в квартиру, но теперь времена меняются. У меня другой статус, и вы, простите, мне не пара. Так что если где, когда-нибудь увидимся, то не подходите, вы - советские, а я- американец. Там вставлю белые фарфоровые зубы и буду щеголять голливудской улыбкой и гонять в Кадиллаке, светлом как будущее. Я не обиделся. Мы обнялись и расстались.
    Далее в официальную прессу рванул Миша Авдеев, как говорится швырнул шапку о земь, мол , где наша не пропадала, была не была. Однако в Самаре  места для поэта и патриота города  не нашлось.  Его пригласил редактор тольяттинской газеты   "Площадь свободы". Помню прибегает ко мне Авдеев, счастливый и говорит, что ему даже корочки настоящие дадут. По ним он сможет везде ходить, да еще регистрироваться  как представитель официального законного издания, хватит бегать по подворотням.  Теперь времена другие. Миша ездил три раза в неделю, вставая в 5 утра. Он честно трясся  по два часа туда и обратно в холодном автобусе, чтобы попасть на редакторское совещание. Авдеев написал огромное количество заметок, статей, фельетонов, просто зарисовок и все отдавал для публикации. Ему говорили, мол парень молодец, растешь и хлопали по плечу. Однако в свет ничего не выходило, да и зарплата от месяца к месяцу не начислялась. Миша сильно поиздержался на поездках, благо удавалось  неплохо продавать на "Туче" старые книги. Наконец Авдеев жестко спросил редактора:"Где мои деньги, где публикации?" Ответ был жесток:" А вот  ты напиши то, что надо народу, например про то, что детям  в детсаду №7 не хватает молока или почему синие куры в гастрономе №4 или откуда пришли крысы  на вокзал? А ты мне что несешь? Стыдоба". Больше Миша в Тольятти ни ногой.
   Где-то в это время  у Михаила Петровича умерла мать, помогали ему хоронить бывшие члены редакции "Кредо", а также сотрудники авиационного института, где та  работала  преподавателем английского языка. Мать была исключительно цивилизованной и интеллигентной дамой. В ее сердце жила дореволюционная Россия.  Мише по наследству   передался ее ум, талант и аристократизм. После смерти духовно близкого человека, Авдеев долго ходил словно  потерянный. По вечерам он звонил нам и рассказывал, как провел свой день, с кем встречался и о чем думал.
    Весной 1991г. Самару захлестнула  новая ураза - очередные выборы депутатов  горсовета. Я сказал Авдееву, что нам надо поучаствовать, готовь свою программу, будешь кандидатом со всеми правами и бумажкой.  Миша удивился такой возможности. Я объяснил, что Горбачев дал право выдвигаться от кооперативов. Вот здесь то у нас и есть  лазейка. Я написал свою программу, в которой высказал идею , что Самара должна стать туристическим   центром, ведь ее архитектурный модерн уникален и нужно лишь добиться программ по восстановлению города. Кроме того на другой стороне Волги находится Самарская Лука, являющаяся уникальным природным заповедником.  К песчаным бескрайним пляжам, да еще немного  цивилизации , и успех обеспечен. Можно организовывать туристские тропы: по следам клада Степана Разина, Лев Толстой в Самарском  крае, Серебряный век на Средней Волге и так до  бесконечности.  А если вспомнить Шаляпина, Собинова, Илью Репина, да Пушкина в конце- концов, Александра Дюма. Да мы можем покорить Европу  и весь мир. Свою программу Авдеев написал в стихах. Нас зарегистрировали как  представителей нарождающегося предпринимательства.
     В этом была сермяжная правда. Мы действительно научились чего нибудь предпринимать, не сидеть на месте, не ждать команды сверху. Так издали два приложения к "Кредо":  просветительский "Благовест", где давали старинные кулинарные православные рецепты как делать куличи, пасху "АлександрII" и даже самодельный кагор из вишни или сливы.   Второе приложение вызвало в городе неоднозначную реакцию. Одно название чего стоило - "Эроген". Там мы собрали знаменитые подпольные авдеевские интим рассказы. Обложку сделал художник Константин Котов, который говорил, ну наконец то и в нашей глуши появилась клубничка. Миша считал себя продолжателем дела великого Баркова: http://www.proza.ru/2013/10/09/530
  Я разместил  в "Эрогене" свои сказки:
1. Чебурашка развесил на всех столбах объявления, что ищет друзей. Подошел крокодил Гена  и предложил себя на эту роль. "Так не пойдет,  -  ответил Чебурашка,- Ты    зеленый, а мне нужен голубой".
2. Дюймовочка пользуется большим авторитетом в уголовном мире . У нее есть свой крот в силовых структурах.
3.Если бы  Карлсон  прилетал к Малышу в России, то дело кончилось бы не сказкой, а статьями  о педофилии  и незаконном  проникновении в жилище.
4. Скакал Иван Царевич на сером волке, скакал, да так и попал в ЛДБТ сообщество.
5.Женился мальчик - спальчик на Василисе Прекрасной, а на утро та развелась с ним, так как с пальчик.
6.У  Кащея Бессмертного  в яйце игла. Говорила ему Баба Яга, мол, садо-мазо до добра не доведет.
7.Выросла репка большая -пребольшая, а вытянуть  ее некому. Вокруг Чернобыля люди не живут.
8. Вырос цветик - семицветик  на клумбе. Люди мимо идут и внимания не обращают. Тот взмолился, мол, оторвите лепесток, загадайте желание, все исполню. Прохожие отвечают: "  А нам ничего не  надо,  у нас все есть, ведь мы в Росси живем".
9. Создали семь гномов  малое предприятие старателей, а Белоснежка у них  - бухгалтером. Тут налоговики с проверкой, а она спящая красавица. Год прошел, другой - спит. Проезжал королевич, что-то шепнул  нашей спящей на ухо. Та проснулась и давай целовать путника.  Гномы спрашивают, мол, что ты   ей  сказал?  Королевич отвечает : " Налоговики уже уехали, девочка".
10. Испекла Красная Шапочка  пирожки с грибами и понесла к бабушке. Так она получила отдельное  жилье. А что волк? Он с ней живет на правах старшего брата  до совершеннолетия. 
11. Загорелся кошкин дом, кот пилился с огоньком.
   Мы научились не только писать, но создали сеть распространителей своей продукции. Черкасов встречался с молодежью в  Загородном парке и передавал для продажи наши журналы.  Я работал непосредственно с Марком Бородкиным и Дмитрием Шляковым. Последний хорошо освоил торговую  точку  у  ЦУМа "Самара" и старого автовокзала.  Дмитрию нравилось общаться с публикой. Он легко входил в контакт с покупателями. На случай  нападения рэкетиров,  парень имел большой свисток, что висел на шее.  Шляков говорил мне, что хочет, кровь из носу, открыть свое дело или хотя бы возглавить в Самаре скаутское движение.
    В качестве кандидатов в депутаты мы с Мишей устраивали законные пикеты на улице Советской  армии. Там и продали остатки тиражей "Кредо". Именно в этом  и заключалась супер задача нашего выдвижения.  Мы понимали, что шансов нет, все места давно распределены между теми, кому положено сидеть во власти и водить руками.
  В это время Евгений Александрович Кудрин предложил мне новую свежую идею- вступить  в  Демократическую партию России, а там нужен редактор для партийной газеты. Я согласился и стал посещать заседания  партии Травкина. Время шло, а проку не было, одна  говорильня. Лидером самарского отделения являлся Алексей Леушкин, с которым общего языка   я не нашел. В то время я писал песни о  разных друзьях:
Друг
Он не напишет донос,
Бабы не попятит с полки,
Он в отношениях прост,
Хотя и бывает колким.

Мне хорошо быть с ним,
С другом во всем едины,
Сбегаем в магазин,
Вместе пьем и едим мы.

Вместе голосовать
Будем за президента.
За легитимную власть
Свои отдадим проценты. 

Вместе пойдем потом
По улице Маяковской,
Вместе пивка попьем
У церковьки на пригорке.

Плесень на голове,
А он совсем белесый,
Мы полежим на траве,
Где школьники жрут колеса.

Объятия распростер,
Он меня понимает,
Ленточный солитер,
Друг из Индокитая.

  Когда произошел позорный путч, я жил на острове и ничего не знал. Приехал в Самару и батюшки родненькие. Тут такая случилась буря в стакане воды. Ходили слухи, что чекистские  заговорщики уже завезли в город кандалы и составили  расстрельный список демократов. Людмила Гавриловна Кузьмина рассказывала позже, как она в своей библиотеке Политической книги прятала наши экземпляры крамольного "Кредо". У меня сложилось твердое убеждение, что кто-то хитрый и умный  спровоцировал  номенклатурных  реакционеров совершить этот глупый шаг, названный идиотским словом ГКЧП для скорейшего развала СССР.   До Беловежского сговора оставалось несколько месяцев.   Когда Советский Союз рассыпался словно карточный домик или  Колосс на глиняных ногах, никто этого и не заметил. Самара жила своей размеренной жизнью: ни митингов, ни демонстраций, ни   протестных пикетов. Тишина.  Мнения неформалов  разделились: одни радовались, мол, Россия освободится от балласта ненужных  республик и деньги пойдут на восстановление исконно русских городов, захиревших в условиях  Красной империи. Были и такие, кто тихо  роптал, мол, сколько русских жизней положено ради создания   Великой России от моря до моря, а тут  три провокатора    своими подписями   погубили дела многих поколений.   По поводу Беловежского сговора я написал такую песню.   
           Бумажные года

Сколько скрыто красок в серых буднях,
Пороха и слова в тишине,
Тени  мало разве что к полудню
Истина наверное в весне.

Мы взялись своими же руками
За судьбу, за нас взялась беда:
Шрамами нам в душах расписались
Давние тридцатые года.

Мы жизнелюбами были с тобой,
Ты умирал на Гражданской солдат.
Май  ежегодно с зеленой травой
Жизнелюбие нам возвращает назад.

Фронт, начавшись в Бресте и на Буге,
Через сердце каждое прошел:
За военной сводкой просто люди,
За любою цифрой кровь и боль.

Вот война прошла как наважденье,
Из атак шагнули в мирный бой,
Как у мертвых вымолить прощенье,
В них наш тыл, мы взяли их с собой.

Испытанье сытостью настало
Сытость не для всех - вдвойне беда,
И глядят бумажными глазами
В нас семидесятые года.

Сотню раз расскажешь про святое
И  Святой окажется вода.
Бумага не краснеет, нам с тобою
Краснеть за те бумажные года.

В Беловежской пуще три героя
Подписали смертный приговор,
И страна разорвана без боя,
Подписями подлыми в упор.

Там, где Вермахт растерял всю славу,
Зубы, обломав о город Брест,
Ельцину бы  за  развал державы,
Фюрер  подарил Железный крест.

Мы жизнелюбами были с тобой,
Ты умираешь в хрущебах, солдат.
Май ежегодно с зеленой травой,
Жизнелюбие нам возвращает назад.
   Это стихотворение я посвятил своему деду ветерану Великой Отечественной войны, прошедшему от Москвы до Берлина, профессору истории, почетному гражданину Самары Кузьме  Яковлевичу  Наякшину.
"Губернский вестник"

   После разгрома путча атмосфера в городе стала иной. В людях, хотя бы на время, исчез страх. Проходили стихийные митинги, демонстрации. Все высказывали негодование по поводу подлых заговорщиков, вспоминали трясущиеся руки Янаева на знаменитой пресс конференции, спорили: причастен ли Горбачев или сам жертва собственных холуев?  У меня самого  дня три было ощущение победы над тоталитаризмом и большевизмом. Однако вскоре я увидел, что все те же аппаратчики, пусть и выбросившие партбилеты , сидят на всех местах. Перекрашенный забор сути  общества  не меняет. Горькая истина. Однако ветер перемен залетел  и к нам в провинцию.
  В Самаре начали появляться новые газеты. "Губернский вестник" возглавила Антонина Хатымовна Верченова, которая со своей помощницей Ириной Лукьяновой занимала небольшую комнатку в бывшем театре- варьете "Аквариум" братьев Ивановых, а при советской власти театре Юного зрителя.  Мы с  Авдеевым пришли к этим особам и предложили сотрудничество. Редактор Верченова  предоставила  возможность вести рубрику под условным названием "Самарские новости".
    Мы решили делать весело с огоньком. Миша собирал факты, а я их обрабатывал в юмористической форме.  В духе традиций "Кредо" мы писали о чем угодно и о ком угодно, не взирая на лица и должности. Доставалось и чиновникам, и демократам, бизнесменам, полицейским и простым обывателям.  В городе нас стали читать, мол, что на сей раз, чьи кости перемыли? В это время  неформалы получили дом на улице Венцека под партии и общественные объединения, так называемую "Политизбушку". Ее возглавил Юрий Шишелов.  Миша, как представитель Консервативной партии Льва Убожко, имел свою коморку  и  постоянно там тусил, а потом рассказывал о происходящем.  На следующий день все коллизии оказывались на страницах газеты.
    Мы веселились, а у кого-то это вызывало страшное раздражение. Оказалось, что на  деле демократы вовсе не готовы к свободе слова. Нам заявляли, мол пишите о Ленине, Сталине, а нас не трогайте, однако мы с Михаилом не унимались.   Ответная реакция не заставила себя ждать. В одном московском   бюллетене, издававшемся бывшим самарским диссидентом Виктором Рыжовым-Давыдовым появилась информация, что я создал в Самаре клуб  "голубых". На мой адрес стали приходить  журналы ЛДБТ  сообщества. Тут как раз в город приехал сам Давыдов вместе с Мариной Евгеньевной Салье, возглавлявшей Питерскую Свободно-демократическую партию.   Московские гости выступали в  актовом зале университета по поводу перспектив русского либерализма. На первом ряду сидел и аплодировал Ленар Васильевич Храмков, который в 1976 году лично выгонял врага народа студента  исторического факультета  Рыжова  из этого же учебного заведения. Лицемерие  потрясало.
     Я встретился с Виктором, и тот долго извинялся за  неверную информацию о якобы моем участии в "голубом движении"  и обещал разогнать местных корреспондентов. Однако мне  эту  работу директор Информационного  бюро  не предложил, хотя прекрасно знал о журнале "Кредо".  Более того, Ирина Воеводина училась с Рыжовым на одном потоке и сидела за одним столом. Однако парень , недавно вернувшийся  из-за границы с радио Свобода сказал сакраментальную фразу , мол вы не наши люди.  Запомнился такой факт. Рыжов попросил Авдеева как краеведа компоновать по темам  всю местную прессу, а потом привозить к нему в московский офис за определенный гонорар. Счастливый Миша  собрал  целый чемодан и отвез. В холле  учреждения Рыжов-Давыдов забрал все газеты и сказал, что сейчас вынесет деньги. Бедный Миша сидел несколько часов, а прорваться не мог, так  как  на вахте стояла охрана. Не солоно нахлебавшись, Авдеев вернулся в Самару злой и угрюмый.
      Ночью мы слушали  в квартире Авдеева  старые пластинки. Миша кричал в пустоту: " Как же так, ведь он  участвовал  в демонстрации 1976г как настоящий антикоммунист  и вдруг такое. Если  эти придут к власти, что же со страной будет?" Миша был мрачнее тучи и вдруг  в глазах его  проснулось солнышко. Оказывается он стал представителем Свободно-демократической партии в Самаре.  Мало того, у Авдеева появились два  соратника Володя Пахомов и Миша страхов. Теперь они вместе будут ходить на все городские мероприятия с плакатом "Вся власть Учредительному собранию". Мы с Ириной пожали плечами.
    Далее  наш поэт  поведал еще одну новость . Оказывается ,  после победы над путчистами, Авдеев стал посещать  собрания союза самарских писателей. " Ты же их не любил, говорил что они проповедуют шакалью идеологию ленинизма",- заметил я.  Миша возразил, мол они теперь другие и вообще с большевизмом покончено. Пора перестраиваться на мирные рельсы. Тут он достал толстую амбарную тетрадь и долго зачитывал  что, кто и когда сказал о стихах Авдеева.  Я слушал и удивлялся. Миша собирал чужие мнения как  ягоды в лукошко .Для него это было словно  откровения от Матфея. Поэт все принимал с чистым сердцем, открытой душой и говорил, что  будет работать над собой, ведь ему указали путь такие великие люди, как Сиротин, Лазарев и другие .Однако  я заметил странную вещь: все лучшие образы и строки   были раскритикованы жестко и безальтернативно, а слабые неточные моменты возносились до небес. Попытался  Михаилу обратить на это внимание, но тот так  возмутился и замахал руками, что я осекся. 
   Верченова предложила Авдееву как знатному краеведу вести историческую рубрику. Первым делом была напечатана статья из "Кредо" "Эх, Самара-городок", которую потом перепечатали почти все местные газеты. Миша ходил по изданиям и пытался получить  справедливый гонорар, но ему говорили, а мы, дорогой товарищ, за перепечатки не платим. Верченова же заплатила:
  " Эх, Самара- городок! Какое это было чудо. Самару называли маленьким Парижем, культурным и торговым центром Поволжья. В городе действовало множество гимназий и училищ, в которых квалифицированные педагоги воспитывали высокообразованных граждан России. Естественно классные дамы   не рассказывали  ученикам кровавых сказок типа "Манифеста коммунистической  партии", и законоучитель проповедовал  веру в Бога, а не в Ленина.
  А как вкусно питались гимназисты... Когда ребенок шел в гимназию княгини Хованской (на улице Заводской, ныне школа №13 на улице Венцека) или в гимназию Нины Андреевны Хардиной ( на улице Дворянской, ныне школа № 15 на улице Куйбышевской) родители давали ему на завтрак полторы копейки. Копейку стоила сдобная булочка с маком, курагой, изюмом, пастилой и так далее, а пол-копейки(грош) стоил стакан парного молока, которое в гимназию привозила молочница. Цены вообще отличались доступностью. Около входа в Струковский сад продавали пирожки с семгой, и цена их - 3 копейки была столь невелика, что ее не пугались даже нищие.
  Рыба же продавалась вдоль всего берега Волги, на пристанях, на городских базарах. Но самые лучшие волжские дары приобретали в магазине Заломова на Дворянской (улица Куйбышевская), чья фамилия увековечилась в названии сельди "залом". Вобла продавалась со скидкой. Тем, кто брал больше десяти фунтов, делали уступку 50 процентов. Точно также продавали раков. Если пива брали больше ведра, то опять-таки в пол цены. Пивом торговали повсеместно. По желанию  заказчика его доставляли на дом. Жигулевский "Экспорт" считался лучшим в мире и по популярности и качеству затмевал знаменитый "Проздрой". Жигулевский пивоваренный завод фон  Вакано имел знаменитую кухмистерскую, которая помещалась на улице Алексеевской(ныне Красноармейской), недалеко от Струковского сада. Туда по подземным путепроводам пиво поставлялось несколько сортов. Посетителям кухмистерской к пиву предлагали воблу и раков в неограниченном количестве.
   А какой вкусный выпекался у нас хлеб! Его замешивали из муки высшего качества. Из нее же выпекали огромное количество всевозможных булочек, плюшек, витушек, кренделей, бубликов, которые продавали на  всех базарах и улицах всевозможные коробейники. Самарская губерния считалась экспортером хлеба номер один, продавая хлеб во все страны Европы.
    Особенно славились шоколадные конфеты фабрики фон Эйнема  и его горячий шоколад. А какова была культура обслуживания публики! О, она была так высока, что нам, нынешним, и не приснится. В банях Чаковского или Кошелева прямо в номера подавали все то же пиво с прозрачной воблой и раками, всевозможные вина, водку, чай с медом, вареньем, шоколадом. Как элегантно входил банщик в номер и, ставя пышущий самовар на стол, говорил: "Чайку, пожалуйста, господа! С легким паром!"
   Как людям хорошо оплачивали их труд. Кассир, например, в бане Кошелева, продававший билеты, получал такое жалование, что мог на него прокормить семью из десяти человек. Его жена, естественно, не работала и занималась воспитанием детей.
  "Эй, прокачу!",- кричал извозчик, а их-то в Самаре было полным- полно. "Эх, прокачу! Садитесь, барин! С  ветерком! Но-о". А как приятно и радостно ехать на извозчике по вечерней Самаре. Прекрасные особнячки, ухоженные и чистые, маленькие церквушки и  величественные соборы - все это, освещаемое  мягким светом фонарей, радовало глаз.  И стучали колеса по булыжной мостовой  по Дворянской, Панской, Саратовской, Почтовой, Сенной, Соловьиной.
  В Самаре были лучшие в провинции театр, музей, публичная библиотека, знаменитый цирк "Олимп".  В Самаре рисовали Репин и Васильев, пели Шаляпин и  Собинов, писали Лев Толстой и Сергей Аксаков. Самарские купцы финансировали развитие культуры, меценатствовали,  занимались благотворительностью.  Особенно славились больницы Шихобалова и Аржанова, богодельня  купчихи Саниной. В Самаре открылась вторая в России пастеровская станция в Земской больнице. Местная интеллигенция : В.О. Португалов, Ю.К. Боде, А.Н. Хардин, В.И. Анненков и другие вместе с городским  Головой Петром Владимировичем Алабиным много сделали для  развития культуры, науки и просвещения нашего города. Вот какая она, Самара, которую мы потеряли.
   Я ходил по городу со многими, кто его знал и любил. Впитывая рассказы старожилов, любителей-фанатиков, благородных  знатаков, мне все время хотелось молиться, гуляя по Самаре. Бродил по городу с Олегом Сергеевичем Струковым. И его Самара пестрела разнотравьем архитектурных стилей, играла резьбой наличников, витийствовала решетками балконов, дышала изяществом эркеров.
   Гулял по улочкам с Александром Константиновичем Ширмановым. И его Самара говорила со мной стихами, шумела спорами читающей интеллигенции, бурлила книжными развалами и встряхивала пылью архивов. Я вдыхал Самару вместе с Леонидом Львовичем Беленьким. И его город говорил со мной языком одесских  биндюжников, хохмил  с бердичевским акцентом, а  Дворянская становилась чуточку похожей на Дерибасовскую. Вот с какими людьми довелось мне ходить по Самаре."( https://vk.com/audios236769689)
    Помню Антонина Хатымовна  после этой публикации мне говорила, что если Миша и дальше будет держать такой уровень подачи материала, то это очень хорошо и можно поднимать тираж.  Однако получилось следующее.  Авдеев был прекрасный рассказчик, собиратель устных историй, но для краеведения требовалась работа  с архивными документами, а это, увы. Михаил пошел по простому пути. Он стал перечитывать коммунистические книги и  разворачивать факты в обратную сторону.  Например, если   в истории самарской РСДП(б) говорилось, что в Общественном собрании  ленинцы раскидали листовки, а в Волго-Камском банке полиция арестовала счета большевиков, то Миша писал примерно так:  шакальи клыки коммуняк протянулись к зданию Общественного собрания угол Дворянской и Почтовой... доблестная полиция финансовым кулаком ударила по кровавым  вампирам марксизма, арестовав денежные вклады, полученные путем сталинских эксов...здание  Волго-Камского банка с его грифонами было очищено от грязных денег авантюристов...
    Антонина Хатымовна схватилась за голову, жалуясь мне, что такое печатать нельзя, а читатели ждут реальных  краеведческих материалов.   Я сказал, что это не проблема. Ирина Юрьевна Воеводина к.и.н.  старший преподаватель кафедры политологии политехнического института имеет право работать в самарском государственном архиве, что на Молодогвардейской (Соборной). На том и порешили.
     Ирина после лекций и семинаров  ходила в архив каждый день. Мы составили примерный список тем, начали конечно с жигулевского пива, чей бренд известен на весь мир.  Далее пошли по напиткам: самарский чай,  минеральные воды и лимонады, ликерка  и ее продукция.  Потом   стали рассказывать  о конфетных  магазинах и производствах, о колбасах, фруктах. Чем дальше мы копали, тем больше возникало тем. Заинтересовало  мукомольное производство и сорта  пшеницы  и виды муки.  Факты поражали. Самарский   рынок влиял на мировые биржевые хлебные цены. Волжская  пшеница поступала ко двору английской королевы,  а британские  колониальные товары заполняли    местный рынок.
     Прошлые поколения, созидатели земли русской стали подниматься из небытия.  Мы узнавали сотни фамилий купеческих династий : Мясниковы занимались рыбой, Рыбниковы мясом, Шихобаловы  зерном, Курлины салом, Ильины  производили кирпичи, Челышевы строили дома, Лебедевы варили чугун,  Журавлевы налаживали станки, фон Вакано варили пиво... Вся эта деятельность давала такой прирост национального валового продукта, что Самару называли русским Чикаго, а рубль становился самой твердой валютой в мире. Так город стал называться Купец на Волге.
  В праздничный новогодний номер "Губернского вестника" от января 1992г. мы написали специально мистическую статью о самарских привидениях.  В основе материала был рассказ о том, как  втроем с Мишей ходили ночью на знаменитую дачу Головкина со слонами. Местные жители  уже много лет рассказывали, что в полуразрушенном особняке купца и художника поселилась нечистая сила, которая воет и хлопает окнами. В два часа ночи со свечами бродили по пустому зданию. На стенах увидели кресты, нарисованные мелом и сажей. Действительно, казалось, что кто-то ходит на вернем этаже, скрипели половицы,  сквозь стены шли звуки, похожие на вой. Константин Павлович Головкин построил свою виллу в Студеном буераке , ныне 4 просека из полого кирпича. Ветер попадал в пустоты и раздавался  странный звук, похожий на плач.  Стиль модерн и через сто лет продолжал удивлять. После публикации приходили родственники Головкина с протестом, мол чертовщины там никогда не было. Они жалели, что  стражи дачи каменные слоны не напали на авторов и не выбросили их  с обрыва в Волгу.  Мы не обиделись, так как  главной задачей статьи было обратить внимание на ужасное состояние архитектурного памятника , шедевра волжского модерна. Все наши статьи прекрасно и со вкусом оформляла художница Елена Стрельцова, которая в последствии уехала в Питер, оставив на память свои образы самарской старины.
     Мы с Ириной писали и писали, работали и работали. Остановится уже не могли. И в этот самый момент взлета  Верченова  сказала, что переходит в корпорацию Федоров, а ему эти материалы не интересны. Рубрика была закрыта.  С Сережей Федоровым, у которого тогда была другая фамилия, мы учились в параллельных классах. Я спросил  Сергея, что он имеет против краеведения?  Тот ответил, что он,  как передовой процветающий  бизнесмен, устанавливающий  связи с Австрией прекрасно чувствует конъюнктуру. История Самары неконвертируема. Она интересна только узкой кучке стариков, а те  не хозяева земли и новой жизни.   Город давно забит приезжими, которым нет никакого дела до плесневых домов и разбитых, пахнущих кошками закоулков. Его  издательство будет  обращено к новой жизни,  солнцу, свету , к другим именам, которые   свершат  настоящие дела.
   Наша скандальная рубрика" Самарские новости" давно  стала занозой для редактора "Губернского вестника" и ее также  закрыли.
                Новый "Эроген"

     Казалось бы наше сотрудничество  с "Губернским вестником" пришло к логическому завершению, однако  Антонина Хатымовна предложила издавать приложение эротического содержания, так как была наслышана о  знаменитом "Эрогене", как приложении к журналу "Кредо" . Мы согласились. Ради реализации этой идеи снова собрались остатки редакции бывшего "Кредо". Анатолий Александрович Черкасов написал статью под громким названием "Секс на Руси" об интимных отношениях под ракитовым кустом. Мы с Ириной сделали  очерк "За розовыми занавесками" о проституции в Самаре до революции:
Лысый фонарь сладострастно срывает
С улицы черный чулок.
 В.Маяковский.
Среди московского и петербургского студенчества в начале 20 века регулярно проводились анонимные опросы. В результате выявлялись потрясающие факты: некоторые молодые люди начинали вести половую жизнь с 5-6 летнего возраста, а многие - с 12-летнего. Большая часть молодежи еще в гимназические годы познавала различные извращения и успевала переболеть всем венерическим букетом. По всей стране действовала мощная индустрия чувственных наслаждений, дававшая огромные прибыли.
А кстати, что мы знаем о царстве самарского порока прежних времен? Самара, как женщина, любила менять свои наряды. Днем она была деловой и строгой. По улицам носились клерки, купцы зазывали в свои магазины и лавки, биржевые маклеры заключали сделки на миллионы. Кто-то богател, кто-то проигрывал. Когда вечерело, и сумерки поглощали улицы, дома, деревья, Самара надевала на себя чарующую вуаль отсветов газовых фонарей. Начиналась другая таинственная жизнь, пропитанная пороком. И какая из этих жизней — та древняя или эта вечерняя, была настоящей, сказать трудно. Все самарцы знали и уважали губернского секретаря почтенного дворянина Николая Александровича Чемодурова. Репутация разлетелось в прах, когда его супруга ворвалась однажды ночью в тайный вертеп на Алексеевской улице. Она застала многоуважаемого отца семейства в объятиях молоденькой балерины. В соседних номерах кутили офицеры, взвизгивали девочки, стелился дымок дорогого английского табака... Разбила гулящая Самара семейное счастье и благополучие. На всю недвижимость и капиталы гуляки дворянское собрание наложило опеку, обвинив в мотовстве и разложении.
Как пьянил воздух ночной Самары! Каждый гулял как умел, а разгуляться-то было где. Манили рекламы ресторанов «Эрмитаж», «Град-Отель», «Националь», « Сан Ремо», «Яр»…Кавалер мог покорить сердце своей спутницы, заказав ужин стоимостью до 100 рублей. Если же ваша дама - любительница экзотики, то в ресторане «Бристоль» на Дворянской среди живых тропических растений, вы могли отведать изысканные африканские блюда. В вечернее время салонный струнный оркестр дарил посетителям лирическоенастроение.В перерывах ставили граммофон. Из огромной медной трубы звучал сладостный голос Александра Вертинского: « Здравствуй, здравствуй, моя одинокая, глупая девочка, кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы. Вашу тонкую шейку слегка покрывает горжеточка, облысевшая, мокрая вся и смешная как Вы..» Сюда любила приходить самая богатая и изысканная публика; было много иностранцев, желавших насладиться русской экзотикой. Шикарные девочки могли поддержать беседу как по - французски, так и на английском, немецком, испанском, польском языках. Вечер обычно завершался чашечкой кофе в самых дорогих номерах стоимостью в б рублей. А тот, кто хотел прокатиться с ветерком по ночной Самаре, заказывал в гостинице автомобиль.
В Самаре признанными королями эротики были братья Ивановы.(ГАСО,Ф.1оп.12.д.4564,с.7) Вот что мы о них знаем. Иван Федорович Иванов родился в 1859 году в городеБежецке Тверской губернии, получил образование в частной школе. С одиннадцати лет служил в буфете при станции "Бежецк". С раннего детства он наблюдал человеческие пороки: на его глазах охмелевшие купцы отдавали бобровую шапку за бутылку шампанского, проворные девки обшаривали многочисленные карманы клиентов, тут же добросердечные матушки сдавали своих малолетних голубиц стареющим ловеласам-дворянам. Смышленый Ваня понял, что максимальная прибыль получается от продажи вина, водки. Не менее выгодно продавать и женское тело. Однако настоящее золотое дно наступает там, где удовлетворяются самые буйные фантазии похотливых лысых толстячков. Главное в истинном пороке - не удовлетворение его, а бесконечно растягиваемое желание. Оно манит, окутывает тонкими, прочными сетями, из которых уже нельзя выпутаться. Пресыщенные дяденьки не жалели сотенных за женское утонченное дыхание, за небесное прикосновение, за слегка обнаженную ради них ножку в изящном черном чулке. Не грязные проститутки с подбитым глазом, а кружевные бабочки, симпатичные и умненькие, сводили с ума.
Так Иван Федорович пришел к идее создания индустрии стриптиза. Подкопив на службе денег, он вместе со своим братом Григорием Федоровичем приехал в Самару и открыл Торговый дом. В их ведении насчитывалось около десяти буфетов по Самаро - Златоустовской железной дороге, а также центральная гостиница, располагавшаяся па улице Дворянской. При отеле братья открыли театр-варьете "Аквариум". Читаем "Волжское слово": "Со 2 июля в гостинице братьев Ивановых, что в доме Журавлевой, 132, где зал охлаждается электрическими веерами, начнутся дебюты интернациональной труппы "Кармен". Дебюты Лидии Федоровны Грибоедовой".
Иван Федорович добился, что его ресторан и гостиница получили славу самых престижных заведений в городе, ведь он арендовал лучшие дома. Старший брат не раз отправлял Григория в Западную Европу. Монте-Карло, Ницца стали учителями самарских бизнесменов.
В 1913 году братья специально построили на улице Самарской здание для своего знаменитого театра-варьете "Аквариум".( ГАСО,Ф.4940,оп.1,д.12,с. 10). На концерты известной каскадной артистки мадемуазель Кетти Фру-Фру съезжалась вся городская знать. Дворец самарской эротики строился в соответствии с духом вpемени. Он напоминал чемодан с двойным дном. В роскошном освещенном зале девочки танцевали канкан, показывая ослепительные ножки, а чопорные господа в смокингах пили маленькими рюмочками коньяк. Нравственность, казалось бы, соблюдалась полностью. А внутри особняка всегда поджидали уютные комнатки, как принято, с розовыми занавесками. Доведенные желанием до исступления купцы из зала устремлялись на ложе любви.
Кипевшие страсти, изломанные судьбы, разбитые сердца приносили неисчислимые доходы хозяевам заведений. Время от времени возникали городские скандалы и некоторые подробности ночных гульбищ становились добычей вездесущих газетчиков: то офицеры устроят драку с перестрелкой, то кафешантанную певицу обнаружат в Самарке с простреленной головой, то отравятся уксусом горничные. Однако Торговый дом братьев Ивановых пользовался таким авторитетом среди горожан, что никакие мелкие случаи не могли пошатнуть его устоев. Завидев на улице автомобиль королей стриптиза, сам самарский полицмейстер отдавал им честь. Он-то знал, как много денег Иван Федорович и Григорий Федорович жертвовали на нужды полиции. В самарском архиве находим такой документ: жалование отдельного поста городового за полгода стоит 105 рублей 25 копеек, 30 рублей - его квартирные, 25 рублей - обмундирование, 8 рублей 50 копеек - шашка, 11 рублей 25 копеек - револьвер. Братья Ивановы безоговорочно оплачивали любые счета во избежание каких-либо неприятностей.( ГАСО,Ф.1,оп.12, д.4564)
Купцы средней руки, клерки гуляли в номерах «Ташкент», что на улице Л. Толстого, напротив Пушкинского народного дома, в Волжско-Сибирских номерах у Троицкой площади. Эти дома приобрели такую скандальную славу, что их владельцы были вынуждены печатать в «Самарской газете» следующую рекламу: «Имеются телефон, электрическое освещение, центральное отопление, посыльные, образцовая тишина, вежливая прислуга. На вымыслы извозчиков внимания не обращать!» Номера были на разный вкус. Мадам Шадрина, владелица знаменитого красного дома на Соборной не скрывала бордельной направленности своего заведения. В полицейских отчетах это славное местечко выделялось как центр пьяного разгула, драк и повышенного криминогена. Бывали случаи, когда после второй рюмки богатый купец оказывался настолько пьян, что не замечал как у него исчезал бумажник, бобровая шуба или толстая золотая цепь. Не менее скандальной славой пользовался постоялый двор опять таки из красного кирпича на улице Панской, дом 2. Владелица, вновь женщина, мадам Ильина. Caмарцы шутили, что здесь не известно кого больше: тараканов или проституток.
Читая «Самарскую газету» мы обнаруживаем, что пристав составил протокол от 5 марта 1911 года на Алексеева, содержателя меблированных комнат в доме Чалкина по Самарской улице за допущение в них проституции. Самые крутые вертепы находились на Казанской, что когда-то являлась центральной улицей города. Семь красных фонарей над распахнутыми дверями и ярко розовые занавески на окнах сладостно манили. Эротика, секс, любовь, все вперемешку иногда выплескивались на улицу. Газеты возмущались: «Подобные сцены способны разложить гимназистов, снимающих на этой улице квартиры». По фактам, попавшим на страницы прессы, приходилось разбираться самарскому полицейскому. Вот одно из донесений: « Довожу до вашего сведения, что на Казанской есть притоны разврата, на которые за 1911 год составлено 37 протоколов и в 1912году - 14 протоколов. Но до сих пор они еще не разбирались. Борьба с притонами продолжается. Они контролируются чинами полиции I части г. Самары. 11 января 1912 года». (ГАСО.Ф.465,оп.2,д.130,с.9)
Технические новинки 20 века ворвались в самарскую индустрию порока. Тамбовский мещанин М.Л Финк летом 1907 года построил небольшой деревянный павильон на углу Дворянской и Алексеевской. Матвей Леонтьевич открыл там первый в Самаре эротический биоскоп, освещавшийся электричеством.( ГАСО,Ф.1,оп.12,д.4626). Молодежь хлынула на представления. Даже в будни - полный аншлаг. Среди бестселлеров назовем: « Исповедь обольщенной», «Голос плоти», «Честь римлянина», « Компаньонка-авантюристка», «Среди придворных интриг», «Авиатор и жена журналиста»… Старожилы вспоминают, что через каждые пять минут из зала раздавался гомерический хохот, громогласные выкрики: «Жарь ее, жарь!». Вблизи заведения постоянно дежурили полицейские, опасавшиеся, что возбужденная толпа зрителей может сотворить какое-нибудь буйство. В начале сентября страж порядка составил протокол о том, что из-за слишком большого наплыва зрителей обломилась лестница, ведущая на галерку. Никто, слава Богу, не пострадал, но пришлосьзапретить пускать людей на второй этаж. Сюжеты некоторых триллеров просто ошеломляли. Вот на экране появляются два деревянных человечка – ручки, ножки на шарнирах, глаза бешено крутятся. Деревянные налетают друг на друга и совершают немыслимые движения в соответствии с текстом – туда, сюда, обратно; тебе и мне приятно. От трения возникает пламя, переходящее в пожар. На экране резюме - так человечество впервые познакомилось с огнем… Исключительное умиление у зрителей вызывала следующая картинка – злобный купец держит свою дочь взаперти. Та не будь дурой, занимается любовью с мышом. Противный папаша помирает, дочь выходит на свободу. Зрители визжали от восторга, когда видели мыша в смокинге с тросточкой, прогуливавшегося со своей пассией по Невскому. Особенно радовались открытию балагана Финка содержатели публичного дома, что располагался поблизости. Этот небольшой двухэтажный домик из красного кирпича до сих пор стоит во дворе за Домом промышленности. Посмотрев эротический биоскоп, разгоряченная публика покупала на Дворянской дешевого шоколадного лома и устремлялась в номера, где все было просто и доступно.
Самарская голытьба гуляла напропалую в Мещанском поселке, в Запанском, Новом Оренбурге. В Солдатской слободе произошло такое событие. «Самарская газета» рассказывает: «В доме терпимости коллежский асессор С. В. Носов и губернский секретарь А. Г. Пятаев учинили буйство. Носов стрелял из револьвера. Пытался вмешаться городовой, но его вытащили, оборвав портупею и обозвав полицейским крючком. Хулиганы получили месяц ареста».Подобный же случай произошел 24 сентября 1913года с ефрейтором Михаилом Сергеевичем Черепановым в секретке на улице Петропавловской. Клиент дал проститутке за услуги 1 рубль и, ожидая сдачи в 50 копеек, стал пить вино. Время шло, шлюха деньги не несла. Ефрейтор возмутился. Содержательница притона Юдаева попросила его удалиться и вызвала городовых Спиридонова и Тихонова. Началась драка. Солдату наставили синяков на лице и подвергли трем суткам ареста.( ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2637).
В те времена дома терпимости открывали на законных основаниях. Это оказывалось весьма прибыльным делом, поэтому поток прошений следующего содержания не уменьшался: “Самарскому полицмейстеру от крестьянки вдовы Елены Павловны Щербаковой. Прошение. Имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие разрешить мне открыть дом терпимости в 3 части по Троицкой улице в доме 255, Котлюхиной. 4 декабря 1898 года. Я неграмотная. Расписался мещанин Николай Телегин”. В свою очередь государственный чиновник требовал письменного подтверждения от владельца недвижимости: “Я, самарская мещанка Пелагея Никифоровна Котлюхина даю собственный дом в 3 части по Троицкой улице в 133 квартале, №255 под дом терпимости”. Затем власти выдавали официальное разрешение на занятие древним бизнесом: “Свидетельство дано крестьянке села Васильевки Ставропольского уезда Пелагеи Филиповне Горшковой в том, что разрешается ей открыть дом терпимости в районе 3 части Самары по Сокольничьей улице в доме Валяева с тем, чтобы она соблюдала все правила для содержателей публичных женщин, утверждённых МВД 29 мая 1844 года”.
Аренда помещения под “секретку” обходилась весьма дорого: от 40 до 50 рублей в месяц. Однако прибыли превосходили все расходы. Обычно содержалось 6-7 проституток. За посещение клиент платил от 50 копеек и выше. В конце 19 века самарские граждане повели борьбу за перенесение вертепов из центра города на окраину. Движение возглавил гласный городской Думы Рябов, который обратился 18 января 1898 года с заявлением в Управу: « …Город разросся и где были поля, там устроена Земская больница, ремесленное училище, женские монастыри, казармы и здесь раскинулись дома терпимости. Где были пустыри, там – цент.»(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.1212,с.1). Полицмейстер распорядился перенести притоны с Казанской и Сокольничьей на Троицкую, ближе к Полевой. Нравственность оказалась соблюденной, а казна неплохо пополнялась за счет мужских развлечений.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.1212) Свои деньги на пороке делали неграмотные крестьянки с Оренбургской улицы Тречкова, Рябина, Дементьева, Панина, Кирьякова и многие другие. Вот прошение крестьянки Пелагеи Филимоновны Горшковой: « Прошу перевести дом терпимости на Троицкую улицу в дом269.».24 мая 1898 года она получила свидетельство, где говорится: « …крестьянка села Васильевки Ставропольского уезда Пелагея Горшкова соблюдает все правила для содержателей публичных женщин, утвержденные МВД от 29 мая 1844года. Разрешить.»(ГАСО,Ф.465,оп1,д.1212,с.16).
Проституток рекрутировали из ближних деревень. Им выдавался розовый санитарный билет, с которым они регулярно ходили на приём к врачу, и временный паспорт. Вот типичный документ: “Медицинский билет от 28 сентября 1895 года. Федотова Мария Евдокимовна, крестьянская девица 17 лет деревня Мосякина, проживает на Москательной улице. Отмечается ежемесячно”. С подобными билетами ходили по самарским улицам Агрипина  Суконцева из села Мочи Бузулукского уезда 19 лет, Наталья Долженко , мещанка 18 лет, Прасковья Куклева деревни Васильевка Самарского уезда, Анна Самсонова села Котлубановка  Бузулукского уезда , 20 лет.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.997,с.1)
Государство жестко регламентировало деятельность сутенеров, в иных случаях даже запрещая заниматься этим ремеслом. В 1899году МВД разослало рескрипт: «…известный поставщик женщин в дома терпимости Лазар Шварц направился со своими агентами в Венгрию с целью закупки девушек для Александрии и Каира. Примеры –45лет, брюнет, ноги кривые, владеет русским, немецким, турецким, арабским, персидским, испанским, португальским, итальянским, греческим языками. При появлении в губернии строго наблюдать».(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.991,с.6).В январе 1905года самарский полицмейстер получал запрос из МВД следующего содержания: « Датский национальный комитет для борьбы с торговлею женщинами обратился в департамент полиции с просьбой сообщить сведения, как велико число девушек датчанок, находящихся в домах терпимости. Выявлять и предлагать вернуться на родину с помощью специальных пособий»(ГАСО,Ф.3,оп.52,д.16). Вот другая депеша самарскому губернатору Н.В. Протасьеву, пришедшая уже 27 февраля 1914 года: “Венгерская подданная Серена Гарай, /Голдштейн/ выбывшая за границу, содержит гастролирующую по кафе - шантанам капеллу из девушек от 13 лет. Гарай всячески эксплуатирует хористок, платя им ничтожное жалованье и заставляя кутить с “гостями”, отбирая деньги, которые им дарят. Как появится в городе - принять меры”.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2610,с.43). О нравах, царивших внутри и вокруг тихих заводей прелюбодейства, можно судить по эпизоду, описанному в одном из посланий Алексея Пешкова к И.А. Груздеву: « летом 1895года содержательница публичного дома Орина - Солдатова утопила в Волге «на глазах публики Струковского сада и среди белого дня» одну из девиц ее учреждения. В этом акте принимали участие пьяные студенты, дети местных купцов.»
С первой зорькой Самара просыпалась к деловой жизни. Чайные, кухмистерские, трактиры в 5 утра уже встречали первых посетителей. Однако нет-нет, да можно было увидеть следы ночного кошмара. .Вновь «Самарская газета»: «Утро. Заспанный швейцар выгонял из гостиницы Шемякина назойливую девицу, которая кричала, что ей не доплатили. Собралась толпа. Все смеялись. Видно девицу публика только вдохновляла и придавала решимости». Бывали последствия иного рода. В той же газете от 13 июля 1902 года написано, что к дому Сапункова на Самарской улице подброшена двухмесячная девочка. Мать рассчитывала, мол зажиточные хозяева — владельцы кирпичного завода возьмут дитя на воспитание. Однако ребенка сдали в приют.
Хмельные волжские ночи подрывали здоровье мужского населения. На помощь приходили врачи. Газета «Волжский день» рекомендовала препарат доктора Глэза от мужского бессилия. Одна коробка с гранулами стоила 6 рублей. Курс лечения требовал двух — трех коробок. Приобрести целебное средство следовало в аптеке «Гигиена». В том же магазине огромным спросом пользовался препарат доктора профессора Морна «Бленозол». Он прекрасно излечивал гонорею. Если болезнь затягивалась, то брали «Арматин». Всего шесть коробок по 2 рубля 25 копеек - и ты здоров. А вот сифилис лучше было лечить у врачей Я. С. Гуревича и М. Л. Орлика. По воспоминаниям старожилов к венерологу М. Л. Мореву  выстраивалась целая очередь толстопузых дядей. Они старались не глядеть друг на друга. Входя к целителю, каждый. подобострастно опускал червонец в специальную урну и дрожащими руками расстегивал брюки. А врач говорил: «Любишь кататься — люби и саночки возить». Но наступало выздоровление, плохое забывалось. Мужчин вновь тянуло послушать певицу Фру-Фру из ресторана «Аквариум». И все начиналось заново.

         Авдеев дал смертоносный рассказ " Затворница" в лучших своих традициях.
http://www.proza.ru/2013/12/27/1526
  Тираж номера был огромен и разлетелся  неимоверно быстро. Мы получили гонорар, равный  десяти бутылкам водки и на этом сотрудничество закончилось.


                Авдеев и конкурсы

  Ох, уж эта весна 1992г. Казалось, что снег так быстро растаял  именно благодаря  гайдаровским реформам.  Повсюду , на всех углах возникали стихийные мини-рынки. После   долгих  лет  задавленности советской властью,  в наших людях прорвалась склонность к предпринимательству, искренняя и открытая.  Жители  торговали чем -угодно: запасами   старого хозяйственного мыла, пищевой содой, халатами, пододеяльниками, носками. Тут же продавали импортную колбасу из гуманитарной помощи,  вяленую рыбу домашнего производства и еще Бог знает что. Наступил весенний праздник свободы торговли. У прохожих изменились  лица: впервые за десятилетия появились улыбки, люди шутили, смеялись, и никто ничего не боялся. Хотя, неправда, все боялись роста цен в магазинах и бешеного  падения рубля.
   В эту сумбурную весну воскресным утром ко мне  пришел Михаил Авдеев  в новом плаще, под которым был брючный костюм, рубашка и галстук. При виде такого антуража я чуть не онемел. Все таки спросил, мол не взяли ли Михаила Петровича советником губернатора Титова?  Миша ответил, что надо идти на литературный  конкурс, который проводит сам Юрий Борисович Орлицкий.  Я знал Орлицкого, но не представлял масштабы   этой личности и не предполагал, что для Авдеева, Самары  и всей России это знаковая фигура. С Юрой  я познакомился в 1986г., когда вернулся из ташкентской командировки. Вдохновленный своим бардовским успехом в Москве и Средней  Азии,  я сдуру ходил по  местным радио и телестанциям, где показывал свои песни. Мне говорили разное: кто-то  хвалил, другой пожимал плечами. Помню пел для известного  куйбышевского ведущего  молодежных телепередач Григория Самуиловича Эйдлина. Тот говорил:" Хорошая песня, ну-ну еще посильнее. Вот тоже хорошо, но еще бы покруче, поярче,  а вот эта - отлично, хоть сейчас записывай, но по цензуре нельзя". В конце- концов  Григорий заявил сурово:"Пойди к Орлицкому, может он оценит и поддержит".  Направляли   по тому же адресу и многие другие, в том числе радиожурналистка Елена Хигай. Он слушала мои песни и поговаривала,  мол хорошо, но без Орлицкого никак, да еще бы вторую гитару для аранжировки  и побольше джазовых аккордов.  "Что же это за ком с горы",-  подумал я. Пора увидеть явление.
     Сидел уникум  во Дворце культуры 4 ГПЗ, что на улице Мичурина, и давал оценку, а также рекомендации.  Я удивился, почему такой большой человек, литературовед со степенью, а не в университете принимает посетителей?  Людмила Дмитриевна Никольская к.ф.н. преподаватель  литературы в КГУ объяснила, мол пути Господни неисповедимы и не все  прямые дороги - кратчайшие.  Я съездил к Орлицкому, показал песни. Тот дал  мудрый совет, мол научись  из творчества извлекать деньги, и все будет тип топ, например, открой клуб  авторской песни  в Пушкинском народном доме  или кружок в школе №12, что на Арцыбушевской, собери вокруг себя молодежь, убеди их в своем таланте и поведи   девушек и юношей стройными колоннами  к солнцу творчества. "Вот я так и поступаю,- учил мэтр,- сижу в 4 ГПЗ и учу  молодые дарования рифмовать и ямбы с хореями покорять". Я все понял и пошел своей дорогой. С тех пор прошло 6 лет, многое изменилось в городе. Однако Орлицкий  так и оставался  во главе поэтической жилы, что   являлась  альтернативой местному Союзу писателей. Такое особенное положение придавало Юрию  ореол святости и кажущуюся оригинальность.  Для меня , уже получившему некоторый  жизненный опыт, было ясно, что его поддерживают определенные  силы. Этот человек здесь в Самаре представляет  интересы определенных кругов.
  Несмотря на понимание ситуации, я решил не оставлять  поэта Авдеева без  моральной поддержки. И так,  весенним воскресным утром  1992г.  трамвай  пятеречка  вез нас  в юношескую библиотеку, что на проспекте Ленина. Там Юрий Борисович проводил творческий  турнир. Публики собралось немало.  Молодежная литературная Самара бурлила. Увидев нас, Орлицкий сказал, чтоб  политических стихов здесь не было. Тема - любовная  лирика, так как город устал от   социальных потрясений.  Миша как на зло собирался декламировать  про зеленую жижу  ленинских мозгов. Немного подумав, мы оба  перестроились.  Дождавшись своей очереди, я  выступил с таким стихотворением:
    Золотые цветы

Само солнце упало к нашим ногам
И разбилось на тысячи желтых цветов.
Это, кажется, виделось нам
В одном из детских забытых снов.

Все как будто бы повторялось,
Но теперь уже наяву.
Видно будущее доверялось
Прошлому моему.

Одуванчиков желтых поляна-
Это встреча на пять минут.
Почему же счастья так мало
И стрелки часов не ждут.

Солнце светит на небе устало,
Одуванчиков белый пух.
Золотистости как не бывало,
Ветер все по земле раздул.

Но осталась одна надежда,
Что на будущий год, весной
Золотистым цветком, как прежде,
Расцветет одуванчик мой.

Упадет само солнце к ногам,
Разобьется на тысячи желтых цветов.
Это, кажется, виделось нам
В одном из старых забытых снов.   
      Вслед за мной вышел  Авдеев. Он поднялся на сцену, переваливаясь с ноги на ногу в ботинках 46 размера, напоминая огромного медведя гризли. Поэт начал ударно:
Звукоряд угасавшего сада,
Опрокинутый в белую ночь,
Акварелью печального взгляда
Мне припомнить сегодня невмочь.
А хотелось бы музыкой вспомнить
И в молитву неспешно облечь-
Этот сад, этот сон, эту полночь,
Это пламя негаснущих свеч.
х х х
Ветер убаюкивает город,
Задувает лунную свечу.
Очертанья Смольного собора
Я во мгле уже не различу.
Кто поверит в то, что это было,
В то, что этот вечер догорал,
Что под ветром, дующим с залива,
Лунный свет в Фонтанке умирал.
х х х
Печальная принцесса
С загадкой на лице
Средь сказочного леса
В сиреневом дворце.
Горит твоя загадка-
Два синие огня-
Как светлая лампадка
На сердце у меня.
х х х
Ты появилась ниоткуда
И засмотрелась в глубь пруда.
Сковала зимняя остуда
Твою улыбку в бездне льда.
И вот уж светится звезда-
Твоей улыбкою оттуда,
И, отразясь в хрустальных льдах,
Твоя улыбка светит всюду.
   В зале раздались аплодисменты. Кто-то крикнул: " Миха, молодец, давай еще!"  Орлицкий аж покраснел, вспотел , встал и заявил, что Питер далеко от Самары, да и любовной лирики здесь не видно, значит не по теме. Авдеев стоял на сцене как ледокол перед айсбергом. Он заложил левую руку за спину, а правую выбросил вперед как эсеровский оратор на митинге:
Мы небесного зова заждались,
Очарованных звуков зари.
Надо мною свисают дождями
Соловьиные ноги  твои.

Ты течешь сквозь меня, отражаясь,
Опрокинута в звездную твердь,
И горят надо мною пожары
Твоих юных упругих огней.
Когда трубы- над нашим балетом-
Запоют, возвещая восторг,
Полетим  по Вселенной валетом,
Проливая  по капле огонь.

Беспросветная мгла во Вселенной
И Земля, как огромный клубок.
Мы раскрутим его постепенно,
Чтобы путь указал нам с тобой.

И за что ты такая дана мне,
Стихотворных оргазмов  маньяк.
Твои ноги -во мгле- соловьями
Будут петь на плечах у меня.
Далее поэт отметил, что эротическое стихотворение написано 19 октября 1983г.
   Кто-то из комиссии возмутился, мол,   в зале присутствуют несовершеннолетние, а тут звучит такое. Авдеев не смутился и заявил, что у него есть покруче.
Над тобою, соловьиною
Я склоняюсь как хочу
И стихами как травинками,
Твои губы щекочу.

Твои русые пожары
Разметались по плечам.
Ты во мгле пылаешь жарко-
Новогодняя свеча.

Треугольник журавлиный
Твой- над щелкой -запоет,
И лопатки- точно крылья-
В душном сумраке - вразлет.

Нежно выпью твои губы
И восторгом опалю,
И журавок твоих русых
Я любовью накормлю. (19 октября 1983г.)
   Зал разделился, как ельцинский парламент. Большинство  скандировало:"Давай еще!"  Авдеев воспользовался ситуацией   и продолжил:
Ты услышь эту песню и внемли-
Это ангелов трубы трубят.
Я спущусь с поднебесья на землю,
На которой познал я тебя.

Ты взберешься ко мне на качели
Огневые восторги познать,
Чтобы трубы, валторны, свирели
Нам с тобой подпевали опять.

Чтоб зигзаги певучего тела
Отражала бездонная твердь,
Чтоб нам пристально в очи глядела
Как и ты - обнаженная смерть.

Чтобы мы обвенчались ногами-
В наших играх шальных на полу,
И чтоб в ночь улетели огнями -
Освещая вселенскую мглу.
х х х
Дикий сумрак ужасен и страшен,
Но сегодня я снова с тобой.
Я тебя как Пизанскую башню
Наклоню под таким же углом.

Пусть прольется горячая плазма.
Мы сольемся в единый восторг,
И в певучем порыве оргазма
Полетим на иную звезду. (19 октября 1983г.)

  Когда Михаил Петрович  спускался  со сцены под аплодисменты, я  понял, что на конкурсе нам ничего не светит.  Однако  поэт-бунтарь  уперся как бычок и  не хотел уходить, дожидаясь результатов.  Итоги были следующие: Авдеев - первое место с конца, а я сразу вслед за ним.  Потом мы закупили в универсаме вино "Вукузани" по 19 рублей за бутылку, и сами  не заметили  как оказались  в Мишиной квартире на восьмом этаже. Расслабившись, Авдеев  придумал экспромтом  такую байку: в Одессе на Привозе тетя Сара торговала яйцами;  одно с прилавка  упало, но не разбилось, а покатилось-покатилось и скрылось из виду. По дороге  оно обросло    волосами и попало в Самару на плечи одному литературоведу, которого мы все хорошо знаем. Миша предложил тост за то, чтобы яйцо  не покатилось дальше. Потом Михаил задумался и сказал, что в Самаре еще остались настоящие ценители поэзии. Я спросил, о ком он говорит, уж не обо мне ли? Миша  возмущенно замотал головой и жестко заметил , что выдающиеся самарские литераторы- это Виталий Лехциер, который пишет то волной, то лесенкой, а также Сергей Лейбград. Вот к ним пойдем со своим творчеством, они оценят.
   Тут позвонил Владимир Клименко, работавший в то время корреспондентом в газете "Волжская Заря". Он предложил сделать репортаж о творческом турнире Орлицкого.  На эмоциональном порыве мы написали фельетон, который заканчивался такой сценкой: когда вышли  из юношеской библиотеки, то увидели  на улице поддатого паренька, который , держась за фонарный столб, приплясывал и выкрикивал:" Трататушки- тратата, тралялюшки- гоп цаца". Мы поняли, что это был тоже поэт, только до конкурса  дойти он не сумел. При публикации материала моя фамилия случайно затерялась, зато Миша помимо гонорара , получил еще и премию  за юмор и актуальность. На эти неожиданно свалившиеся деньги,  мы купили испанского портвейна в бумажных пакетах и  хорошо посидели целую  ночь  на восьмом этаже в "Шанхае". В этой уютной квартире  под голос   Юрия  Морфесси    забывались все проблемы, и освобожденная душа летала над улицей Соборной. Из Авдеевских окон открывался такой волжский простор, такая красотища Жигулевских гор, что стихи сами рвались  на свободу. Миша не мог не стать поэтом:
                Но, видит Бог, есть музыка над нами...
                О. Мандельштам, 1921

Есть музыка над нами
И ты ее услышь,
Диктуемую с нами
И шелестом афиш,

Диктуемую ветром,
Метелью и дождем,
Пронизанную светом,
Единую - во всем.

Есть музыка у Бога-
Восторженно внемли.
Веди свою дорогу-
Как музыка велит.

Как музыка диктует-
Для творчества душа.
Стезю свою святую-
В мелодии ищи.(21. 10.1983г.)
   

                Авдеев и корниловский мятеж


   Помню после распада Советского Союза  где-то  в  конце зимы 1992г.  ехали мы с Авдеевым  в трамвае с книжного рынка, где распродавали остатки журнала "Кредо". Михаил был серьезен и даже не рассказывал анекдотов, как обычно, на весь вагон, пугая пассажиров. Поэт  вдруг спросил:" А видел ли ты когда-нибудь  настоящего живого монархиста?" Я ответил, что знаком с литератором Костей Кузнецовым, что ходил плакать  к могилам царей Романовых в Петропавловской  крепости.  Авдеев  перебил, мол, это все не то, бутафория. Оказывается  в  Самару из Киева в связи с распадом СССР возвращается коренный житель нашего города Владимир Иванович Корнилов. Вот он и был, по мнению Авдеева, настоящим монархистом и  фанатом  Николая II и всего Дома Романовых. Корнилов на Крещатике  имел свой большой книжный магазин, но после  беловежского сговора его русофильские идеи оказались  под запретом. Наш бизнесмен быстро распродал все что смог и вернулся в родной город, где продолжил книжное дело.
   Владимир Иванович выступал как яростный патриот всего русского, порой даже патриархального. Он страстно ненавидел  Ельцина и чубайсовско-гайдаровские реформы, считая их профанацией, которая ведет не к капитализму, а к феодализму. Кроме того, Корнилов полагал, что  против русского народа и России действует  западная закулиса, которая в 1917году свергла царя, потом накачала кровавого горца и теперь просто добивает несчастную страну. Эти взгляды привели его в партию Жириновского, самарское отделение которой он возглавил в декабре 1993г.  Монархист думал, что Владимир Вольфович -это посланец  небесного белого воинства, который вернет к власти в России династию Романовых. Когда в Самару на пароходе приехал наследник Георгий с матерью, Корнилов встречал их в первых рядах с букетом цветов.
   В то время мы часто встречались с патриотом и книголюбом на квартире Михаила Петровича Авдеева. Корнилов рассказывал о своих планах по переустройству городской жизни. Он считал, что первым делом нужно ударить по коррупционерам, казнокрадам и аферистам от власти. Он говорил, что здесь нельзя проявлять никакой мягкотелости, а бить железным кулаком национальной диктатуры. Всех, кто распродает и разворовывает Родину, нужно загнать зимой  за колючую проволоку в концлагерь, построенный прямо на  Волге. Когда весной лед тронется, то вода унесет с собой все человеческое дерьмо, и Самара очистится. Свои взгляды он не только   утверждал словами, но и доказывал порой кулаками. Так однажды  наш лидер  сцепился с коммунистом  на книжном рынке, и они кубарем покатились по земле. Я слышал, мол, вот тебе за Сверделя, за пломбированные вагоны и прочую мразь.
   В 1997г. Владимир Иванович  был в руководстве избирательной кампании Олега  Вячеславовича Киттера на должность мэра Самары. Он лично руководил распространением крамольной газеты "Гражданская инициатива", где печатались факты  расхищения госимущества в 90-е годы XX века. Я тоже участвовал в этой кампании. Владимир Иванович всегда четко  оплачивал труд, в отличие от некоторых, которые заявляли, что деньги не для вас.  Корнилова отличала от многих других личная порядочность и даже какая-то обостренная совесть. Он всегда держал слово и не бросал в беде товарищей. Я думаю- это связано  с тем, что  Корнилов не был перекати-полем, а представлял свой род, глубоко уходящий в самарскую  историю и предпринимательство. Его дед  по материнской линии   служил  приказчиком в музыкальном магазине Чулкова, что на углу  Дворянской и Предтеченской,  куда заходил Шаляпин.   
   Помню такую историю. В  Самарском отделении ЛДПР был активист Станислав Шанько. Он отличался преданностью делу Жириновского и его партии.   Пожилой человек  расклеивал листовки, раздавал  брошюры Владимира Вольфовича,  вступал в уличные диспуты, доказывая правоту  идей либерал- демократов.  Как-то Станислав  на Красноармейской вешал  пропагандистский плакат. Я увидел и решил пошутить, крикнув: "Руки вверх!" Шанько уронил  агитационные материалы, а руки подняли многие прохожие.   Вот этот самый Слава попал в переделку. Его посадила в Сизо  бывшая жена  за неуплату алиментов по 122 статье. Корнилов стал прилагать все усилия, чтобы  вызволить товарища из беды, хотел обращаться в Москву к самому Жириновскому. Однако столичный  лидер  не поддержал такое рвение. Владимира Ивановича  вскоре самого отстранили от руководства     Самарским отделением ЛДПР, а Шанько  выгнали из партии задним числом.
  Владимир Иванович  Корнилов обладал предпринимательской жилкой. Он постоянно открывал   точки по  книготорговле. Помню двери его торгового дома , что на Молодогвардейской  напротив магазина Детский мир, были всегда открыты для друзей. Приходили туда и мы с Михаилом Авдеевым. На полу лежали стопки книг, помещение перегораживал большой старый деревянный  прилавок, на котором стояли дореволюционные весы.  В этой дореволюционно -конторской атмосфере было приятно  выпить любимого корниловского вина "Анапу", что  всегда продавалось  в киоске наискосок. Под стаканчик вина  в  торговом доме велись постмодернистские разговоры типа: " А знаете ли вы, что Саддам Хусейн -сын Сталина, поэтому он всем задаст перца или а представляете ли себе, что под старой Самарой есть подземный город и там можно путешествовать сутками?" Вино быстро заканчивалось, и мы с Авдеевым шли за новой порцией. Миша однажды по дороге пустился в воспоминания. Поэт рассказал, что  антиквар Люсик Беленький наливал лишь седьмой промывки чай, а вот Володя Корнилов налил первую рюмку водки и сказал:"С почином, сынок".  Время шло.   Позже   администрация выделила  нашему монархисту подвал под магазин  Кречет на улице Маяковской. Обустраивать место помогали друзья,  в том числе Михаил Петрович Авдеев.
   Последний раз я встречался с Корниловым на экскурсии по Самаре, которую проводила Людмила Гавриловна Кузьмина для сотрудников  радиостанции "Эхо Москвы"  в   конце августа  2015г. Владимир Иванович был полон сил и энергии и планировал писать воспоминания  о своей жизни и борьбе.


                По Самаре с Авдеевым

    Михаил Авдеев являлся тем человеком, который научил нас с Ириной Воеводиной любить Самару. Произошло это не сразу. Чувства к городу подступили незаметно, словно  первый весенний ветерок  вдруг прорывающийся в конце февраля сквозь снежные заносы.
     А все началось с календулы. Есть такое лекарственное растение. Дело в том, что у Авдеева было много друзей, среди которых назовем аптекаря. Нет, это не уголовная кличка. На самом деле  Миша дружил с работником аптеки, а тот любил раритетную литературу, особенно поэтов серебряного века. Михаил как истинный бизнесмен предложил лекарю бартер, мол я тебе книги, а ты мне - настойку  календулы.  Больше книг - больше календулы.  Сначала мы  употребляли этот напиток, расфасованный по стограммовым  фанфурикам в чистом виде , но от этого щипало в  горле и болел желудок. Позже  божественный напиток стали разводить лимонадом Буратино или просто водопроводной водой. Однако острый запах лекарственной травы начинал просто преследовать. В конце -концов   я стал перегонять настойку, как простую брагу, а результат оказался восхитительным. Мы получили настоящую аква  виту, т.е. воду жизни.
     Авдеев сказал, что просто так сидеть дома и пить - скучно,  надо выходить на улицу, ближе к жизни. Началась настоящая краеведческая игра. Мы шли  в старую часть города, которая для Михаила начиналась за улицей Полевой в сторону Самарки. Он вообще  заявлял радикально, что  кто живет за улицей Полевой, не самарец, а просто  обыватель, абориген...  Так вот мы направлялись от" Шанхая" в центр города. По дороге Авдеев останавливался у какого-нибудь  обшарпанного домика по улице Троицкой и безапелляционно   заявлял, что до революции здесь находилась секретка. Окна завешивались розовыми занавесками, а там  происходил разврат да такой, о котором сейчас никто и помыслить не может. "Ныне здесь живут одни  политические проститутки и коммунистические прихлебатели",-  кричал поэт и махал руками будто отгонял стаю назойливых комаров.  Понятно возникала тема, под которую мы выпивали по маленькой рюмочке чудесного  напитка.
     Экскурсия продолжалась." Вот вы видите на Николаевской угол Москательной возле дома небольшой чугунный столбик. Для чего он тут?"-  вопрошал    наш гид. Я предполагал, что это остаток какого-нибудь забора, правда глупый и бессмысленный. Потом возникала идея, что это просто так случайно вбит какой-то столбик, чтобы прохожий зацепился ногой и упал, так  для смеха. Авдеев объяснял, что к таким опорам  привязывали лошадей, а потом шли к хозяину дома пить чай или что покрепче.  Потом Авдеев показывал нам шестиконечные звезды Давида под крышей  особняка на Панской. Далее спускались к дому Сурошникова, где уже встречали масонские знаки.    На Саратовской в сторону Самарки видели дома с мальтийскими крестами. Миша останавливался, мы разливали,  и он рассказывал очередную душещипательную историю. Вон балкон на Казанской, там лет десять жил мужик и зимой и летом, а что человеку много ль надо? Выпил, закусил и спать, а какая разница где? Не надо быть снобом, живи по принципу: ешь, что дадут, пей, что нальют, живи, сколько Бог отвел, только не увеличивай количества зла, его и так слишком много.
   Зимой мы ездили на Барбашину поляну, где гуляли среди заснеженных  дореволюционных вилл самарских миллионеров-мукомолов: Соколовых, Шихобаловых, Чемодуровых, Субботиных... Здесь уже  Миша углублялся в истории про привидения, закопанные клады, таинственные убийства. Божественный напиток согревал наши души и развязывал язык рассказчика. Во время импровизированных экскурсий Авдеев читал много  своих стихов:
Слово, в музыку вернись!
Слово в музыке останься!
И, как прежде, отразись
В зеркале певучих таинств.

Верь восторженно тому,
Что диктует голос Неба,
В заколдованном плену
Соловьиного напева.

Песню творец нам дай,
Снова в музыку верни ты!
Очарованно слагай
Не призывы, а молитвы!
                21.10.1983г.
х х х
А у нас еще осень, а у нас еще грусть.
Еще снег не дарил белых шапок деревьям.
Из симфоний дождя всякий раз я прорвусь,
Уведу тебя в клены  во все лучшее веря.
                3.11.983г.
   Как-то раз я предложил Авдееву провести свою экскурсию по материалам дипломной работы. Дело в том, что  я занимался историей самарских социал-демократических подпольных типографий. Одним из видных печатников слыл мой двоюродный дед по отцовской линии Иван Федорович Демидов.  Он родился 20 января 1881г. , и все детство и молодость прожил  в родительском доме, что находился  во дворе  при пересечении улиц Симбирской и Николаевской. Туда я и привел Михаила. Мы увидели покосившийся деревянный  домишко с небольшой мансардой. Вот здесь и жили потомственные самарские печатники Демидовы.  Прапрадед Иван  был дворянского рода , но обеднел на столько, что отказался платить  годовой налог за принадлежность к привилегированному сословию. Его сын Федор Иванович  стал считаться разночинцем. Он отличался высокой грамотностью , а потому поступил работать корректором в "Самарскую газету", редакция которой находилась на Алексеевской площади. Там он  трудился бок о бок с такими выдающимися журналистами, как  Гарин-Михайловский, Пешков и Клафтон.   Его сын Иван Федорович  Демидов пошел по стопам отца. Оба моих родственника принимали участие  в создании 10 мая 1895г. профсоюза Самарских печатников.  При официальном открытии   общественной организации присутствовали губернатор и глава епархии. С большой речью выступили Алексей Максимович Горький и  Федор Иванович Демидов. Учредителями  общества были также А.А. Астапов, Е.С. Борисов, Н.  Белявский. Председателем выбрали  В. И. Кларка.
   Миша был в полном восторге от такого рассказа, ведь про это он ничего не знал. Однако я огорчил нашего поэта, рассказав , что мой  двоюродный дед Иван Федорович Демидов, недолго пробыл в рядах верноподданных российской имперской власти. Молодой человек оказался бунтарем. Его полностью захватила идея освобождения рабочего класса, и парень пошел в социал-демократы, т.е. стал вести подпольную работу, направленную на свержение царского трона.  Молодой Иван , хорошо знавший печатное дело, принял участие в работе  подпольной типографии,  издававшей  антиправительственные  прокламации и листовки.  Михаил закричал:" Вот у дома плохонькая лестница, жаль, что она не обломилась под тяжестью супостата и губителя России". Грех было не выпить божественного напитка по этому поводу.
  Затем мы отправились на улицу Почтовую, 51,  где находилась  сама эта нелегальная  типография, которой руководил социал-демократ  Александров  по кличке Свет.  Шрифты туда поставлял мой двоюродный дед, воруя их в "Самарской газете".   Домой к Ивану Федоровичу как-то ворвались полицейские и стали делать обыск, пытаясь обнаружить что-либо запрещенное. Околоточные ничего не нашли, так как листовки были спрятаны под обоями, а шрифты лежали в горшке с молоком. Слушая все это,  Авдеев кричал на всю улицу, что все проблемы России в стражах порядка, у которых вместо головы кочан капусты. Прохожие шарахались в сторону, полагая, что речь идет о наших днях, а не о делах девяностолетней давности. 
  Решили пойти к Театральной площади. Когда-то здесь шумел знаменитый Ковригинский сад, но род обеднел , и Николай Петрович Ковригин  пошел в революцию, стал закадычным другом Ивана Федоровича Демидова. Вместе они устроили немало гадостей властям. Творческим началом в группе был Дмитриев Р.Н., обладавший недюжинным умом, а потому имевший кличку Разум.
     Тут мы    спустились в Струковский сад, где я зачитал страничку из своей дипломной работы: "  Вечером 1 мая 1905г. демонстрация в количестве 300 человек, среди которых были рабочие, студенты, гимназисты отправились из  Струковского сада по  Алексеевской улице до Соборных садиков. Публика с криками ужаса бросилась бежать, лезла через заборы, одним словом дала стрекача. На пересечение с Николаевской  борцов с режимом разогнали полиция и конные казаки." После этих событий Струкачи  местные  остряки стали называть"Стрекачи".
   Далее  мы спустились к Волге по Александровской. Там рассказал такую историю. В сентябре за Демидовым погналась полиция, чинов двадцать. Он бросился здесь в реку и переплыл на другую сторону, где прожил около двух месяцев в шалаше. Надо сказать, что административно правый берег был приписан  к  Симбирской губернии и не подчинялся самарским полицейским. Этим пользовались революционеры, проводившие за Волгой свои сходки у костров. Они переплывали на больших весельных лодках, которые называли "челнами Стеньки Разина". Когда  наступила зима, Демидов совершенно промерз и вернулся в город, где прятался на квартире  члена подпольной группы  Фирсова. Туда нагрянули жандармы и всех повязали. Так  произошел первый арест борца за народное дело.
      Мишу я водил также к бывшей чайной Мочалова, Самарская, д.217 , где собирались подпольщики,     к дому  купца Шумилина по улице Уральской,167, в подвале которого жилец  М.Г. Логинов прятал оружие. Авдеев узнал, что на Алексеевской  улице  в доме 44 у Свидерского  встречались профсоюзные лидеры, решая как лучше устроить стачку и больнее ударить по капиталистам. Не обошли  вниманием кабак Портнова, где Демидов вел пропаганду среди грузчиков. Я опять зачитал диплом:"  Революционер заговорил об облегчении труда грузчиков с помощью вагонеток, на что получил ответ работяг, мол, все это вредно, лишит заработка, ведь чем тяжелее труд, тем больше платят. Надо разбить вагонетки. На вопрос Ивана Федоровича об охране труда грузчики ответили, что " жизнь свою берегут только богатые". Тут Демидов подбросил листовки.  Рабочие подобрали их и закричали:"Это дворяне мутят воду, хотят вернуть крепостное право! Сынки аристократов  с жиру бесятся!"
  Свое путешествие по революционной Самаре мы закончили, как и положено, около тюрьмы Кресты на Ильинской, где  мой двоюродный дед сидел в одиночке. В своих воспоминаниях И.Ф. Демидов писал:" Не прошло и десяти минут, как начал раздаваться сбоку стук. Стук был настойчивым. Я начал искать везде по стенам, нет ли где азбуки. Наконец азбуку я нашел на одной из стенок полки, начал по ней соображать, о чем стучат. Наконец сообразил6 меня спрашивали : "Кто ты такой?" Я ответил. Так через несколько часов я узнал все... Очень огорчило меня  известие, что  Н.П. Ковригин посажен в подвальный карцер, значит жандармы знали о его ведущей деятельности, поэтому отнеслись особо строго".
   Рассказал Авдееву, что моего двоюродного деда осенью 1905г. комитет РСДРП отправил в Ташкент, где необходимо было создать  подпольный  типографский центр для обеспечения газетой "Искрой" всего юга России. Тут услышал ехидный вопрос моего  товарища:" А чем они закончили эти ребята?" Я ответил :" По- разному. Демидов нашел свою смерть в 1937г. в Сибири, а его товарищ по самарскому подполью Дмитриев по кличке Разум  бежал за границу и стал профессором Сорбонны. " Кстати моим руководителем дипломной работы был профессор Ленар Васильевич Храмков. Он не хотел, чтобы  я писал о Дмитриеве как об эмигранте и в конце -концов  оценил мой труд  лишь на хорошо.  Из-за  четверки я лишился красного диплома. Мой дед профессор истории К.Я. Наякшин, являвшийся моей крышей , в то время уже умер. Меня можно было рвать  как угодно, что в дальнейшем и произошло.
    Авдеев, наслушавшись моих рассказов и уже допив всю настойку календулы, закричал на всю улицу Полевую, как будто действительно находился в полях:" А вот был бы твой предок поэтом, то не занимался бы  такой глупостью как революция". Я ответил, что подпольная работа не мешала ему писать стихи, наоборот вдохновляла:
Прощай же, мать моя родная,
Не проклинай мою судьбу.
Не доля выпала такая -
Я сам решился на борьбу.

Тебе, забитый жизнью, разве
Мои стремления понять?
Ведь ты привыкла перед  властью
Покорно голову склонять.

Прощай же, мать моя, пора!
Меня товарищи зовут.
Мои последние слова:
"Вернусь с победой иль умру".

Так от горящего костра
В степи ночной взлетит искра,
И темнота сразится с ней,
Но станет все же чуть светлей.
х х х
Кандалов звон моросяще лился,
Погружая, как в сон, сторону.
На дорогах моей России
Совесть людскую цепями гнут...

А крестьяне стоят молчаливо,
Все глядят арестантам в след
Отрешенно, но не пугливо,
Не привыкнув за столько лет.

Но похоже то перед бурей
На гнетущую тишину.
Загудит растревоженный улей -
Так молчанье разбудит страну!
х х х
Пропитаны стены болью,
Лишь память спасет от тьмы...
Как рад я, вырвавшись на волю
Из мрачных стен тюрьмы.

Благославляю воздух вольный,
И вновь иду к борцам в ряды,
Сложивши руки, недостойно
Смотреть на пляс лихой беды.

Она над городом повисла
И отразилась в мостовой
В глазах шарманщика- артиста
С седой упрямой головой...

А за тюремною решеткой
Меня всегда к себе влекли
Картинки той родной сторонки,
Где жизнь и счастье предрекли.
  Авдеев послушал- послушал и заявил:"Нет, не кунак он мне, графоман пролетарский. Как говорится, не писал стихов и не пиши".




                Мелодии старой Самары


   У нас  скопилось 40  краеведческих  статей, добрая половина из которых оказалась неопубликованной.  Что делать мы с Ириной просто не знали, оказались как рыбы, выброшенные на берег. Стали ходить по  газетам, издательствам, предлагая свои материалы. Все бесполезно. Ответ звучал примерно одинаковый: мы строим новую Россию, а пыльное замшелое старье никому не интересно.  Помню пришли в издательский дом Болтянского и Пахуты. Они располагали самой современной по тем временам техникой. Макеты делались на  редакционно- издательском комплексе, что являлось технологическим писком. Болтянский посмотрел нашу рукопись, брезгливо переворачивал странички машинописного текста, а потом сказал, что это все штампы и убожество.  От нас отвернулись все.
    Мы зарядились энергией прошлых поколений и не могли  предать тех, о ком написали. Что делать не знали.  Однажды к нам подошел на улице приятель Авдеева книголюб и журналист Валера Новиков. Он посмотрел рукопись и сказал, что может нам помощь издать через полиграфический техникум. На следующий день мы все вместе сидели в кабинете директора Николая Михайловича Щученкова.  Тот хитро спросил, мол краеведы, знаете ли вы, что это за здание? Я ответил, что это бывшая гостиница Шадриной. Хозяйка еще имела мельницу и лесопилку на Волге в районе Владимирского оврага(ныне улица Полевая). Николай Михайлович  быстро ознакомился с текстами и сразу назначил цену: 150 тысяч безналом, 50 тысяч налом за 10 тысячный тираж. Деньги на счету работаем, денег нет - пустая болтовня. Сумма по тем временам для нас была астрономической. Бутылка водки в то время стоила от 80 до 100 рублей. Ирина как кандидат наук получала примерно 2 тысячи в месяц.
   Тут мы случайно  встретились с Александром Сидоровым тольяттинским демократом, занимавшимся бизнесом.  Рассказали о своих проблемах. Он пошутил - мне бы ваши. Был уже апрель и несколько месяцев как шли гайдаровские реформы. Кругом нарождался бешеный капитализм, фирмы росли как грибы после дождя а  мы, ничего не замечая,  несколько месяцев сидели как проклятые и писали историю Самары. Оглянулись вокруг, и города не узнали: появились забегаловки с названиями "Самое то", "Горелый блин",  "В рот компот", "Ништяк на всех"... Кругом хлынула реклама различных фирм с самыми экзотическими названиями. Сидоров смотрел на нас и удивлялся, как можно так оторваться от реальности, зато мы могли  часами рассказывать о событиях столетней давности,  о домах и улицах. Александр предложил собирать рекламу под книгу о городе и переводить ее на счет полиграфического техникума . Нужен только телефон, список  абонентов и энергия." Как же с наличкой?",- спросил я.  Мудрый товарищ ответил, что Ельцин подписал указ о свободе торговли, где угодно и чем угодно по принципу, что не запрещено, то разрешено. Так мы с Ириной стали торговать на вокзале водкой. Нас как то увидел за этим делом бывший  коллега по  политеху и демдвижению  Ю.М. Бородулин, который стал представителем президента. Он  презрительно сморщил лицо и пробормотал, как можно до такого опуститься, да еще слыли интеллектуалами. Мы  сказали, что  готовим к изданию  краеведческую книгу. Юрия Михайловича чуть не стошнило, и он шарахнулся от нас как от чумных в сторону своей служебной  машины   с личным шофером.
   В начале июля 1992г.  Миша, Ирина и я  по традиции  поехали на  Грушинский фестиваль,  где присоединились к демократическому лагерю. К литовскому флагу Георгия Евдокимова присоединили свой жевто -блакидный привезенный из Львова. На этот раз демократы чувствовали себя полными хозяевами положения. Руководство фестиваля проявляло по отношению к их лидерам  ярко выраженное почтение. Валера Карлов, ставший областным депутатом, заехал   в лагерь прямо на своем новом жигуленке.  Я по традиции спел свои новые песни, на этот раз посвященные истории Самары. (http://ololo.fm/search Андрей Демидов Дмитрий Спасский)
На Самарской

В борделе на Самарской купали дам в шампанском
Купцы и офицеры, у них отменный вкус.
В борделе на Самарской своей рукою царской
Всех угощал шеф-повар, изысканный француз.

На стене портрет Николая,
А в бокалах тринадцатый год,
Где  Россия  такая  живая,
И Самара не знает забот.

 Белуженку по-русски и поросенок с хреном,
Зернистую под водку - вот  это хорошо.
От пива фон Вакано летела на пол пена.
Не пил на всю Самару лишь Миша Челышев.

На площади центральной, Святого Алексия,
Стоял Освободитель, одетый  весь в металл.
Не мог он и помыслить, что где-то есть мессия,
Мечтающий залезть к нему на пьедестал.

На стене портрет Николая,
А в бокалах тринадцатый год,
Где  Россия пока что живая,
И Самара не знает забот.
  Хочу дать некоторые пояснения: под борделем на Самарской подразумевается  гостиница "Аквариум" братьев Ивановых, где   размещалась редакция "Губернского вестника". Лучшими поварами в Самаре считались французы. Михаил Челышев был депутатом III Государственной Думы и боролся за установление сухого закона в России. На центральной Алексеевской площади стоял памятник Александру II Освободителю, после революции  царя сбросили, а на его пьедестал водрузили Ильича работы скульптора Манизера.
   Не давая слушателям опомниться я угощал их новой  порцией музыкального краеведения:( http://ololo.fm/search Андрей Демидов Дмитрий Спасский Самара)
Соколовские дачи

Остановитесь, я прошу  вас, господа,
У Соколовских  зимних загородных вилл.
Орлы из камня,  как  ушедшие года,
Не улетят, им кто-то крылья подрубил.

В саду играет белоснежная сирень,
Муляж из инея январских холодов,
И вам не встретится в фуражке набекрень,
Садовник местный с черной бородой.

Уходит солнце вниз за горизонт
И за собой зовет дорогой золотой,
Но Соколов уже не выйдет на балкон,
Ведь он ушел давно дорогою другой.

Под крылышком двуглавого орла
Жила Самара, мед лился по устам,
Пила вино и бублики пекла,
Одни лишь дырочки от них остались нам.

Здесь гуляла горчица
Со своими ножами,
Кто-то тырил пшеницу
И кого-то сажали.
Полицмейстер был Крицкий
И заводчик Летягин,
На Сенной по рубь   тридцать
Торговали гусями.
 Поясняю:  Соколовские дачи теперь санаторий им. Валерия Чкалова; Соколов являлся крупнейшим хлеботорговцем и владельцем  современной по тем временам мельницей у Журавлевского спуска( ныне старый мост через реку Самара). Дачу украшали  скульптуры соколов. В этом проявилась купеческая хитрость, так как в старинном русском  гимне есть такие строки:"Взвейтесь, соколы орлами". Орлы, как известно,  символ царской власти еще со времен Византии.
   Зрители кричали:"Еще" и я выдавал такое:( http://ololo.fm/search Андрей Демидов Дмитрий Спасский)
 Пароход
От конторы "Кавказ и Меркурий"
Пароход по Волге идет.
Капитан на мостике курит
И на палубе публика ждет.

На прибрежных водах рисует
Солнце Иверский монастырь,
А на пристани пристав Сысуев
Охраняет весь этот мир.

Ведь это город куполов,
Полицейских и воров,
Ресторанных скрипачей,
Миллионэров и щипачей.

Здесь Угаров терзает гармошку,
Выбивая слезу из мещан
Прямо к сходням подъехали дрожки
Приглашают всех в ресторан.

Пароход уходил по Волге,
А на палубе капитан,
Только боцман валялся на полке,
Он от пива самарского пьян.

Ведь это город куполов...
Поясняю: "Кавказ и Меркурий" - пароходная компания, владевшая пристанями и флотом по всей Волге;  колокольня Иверского монастыря всегда отражалась в волжской воде во время восхода солнца: Угаров  считался ведущим самарским гармонистом, автором знаменитых частушек и угаровских переборов; пристав с этой фамилией являлся  грозой местных хулиганов, что промышляли на Бурлацком рынке и улице Большой(ныне Максима Горького). Мэром Самары  в 1992г. стал Олег Николаевич Сысуев. Все это вызывало  веселый смех.
   По ночам для девушек Миша читал у костра свои рассказы из "Эрогена":
http://www.proza.ru/2013/10/10/692
   Все лето я звонил по фирмам, встречался с предпринимателями, доказывая им необходимость разместить рекламу в нашей книге  по истории Самары. Мне понравился  нарождающийся слой новой буржуазии, чувствовалось , что они налаживают реальное дело, пытаются зарабатывать с помощью производства, а не через спекуляцию. Бизнесмены с удовольствием делились своими  планами: кто-то делал  холодильники, пытаясь выйти на современный технологический уровень; другой  создавал  парфюм, третий  начинал производить самарский джин, используя ягоды жигулевских садов, кто-то открывал свой банк, пытаясь соединить разные регионы страны.  Случались курьезы: так у одного хозяина междугородних перевозок были очень сложные  имя, отчество и фамилия. Он заявил, мол сумеете быстро произнести - дам денег, запутаетесь в словах - ничего не получите. Один  директор автотранспортного предприятия  имел офис  почти на болоте, туда можно было добраться  только в кабине КАМАЗа...
    К осени  все деньги были собраны. Сергей Морозов из "Самарской газеты" сделал макет книги.  Художником оформителем автором всех  чудесных иллюстраций выступил студент мединститута Саша Кудрин.
  Как то мы приехали на Подшипниковую в редакцию вычитывать готовый макет.  Морозов, ответственный за свежий выпуск курил сигарету за сигаретой. Спросили, почему он так нервничает? Сергей ответил, что нечем заполнять полосы, хоть удавись.  Удивились, мол, берите нашу книгу по краеведению и печатайте. Тот чуть со стула не упал, - вы чо с  ума сошли, вы же не наши люди, как вас можно печатать, тоже мне сказанули. Ирина  сама чуть со стула не упала, сказав что  работает в политехе, кандидат исторических наук, старший преподаватель, политолог. "А это тут при чем, вы же не наши люди" - прозвучал жесткий ответ.   Морозов нам так и не раскрыл загадку этого странного словосочетания  "Наши люди". Мы с этим уже встречались в Питере на конференции Демократических сил в 1990г. Продавали в холле  журнал "Кредо", подошли руководители  НТС из Парижа, взяли журнал, удивились , что   мы  из  Самары, провинции, а номера такие интересные. Эмиссары сказали, что ищут себе представителя по  Среднему Поволжью. Ирина предложила свою кандидатуру как профессионала -политолога. Однако ответ удивил: "Вы всем хороши, ребята, но не наши люди.  Мы уже, пожалуй, подобрали  из своих".  Были искренне удивлены, услышав фамилию ДСэсовца   студента юриста Марка Захаровича Фейгина тогда еще совсем молодого человека.  Нас потрясло, что степень, образование, опыт работы, взгляды, ум, талант - ничто по сравнению с таким странным международным понятием как "Наши люди".   Наш человек- все пути в жизни открыты и лифт наверх, а не наши - сдохни и сгинь.
    Где-то в октябре 1992г. позвонил мне на домашний телефон издатель Николай Михайлович Щученков, сообщил, что книга набрана высокой печатью, но есть одна загвоздка - нет бумаги для обложки, а без этого никак.  Тут нам пришла на помощь знакомая директор  Юношеской библиотеки на проспекте Ленина Розия Гумаровна Букина. Она подарила  для издания несколько упаковок прекрасной мелованной  бумаги и ватман.  По эскизам  художницы Лены Стрельцовой  талантливый график Юрий Николаевич Малиев сделал   макет обложки. Книга получила конечное название "Мелодии старой Самары". Читатель мог спросить: причем здесь музыка? Задумка наша была такая: каждая улица, каждый дом Самары имеют свою мелодию, свое звучание, свою ауру, свою историю, а вместе создают симфоническое произведение, называющееся нашим прошлым. К декабрю весь тираж  был напечатан, и мы стали на санках возить пачки домой на Чапаевскую. В этом тяжелом деле помогал Миша Авдеев. В традициях  журнала "Кредо" мы привлекли его как  поэта и автора  чудесного вступления:

"РАДУЙСЯ ВСЯКИЙ, КТО УВИДИТ ТЕБЯ..."

(Аллилуйя Самаре)

"Всю ночь обливался слезами о Шахматове». Это Александр Блок в своем дневнике. «Снилось Шахматово». С ним у поэта было столько связано. И все это сгорело в огне октябрьского переворота.

Церковь Пантелеймона-целителя на ул. Полевой около Земской больницы. Мое Шахматово — это Самара. Здесь — мой корень. Здесь — мое все. От славных предков моих узнал я, каким был мой город в старые времена. По семейным преданиям знаю самарскую историю иную, чем в учебниках. Поэтому и мне — хотя и не очевидцу той, славной Самары, тоже было над чем обливаться слезами. Да и не только мне.

Как-то на руинах одного самарского домика познакомился я со стариком. «Вот, не спас»,— сказал он мне — «Уж куда ни писал, куда ни ходил. Все-таки сломали». Звали старика Олег Сергеевич Струков. Бонзы краеведения считали Струкова чудаком и не понимали, зачем близорукий старик стучится во все инстанции, спасая

самарскую старину. А старик Струков смерть каждого дома переживал как личную трагедию. Вот с ним-то, с Олегом Сергеевичем, я с юности и ходил по старым кварталам. А он рассказывал, рассказывал, как все было. Какая была Самара великолепная. Это был фанатик и Святой.

С той поры мы частенько ходили с ним по старой Самаре. А когда Олега Сергеевича не стало, я написал стихи:

Вы куда, Олег Сергеич? Что-то рано собрались... Кто без Вас сумеет склеить Переломанную жизнь. Вы ушли. Осталась песня Недопета над рекой. Уж не спеть ее нам вместе На Дворянской и Панской. А душа летит над Волгой, Исчезая в сизой мгле. Что-то Вы не очень долго Погостили на земле.

Для Олега Сергеевича каждый дом имел свою душу. Он считал, что когда дома умирают, их души остаются в пространстве, создавая неповторимую ауру. Самарский воздух пропитан разговорами умерших домов. Надо только научиться слушать. Идешь вечерком и чувствуешь—поют колокола Единоверческой церкви на Предтечеиской, а ей отвечает Троицкая, плачет, нашептывает... И вдруг все затихло. Колокола Собора заговорили, а с Алексеевской улицы горячая волна пошла. Какая мощь, воля пошла, сила... Что-то во мне пробуждается, вспоминаю дедушку моего мещанина Евгения Васильевича Авдеева и супругу его, мою бабушку Марию Порфирьевну, уроженную дворянку Катанскую. Они здесь в Самаре навсегда. А колокола все бьют и бьют, и я слышу неземную музыку.

Эта музыка пришла И так долго не уходит. Дивным звукам несть числа, Как рябинам малых родин. И как пиршество рябин, Их пурпурное прощанье. Я навеки полюбил Этой музыки звучанье. "
  Без Мишиной ауры, эмоций и широкой души эта книга бы не состоялась.  Когда писали, работали, компоновали главы, очень уставали и отдыхать  ходили по ночам в его знаменитую квартиру на Молодогвардейской в Шанхае с видом на Дворец спорта. Миша удивительно умел снимать любой стресс и давать энергию. Авдеев читал стихи, ставил старые пластинки и рассказывал, рассказывал... Часто мы слушали Жанну Бичевскую  и ее знаменитый цикл белогвардейских песен, потом плавно переходили на Малинина и далее эмигрантов.   
     Как-то раз мы с Ириной устроили такую шутку.   В то время как раз купили у Аллы Спижевой   месячного щенка породы кавказская овчарка, назвали Нероном, положили его в большую сумку и пришли к Авдееву. Песик уснул. К часам двум ночи Нерон проснулся  и начал вылезать. Сумка зашевелилась. У Мишы упали очки, а волосы стали дыбом. Он схватил православный молитвенник  и начал читать вслух псалмы "Спаси и сохрани", как  Хома Брут из Гоголевского "Вия". Тут щенок вылез и сделал свое мокрое дело. У поэта отлегло от сердца, но он нас долго ругал за то, что назвали собаку  Нерон, а не по нашему, мол не надо, чтобы душа узурпатора оживала хотя бы в собаке. С тех пор Нерон всегда был с нами и даже несколько раз спасал Мишу от хулиганов. Когда пес вырос, он стал мощным и очень злым. В его присутствии Миша не боялся никого и громко читал на улице любые стихи .При виде казаков   наш поэт  мог кричать: "Эй, ряженые".  Те запомнили такие нехорошие слова и как-то в трамвае чуть было Мишу не побили. Что касается трамвая, то с этим транспортным средством связано немало Авдеевских историй. Так Михаил любил в переполненном вагоне громко рассказывать  "соленые" анекдоты, особенно про бобра. Это была его коронка. Пассажиры уже знали  и одни кричали:"Н смей, здесь  подростки!" Другие  напротив, подначивали:" Давай, парень,  да еще про боксера, которому жена насильника привела". В нашем поэте жил настоящий актер, что-то между Янковским и Леоновым. Вывалив на публику серию уличного юмора, Михаил мог стоя заснуть, но никогда своей остановки не проезжал. Когда выходил, ему иногда аплодировали.  Авдеев любил сидеть на скамейке  у Шанхая рассказывая молодежи всякие истории. Коллективный хохот разносился по всей Молодогвардейской. Преподаватели боялись там ходить.  Михаил Петрович увидит, скажем, Молевича  и во всю глотку  орет:"Эй, Фомич,  как здоровье, как коммунизм?"   Служба городского хозяйства ликвидировала все скамейки около его дома во избежание конфликтов. Тогда молодежь стала клубиться  возле подъезда  поэта.
  Авдеев подшучивал и над нами,  убеждая, что надо писать не улица Толстого, а Льва Толстова, потому что одушевленная и не толстая или доказывал, что пивной король носил фамилию фон Вакан, а "о" добавил неграмотный пьяный самарский писарь. А вот еще одна приколка- якобы  немецкие дворяне носят приставку фон в честь Бетховена, так как это в переводе означает звук, отсюда телефон, граммофон, айфон...( https://vk.com/audios236769689  аудиозаписи Андрея Демидова. Слушать Михаила Авдеева "Выпивка")
   Итак мы получили в декабре 1992года свою первую книгу, изданную в официальной типографии "Мелодии старой Самары".  Взяли три пачки по 30  книг и отнесли в магазин "Искусство", что  находился на Чапаевской  близ площади Куйбышева. Директор  долго скептически рассматривал эту брошюру  и сказал, что вряд ли продаст даже за год.  Он поставил невысокую цену и выложил на прилавок без оптимизма. На  следующий день мой домашний  телефон зазвонил пронзительно и призывно. Директор  каким-то странным напуганным голосом сообщил, что все продано и он ждет штук триста еще.     Цену мы подняли, но книги улетали все также.
     Я клал  три  упаковки в рюкзак и по пачке в каждую руку. В таком виде мотался по всему городу, сдавая на реализацию в книжные магазины от Управленческого до 116 километра. Боже, сколько во мне было  тогда здоровья и сил. Через месяц получал выручку и сдавал новые пачки.  Миша Авдеев и Саша Кудрин торговали авторскими экземплярами на "Туче" и в холле филармонии перед концертами. Я давал им столько, сколько  хотели и могли унести.
     Позвонил из областной  библиотеки  Александр Никифорович Завальный  и заказал сразу 1000 экземпляров. В то время мы с ним дружили.  При встрече Саша  сказал, что с нами хочет познакомиться один очень интересный человек.  Мы согласились. В назначенный час  к нам пришел Володя Кожевников, не так давно окончивший истфак  самарского университета. Он купил несколько книг и рассказал о своих планах.  Казак по происхождению, Кожевников  решил создать в городе филиал Русской партии, московским лидером которой  являлся  Корчагин. Володя показал  программу общественной организации и заметил, что Завальный всегда будет душой с нами.  Целью партии  было создание Русской республики по типу Мордовской, Татарской ... Столица предполагалась в Самаре или Екатеринбурге со своим парламентом, президентом.   Мы Кожевникову попытались объяснить, что в  Поволжье русских почти нет, а  живут здесь  татары, черемисы, буртасы, эрзя, мокша, раки, чуваши... Здесь русскую идею никто не поддержит, кроме того нам не понравилась антисемитская направленность организации.  В быту приходилось  общаться со многими еврейскими семьями и всегда восхищался тем, как они  заботятся о своих детях, как восприимчивы ко всему новому, бережливы и готовы   придти друг другу на помощь. Как это разительно отличалось от того, что  видел в собственной семье.  Я  занимался собаками и обучал их курсу дрессировки. Один старый еврей-кинолог поведал, что настоящие евреи никогда собак не покупают, а  берут брошенных или просто с улицы. Так они спасают живую душу и находят преданного друга. Этот инструктор подобрал  овчарку в лесу за Волгой. Кто-то летом жил там и просто бросил. Новый хозяин настолько натренировал своего пса, что тот занимал на соревнованиях первые места. Я понял, что такое мудрость, прорастающая сквозь тысячелетия.    В нашей книге была статья "Иерушалаим на Волге", где мы показали роль еврейской общины в развитие самарского капитализма 19 века.  Встречались, конечно, разные факты. Издержки капитализма касались представителей всех народов и обвинять  одну  нацию  во всех грехах  недопустимо и глупо. 
    Представители еврейской общины  города  поддержали книгу "Мелодии старой Самары". Нас как авторов стали приглашать с лекциями и просто   на встречи  в Хэсэд  и в  Синагогу. Там всегда давали  небольшой гонорар и угощали чаем с конфетами и печеньем. Как-то  позвали с лекцией  в Дворец культуры 4 ГПЗ. На дверях аудитории висела надпись "Наш дом Россия". Я начал выступление. Вдруг вбежала уборщица с криками:" Уходите, здесь не ваш дом".   Всех это шокировало.  Поклонниками нашего творчества стали Циля Наумовна Сегаль, Саша Брод, Зися Вейцман, Михаил Каплан и другие.  Редактор А. Брод начал печатать наши статьи в еврейской газете.
  Были и иные мнение. Как то после лекции о еврейском самарском предпринимательстве ко мне подошел сионист  в маленькой шапочке  со  звездой Давида на голове и потребовал подтвердить мое еврейское происхождение. Я  ответил, что мы все от Адамы и Евы.   " Где у вас в генетике  евреи?- настаивал оппонент,- дедушка - татарин, есть немцы, а где евреи?" Я ответил, что просто пишу историю. "Нам не надо  чужих. Должны писать только  евреи",- заметил собеседник.     Кстати издатель Болтянский, владевший  по тем временам самой передовой типографией, купил у нас 200 книг и продавал  в Израиле.
   Неожиданный диспут у нас возник с представителем Всероссийского фонда культуры Еленой Обоймовой. Эта дама тогда заседала в левом крыле театра  Оперы и балета. Она пригласила нас вместе с Михаилом и сказала, что книга "Мелодии старой  Самары" крайне вредна и наполнена нелепостями.  Попросили перечислить  неточности. Оппонент заявила, что Христос никогда не был евреем, а христианство не вышло из иудаизма. Миша аж вскрикнул, мол, кто же его мать?  Она из Галилеи, значит ее сын галилеец,  а не еврей, а вы что пишете? Я ехидно спросил,  если мы из Самары, значит самарские, а вовсе не русские? Обоймова  закатила глаза со словами,мол, хватит меня путать и православного Мишу сбивать с толку, ведь православие не еврейская вера, она право славит, значит закон поддерживает, государство  и президента.  Мише стало стыдно за свои ошибочные взгляды , он закрестился  и он впервые у меня на глазах отрекся  от своих принципов.  Когда заседание закончилось, мадам предложила всем купить  верблюжьи одеяла.
                О пользе кражи
    Книга "Мелодии старой Самары" стала бестселлером , а нам поступали постоянные приглашения выступить то там, то здесь. Мы посещали школы, училища, пригласил Союз писателей. В любом положительном возникает и отрицательная сторона. Мне стали звонить какие то люди и говорить, что я вор, так как рукопись не моя, а деда профессора истории Наякшина, которую тот  приготовил к 400- летию города 1586-1986, но не успел опубликовать. Объяснять этим гражданам, что Кузьма Яковлевич занимался историей  самарской организацией большевиков и Лениным было бесполезно. Самое плохое то, что  эти негодяи убедили мою мать Музу Кузьминичну Демидову, дочь профессора  в этой глупости.  Ирина работала  месяцами в архиве по сбору  материалов для книги, но это не принималось за аргумент нашего авторства.    Возмущение матери перешло в прямую злобу и конфронтацию. Она закрыла на замок  все книжные шкафы деда.  Когда  рассказал об этом Авдееву, тот  заметил, что я обязан сохранить профессорский  архив, пусть даже придется взламывать секретер. Однажды  я подобрал ключ и украл   несколько папок которые  спрятал в  своем диване до лучших времен.
  Ужасное случилось в июле 1993г. В конце каждого лета Авдеев уезжал в Питер к родственникам.  Скорый отъезд решили отметит у меня на даче, что в районе 8 просеки.  Ночью, как обычно, пели песни, жарили шашлыки, ели яблоки, малину, вишню. Миша декламировал свои новые стихи. Утром приехала моя семья.  Мать разожгла за домом едва тлеющие с ночи угли и стала сжигать там архив Наякшина. Миша увидел и аж побледнел.  У него на глазах в огонь летели папка за папкой.  Поэт  затрясся, потом стал плакать и кричать, что это преступление и он такое , как честный человек, не позволит.  Авдеев  стал выхватывать из костра бумаги. Мать начала орать на весь квартал, мол, люди добрые, обворовывают посторонние.  Тут  появилась моя сестра, работавшая в ЮКОСе и стала  кричать матери,  что мы фашисты и на нас надо идти народной войной  как в 1941г. Миша не выдержал, допил остатки водки и упал на землю у костра.  Уничтожители испугались, что Авдеев сгорит или умрет,   схватили остатки документов и куда-то убежали. Больше мы их в тот день не видели.    Позже, когда я узнал, что Ходорковского осудили, то подумал, за таких сотрудников, которых он собрал под свое крылышко, действительно я бы сам его отправил на Колыму.  Значит  какое там было "осиное гнездо" и что они там вытворяли...
   Миша, проснувшись сказал, что не может находиться на месте, где свирепствовали вандалы. Мы  быстро собрались  и поехали  в квартиру Ирины на Ново-Садовую, по дороге  купив бутылку водки от нервов. Однако там случилось продолжение, правда в другом ракурсе. Мой тесть полковник милиции в отставке допился до "белочки" и начал бегать с топором по комнатам в погоне за бесами. Вот этого уже Михаил не выдержал, он собственноручно набрал номер 02 и вызвал милицию.  Те приехали быстро и всех разогнали. Так мы снова пошли к Авдееву на Молодогвардейскую в Шанхай и целую ночь слушали пластинки. На этот раз звучали эмигранты.  Миша никак не мог успокоиться и после каждой рюмки приговаривал: " Ну ведь Наякшин был единственно приличный человек из всей  этой шакальей своры. Он всегда мог принять решение и отвечал за себя и других, не то что нонешние..." Авдеев рассказал такой факт из своей биографии. Когда  КГБ стало терзать нашего лингвиста и поэта за чтение запрещенного Гумилева, Наякшин выразил протест в обкоме КПСС, заявив, что нельзя искать врагов там, где их нет и не надо стравить перспективную молодежь.  Так благодаря заступничеству деда, Авдеев остался на свободе и не пополнил ряды "отсидентов", а ведь парня уже сажали в камеру.
    Спустя лет десять я стал разбирать документы, которые спас от сожжения. Там  был машинописный текст рукописи по истории Самары, подготовленный к 400летию. Мы с моей дочерью Лерой  все вычитали и на базе фактов  и  уже опубликованных документов написали книгу "Самара из глубины веков". Кроме того, я  оказывается сберег    военный дневник майора Наякшина за 1941-1942гг.  Все остальные дневники моя мать сожгла. Тетрадка была  написана неразборчивым почерком. Разобрать слова смогли только Лера Демидова с нашим приятелем любителем военной истории Станиславом Владимировичем Шанько. Вот что из этого получилось:
22 июня 1941 г. Воскресенье. Собирались на дачу. Гуляли с Василием Захаровичем Смирновым и услышали по радио выступление В. М. Молотова. Война с немцами стала фактом. Решил немедленно включиться в активную оборонительную работу.
Июнь 1941 г. Написал статьи «Отечественная война 1812 г.», «Партизаны 1812 г.». Вступил в лекторское бюро обкома ВКП(б).
Июль 1941 г. Писал статьи. Ездил в Приволжский, Радищевский, Сызранский, Ново-Буянский и другие районы с лекциями об Отечественной войне.
17 августа 1941 г. Вызвали в обком. Только что вернулся из поездки в Сызранский район. Читал лекции на станции Батраки. 19 августа в военкомат.
21 августа 1941 г. Едем в Вольск. Встреча с другом И. Ф. Савич – формировать дивизию. Встреча с Абушем. Узнал Полиенко, Мещерякова и других.
23 августа 1941 г. Вольск. Холодные казармы. – Спим вповалку. Мы первая и основная группа политработников. Ходим купаться, ели арбузы перед командировкой в войска. Будем формировать 346 стрелковую дивизию. Я назначен старшим инструктором по радиопропаганде неприятельских войск.
Сентябрь 1941 г. Принимали войска. Люди из Саратовской области; из Татарии - политбойцы; из Донбасса - младшие командиры.
14 сентября 1941 г. Был у артиллеристов 915 артполка, 1166 и 1164 стрелковых полков. Приняли присягу. Торжественно. Ближе познакомился с комдивом Давыдовским и комиссаром Котовым. Комдив чудесный человек, комиссар - мелочен. Начальник продовольствия Щепкин - сухой, похоже, карьерист.
Конец сентября 1941 г. Ежедневные поездки в части. Начали изучать немецкий язык. Пили с Александровым. Надоел старлей Миронов. Избавились от него. С нами Савич. Хорошая беседа с Абушем.
Октябрь 1941 г. Тяжелые походы - грязь, холод, дождь и по трое суток не спали, не ели.
7 ноября 1941 г. Пурга. Праздник встречал в 1166 стрелковом полку. Чудесный парторг Афанасьев и комиссар Трифонов. Выпили. Был Пескишев, уехал в гости к телефонистам. Мы ходили по землянкам, беседовали с бойцами.
21 ноября 1941 г. Подняли по тревоге в 4 часа утра. Приказ - выступать. Днем погрузка. Комдив хотел меня ругать за то, что не погрузили печки, но не стал. Я поехал с первым эшелоном 1164 стрелкового полка (комиссар Шакуров). До 26 в дороге.
26 ноября 1941 г. Станция Александр Невский. Разбита, был налет, есть жертвы. Вечером город Ряжск, разгрузка. Выступили в поход. Заняли оборону. Рыли окопы. Ходил, беседовал, ругался, торопил.
27 ноября 1941 г. Двинулись вперед.
28 ноября 1941 г. Боевой приказ идти на Аскол. Вышел 1-й батальон 1164 стрелкового полка... Я туда. Арестовал командира взвода разведчиков - был он пьян, грозил комиссару. Заняли оборону в городе.
29 ноября 1941 г. Боевой приказ – со вторым батальоном 1164 стрелкового полка с капитаном Сорокиным занять Павелецк. Первые потери. Немцы нагадили буквально... станция разрушена.
30 ноября 1941 г. Идем на Горчиво. Немцы жгут все. Стреляли из пушек. Заняли населенный пункт. Немцы за 30 минут успели убежать, взяли 230 автомашин и другое имущество. Капитана Сорокина заменил, прибыл пьян, ссора. Вместе с 1166 стрелковым полком захватили разведчиков, автомашину, шестерых убили, четверых – в плен. Пытался говорить с пленными: чехи и немцы - разные люди.
5 декабря 1941 г. Движение вперед. Были в Чернаве. Ночь на 5 декабря - страшная ночь. Плутали с капитаном Зайцевым - едва не попали к немцам. Сколько раз падали. Машина съехала в овраг.
6 декабря 1941 г. Начали наступление на Ново-Михайловское. Я с 1166 стрелковым полком, заняли горящее село. Деревня Семеновка и окрестности - все сожжено. Войска втягиваются в зоны порохового дыма. Огонь, дождь, слякоть, гололедица.
Декабрь 1941 г. Заняли ряд сел и деревень. Ходили с Абушем отдохнуть. Щепкин следил.
16 декабря 1941 г. Бой за Волово - немцы успели сбежать. Захватили автомашину с немцами, много трофеев. Комиссар 1168стрелкового полка Терехов - барахольщик.
17 декабря 1941 г. В «комиссаровке» командир 1166 стрелкового полка избил командира взвода снабжения, я арестовал этого снабженца. Люди голодные, а он пьян. Идем вперед.
20 декабря 1941 г. У Молочных Двориков заняли шоссе Тула-Москва, Мещеряки, Бабурине.
21 декабря 1941 г. Бой за Теплое. Я опять с 1168 стрелковым полком. Заняли эту станцию.
23 декабря 1941 г. Бой за Горбачево. Заняли эту крупную узловую станцию. Восстанавливал Советскую власть. Как и в Теплом, сам назначал управленцев и председателя. Села горят, горит элеватор. Идем вперед к Оке.
30 декабря 1941 г. Бой на Оке. Немцы сильно окопались. Большие жертвы. Раненые в сарае. Разгрузка, мобилизация людей и подвод.
31 декабря 1941 г. В 1166 стрелковом полку. Пескишев, Дядина - в лесу, встретили Новый год. Поздравили друг друга. Залп «катюш». Пурга. Начался бой за деревню Федяшево. Заняли. В 4 часа - на квартиру. Пили за Новый год. Были Кравченко, Лукин.
1 января 1942 г. Щепкин приехал за мной. Пескишев просил оставить. Хорошая беседа с командиром полка у печки на соломе о характере боев.
2 января 1942 г. Тяжелые бои у Типичево, Хмелевец, Бедрищево, Федяшево..Поздней ночью - один по чистому полю при луне пришел в политотдел. Саша Изюмов сообщил страшную весть - погиб Абуш. На соломе в углу я, отвернувшись от всех, плакал. Абуш был редкий человек, товарищ умный, суровый, верный, большевик.
3 января 1942 г. Опять неудачные бои. Погиб старшина. Хорошо вел себя в бою Савич. Он поднял людей в атаку. Толкачево взяли, но попали под перекрестный огонь. Танки. Вынуждены отойти. Жертвы.
4 января 1942 г. Опять тяжелые бои с утра. Шел в цепи с бойцами под огнем артиллерии и пулеметов. Ночь. Молодой комбат потерял управление. Пришлось играть роль связующего звена. Связь выправил. Героически дрался политрук Горбачев врукопашную. Отошли на исходные позиции.
5, 6 января 1942 г. Опять бои, но безуспешные.
7 января 1942 г. Переезд через Беляев. Баня. Полковник Зиновьев – начальник штаба, с пьяных глаз завел на передний край, чуть не к немцам.
8 января 1942 г. На Грынь. Страшные бои у деревни Грынь. Погибли Кротов и его батальон. Вся деревня сожжена. Твердо вел себя Капустин. Связист в избушке все время повторял: «Сатурн». Связи нет. Груды мертвых, Пожар, снежная буря. Посетили комдив и командарм - просьба к ниму ехать, так как немцы в двух километрах, а у меня в охране штаба 7 человек, рассаженных под яблонями в снегу. Немцы ведут минометный огонь. Тяжелый день.
9-11 января 1942 г. Дни боев за Грынь. Взяли территорию, где была деревня - ни одного дома. Сарай полуразбитый. Ночь. Кругом трупы. Связист в углу надрывается, кричит: «Сатурн 2-й!» «Сатурн 2-й!»... Но «Сатурн» молчит. Батальон Кротова уничтожен. Сам Кротов погиб. Героически вел себя Капустин: он, прикрываясь трупами, стрелял. Прострелена его шинель в нескольких местах и кобура тоже. Сухой, высокий, обветренный - он в эти минуты какой-то необыкновенный. Савич со мной. В тревожную ночь 10 января он предложил по моей просьбе комдиву Давыдовскому и командарму Попову немедленно покинуть поселок, так как рядом немцы.
11января1942г. Привели пленного немца - голова подвязана женским платком, обер-ефрейтор, без шинели, автомат сломан. Он вытягивается в струнку. Головорез. Отправили в штаб. Попали в руки «окруженцы»...По всему видно, что нечистоплотные, трусят, врут. Одного я избил, слишком нагло врет, да к тому же еще и путает. Двинулись к Железнице.
12 января 1942 г. Бой у Железницы. Щепкин собрал политработников. Крайне недоволен, что мало убивают и ранят политработников, мотивируя тем, что не выходят на передовую. Дурак и сволочь! С группой Беловодова пошел Пахомов - славный щеголеватый парень - убит. Через час убит комиссар 1164 стрелкового полка - Шакуров. Железницу взяли, но отдали назад. Держать некому.
13 января января 1942 г. Бой за Железницу.
14 Января 1942 г. Отправляюсь в полк к Пескишеву, батальон Виноградова. Тот идет в Леоново, я остаюсь в Озеринском с Пескишевым.
15 января 1942 г. Утром батальон Виноградова разбит, сам он ранен, остатки батальона в Озеринском. Через час-полтора - 4 немецких танка у Озеринского о бстреливают дома, площадь. Обоз бросился бежать. Пришлось останавливать с наганом. Сосредоточились в овраге. Сильный минометный огонь, потом из танков, прорывается немецкая пехота. Лежим в снегу - танкив 200 метрах. Взрыв - оглушен, вытащили бойцы, положили в сани, очнулся в деревне. Пустяки. Осколок задел руку и бок. Перевязали в 1168 стрелковом полку. После многих бессонных ночей мертвецки заснул на квартире у Щепкина. Он принял полк после гибели Шакурова, Афанасьева, Абуша и многих других. Он начал понимать, а, главное, бояться, что ничего не обойдется просто и легко.
16 января 1942 г. Немцы атакуют Озеринское. Танки опять в деревне поджигают дома, стреляют в упор. Пескишев вышел против них с бутылками, сражен четырьмя пулями. Как я любил эту простую, грубоватую, отрывистую душу. Ранен командир полка. Озеринский отстояли.
17 января 1942 г. Пескишев похоронен в деревне Гостково.
18-25 января 1942 г. Перебрались с вещами ближе к Сорочинску. Наступление на станицу Теплое остатками сил дивизии. Лейтенант Глинков, зам. политрук Хаджимуратов с 18 бойцами дрались отчаянно, погибли все, но немцев не пустили ни на шаг. Богатырский подвиг. Бесстрашный санинструктор стал командиром отделения. 7 человек сдерживали врага, отбивая атаки целых рот. Страшные ночи в деревне Ногая. Кругом дремучие леса и в них немцы. Нас немного. Полки уже истощились. Должны идти на Волхов. Движемся. С Зайцевым организовали оборону во всей деревне. Организую все сам - стаскиваю тех, кто залез на печи погреться. Ругаюсь, хотя знаю, что люди безмерно устали. Но вот приказ - уходить. С Зайцевым, к сожалению, расстался навсегда - чудесный, добрый, надежный.
25-31 января 1942 г. 18 раз атаковали деревню Ивановку, а взять не смогли. Артогня у нас мало, Комдив ругался - зачем я и Савич здесь, под огнем.
1-6 февраля 1942 г. В Сорокино получаем пополнение из колхозников Смоленщины и Тульщины. Они не подготовлены, а надо бросать в бой немедленно. Многие гибнут из-за плохой выучки. Еду за пополнением в Белец, скандалю с 387-й стрелковой дивизией, получаю сразу 700 человек, выстраиваю их на окраинных улицах. Немецкие самолеты ведут обстрел. Пощады нет. На автомашинах оставляю 20 человек, остальные пешком. Собираются медленно. Полиенко партиями отправляет в полки.
7 февраля 1942г. Ночь у Полиенко. Вмешался Попов, говорит, - Щепкин отозван. Капустин будет начальник. – Я буду его заместитель. Пусть так, я за чинами не гонюсь.
8 февраля 1942г. В Уколице вступаю в новую должность. По существу та же, хотя ответственности больше. Просматриваю директивы и другие бумаги.
9 -28 февраля 1942г. Героически отстаивали рубежи Беловодов с 70 бойцами. 7 дней и 7 ночей. Непрерывные бои - днем отойдут метров на 100 – ночью опять вперед. Дрались хорошо. Стал воевать Андрусенко(начхим). Из него совсем неплохой командир, а не «чхим». Полиенко пьет. Александров ранен. Савич простудился. Вот теперь Капустин вздохнул полной грудью. Живем втроем. Володя готовит замечательно. Никак не можем поделить лошадей. Договорились наконец: Капустину – гнедую, Савичу – вороную, а мне – свою. Идем на Болхов. Осталось 7 километров. Мы подустали и взять город не могли. По существу - это и есть активная оборона. 22 февраля получил медаль «За отвагу». Работники политотдела вручили.
Март 1942 г. Поездки в части, совещания, донесения. Карпенко и Евтушенко живут рядом и выпивают в обед.
Апрель 1942 г. Выселял жителей Уколицы в 24 часа сам. Идет сильный дождь. Капустин упал с лошади Пульки, она сломала ногу. Повели резать, мы отстояли. Выжила. Трудно с питанием, еду в армию. Народный комиссар Павлов привез негодное. Грязь, дорог нет. Полиенко записали строгий выговор. Собирались судить - я отстоял'. Части в обороне. Питание стало улучшаться.
Май 1942 г. Хорошо ездили с Лубяновым. Он в лесу устроил баню. Немцы в трехстах метрах каждый день играют на патефоне Вадима Козина: «Давай пожмем друг другу руки, и в дальний путь на долгие года...»
Июнь 1942 г. Выехали в лес. Землянки благоустроены. Мы с Савичем в своем шалаше. Не проливает. Капустин рядом. Жить можно, только на душе неспокойно. Каждую ночь немецкие самолеты немного бомбят. Артиллерийский огонь ежедневный.
Июль 1942 г. Готовимся к празднованию дивизии. С Александровым писали ее историю. Получилось ничего. Комдив и Попов одобрили. Еду к генерал-лейтенанту Белову и Дубровскому подписывать документы о награждении полков. Приняли хорошо. Еду в ставку к Жукову, Булганину, Макарову. Принимает Макаров, хотя болен. Связываемся с Булганиным. Обещают поддержку, оставляю документы. Ночую в Малом Ярославце и еду назад. В Туле кончается горючее, с большим трудом достал. На фронтах на юге тяжело.
Август 1942 г. Первые дни обычные. Командный пункт теперь в овраге - в поле. Езжу туда каждый день. Кругом стреляют. Вся Уколица горит. Вот и пришло. 4 часа 55 минут 11 августа немцы начали артиллерийское наступление - дьявольский огонь. На Бе-ловодова шли танки до 200. Юнкерсы - до 80. Бомбят, ад кругом. Полк Беловодова смят. Немцы идут, видно как все вокруг горит. Я на КП, рядом Попов, Капустин (Савич на совещании в армии). Александров ушел смотреть, как немцы идут. Дрожит земля. Приказ отступать. Немцы подходят к деревне Сорокино. Связи с Лубцовым и Лукиным нет. Они уже окружены. Юнкерсы разбили всю нашу артиллерию, осталась одна гаубица, к ней 14 снарядов. Вот и все. Попов приказал немедленно отвезти все штабные документы и дела. Сажусь в легковую машину. Почта замешкалась и осталась у немцев. Сквозь кольцо разрывов добрался в тылы. Там благодушие. Дают приказ - грузить, ехать, что нельзя захватить - сжечь. Приехал Полиенко. Танки немецкие уже рядом. Стремглав я выехал на лесную дорогу. Разрыв. Машина подбита - шофер в одну, я в другую сторону бегу. На повороте наши лошади - на них. Самолеты бомбят. Лошади погибли. Выбегаю на другую дорогу. Там тащат нашу гаубицу. Я пробежал с полкилометра. Догоняет застрявшая ранее машина редакции - я в нее. О черт, весь обоз заехал в лес и застрял. Видел «подранков». Их ждет трибунал (за самострел - прим. ред.). На машине комдива выехали на дорогу. Немец бомбит в хвост отступающей колонне. В лесу непролазная грязь, на себе тащат повозки и машины. При выезде из леса даю приказ остановиться, выставить заградительный отряд, молодые учбазовцы все равно в панике бегут. Подъезжаю к Карпенко и Евтушенко. Решили оборону держать у деревни Куликово, выставить всех живых. Набралось до 300 человек. Карпенко я назначил командиром, Евтушенко - комиссаром. Тылы приказал отвести в лес на 4 километра. Ночь не спали. Было неспокойно.
12 августа 1942 г. Возвратился Савич легче. Пришел Терехов, но без людей - подозрительно. Из окружения кое-кто добрался поодиночке. Сформировали отряды - три батальона, назначил командиров и политработников. Карпенко - в Куликово. Евтушенко - в овраге, я с ним. Навещал тылы. Немцы наступают по всему участку. Деревни жгут. Немцы вышли на железнодорожную ветку Сухиничи - Калуга. Любой ценой задержать! Куликово держится, но мы - в полукольце. За рекой немцы у нас в тылу, обходят лесом. Трудно. Говорил со штабом. Там не знают подробностей, да и вообще не в курсе дела. Приехал генерал Самфин. Доложили. Поглядел – уехал. Белов обещал танковую бригаду. С каждым часом положение все более критическое. А тут еще от шефов приехали, навезли всего. Приехал секретарь райкома, рабочие – чудесные люди, но не ко времени. Мы благодарили их за подарки. Они без слов понимают наше положение. Бледные, встревоженные, они кое-как переночевали, и мы попросили их уехать, поблагодарив. Карпенко дерется у Куликово отчаянно. Послал к нему на помощь бывшего командира 66-го стрелкового полка. Немцы окружили его штаб. Отбился. Гудят танки. Нас кучка людей, а направление очень важное. Держать!
августа 1942 г. Танковая бригада Петрова пришла. Петров взял командование участком на себя. Бахвалился, - я покажу как надо воевать. Танки втянул в лесную дорогу, в непролазную грязь. Ночью немцы подожгли 27 танков. Петров ранен - растерялся. Опять мы одни. С Евтушенко едем в подошедший стрелковый полк (1151). Информируем. Стало полегче, так как они прикрыли наш левый фланг.
17 августа 1942 г. Наконец полегчало. Ох, эти ночи в лесу, на дорогах, в полукольце, без серьезных сил, а немецкие танки рядом. Четыре ночи с Савичем не спали. Прибыл третий танковый корпус и 251-я стрелковая дивизия. Мы сдали участок. Едем всей дивизией. Осталось 1918 человек из 10000. 4600 бойцов погибли, остальные неизвестно где, возможно, в окружении. Погиб комдив Попов, погиб чудесный Капустин, не известна судьба всего штаба. Приписали к 16-й армии Рокоссовского. Оттуда переадресовали в 50-ю армию. Вернулся Лубянов. Чудесно. Он вел себя героически. Прибыл опять раненный Александров. Он не боится, пожалуй, даже не имеет страха! Погиб чудесный Фишко и ряд других, почти все политруки и парторги. Вернулся Беловодов. Все сведены в один отряд. Комиссаром ста Лубянов. Сохранили номер полка. Находимся в деревне, полк дерется. Нехорошая слава пошла. Будто мы из района отступили, якобы бросили Уколицу. Да, незавидна участь. Мы не могли устоять, когда половина людей погибла, пушек и пулеметов нет, они разбиты. Боеприпасов нет, а у немцев сотни танков, десятки самолетов и мотопехота. Но наши люди не ушли, остались в окружении и героически, пробиваясь, погибли почти все. Разве можно ругать людей за то, что они остались живы, сделав все возможное и невозможное? Приезжаю к Лубянову. Лес. Идет бой, валяются убитые немцы. Нет, Лубянов и бойцы не подкачали. Когда наших бойцов увидели в деле, стали говорить иное. Сами кавалеристы сдрейфили, а нашим командир корпуса объявил благодарность, ставил их в пример своим частям. Новый приказ опять в 61-й полк, едем под Белев. Приехал Анчишкин. Человек интеллигентный, с эрудицией, с громадным опытом партийной работы. Быстро сошлись, даже Савич слушался. Живем в деревне, приводим себя в порядок. Подсчитываем,что есть, чего нет. У меня осталось - в чем выскочил из подбитой машины - мундир, шинель и фуражка. Еще до приезда Анчишкина мы с Полиенко собрали всех офицеров, ставим задачи - осмыслить, что произошло. Пресекаем слухи. В этот момент как снег на голову Скаловский. Я рад, ведь это серьезный командир, артиллерист, знающий. Ему дали командовать дивизией, точнее поручил я, как старший. Карпенко и Евтушенко в обиде, так как они опять остались на тех же должностях при своем полку.
Сентябрь 1942г. Неожиданный приказ – в расположение главной Ставки. Грузимся, едем на Тулу, глядим - Мичуринск. Направлены в Тишинские лагеря, по существу - отдых. Собрания, совещания. Полковника Комилучовского взгрели. За трусость отправили в штрафной батальон.
15 сентября 1942 г. Опять в Плавск. Разместились в деревнях. Получаем пополнение. Развернули работу. Приехал новый комдив - толстый, не нравится. Приехал новый комиссар - нецивилизованный человек. Стало скучно. Состоим в составе пятой танковой армии,
Октябрь 1942 г. Ездил к Ушакову - начальнику пятой танковой армии. Телеграмма из Ставки Верховного Главнокомандующего. Отзывают. Еду.
26 октября 1942 г. Из Шипова, что у города Ефремова, еду и иду в 15-ю воздушную армию. Понятия не имею об авиации. Обстановка склочная, грязная. Ох, здесь хуже, чем у нас. Но ничего. Еду в командировку в 71 авиационный батальон, по пути забрал вещи по бывшему месту службы в Плавске. Увидел Беловодова - тепло простились. И вот радость - Савич здесь. Пообедали. Поговорили. Грустно стало. Простились. Теперь все - нет меня в 346-й стрелковой дивизии. Я еду на новые места, в новую обстановку, к новым незнакомым людям - к авиаторам.
Ноябрь 1942 г. Страшный месяц Сталинграда. Доплата в авиационных полках 176-й авиационной дивизии - один мотив - выстоять. Летчики относятся вначале к доплате с прохладцей, а потом отказываются, так же как и пехота. Это непривычно.
Декабрь 1942 г. Еду домой в командировку. Вот она, военная страна. Дома живут тяжело, как и предполагал, но бодро, а это главное. Был у Кругловых, Гаврилова - держатся хорошо. Молодежь чувствует себя неловко. Трусят перед войной и стыдятся быть дома, работают плохо, так как все поглощены добычей еды. В хлебный магазин (угол Л. Толстого и Чапаевской) очередь начинается с Красноармейской. Стоят с 4 утра, пишут номера на ладонях. Многим хлеб все равно не достается. Ох, и не хочется мне ехать назад, на фронт, но надо. Доберусь уже в январе 1943 года."
  Далее добавляю от себя:  в составе частей 1-го Белорусского фронта К. Я. Наякшин участвовал в Курской битве. С боями прошел к западной границе СССР, освобождал Польшу. Войну закончил в Берлине и был направлен на ответственную должность коменданта г. Магдебурга. Отдав четыре года жизни на борьбу с германскими войсками, он стал у истоков формирования новой мирной Германии. После демобилизации Кузьма Яковлевич занимался в Самаре преподавательской деятельностью, написал много книг по истории края, до конца дней сохранил любовь к природе, к рыбалке. Профессор получил звание  Почетный гражданин города Куйбышева, его книга  о Ленине "Становление" была переведена на многие иностранные языки. Гонорары  за свои труды он передавал  в фонд мира, а  потому в городе считался чудаком, альтруистом и бессребреником.  В 1982 году его случайно толкнули на железной лестнице, что в конечном итоге послужило причиной смерти. Страна начала готовиться к обновлению и перестройке. Старые кадры, пропитанные большевизмом и ленинизмом оказались, как кость в горле. Судьба многих была предрешена. На  его доме по адресу Чапаевская, 180  власть не считает нужным установить мемориальную табличку, как это положено для других Почетных граждан.

                Ах, Самара-городок

  Месяца за три до дикой истории, случившейся на даче,  мне позвонил директор Самарского книжного издательства Борис Сергеевич  Соколов и предложил напечатать нашу краеведческую книгу огромным тиражом  в 100 тысяч экземпляров. Мы с Ириной согласились, заключили договор о том,  что к сентябрю  предоставим законченную рукопись. При этом  решили расширить материал и показать деятельность  административных органов, полиции,  городской  думы, а также дворянского и купеческого  собраний. Ирина снова пошла в архив и   трудилась там несколько месяцев по особой нами выработанной схеме. Кто не знает алгоритма работы с документами, в архиве не сможет найти ничего.   Так к Ирине пытались присоединиться наши знакомые, но посидев день, убегали оттуда в ужасе, чихая от вековой пыли.     С уважением к нашей деятельности по изучению прошлого относился сотрудник читального зала ГАСО Валерий Семенович Блок. Редкие книги  в областной библиотеке рекомендовал Александр Никифорович Завальный. На тот момент с ним еще  существовал диалог.
   К назначенному времени мы явились с подготовленной книгой, но ждало разочарование. Оказалось, что директор Соколов ушел на пенсию, а 35 миллионов выделенных на издание  бесследно исчезли. Мы оказались опять выброшенными на берег рыбами. Делать нечего, взялись за старое.  Пришлось издавать  книгу новых статей под названием "Ах, Самара-городок" собственными силами.   Макет нам сделали подпольно  сотрудники типографии Пахуты и Болтянского.  Это были беспредельные ребята, которые много обещали, мотали нервы,  высасывали деньги и отдали  работу только под серьезной угрозой.
     Нужна была издательская база. А.Х Верченова познакомила  с главным инженером типографии  СамВен Марком  Фаичем Лейтиным.  Тот  согласился и назвал цену 1 миллион рублей за пяти тысячный тираж.  Мы по старой традиции снова стали собирать рекламу уже вновь появившихся фирм.   Деньги   сначала аккумулировались  в банкирском Доме Пушкин, Столяров, Гарагин, оберегаясь от инфляции, а потом  перечислялись на издательство.  В то  время шло такое падение рубля, что дух захватывало.  Рубли буквально таяли в руке как ледышки. Наличные, получаемые с первой книги тоже надо было конвертировать. Единственный  надежный способ - найти доллары, а это было в то время очень трудно. Банки отказывались продавать валюту. Мы узнали от бывших неформалов, что Марк Солонин держит  Инвестиционную компанию в районе проезда  Масленникова. Поехали туда. Марк Семенович вышел в костюме, белой рубашке и  галстуке с лицом босса. Мы объяснили свою просьбу, мол деньги нужно сохранить для издания второй книги. Бывший приятель сквозь губу процедил, что  "зеленые" только для наших людей, а вы не наши и ушел. Тут мимо проходил Андрей Чичков из социал-демократической партии. Он оказывается тоже работал в этой компании. Мы рассказали, что произошло. Андрей крайне удивился и тут же продал  необходимые 200  баксов по курсу ММВБ на данный  день и час. Он, видимо, еще не был посвящен в такое понятие как "наши и  не наши люди", а может быть просто относился к категории приличных нормальных людей.
   Мы перечислили назначенную сумму Лейтину и стали ждать тираж. Сроки кончились, а ответа не было. Нам  принялись  звонить рекламодатели, мол где книга? Мы  трезвонили  Лейтину , потом ходили и ходили. Товарищ всегда  стал отсутствовать.  Тут Мишу Авдеева поставила в известность   одна  из секретарш издательства  о том, что  напечатано   ничего не будет, а деньги давно тю-тю...   В  новую  книгу Михаил написал несколько  рассказов о самарских  неординарных   личностях. Сама дама являлась горячей  поклонницей  нашего поэта.  Надо было срочно искать крышу, которая бы наехала  на обидчика.  Некоторые мои приятели стали бандитами, они предлагали варианты один страшнее другого. Тут я вспомнил, что старый товарищ  по демдвижению , Владимир Ильич Белоусов  работает в высоких государственных структурах. Я позвонил ему, оказалось Ильич  в руководстве КРУ по Самарской области. Обрисовал ему картину. Тот ответил: "Нет проблем, а ваша книга интересная, читаем все".  Дальше случилось волшебство. На следующий день мне позвонили из издательства  и сказали: "Забирайте тираж". 
    Мы вновь подключили большого Мишу. Наняли автобус, загрузили пачками и отвезли  домой на Чапаевскую. Мать,  увидев новую книгу,  в безумии орала, что провалится пол, и мы убьем соседей.  Потом приходили из домоуправления, но никаких проблем не увидели, ведь от пианино пол не рушится. Когда взяли напечатанную книгу, ужаснулись: масштаб макета издатель сократил на треть , а значит текс составлял проблему  для близоруких и пожилых.   Это мелочь, главное, что книга преодолела все преграды. Так самарцы  смогли вновь читать неизвестные страницы из истории своего города.
  Книга начинается со  вступительного слова Михаила Авдеева:
  "Вы держите в руках новую книгу самарских краеведов Ирины и Андрея Демидовых. Откройте книгу и прогуляйтесь по родному городу. Вы увидите Самару, которую мы потеряли. ...
  Счастлив будет тот, кто, прочитав эту  великолепную книгу , скажет: " Я ходил по Самаре с Ириной и Андреем Демидовыми, по Самаре, которую мы потеряли". 
   В традициях журнала "Кредо" мы предложили участвовать в книге Георгию Квантришвили. Он принес такие стихи:
Когда я изучаю русскую историю,
Мне хочется взять дубину,
Убить царя,
Чтобы самому занять его место.
х х х
Я живу в городе,
В котором легко умереть.
Но трудно купить нужную книгу.
Два  гроба встретились мне сегодня,
Пока я искал магазин.
х х х
Кто это лысенький,
Пьяненький самарский адвокат
В павильоне у пивзавода?
Пришел домой,
Упал на кровать.
Приснился кошмарный сон,
Будто у дверей сменяется почетный караул.
х х х
Преемственность
Зашел в трамвай,
Рыгнул перегаром,
Изматерился
И наступил мне на ногу.
Постой-ка парень,
Не твой ли, не твой ли
Предок засыпал горчицей
Глаза моему прадеду?
х х х
Стадо - это хорошо,
Можно ничего не бояться,
Кроме другого стада.
х х х
А были ли в городе поэты?
Как не быть:
Гавриил Романыч Державин
В пору пугачевского бунта
На главной площади города
Порол население батогами.
Вам кажется,
Что мои стихи недостаточно добры?
х х х
Дополнение Васнецова

Был бы бессмертным,
Смог бы лицезреть по очереди
Трех богатырей:
Батый,
Тамерлан,
Максим Горький.
х х х
Здравствуй,
Русский Чикаго,
Надень мне на шею веревку и
Отведи на бойню русским Сакко,
Так и не дождавшимся
Русского Ванцетти.
1 мая 191...
х х х
Упаси Господь
Кружась белкой в колесе сансары,
Упаси Господь
Воплотиться в слона на Головкинской даче
С членом,
Выкрашенным красной краской
Местными шутниками.
х х х
Поздно
Слишком поздно родился.
Без меня ограбили купцов
На Самарской Луке
И растерзали Венцека,
Даже в Хрущева
Не успел запустить
Гнилым помидором.
х х х
Мутация
Ублюдок - большевик,
Чей памятник стоит в квартале от меня,
Поселил меня в коммунальной квартире
Без горячей воды.
Ублюдок- миллионер,
Живущий в соседнем доме,
Водрузил над моим потолком
Параболическую антенну,
Наполним комнату уродливым излучением.
Скоро я тоже стану ублюдком
И разнесу их всех.
х х х
Иллюстрации прогресса
на примере одного дома
1906год:
По пыльной стене
Неторопливо сползают куски тела
Взорванного бомбой террориста
Родного дяди
Поэта Александра Блока
1986год:
За пыльной стеной
В приемной КГБ
Дожидается очереди стукач.
Торопится настучать на поэта
Георгия Квантришвили.
х х х
Вы спрашивате,
Как я отношусь к этой власти,
К сожалению,
Я не могу ответить,
Пока рука не  лежит
На гашетке пулемета.рковь,
х х х
Не пойти ли в церковь,
Либо в кабак,
Либо на митинг патриотов,
Выпить на брудершафт с прокаженными,
Послушать проповедь стукача,
Обняться с патриотом,
Чувствуя спиной руки,
Липкие от крови моих сородичей.
х х х
Есть место подвигу
Убить грузина стало геройством.
Пристрелить русского считается доблестью.
Не все ли одно, кто я
(Я и сам в этом хорошо не разобрался).
Убей меня,
Запиши в любой список
И считай себя героем.
х х х
Многовато казаков на улицах,
Хоть бы нашлись какие-нибудь Строгановы,
Чтобы купили их всех
И увезли отсюда
К чертовой бабушке!
х х х
Только одно
С моим знакомым Абрамом
Мы не сходимся только в одном:
Его интересует в животных исключительно
Мясо и шерсть.
Я же, при виде скота, говорю:
"Встань и иди, ибо ты Человек".
("Что за чушь вы говорите, молодой человек?!
Есть ведь все же  принципиальное отличие
Между нами и животными",-
Говорит Абрам, уползая за обои,
В свое уютное клоповье гнездышко...)
х х х
О, если ты родился в этом городе,
Ты можешь рассчитывать на все,
Кроме кое-чего.
Если уж честно, то твердо рассчитывать
Можно только на одно-
На смерть в этом городе.
х х х
Горожане
Бритоголовые коммерсанты,
Неподмытын шлюхи,
Убогие интеллектуалы
Да скотоподобные дегенераты.
Кажется все...
Ах, да!
Я - поэт ненавидящий рифмы и размеры.
х х х
У новой Самары не осталось мелодий.
Только -то и звуков:
Зубовный скрежет,
Шелест валюты в руках спекулянта,
Скрип кроватей насилуемых женщин.
х х х
Свое место
Что-то я,
город,
Не нахожу здесь себе места,
А ты, счастливчик,
Давно уж оторвал
Свое уютное местечко
На кладбище страны.
х х х
Если бы я был куском дерьма,
Я бы плыл по великой русской реке
И любовался тремя самарскими набережными.
Увы, мне этого не нужно,
Ведь я - кусок дерьма,
Сидящий  за письменным столом
16 июля 1993года.
  Георгий- человек своеобразный. Как то он пришел к нам с Ириной домой и говорит, что в одном журнале вас  страшно разворовывают, просто плагиат идет валом. Я спрашиваю, расскажи, что  это за журнал, пойду туда разбираться. Герыч  отвечает, мол грузины своих друзей не сдают.  Через несколько дней этот журнал нам , действительно, попался в руки. Он бесплатно раздавался в одном из сетевых  супермаркетов.
  Плагиат  опасен тем, что это не краеведение и не проявление любви к своей малой Родине, а просто размывание  нравственных устоев. Это также калечит  общество, как   бывшие рэкетиры , залезшие на вершину власти.  Негативная аура плагиата отравляет человеческие души. Вернемся к  книге.
    Михаил Авдеев тоже написал для этого издания стихи:
Куда наше прошлое делось?
Зачем слишком быстро ушло?
Зачем скоротечно истлело,
Бурьяном глухим поросло?

И что же я в этом бурьяне
Ищу отголоски тех дней,
Когда на Панской мы гуляли
Среди отлетевших теней...
х х х
Сирень во дворах на Ильинской
Взялась этот май провожать.
В прощальной печали излившись,
Лиловые слезы дрожат.
 
С какою-то тайною грустью
Лиловые всплески весны.
В самарском моем захолустье
Лелеют забытые сны.
 Интересные  зарисовки  оставил Михаил Авдеев о самарских  краеведах.
                "Старый Буратино"
  Я был знаком со многими краеведами, историками Самары, собирателями и охранителями ее старины. О некоторых из них у меня остались добрые воспоминания. Это были люди официально не признанные. В каждом из них жил дух какой-то полуподпольности. Затененные и отвергнутые официальным большевистским краеведением, эти люди носили свою Самару в себе, почти  не выплескивая ее на страницы малодоступных для них газет. Но именно эти краеведы-неформалы, в отличие от кормившихся Лениным и другими революционерами еркановых и поддубных, истинно любили самарскую старину. Самым выдающимся из них был Олег Сергеевич Струков.
   Познакомился я с ним так. Однажды на развалинах старого самарского дома встретил старика,  копавшегося в груде полуистлевших газет. Подумалось:" Как он близорук и остронос". Он брал дрожащими костлявыми руками газеты и подносил их близко к глазам, что-то бормотал себе под нос, на который постоянно сползали очки. "Вылитый Буратино в старости",- усмехнулся я.
   Старик, заметив мое присутствие, спросил:" Молодой человек! Вы тоже считаете, что этот дом зря ломают?" "Да" ."А я ведь все суды прошел, все инстанции, а не спас. Вот ломают. А какие печи здесь были. Изразцы! Еще позавчера были. Жалко этот дом".
    Позже я узнал, что Струков ходил по инстанциям и судам по поводу сноса многих зданий. Его называли кляузником и жалобщиком те, кто уничтожал  Самару. "Они считают меня сумасшедшим,- говорил Олег Сергеевич. - Зачем ты ходишь, ведь все равно снесем! А я хожу и буду ходить, писать, добиваться  пока жив, ведь как же Самара-то у нас одна. Вот и стучусь".
  Так у меня появилась ассоциация с дятлом. Впрочем, отчасти даже и внешняя. Как дятел стучал старик Струков повсюду, куда можно и нельзя, отстаивая каждый дом. Но, как правило, его старания оказывались безрезультатными.  Непробиваемые партийно-хозяйственные боссы не хотели слышать этот тихий, слегка заикающийся голос.  Глас вопиющего в пустыне.
   Много работал Олег Сергеевич и над разоблачением фальсификаций официальных краеведов. Внимательно прочитывая их "труды", низко склонившись над столом, он выискивал обильно рассеянные неточности, передергивания, умалчивания. Эта грандиозная работа старика ложилась на полки во множество папок с названием "Ошибки и факты".
   Струков особенно не любил Наякшина и Гурьянова. Рассказывал мне, что Гурьянов требовал снести кирху и костел как нерусскую архитектуру в русском городе. Про Гурьянова говорил:" Ему можно доверять только по  деревянной Самаре. Тут Гурьянов дока. А каменной Самары он не знает и не любит. Поэтому врет".
     На Галактионовской( ах как хочется сказать на Троицкой!) около политеха стоял очень интересный деревянный дом. Олег Сергеевич каждый день ходил к нему  и говорил, когда мы там встречались:" Неужели снесут?" Снесли не охнули, нанеся еще одну рану Самаре. "Опять не спас!"- сокрушался Олег Сергеевич. А один из тех, кто "приговаривал" и этот и многие другие дома, говорил:" Подумаешь - потеря! Здесь будет дом лучше! Большой!" Никишковы и мусатовы, вынося приговор за приговором старой Самаре, смеялись над стариком Струковым и  ненавидели его. Они  ненавидели. А он любил. Любил и знал каждый домик, каждый уголок матушки Самары.
Он любил тебя, Самара,
За особенную стать.
И про каждый домик старый
Мог подробно рассказать.
Он любил тебя за то, что
Ты светла и хороша.
И была такой же точно
Его чистая душа.
И теперь, когда ломают
Где- нибудь самарский дом,
Там душа его святая
Бьет пораненным крылом.
   Когда старика не стало, я не мог себе представить, что никогда больше не встречу на самарских улочках Олега Сергеевича. Не подойдет на площади Революции( ах на Алексеевской!) и не скажет: " Вот в суде был. По двум домам бумагу отнес. Ломают, черти. Ничего им не жалко!" Моя душа сжималась до боли.
   Но, нет. Струков умер.
Вы куда, Олег Сергеич?
Что-то рано собрались...
Кто без Вас сумеет склеить
Переломанную жизнь?
Вы ушли. Остались песня
Недопета над рекой .
Уж не спеть ее нам вместе
На Дворянской и Панской.
А душа летит над Волгой,
Исчезая в сизой мгле.
Что-то Вы не очень долго
Погостили на земле.
  Нет. Струков не умер. Он растворился в своей любимой Самаре. Душа его парит над городом, как бы пытаясь укрыть своими белыми крыльями самарскую старину от разрушения. И в старых кварталах звучит его голос, голос самарского Дон-Кихота, голос старого доброго наивного Буратино,  Глас вопиющего в Самаре.
                "Профессор" в болотном пальто

    В середине 70-х годов в букинистическом магазине на Ленинградской я часто встречал привлекающего внимание пожилого господина. Маленький рост этого человека и манера держаться весьма  кротко и скромно, казалось бы, должны были способствовать ему находиться в тени, растворяться среди публики. Однако какая-то неброская внутренняя привлекательность, теплота вырывали его из серой массы людей, ставили над толпой , приковывали внимание. Однажды мы разговорились. Поводом послужил продававшийся в  букинисте двухтомник сочинений Екатерины Великой, а  темой разговора стало достоинство ее художественных произведений. "Не говорите так громко, Вы мешаете публике выбирать книги!",- тихо сказал мой собеседник. Так я познакомился с Александром Константиновичем Ширмановым.
    Мы вышли на улицу, продолжая обсуждать екатерининскую прозу. Вдруг Александр Константинович сказал: "Мы идем по Панской"." Но сейчас это Ленинградская", - заметил я. "Запомните, Миша, мы идем по Панской!" Тут же выяснилось, что он живет на этой улице, а я сказал, что жил на ней с рождения, но, к сожалению, переехал.  Как потом  я заметил,  Александр Константинович не  любил новых названий самарских улиц, считал их  временными и верил, что рано или поздно вернуться в Самару имена, отнятые большевиками.
   Именно на Панской мы встречались чаще всего. Много раз гуляли по ней и в сторону Троицкого рынка, и к Волге. Александр Константинович ходил не спеша, даже медленно, как бы обдумывая каждый шаг. Говорил он тоже медленно, тихо, но любое его слово звучало твердо и убедительно. Идем как-то по Степана Разина:" Вот здесь на Вознесенской жил  Треплев. Плохой человек. Да, да, тот самый Смирнов- Треплев, друг Хламиды и зять Позерна". "Ну что Вы, Александр Константинович! Он же просветителем был. У него кружок собирался. "Собирался, собирался. Читающая публика. За чашкою чая. А потом в Пролеткулт пошел и  всю интеллигенцию предал".
   Для Ширманова дома  представляли интерес прежде всего с внутренней стороны. Он мог восторгаться архитектурными прелестями того или иного здания,  но интересовало его  прежде всего то, что  происходило когда-то за  дверьми: кто жил здесь, кто бывал, о чем говорили, что собирали, истории, связанные с этими домами. " А вот здесь Позерны жили. Максимушка у них рассказы читал. Нет, что ни говори, а  Максимушка- это фигура! Это, не смотря ни на что, - гигант! Только вот Самару  он весьма однобоко показал. Увидел только грязь и серость. Это верно. А Позерн  умилялись: ай да, молодец! Так ее! Так ее! Ненавидели они Самару. Все ненавидели : и Позерны, и Треплев, и вся эта псевдоинтеллигенция.  Ну, Пешков молод был. Да и жил-то, в отличии от них, в подвале.
    За большую эрудицию Ширманова прозвали профессором. Я- то сначала думал, что он действительно профессор. Как-то раз я говорю: " Здравствуйте, профессор!" "Здравствуйте, Миша! Но это  неправда. Я не профессор. Кто-то просто приклеил".
   Ходил "профессор" в пальто какого-то неопределенного цвета, скорее болотного. Такого же была и шляпа. Все это сидело на нем  хорошо и смотрелось необыкновенно элегантно. Картину дополнял  неизменно старомодный галстук.
  Как-то шли по Ленинградской мимо моего родного дома №46. Я сказал: " В моем доме в войну в эвакуации жил Козин". "Хорошо, что Вы это знаете. Ведь Козин остался в душе Вашего дома. Надо всегда в души домов заглядывать, и Вам тогда многое откроется.
   Также как-то раз на  Куйбышевской он мечтательно  произнес: " А в душе вот этого дома  жив Елачич. Великий издатель. Какую газету делал! В "Волжском дне" такие люди собирались! Горькая участь была у кадетов. Народ их не понял, а большевики уничтожили. Нет, я прямо таки чувствую, что у них сейчас там споры кипят, дискуссии...А скоро выйдут на улицу, на Дворянскую, к нам, в вечернюю Самару.
     Рассказывая об  обитателях домов, Александр Константинович как бы переносился в ту эпоху и говорил так ярко в лицах, создавая живые картинки, сценки, как будто сам оказывался участником и очевидцем  происходящего. "Вот здесь  играли в шахматы Александр Николаевич Хардин со своим помощником. Помошничек все ерзает, ерзает, делая ходы. Да как вскочит, как взвизгнет: " Вам мат, батенька! Мат, черт возьми!" А потом взял да и всей России мат поставил".
 Любил Александр Константинович задавать каверзные вопросы. Идем с ним по Рабочей. Он вдруг спрашивает: " А как она раньше называлась?" Отвечаю: " Почтовая, конечно". "Да, да, а почему же ее, бедную, переименовали, ведь вроде почта при любом режиме нужна?" " Да тут в 1902году  подпольная типография действовала с Александровым-Светом во главе",- отвечаю. "Что Вы, Миша! Копайте глубже. Как Ленинская раньше называлась? Крестьянская, и что? Да то, что на углу Крестьянской и Рабочей стоит домик Ильича. За такое топонимическое изобретение кому-то Ленинскую премию выписали".
   Или вдруг Ширманов по улице Москательной - Льва Толстого  идет и спрашивает: " С чего здесь так много воронья селится. Все деревья в гнездах?" Я ему подыгрываю: " Наверное птичьи толстовские коммуны создают". "Нет, дорогой друг. Люди здесь уж больно картавые живут. Птичкам там каркать сподручнее".
   Как-то иду по Набережной. Смотрю. Александр Константинович локти на парапет положил, смотрит на воду. "Что закатом любуетесь?"  "Да нет, просто представляю: зима, холод, пурга лютует, и правительственные войска крадутся, ледяные надолбы преодолевают. А здесь как раз часовые разинцев у костра греются.  Не заметили  неприятеля".
    Однажды около букиниста встретили с ним одного из местных поэтов. Стихотворец был страшно пьян. "Вот он какой, поэт!"- брезгливо обронил Александр Константинович. И хотя сказал он, как всегда тихо. "Поэт" услышал и громко завопил: " Да, я- поэт! Я член Союза писателей!" "Уйдемте отсюда!" - позвал "профессор", и мы пошли. Природная интеллигентность не позволила ему встревать в истории, становиться участником или даже просто  очевидцем каких-то случаев, могущих  доставить неприятность.
   Жил Александр Константинович только книгами и воспоминаниями. Я знал, что он пишет обширные мемуары, где  говорит о своих предках, о своих корнях, об истории Самары. "Для кого же Вы пишите? Ведь сейчас все -равно не  напечатают". "Да, сейчас рутина и прочую рутину печатают. Но ведь и до меня  когда- нибудь очередь дойдет. Рукописи- то не горят. Я пишу в надежде на благодарных потомков".
   Тогда в семидесятые годы Ширманов считался среди местных краеведов белой вороной. О нем говорили как об анахронизме, не верили, что все, что он делает, кому-то нужно. Но Александр Константинович писал и верил: пригодится потомкам. Будет оценено в будущем. Правда, когда его не стало, громаднейшая ширмановская библиотека и уникальный архив разошлись по рукам.  Воспоминания - дело каждодневного труда- украл у вдовы один делец от культуры. Все,  собранное за жизнь, пропало. Но осталась легенда- Александр Константинович Ширманов - "профессор" в болотном пальто.
                Троцкист в рваной  пижаме

   Многие люди, кто как-то был связан с искусством, театром, культурой, знали этого человека. Его встречали в  кондитерском на Ленинградской, пьющим кофе или вальяжно  прогуливающимся по Куйбышевской. Стоило видеть, как он одет. Всегдашний его  костюм - это  старая слежавшаяся пижама и засаленная майка. Иногда затертые  черно-бурые брюки. И вот даже в этих почти  отрепьях он смотрелся импозантно. Был старик неимоверно живым. Говорил отрывисто, иногда переходя на визг или на крик. Звали старика Арон Яковлевич Пломпер. В этой же самой пижаме и майке  мог он прийти и в драматический театр, ибо слыл самым заядлым театралом нашего города. Он мог себе позволить громко критиковать спектакль, заглушая овации. Рассказывают, что на одном из спектаклей, когда  раздались овации, Пломпер громко заорал: " Какая это х...ня!"     Этот конкретный случай поведала  мне покойная Любовь Ивановна Елшина - тоже страстная театралка, хорошо знакомая с Пломпером.
    Арон Яковлевич  говорил  о ней: " Люба из дворян, а я из  троцкистов". Как троцкист, он долго сидел при Сталине. В лагерях сблизился со многими осужденными артистами. Свою принадлежность к троцкистам особо не афишировал, но и не скрывал. Всегда мог сказать: " А Вы знаете, ведь я - троцкист!" Пломперу очень нравилось следить за реакцией  человека на это. "Что, живого троцкиста испугались?"- громко вопрошал Арон Яковлевич и разражался гомерическим хохотом. Лия Павловна Унгер( также ныне покойная) рассказывала, как однажды в больнице в состоянии полусна- полубреда Пломпер в течение двух часов читал лекцию о Троцком. Врачи и сестры слушали, онемев от неожиданности. Когда же Арон Яковлевич очнулся, он наотрез отказывался от того, что выстцпал: " Вы что, разве же можно сейчас говорить о Троцком? Сейчас можно только о Брежневе!" Видимо он, действительно, не мог в это поверить.
   Однажды на Ленинградской мне читал: " С нами юный Троцкий,  молодой Буденный! Чье это? Как чье? Есенина! Боже мой, уже Есенина не узнал?" "У меня есть Есенин, так там такого нет". " Нет и не будет. Ишь, чего  захотел. Вот уже хохмач. Кто ж тебе сейчас это напечатает. Ты думаешь, правду пишут? Жди уде! Вот Есенин ведь не повесился!" "Как не повесился?" " А так. Сережу пук-пук и все. Забили, а мертвого повесили. Вот оно уже как!"
    Он же мне рассказывал, как Троцкий защищал Есенина от нападок Бухарина. И вообще, он много говорил о Троцком. По всему видно было, что это его кумир. "Когда в Самару приехал Троцкий, его же встречали с цветами, качали и несли на руках.  Троцкий принимал парад самарского гарнизона. Да, что уж говорить, Лев Давыдыч был орел!! Здесь в Самаре много троцкистов я знал, все они при Сталине... -Арон Яковлевич заплакал...- в мясорубку попали. Боже ты мой!"
   Я заметил, что Пломпер говорит  Самара, а не Куйбышев и спросил :"Почему?" " Что ты думаешь, чтобы я этого пьянчужку уважал? Нет уже! Вот ему! ( и Арон Яковлевич отмерил руку по локоть) Все знают, как он от чехов бежал по крышам. А какой бабник был! Это же просто ужас! Только при Сталине такие присосались, когда настоящую гвардию всю уничтожили".
    Я любил его провокационно  спрашивать:" А почему среди революционеров так много евреев? Троцкист  взвизгивал: " А кладбище?!" "Что кладбище?"- удивился я. " Да  знаете, любезный Миша, что самарским евреям в 1909 году под кладбище выделили землю, покрытую толстым слоем навоза, да еще у холерных бараков".  "Но ведь Боберман вмешался и исправил несправедливость, а ваши троцкисты и его пук-пук". " И правильно, дорогой, всех их, богатеев надо туда. Революционная необходимость."
   Так же Арон Яковлевич известен и таким своим чудачеством. Со своей скромной пенсии посылал  юбилейные телеграммы великим актерам: Тарасовой,Раневской, Жарову, Бабочкину...Рассказывают, что однажды, в состоянии очередного залеты, он послал телеграмму на Новодевичье кладбище Станиславскому:" Встаньте, голубчик, посмотрите, как тут без Вас театр!"
  Он же, когда Игоря Ильинского выдвинули на соискание Ленинской премии послал Брежневу телеграмму протеста- нельзя давать Ильинскому премию, так как Ильинский с Царевым посадили Мейерхольда.
   Однажды иду вечером по  Набережной и слышу с  соседней аллеи: " И вот они, с-с-собаки, донесли- таки на Мейерхольда. Это сволочи, а не люди. Даже уже хуже, чем сволочи. Пришли к Станиславскому просить подписаться против Мейерхольда, а он их с лестницы спустил- и Ильинского, и Царева". Сквозь кусты я увидел светящуюся в сумраке огромную  лысую голову. Подошел: " Вот! Я ему  рассказывал! - указал на меня Пломпер своему собеседнику .- Я ему уже рассказывал про этих сволочей. Эх,  пижама моя совсем порвалась! Что же уже делать?"  Мне стало смешно от того, что старик перешел от высокой патетики к будничной проблеме одежды.  " Что смеешься? Мне же надо уже в чем-то ходить!" И тут же перешел опять на театр:" Был такой Свечеревский  в нашем театре.  Такой же был талант.  При Сталине сгорел. Угробили такого человека".
   Я знал, что Арон Яковлевич давно занимался историей самарского театра и много в этой области знает.  Интересно было послушать его  очередной экскурс в историю, но старик  перекинулся к современности и бурно жестикулируя стал кричать:" Вот Петя крутится, как белка в колесе. Но Боже ж мой! Разве же  это Мейерхольд? Разве же это Таиров? Разве же это Михаил Чехов? Эх-хе-хе!"- и тяжело вздохнул.
   Мы поднялись наверх и разошлись в разные стороны Куйбышевской.  Я оглянулся и (как оказалось, в последний раз) увидел этого человека.  По вечерней улице развевалась ветхая одежда и сиял в лунном нимбе огромный лысый череп. троцкист в рваной пижаме уходил в ночь. В вечность. В историю.
 По традиции Авдеев написал заключение:
"Первый шаг к возрождению"
   Очень давно мне хотелось написать о том, как мы собирали подписи за возрождение нашему городу его родного имени Самара. Это имя  украл усатый Коба, чтобы прославить в веках одного из своих подручных. Мы решили, что хватит нашему городу жить с бандитским именем, надо Самаре снова и навсегда становиться Самарой.
   Инициатором святого дела стала Галина Николаевна Рассохина- кандидат архитектуры, неутомимый  борец за сохранение великолепной самарской архитектуры. К ней присоединились единомышленники. Было получено  разрешение горисполкома на проведение пикета по сбору подписей. Местом сбора выбрали угол улиц Соборной и Панской около Ново -Троицкого торгового корпуса ( универмаг "Юность") Врач больницы УВД Людмила Михайловна Иванова принесла из дома складной столик , и работа пошла. Кроме меня в этом благородном деле принимали участие Валентин Крушинин, Виктор Орлов, Анатолий Петров, Сергей Григорьевич Глазков, Виктория Николаевна Мальцева, Аделаида Григорьевна Скобликова, а также Володя и Люба- добровольцы, фамилии которых я не запомнил.
  Когда мы стояли в пикете у "Юности", частенько возникали диалоги между  сторонниками и противниками Самары, иногда переходившие в перебранки. Расписываются двое студентов. Подходит пожилой сталинист:"Вы за что пишите? За Самару! Эх, вы! Вам дуракам, мозги пудрят, а вы пишите".  "Да никто не пудрит. Мы сами хотим. Самара - наша "альма матер". "А  моя "альма матом". Работать надо, а вы тут стоите, лбы такие. Вы хоть знаете, кто такой был Самарин, в честь которого была Самара. Это был такой купец-кровопийца, из народа жилы тянул". "Да ну?!" "Вот и ну, ножки гну! Не знаете, а стоите. Сначала историю нужно знать, а потом народ баламутить. Эх, вы, диссиденты!" Анатолий Петров спрашивает одну активную противницу Самары: "Дамочка, вас как зовут?" "Мария". " А вот если вас назовут Феклой. Это как так? А вот как Самара была Самарой, а ее взяли и назвали Куйбышев". "Ну и что, а я все равно против!"
  "А не местным можно подписаться? Можно. А вы откуда? Мы из Нижнего. Пока еще Горький. Но мы нижегородцы. Мы тоже хотим, чтобы и у вас была Самара."
"Это че такое? Мы за Са-ма-ру! За чево, за чево? За Са-ма-ру! За вонючую, грязную, засранную Самару? Да вы че, мыжики! Я вас не понимаю. Не, не, мужики! Ий-я. "Иди ради Бога, не плюй нам здесь". "Да Самара, она  и так вся заплеванная".
  "Почему уже спим? Да мы не спим, мы работаем! И он мне будет рассказывать! Где миллион подписей? Почему я его не вижу?! Тут встревает противник:" Дурак! Зачем тебе миллион подписей. Это же неформалы. От них все зло. Они воду мутят, а я против. Я -коммунист. "Боже мой, смотрите сюда! Живой коммунист! "Да, я член партии, член КПСС , и я этим горжусь. "Аз ох ун вей! Смотрите таки, потс КПСС! И он еще этим гордится!" Коммунист уходит. "Нет, ребята, миллион нужен. Чтоб мы так жили. О, этот Куйбышев!  Мама дорогая! На нас же и флора, и фауна смеются. Я, старый Мендель, хоть сто подписей поставлю. " Сто нельзя, а одну вы уже ставили". "Но ребята! Боже мой! Я же хочу умереть в Самаре!"
  "Самара, говоришь! Ай, сынок! А  когда будет- то? Чай, уж не доживу. А вы давайте быстрей! Скажите там, мол, дед Вася Самару хочет. Чего уж ждать-то? Раз-два, да и Самара!"
  "А за бабушку можно расписаться? А то у меня бабушка уже не выходит. Но она очень хочет, чтобы была Самара. Она как узнала про подписи, говорит:"  Иди, иди, милый, распишись за меня, я ведь в Самаре родилась, на Панской.
   Зачем мне Самара? Мне хоть Жмеринкой  назови. Один черт. Что вы здесь дурью маетесь! Менять задумали. Чем вас Куйбышев не устраивает?" "Да ведь Куйбышев был бандит!" "Ну и что ж! И черт с ним. По мне хоть Берией обзови, лишь бы колбаса была".
   "Слюшай, дарагой! Дай запишю! Моя живет Андижан, хочу чтоб твоя Самара жил! Самара лючче!"
   Тех, кто считал, что Самара - лучше, наших единомышленников, оказалось очень много. И Самара вновь вернулась в Россию. Теперь наш город живет  со своим родным и таким прекрасным именем. Но борьба еще не окончена. патриоты требуют возвращения улицам их исторических названий.
    После выхода в свет новой книги нас опять везде стали приглашать. Помню Л.Г. Кузьмина устроила в городской библиотеке им. Крупской, что на улице Маяковской  встречу с читателями.  Было много вопросов. Мероприятие прошло интересно. Директор библиотеки выплатила небольшой гонорар, но попросила Ирину показать  свой диплом кандидата исторических наук. Дама долго вертела  корочки  в руках, рассматривала  печать и подпись под лупой, а потом с удивлением сказала, что вроде , действительно, подлинный, а то говорили, что  вы даже высшего образования не имеете. Да, по городу до сих пор ходят грязные слухи.  Как-то поклонница  наших книг Людмила Васильевна Коршикова  участливо предложила нам   помощь   в поступлении на заочное отделение в пединститут.   Как психолог Людмила Васильевна знакомила   с богатыми  преуспевающими бизнесменами, чтобы помочь издать  большую качественную книгу в твердой обложке.   Нувориши смотрели на нас как на инопланетян и говорили :" Нам бы  ваше досье  почитать, а не статьи  по истории".  Так  мы встретились  с Кабатченко, потомком  купца Челышева. Эмиссар из Москвы заказал нам материал о своих предках, над чем мы и стали работать.
   Как-то мне позвонил А.А. Соколов, редактор бывшего "Волжского комсомольца", переименованного в "Вольнодумец".  Он попросил написать  статью, как подлые большевики уничтожали  Самарский кафедральный собор и вообще об истории постройки этого культового сооружения, являвшегося доминантой города.  Мы с Мишей на пару выполнили  эту работу в кратчайшие сроки.  Статья была размещена в воскресном номере , а рядом   опубликовано предложение  о сборе средств для  восстановления разрушенного Воскресенского собора во имя Спаса на том же месте  с указанием счета .  Многие самарцы стали направлять свои средства на восстановление  Святыни, но судьба денег, как водится, оказалась неизвестной. Миша чувствовал себя грешником и посыпал голову пеплом.
   В это время в России происходили эпохальные события:  Руцкой объявил импичмент  президенту, Ельцин расстреливал парламент, РНЕ  брало штурмом Останкино, снайперы расстреливали москвичей на улицах. В Самаре у Белого дома поставили ментовский газик. Провинция за Хасбулатова не поднялась.  После разгрома Верховного Совета в город приехал депутат Юдин и рассказывал какие-то ужасы.  В ответ на столичные события  Карлов устроил  демонстрацию против генерала Макашова под лозунгом "Макашизм не пройдет!"  Огромная толпа прошла через весь город и все закончилось митингом около здания бывшего КГБ на Степана Разина.  Собрания проходили по всей Самаре. Помню митинг на площади Куйбышева и выступление актрисы драмтеатра  Любови Альбицой, которая скандировала: "Руки прочь от моего Президента!" Диссонансом звучало выступление  какого-то реакционера, прораба 11 Строительного треста,  который неожиданно закричал:"Да здравствует товарищ Сталин". Ответом ему была гнетущая тишина площади, забитой  людьми. Мы стояли во время триумфа либерализма вместе с Евгением Александровичем Кудриным.  Тот внимательно смотрел на публику профессиональными глазами психиатра, а потом сказал, мол, они радуются победе, а скоро власть, когда все перераспределит, установит диктатуру такую, что не пикнешь и эти же люди будут голосовать за отмену свободы слова, митингов, собраний и в конечном счете за неосталинизм только без соцгарантий и  радужных перспектив. Я ответил, что будущий тиран уже наверное где-то здесь стоит среди  толпы, маленький незаметный, такой как все.( песня "Полигон https://vk.com/audios236769689?q=)
Полигон
Кончаются слова и аргументы,
Осталось право на цветные сны.
Опять у нас пошли эксперименты
На старом полигоне Сатаны.

По образу казармы с дедовщиной,
Подобию спецзоны с паханом,
Россию лепят крепкие мужчины
С чиновничьим веселым огоньком.

Когда то занимались пионеры
Футболом у кладбищенских ворот,
Играли черепами: ох, безмерный,
Российских жизнерадостный народ.

Чекисты пересели в  Мерседесы,
Железный Феликс все равно внутри.
Ему в широких душах этих тесно,
И Он наружу лезет, посмотри.

Вот он уже кричит  с передовицы,
Вот он уже немного депутат.
России перелистаны страницы,
Но по привычке, кажется, назад.

Кончаются слова и аргументы,
Осталось право на цветные сны.
Опять у нас пошли эксперименты
Гражданской неоконченной войны.
        Посреди всероссийской суматохи   у нас случилась своя буча. Из городской администрации позвонил представитель Сысуева и заказал 300  книг. Мы их привезли. Бухгалтер обещала все оплатить в течение недели. Прошел месяц, а денег не было.  Мы стали названивать каждый день, проявляя явное нетерпение.  Дама стала нас игнорировать.  Вдруг нас арестовали на улице и увезли в налоговую полицию. Там предъявили обвинение в  расхищении  вкладов  из Банкирского Дома ПСГ.  Мы ответили, что на миллион рублей издана книга "Ах Самара-городок".  Нас отвезли на служебной машине в бухгалтерию издательского Дома Федоров, где мы получили выписку о перечислении  денег. Следователь долго что-то сверял, а потом сурово  спросил, куда делись сто рублей?   Через три дня городская администрация выплатила все сполна.  Мы поняли насколько все в Самаре переплетено и связано, а если кто-то нарушает закон и его не трогают, значит так надо, значит это"наши люди".  Свое настроение тех времен я выразил такой песней:
Мутанты
Мы с тобою мутанты:
Сломан код ДНК.
Мы фигурой, как танки
И из ж...рука.
Хвост засунув в штанину,
Покоряем проспект.
Мы - красавцы-мужчины,
Правда лба просто нет.

Мы - потомки секретных физиков
И приставленных к ним девиц.
Посмотрите на наши физии
И в кошмаре  падайте ниц.

А мой папа знал
Теорему Ферма.
Он в России страдал
От избытка ума.
Чтенье книг для меня-
Как в ботинке гвоздь,
Ведь мозги не хранят,
Что с чего началось.

Мы искусственным солнцем
Обожжены,
От него и японцы
Наложили  в штаны.
Если встанем мы грудью,
Да, вдоль границ,
Все враги разбегутся
От наших лиц.

Мы - потомки секретных физиков
И приставленных к ним девиц.
Мы - дебилы, маньяки, шизики
Из плутониевых столиц.
 

                Покорение эфира

     В июне 1994г. журналист Константин Латыфич пригласил нас втроем в прямой эфир на радио "Самара- максимум". Мы приехали к 12 ночи в студию, что находилась на последнем этаже Дома сельского хозяйства. Там уже сидел Миша. До утра не прекращались звонки радиослушателей. Интерес был огромен. Мы отвечали  по трем телефонам. "  Раз такой спрос ,- сказали мы, - то выделите нам    небольшое время для краеведения". Сразу придумали рубрику: "Самарский дворик".  Увы, опять получился конфуз. По договоренности с редактором мы сделали 30 минутную запись на кассете и стали ждать передачи.  Миша растрезвонил об этом на весь город и этим заинтересовался Владимир Иванович Корнилов, представлявший в то время ЛДПР в Самаре.  Мы  все ждали и ждали, а передачи не было. Корнилов рассвирепел , заявив что его время золото и начал звонить  самому главному на" Максимуме" Константину Лукину, угрожая, что если передача не выйдет, то утром под окнами  соберется  пикет патриотов.  Лукин   чуть свет позвонил мне домой и  просил унять ЛДПРэровцев, которые не понимают, что краеведческая передача есть неформат.   Я спросил, а что такое формат? Он объяснил, что их FM  радиостанция ориентирована на западную рок музыку.
   Миша пожаловался Рассохиной, а та пожала плечами, мол, что за проблема, ведите на Радио 7  свой "Самарский дворик" от русского культурного центра. На том и порешили. Мы встретились  с редактором русского вещания Людмилой Сергеевной Русановской и составили график , план  выхода в эфир.  Я быстро в своей комнате на Чапаевской, 180  в квартире 6 сделал мини-студию. Там  Миша начитывал наши краеведческие статьи,  которые оформлялись музыкой. Все это записывалось на кассету и передавалось  на радиостанцию, которая располагалась недалеко от улицы Гагарина, где как раз строилось метро.
     Рассохина обещала окупать все издержки по чекам. На радио  предполагалась оплата за эфир. Авдеев приобретал  пластинки, а мы кассеты , микрофоны, магнитофон и мини пульт. Часовые передачи шли раз в неделю с повторениями.   "Самарский дворик" жил в эфире  в течение двух лет и нашел своего слушателя. Нам звонили, предлагали новые темы, спорили. Передачи выходили не только в УКВ, но и на коротких волнах. Поэтому  прием шел даже за границей. Как-то позвонили из  Пражского университета, заинтересовавшись темой КОМУЧа и  чехословацких военнопленных, поднявших антибольшевистский мятеж в 1918г.
     За это время  мы записали множество интервью, выступление певцов, поэтов, писателей, экономистов, политологов.  Вокруг нас стала собираться творческая молодежь: актеры, работники оперного театра.  На радио в передаче "Самарский дворик" звучали гитаристы  Сергей Егоров, Борис Гардеев, солист Станислав Тен, тенор  Александр Лебедев, певица Марина Калашникова, пианист Сергей Старыгин,  барды Виктор Пащенко, Игорь Юрин, поэты Гергий Квантришвили, Виталий Владимиров, Виктор Володин, Николай Ралдугин,  рок-музыканты Евгений Муратов, Владимир Елизаров и многие другие. Интервью давали демократы  Анатолий Черкасов, Михаил Страхов, монархист  Константин  Кузнецов.
   С бас-баритоном Сергеем Пинигиным мы познакомились около оперного театра. В полночь он исполнял арии около памятника Куйбышева. Завязалась беседа. Оказалось парень закончил Казанскую консерваторию, но не смог найти себя на профессиональной сцене, хотя владел  божественным голосом. Он  ходил по городу и писал на афишах: "Кому я нужен?", а потом пел   где придется, куда пригласят. Певец  некоторое время работал в Покровском соборе, потом в Петропавловской церкви. Оригинала долго  на одном месте не держали: то он начинал  во время службы петь на немецком языке Малера, то принес с собой в сумке собачку, и та выскочила не во время. Мы сделали с Сергеем полуторачасовую запись русских романсов под аккомпанемент Татьяны Ларцевой на фортепиано.  После  передачи с Пинигиным  телефон надрывался от восхищенных слушателей.
     Запомнилось знакомство с Андрюшей Елисеевым.  Он, тогда большой и накаченный,  подошел к нам с Ириной на углу Рабочей и Чапаевской со словами:" Коммунисты к власти не вернуться и с вами не опасно познакомиться. Шансонье Андрей Елисеев".   Мы записали с ним несколько программ. Андрей сам себе  аккомпанировал на пианино.  Мне понравилась свежесть образов и  подача в традициях Вертинского. Парень попросил  меня написать на его стихи несколько шлягеров. Я так и сделал, аранжировав альбом  с помощью  синтезатора. Позже эти наши общие песни исполняла Марина Калашникова, певица оперного театра.( http://ololo.fm/search «Андрей Демидов Андрей Елисеев» 18 песен.  Слушать онлайн или скачать mp3. http://ololo.fm/search Марина Калашникова 1995г.  https://vk.com/audios236769689 Андрей Елисеев)
Шантаны

Иные песни в шантанах плыли,
И бархат норковый иной с плеч соскользал:
Мы тоже были, мы тоже пили,
Да так что Вам, потомки, Бог еще не дал.

В шикарных тройках подъехав к Яру,
Мы выходили, грудь в крестах и орденах.
Шептались дамы, шептались дамы.
Ах, эти дамы, побери вас прах.

На Казанской в блестящих гостиных
В вист играет самарский бомонд
И не знает, что к ним из Берлина
Едет шулер семнадцатый год.

Мы знали женщин, таких прекрасных,
Каких сейчас давно уже в помине нет.
Пылится образ их в музейных залах,
Унес их души неземной кабриолет.

Вот потому мы за рюмкой плачем,
И эта музыка не радует ничем:
Мы вспоминает дворцы и дачи,
Там где сердца наши остались насовсем.

На Казанской в блестящих гостиных...

  Олег Айдаров в то время работал  корреспондентом  музыкально-литературного обозрения. Ему понравилась идея  свободного творческого микрофона и он написал статью о нашем "Самарском дворике".  Вскоре нас стали посещать эмиссары с  местных телестанций, предлагая  за  деньги пускать исполнителей. Я сказал, что творческие люди , к сожалению,  "бабок" не имеют, наоборот  им надо платить за заполнение эфира. На меня посмотрели как на дурака. Мой жизненный опыт таков: чем способнее личность, тем меньше у нее денежных  возможностей. Все "баксы" аккумулируются в руках бездарей. 
     Если в творческом плане у нас  дела шли отлично, то в финансовом  наступил полный крах.    Галина Николаевна  Рассохина отказалась оплачивать все счета. С радио давали иногда чистые кассеты. В  городе нас стали называть бессребрениками, а за глаза идиотами. Мише все это надоело и он сказал, что без навара работать больше не будет.  Поэт написал возмущенное письмо Сысуеву, но ответа не получил.   Мы вместе  ходили в администрацию, просили поддержки и в мэрии, и у губернатора. Нам отвечали везде одно и тоже :" Вы не наши люди".
    Людмила Гавриловна Кузьмина, как правозащитник, предложила   юридическую помощь и дала бесплатного адвоката Игоря Анатольевича Богомолова.  В это время в прессе шел вал плагиата с наших книг, остановить который было невозможно. К чести Кузьминой она лично собирала в папочку  наши статьи, подписанные чужими фамилиями.  Нарушения  авторских  и смежных прав  лежали  на поверхности, и Богомолов составил 10 гражданских исков. Он хотел  лично убедиться как работает судебная система Самары.   Система не работала никак.  Учредители  нарушителей оказались зарегистрированными в дальних деревнях по несуществующим адресам  и т.д.  Богомолов получил нервный стресс и запил. Во время хождения по юридическим  инстанциям , Ирина встретила свою университетскую приятельницу, что  работала судьей. Та послушала и сказала: "Суд - это где собаки ссут, а вы что здесь делаете? Вроде умные люди.  Пишите лучше книги и не  обращайте внимания ни на что".
   В это время в городе возникли новые общественные организации: Купеческое и Дворянское собрания. Как краеведам нам  стало очень интересно познакомиться с живыми потомками тех, про кого столько писали в своих книгах. Однако нас там встретили очень холодно. Наследники  говорили, мол, кто вам разрешил ворошить прошлое, наших дедов ограбили, а вы на этом наживаетесь. Мишу Авдеева, как представителя  князей Катанских принимали в этих обществах очень хорошо.  Поэт просил нас  не подходить близко  к нему на этих встречах.  Такие походы не были бессмысленными. Материалы из домашних архивов предоставили родственники Сапунковых, Елшиных, Мясниковых, Ильиных,   наследник рода Фильчугиных-Пантеровских,  Юрий Сергеевич  Саганбеков, имевший все документы на владение купеческим домом по улице Панской. Нежелание Авдеева  общаться  с нами на людях оставило  негативный осадок. Между нами и  поэтом  пробежала кошка.
      У Михаила, как снег наголову, буквально из неоткуда появились новые товарищи.  Из Питера вернулся монархист Костя Кузнецов, у которого в Самаре  черные риелторы отняли  квартиру. Парень остался без жилья. Он сблизился с Мишей. Кузнецов был исключительно талантливым лингвистом, кожей чувствовавшим литературу, однако его критика часто  переходила в критиканство.  Мише он заявлял, мол, как ты смеешь писать стишки, когда на этом поприще трудились такие великаны, как Николай Гумилев и Георгий Иванов.  Кузнецов  камня на камне не оставлял от творчества  Цоя , Кинчева, Самойлова, Кармильцева.  Это вызывало у меня сильное раздражение. Авдеев , не боявшийся высказывать свои мнения перед любыми чиновниками, вдруг тускнел, начинал извиняться, признавать несуществующие ошибки.  Мне все это очень не нравилось.
   Вдруг  появилась Мишина первая любовь, которая стала предлагать продать квартиру в Шанхае и купить коммуналку в Москве в разбитом доме. Авдеев потерял голову и был согласен на все. Мы убеждали поэта: " не надо делать таких необдуманных поступков.   Ты же любишь Питер, а в Москве у тебя  нет ни одного родственника  и приходится останавливаться у  лидера Консервативной партии Льва Убожко." Поэт  кричал, что кто встанет на пути небесной любви, того, мол раздавлю.  Вскоре девушка куда-то исчезла. У нас отлегло от сердца.
   
                Коммивояжер

  Осенью 1993г. для нас открылась новая прекрасная точка по книготорговле. Монархист Владимир Иванович Корнилов договорился  с директором  самарской филармонии  о том, что в холле будет выставляться  всевозможная литература на продажу. Это дело стали продвигать филолог Наталья Оборина и библиограф Михаил Авдеев. Они не только продавали книги, но  и проводили целые импровизированные лекции о серебряном веке, о творчестве  обэриутов, о раннем и позднем Маяковском, лирике Есенина и его кабацких циклах. Публика с удовольствием  вступала в литературные дискуссии, а потом что-нибудь приобретала. Появлялись  там  заезжие столичные знаменитости, такие как Эдита  Пьеха, Жанна Бичевская,  Михаил Шуфутинский, Вячеслав Добрынин, Эльдар Рязанов, Василий Аксенов...
  Интересная дискуссия  по поводу современной поэзии возникла у Авдеева с Мариэттой  Чудаковой. Михаил Петрович читал ей свои стихи, да так вдохновенно, что слушатели чуть не опоздали к началу представления:
Я стихотворец с музыкой и жестом
В своей  душе  небесное пою,
Но мир не видит, утонув в блаженстве,
Что я над черной пропастью стою.

Один среди пространства мирового
Велик и нищ - в космической пыли,
И часто  в рифму сказанное слово
Застрянет комом в горле у земли.
                2.12.1983г.
                х х х
                Возбужденная играми...
                О. Мандельштам,1918г.
Возбужденная играми
Ты приникла ко мне,
Нашу музыку выкрали,
Но мы в диком огне.

Ты играешь как хочется,
Мне с тобой повезло.
Как твое сексотворчество
Мое сердце зажгло!

Мое сердце качается
В неразгаданной мгле.
Мы ночами венчаемся
На уснувшей земле.
                1.12.1983г.
х х х
В немой тревоге-
Костер зари.
Быть может Боги
Его зажгли.

Иду к рассвету,
Но тяжек путь.
Нигде поэту
Не отдохнуть.
                9.11.1983г.


   Торговая точка в филармонии  представляла публике и  наши с Ириной краеведческие книги. Порой возникала смешная ситуация. Приходил Александр Кудрин, художник- оформитель  книги "Мелодии старой Самары" и продавал свои авторские экземпляры. Тут же Михаил торговал своими авторскими экземплярами. Рядом  стоял я с той же книгой.  Все давали автографы, и  брошюра разлеталась как листья на ветру.
   Однажды Авдеев  заявил, что скоро сюда придет очень важный  полезный деловой человек, истинный коммивояжер, с  которым меня следует познакомить. Миша произнес  слово коммивояжер так значительно и серьезно с французским прононсом, так что я понял - наше дело будет в надежных руках. Вскоре появился Он, крепкий мужчина лет сорока пяти с твердой уверенной походкой и проницательным взглядом бывалого  человека. Есть люди, которые носят яркую или дорогую одежду , и  лишь этим выделяются из толпы. Этот босс  носил в себе идеи и предприимчивость, а то  во  что он был одет, никто даже не замечал.  Крутой мэн представился  как Валерий Владимирович Павлюкевич, выражающий интересы самарского издательства  "Техническая литература". Деловой  мужчина объяснил, что они теперь переходят к  коммерческому  формату, и свои печатные ресурсы направят  на издание  детской литературы. Коммивояжер  гордо подчеркнул, мол, его шеф Михал Михалыч  ничего не имеет против привлечения новых авторов, если в них есть искорка таланта, главное чтобы было по детски наивно и просто. Миша закричал :" У меня есть стихи.
 В ленинградском детском саде раздаются голоса
Сука, тварь отдай игрушку, а то выколю глаза."
Валерия Владимировича аж перевернуло:" Нам с  шефом Михал Михалычем понравилась книга "Мелодии старой Самары", только надо ее перевести в детский формат и написать в стихах и обязательно предоставить бизнес-план". Авдеев стал подпрыгивать и потирать руки, мол, вот это по-нашему, уже и рифмы сразу родились:
"Самарский купец Шихобалов
Всех жителей зае...л он,
А купец  Чемодуров
Раскатал по улицам дуру".
Павлюкевич опять поморщился и объяснил, что для детей надо что-то доброе, хорошее, воспитывающее мораль и нравственность.
   Через некоторое время Валера Павлюкевич стал завсегдатаем всех наших творческих и нетворческих посиделок  как в Шанхае  у Миша, так и у меня дома по Чапаевской 180, кв.6. Валерий  всегда появлялся либо с Амаретто, либо с Бренди. Иногда специально для меня он приобретал немецкую водку  фирмы "Демидофф". Это вызывало всеобщий восторг.  Мише он приносил водку "Медведь", так как Авдеев  фигурой  слегка напоминал хищника из берлоги . Если Авдеев был лириком, то Павлюкевича мы называли поэтом повседневности. Он мог  одной фразой дать прекрасную политологическую оценку. Никогда не забуду такую фразу : " С Набережной распространяется канцерогенный  запах шашлыков,  смертельный для тех у кого в кармане шаром покати".   Рассмешило такое заявление: " если в Самаре начнут продавать лицензии на отстрел соседей, то улицы опустеют. Все жители встанут в одну бесконечную очередь".  Миша как ребенок радовался каждому свежему высказыванию и кричал:"Цим ля-ля, давайте пропустим по маленькой". Павлюкевич выпивал, но на удивление никогда не пьянел.    Меткие искрометные  словесные образы  Валеры буквально припечатывали человека .Об одном чиновнике Павлюкевич сказал, мол, это настоящий   ундер Пришибеев, но не в том смысле, что кого-то пришибет, а в том , что его в детстве так пришибли, что без слез не взглянешь.  Про другого  наш остроязычный заметил, да у него повадки коллежского асессора, а авторитет  не выше  ассенизатора.
   Как-то прогуливались мимо администрации, и Валера сказал:" Вы думаете решетки на окнах, чтобы к ним не залезли? Ошибаетесь, это чтобы они оттуда не повылазили, а то покусают, и  бешенство начнется". Известного  мачо Павлюкевич   охарактеризовал, мол он всем хорош : и ростом, и  физиономией, только как заговорит, то   слюни до пупа пускает. Им придуманные клички типа чебурашка на длинных ножках или активная немощь , жираф в очках, гнида в джинсах навсегда остались с этими персонажами.
  Павлюкевич был восхитительный рассказчик. Вот его зарисовка: " Иду по Дворянской, смотрю старик с клюкой, шаркает, вот рассыплется. Сам направляется в сторону дорогущего магазина немецкой белой бытовой техники. Я не выдержал и спрашиваю:" Чего  вам там делать, дедуля?" А тот :"Да я пописать, сынок, мочи нет, не стерплю до дома, простатит зажрал".   В памяти осталась такая история. Павлюкевич встретил уважаемого в Самаре  человека  крайне пожилого возраста. Тот заглядывается на молоденьких девочек. Наш рассказчик спрашивает, мол, не поздно ли вам? А тот объясняет:" Пока у меня  есть хоть один палец, хоть на одной руке, никогда поздно не будет".
   Когда то Валерий Владимирович работал администратором в бюро пропаганды советского киноискусства. Приходилось встречать разных артистов и показывать им наш город. Однажды они  гуляли  по Набережной со знаменитыми московскими актерами, познакомились с симпатичными девушками. Гости спрашивают:"А где вы работаете?"  Те отвечают :"А мы ****и!"
Валера писал рассказы. Помню такую зарисовку: дворники рано утром отчаянно мели улицу, желая запрыгнуть на метла и улететь куда подальше. Природа обидела их, ведь так хотелось быть  бабами- дворничихами, тогда бы все получилось...
   Летом 1994г. мы часто сидели теплой компанией   на огромном балконе в  генеральском доме. Как всегда пили Амаретто  и наблюдали за прохожими.  Я заметил, что сквер напротив, называемый в народе "голубым"  по прежнему функционирует. Валера отметил: " Да-да вон на скамейке молодежь клубится, наверняка голубая шатья-братья". Тут Миша неожиданно взорвался как фугасный снаряд: "Эй, вы пидоры-пропидоры, чмошники опущенные жопники рваные, Расеюшку нашу поганите  как краснопузая сволочь, если не хуже". Мы с Павлюкевич аж  за  головы схватились, мол, камнями закидают за такое оскорбление. Тут  Миша  еще круче и громче начал наворачивать. Неожиданно молодежь сорвалась со скамейки  и бросилась в рассыпную, а Авдеев им вслед, мол, за задницу держитесь, задницу с молоду берегите, а то откозлят.
  Валера был суров  по жизни.  Он  мог подойти к подозрительным мужикам в наколках, стоящим за разливным пивом на Дне и заорать: "Ну, который казел тут последний?" Те в ответ: "Чо?"  Наш  герой   тянет сквозь зубы :" Извинити...и" и испаряется. А вот такой случай: сидит десантура на Самарской площади у фонтана и  расслабляется водочкой. Валера к ним, мол, ребята, вы и есть голубые    береты? Те удивленно: "Да-а".  "Ну, значит  вы голубые?",- наезжает  наш юморист -приколист.  И ведь часто это ему сходило с рук,  а Миша восторгался смелостью друга. Кстати  Павлюкевич  ценил других  по способности на смелый поступок. Помню приходит и восхищается , мол иду я вечером по Вилоновской, уже темень, глаза выколи, а навстречу губернатор Титов, слегка поддатенький, да без охраны, словно простой самарец, уважаю.  Еще  Валерий Владимирович уважал Александра Лашманкина за его  политические шутихи.   
      Валера нравился  окружающим своим умением  добавить в пресную жизнь немного  остроты. Я слышал как у него за спиной шушукались дамы:" Он слишком мудр для нашей провинции, во истину горе от ума".  При всем размахе Валера всегда  пасовал перед своей мамой. Помню как-то раз та звонит на Чапаевскую, 180.  Я беру трубку и слышу:" Чтоб  мой сын через час был дома, а то приеду и побью вам  все стекла. Тоже   мне сборище устроили, а кто мне чай заварит перед сном, что не подумали?" В таких случаях Валера тут же собирался и мчался домой, объясняя, что мать - это святое.
  В это время мы  вовсю готовили часовые краеведческие передачи на радио, где Авдеев выступал в роли диктора.  Деятельный Павлюкевич  объяснил всем, что если за  работу не платят деньги, то заниматься радиопрограммами  глупо и значит себя не уважать.  Он стал прибегать    к нам на  домашнюю студию "Самарский дворик" с криком:"Где, монстр, надо срочно принять, у меня в сумке  Бренди."   Сразу становилось не до записи. Дальше больше. Павлюкевич стал беспощадно критиковать наше с Авдеевым совместное творчество. Он разносил в пух и прах мои песни, говоря например :" Вот у тебя  псевдо образ : "На  стене портрет Николая, а в бокале тринадцатый год". Какая глупость, в бокале может быть  только шампанское или вино, никакой  год туда не засунешь. Вот у Авдеева тоже дурь: " Выйду на улицу в пепел зимы".  Пепел бывает от сигареты, папиросы, а не от зимы. Тут что-то от психушки.   Вы, кстати, окружили себя идиотами и дурами.  Например, встречаетесь с Прокладкой, а у нее на лбу СПИД нарисован, укусит, не излечитесь. Недавно ее дочь искусала, это же чоки, вся семейка чокнутая."   
   Павлюкевич    обладал умом, талантом и  большой силой воли. В нем жил прирожденный администратор и организатор. Валерий Владимирович  мог починить водопроводный кран,  поменять счетчик, перепаять  усилитель.  Он был деловым человеком, иногда подсказывал   мне с Ириной, мол пойдите в такую-то газету , вас там будут печатать.  И, действительно, куда бы мы не приходили по подсказке Валерия Владимировича, везде все получалось, и деньги  реально платили. 
   В начале двухтысячных он сказал:"Отведите своего ребенка в кукольный театр, подойдите к директору, он даст вам контрамарку на целый год, так как является поклонником ваших книг".  Несколько лет  наша дочь Валерия посещала все новогодние представления бесплатно.   Однажды на день рождения  18 марта Павлюкевич подарил ей двухтомник Виктора Гюго "Человек, который смеется" со словами:" Это тебе от человека, который тоже смеется, чтобы выжить в этой странной глупой и бессмысленной жизни".
   Валера этими словами немного лукавил. Он возглавлял самарское отделение "Объединенного гражданского фронта", в 2007г.  организовал  почти запрещенную демонстрацию и митинг возле Ладьи. Помню весь город был оцеплен  оперативниками, во всех дворах по центру города стояли автобусы с омоновцами. Мы тоже ходили на это мероприятие и по дороге слышали как за спиной переговариваются по сотовым силовики:" Вот они идут к Полевой, передаю слежение". На мероприятии самого Валеры не было, так как его за час до этого задержали по какому-то незначительному поводу. На волю оппозиционер вышел весь почерневший как негр. Я спросил: "Что случилось?" Павлюкевич кисло ухмыльнулся, мол, посиди  в самарской Сизухе, и все вопросы отпадут.  Власти думают, что я где-то прячу  деньги то ли Березовского, то ли Каспарова.  Он рассказывал, что стражи порядка обходили весь его  дом, опрашивая жильцов о моральном   облике оппозиционера.
  Валерий Владимирович ушел от нас также неожиданно, как и появился. Последнее, что мы услышали, было:" Если понадоблюсь, звоните".  Через некоторое время решили набрать знакомый номер, но механический голос в трубке ответил:"Абонент   временно не доступен".  К сожалению, ничего нет постояннее временного.

                Авдеевские традиции

  Люди живут обычно по принципу: как придется, как получится. Если что-то не получается, то говорят : так вышло. Одним словом, мало кто, что планирует, а скорее каждый плывет по течению.
  Михаил Авдеев жил иначе. Он весь свой быт подчинил традициям, вернее он сам стал одной огромной традицией, вернее поэт представлял из себя в Самаре куртуазного человека.  Возможно в этом сыграли главную роль его польские дворянские корни. Князья Катанские кричали в каждом  жесте, каждой интонации.
    Миша как истинный литератор не мог себе отказать в интеллектуальном творческом общении. Каждый вечер к нему на Соборную приходили какие-нибудь приятели: один приносил  бутылку водки и томатный сок, другой - "Стрелецкую" и яблоки, кто побогаче, заявлялся с    Ямайским ромом и австрийскими конфетами. Ответным жестом становились его стихи:
Лунный сонет

Я целуюсь по ночам
С бледной девочкой-луной
И гореть моим очам-
Для нее лишь для одной.

В ней начало всех начал.
Ее свет всегда со мной.
Моя страсть к ней  горяча-
В небесах порой ночной.
 
Уподобленный лучу,
Я к луне стремглав лечу-
Нежный лик ее ласкать,
Лишь с луной себя сплетать.
                10.11. 1983г.

При всем  таком хаосе визитов наблюдалась железная логика.  Приходили лишь важные и нужные люди: одни эксперты по антиквариату, другие - специалисты в области дореволюционных книг и открыток, третьи- политические деятели или  представители самарского бомонда.  Одни появлялись раз в квартал, другие раз в месяц, а кто раз в неделю, но это уже из  ближнего круга, к которому относились мы с Ириной. В комнате было всегда уютно и звучали Мишины стихи как песни:
                Твои мечты я знаю-
                Душа твоя светла.
                (Федор Сологуб)
Твои мечты я знаю-
Душа твоя светла.
Я на костре сгораю,
На том, что ты зажгла.

Ты вертишься, играя,
Как маленький волчок,
Лишь одного желая-
Не думать ни о чем.

И взорами пылая
Ты корчишься на мне.
Душа твоя  святая-
В оргазме как в огне.
                12.12.1983г.
х х х
                Ты закрой свои очи...
                ( Федор Сологуб)
Ты закрой свои очи-
Опрокинься в экстаз.
Скроют дикие ночи
Беспросветностью  нас.

Ни мороза, ни ветра
И вдвоем хорошо.
Отвори свои недра,
Чтобы я в них вошел.
                12.12.1983г.

                Ты не бойся, что темно.
                (Федор Сологуб)
Ты не бойся, что темно.
Знай, что я с тобою.
Твое тело все равно
Я своим накрою.

Только крепче обойми
И побольше страсти.
И не бойся. Вместе мы
Победим ненастье.
                12.12. 1983г.
 
 Входная дверь Авдеева была вся исписана текстами типа " Я тебя жду два часа,  а тебя все нет. Елисеев" или "Зашел, звоню, а мне никто не открыл. Я стал петь арию Дон  Кихота. Вышли соседи, обещали вызвать милицию. В Самаре не любят оперу, кому я нужен.  Сергей Пинигин". Около двери стоял  деревянный сундук, на котором порой кто-нибудь спал: то ли не дождался хозяина, то ли не смог от него уйти.  К таким завсегдатаям относился тонкий ценитель искусства Александр Белоусов, слывший в Самаре полиглотом и экспертом по ивриту и идишу.
   Иногда к Мише приходили дамы, порой из высшего общества, частенько замужние. Если что-нибудь получалось, более чем великосветская беседа под рюмочку коньяка, то Миша, как благородный поляк, дарил счастливице одну из картин своего  друга- художника Виктора Ширяева.  Такие встречи  вдохновляли  Авдеева  на пронзительные, откровенные стихи:
Воспою твои корчи
В пароксизмах оргазма
В самом лучшем из творчеств
Симбиоз наш не назван.

На постели свершились
С нами все  катаклизмы
И в ущелье с вершины,
Обручась, понеслись мы.

Воспою твое тело,
Груди, ноги и руки
И тебя я надену
На себя в сладкой муке.

Ты в оргазме споешь мне,
Обвивая мне шею.
Так как ты отдаешься-
Так никто не умеет.
11.11 1983г.
х х х
Я на всех алтарях Вселенной в честь тебя запалю лампады,
Чтоб горели огни Господни, освещая вселенский мрак.
Накручу я все граммофоны, чтоб они не смолкая пели.
Сотрясая небесный купол, о тебе, о тебе одной.
Я твое начертаю имя на щите золотого солнца,
Я тебя в облаках воздвигну в полный рост - словно Божий храм.
  9.12. 1983г.
х х х
                Ты вечно для меня
                (Аполлон Григорьев)
Цветешь в ночи, маня,
Фиалкой расцветая.
Ты вечно для меня,
Волшебница  Святая.

И бедрами дразня,
И взорами пылая,-
Ты вечно для меня,
Принцесса Золотая.

Такая ты одна-
С певучими ногами.
Ты вечно для меня,
Восторженно  нагая.

Владычица огня,
Истомой истекая,-
Ты вечно для меня!
Мне и нужна такая.
  11.11. 1983г.
Иногда Михаил   ударялся в воспоминания о своей бурной студенческой молодости, где его собратом по приключениям в общежитиях был Игорь Телегин, будущий звезда самарского телевидения. Они вместе выпили столько портвейна "777", что если  это количество вылить в ванную, то  в ней можно было бы утонуть. Из тех времен остались такие частушки:
Надо ж быть таким счастливчиком
Видеть грудь твою без лифчика
И без трусиков ты кажешься
Лучше, если ты отважишься.
   11.11.  1983г.
Твои груди ласки чувствуют,
Твои ноги на парчу встают.
Ты  танцуешь в пьяной мгле,
Ноги на  плечо надела мне.

Ты хмельная, обалделая,
Свое тело ты раздела для..
Ты играй, нагая, страстная-
Пусть взорвется из костра струя.

Твоего испив причастия,
Покатаю на плечах тебя.
Под тобою буду шею гнуть
И хранить тебя в душе одну.
                11.11. 1983г.

    Миша рассказывал мне, что в его жизни была Святая Троица, сформировавшая   творческую личность. К этим духовным патриархам Миша  относил Телескопа, Люсика Беленького и Витю Зуева.  Михаил  заявлял, что без этих людей он бы мало что понял в окружающем мире. Я спрашивал у него, кто такой Телескоп? Авдеев  на это восклицал:"О, ну это супер! "  и закатывал глаза к небу.  Интересовался у других общих знакомых по поводу Телескопа, отвечали обычно кратко: "Телескоп - это вообще, лишних слов не надо. Он одним глазком взглянет на антикварную вещицу ,  и все  про нее знает, как мать про родного сына". Помню как то летом мы с Ириной сидели на пляже под Рабочим спуском. Позади пила пиво компания криминальных личностей. Главарь воскликнул:"  Братаны, нет больше с нами Телескопа, осиротела Самара, жизнь остановилась, а какая команда была, один Авдей чего стоил". Я рассказал об этом случае Михаилу Петровичу. Он заметил:" Да, это Марк  с зоны откинулся, а у него в подручных - слепая Надька, которая видит лучше орла, но прикидывается по трамваям, только за кошелек держись".
   По поводу Люсика Беленького Миша был более разговорчивым. Он рассказывал, что этот антиквар и коллекционер сохранил  многие ценности старых самарских купцов и спас их от разграбления большевиками. По мнению Авдеева Люсик был одним из самых богатых людей города Куйбышева, но  раритеты держал в кладовке под замком. Гостей же угощал чаем седьмой промывки, говоря, что богат не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто умеет экономить.
   Витя Зуев  являлся  знаменитым книготорговцем  и экспертом по дореволюционным изданиям. Он обладал широчайшей эрудицией и иногда за кружкой пива читал "Божественную комедию" Данте наизусть на языке оригинала. Однажды в "Метрополе" его приняли за иностранца и бесплатно угощали, а Миша представился переводчиком. Зуев научил нашего поэта извлекать сармак из воздуха и делать прибыль из того, мимо чего все проходят, не замечая очевидной выгоды. Книготорговец повлиял на политические воззрения Михаила, многое рассказывая о преступлениях Ленина. Эти факты  люди узнали только во время перестройки. Любопытно, что антисоветчик Зуев жил угол Ульяновской и Ленинской или, как он говорил, угол  лысого и лысого.  Авдеев посвятил своему другу знаменитые строки:
 " Мы пиво выпили в Бристоле,
Чтоб знать, что будет впереди..."
Впереди у страны была перестройка,  которую Зуев   так и не увидел. Экономические изменения коснулись  и самого Авдеева. Он почему то уверовал, что при переходе к буржуазному строю все деньги, хранящиеся на сберкнижке, будут переведены в доллары, поэтому все Мишины накопления  превратились в пыль. Гайдаровские реформы уничтожили его финансовые закрома. Друзья-юмористы во время застолья  пели:
 "  Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка,
Полная копеек и рублей?
Самая нелепая ошибка, Мишка,
То что ты получишь звиздюлей".
  Важной традицией для Михаила было празднование Нового года. Он  осенью приносил с пляжа  целое ведро песка, накрывал его  целлофаном и прятал  под кухонный стол. В декабре поэт долго выбирал  на  елочном развале самую большую и пушистую сосну.  К 25 декабря он  наливал в  ведро с песком воду и ставил  на табурет  посередине комнаты.  Затем  водружал   в эту конструкцию зеленую красавицу. Далее он благоговейно, почти сакрально украшал сосну всевозможными оригинальными старинными  стеклянными игрушками, как бы возвращая себя в детство, что прошло  в старом доме на Панской. Праздник шел  радостно и экзотично вплоть до самого православного Рождества.   Любимым лакомством и доминантой стола являлись Шампанское "Абрау-Дюрсо",   шпроты на бутербродах и сайра на блюдце из кузнецовского фарфора. Все остальное гости приносили с собой, и пир начинался под песни Петра Лещенко , Вадима Козина и , конечно, стихи Михаила:
Осенюсь заревою иконой
Охмелюсь поднебесной водой,
Отдавая виденьям поклоны
За тобою пойду молодой.

Обойду всю  рассветную землю
И тебя в дальней дали найду.
На себя твое тело  приемлю
И, закончив, навеки уйду.
4.11. 1983г.
х х х
                Но ты опять моя
                (Федор Сологуб)
Вот и снова ты -моя
В осени, в печали
Твои синие моря
Воду расплескали.

В них я сердце утопил,
Радостен и светел
Только синие любил-
Их огонь и ветер.

В эту осень ты моя,
Вновь горишь красиво.
В твои синие моря-
Душу опрокину.
                21.12.1983г.

  На Рождество и Крещение мы все вместе ходили в Покровский собор на  праздничную службу.  Как-то священник запел:"Славься народ израилев". Миша аж отшатнулся в сторону со словами: "Боже, мой, что же я тут делаю, а кто же будет славить русский народ и Россию?" Он отказался даже набрать  Святой воды. На обратном пути я долго убеждал Михаила Петровича, что  православие вышло из иудаизма  и что Иисус  - еврей, но это история, которую надо знать и уважать. Спаситель принес в мир нравственный закон и подарил его людям. Ирина успела набрать  Святой воды, и мы обрызгали ею  всю комнату поэта. Этот ритуал  успокоил мятежную душу нашего богоискателя. 
   Еще одной замечательной традицией Авдеева было отмечать свой день рождения 23 сентября в узком кругу братьев по духу. Его родная тетя Ольга Ивановна готовила  к этому празднику  восхитительное яблочное варенье, а также пекла пироги, вкусные, аж ум отъешь. Выпивки всегда было море:  Массандровские  крепленые вина, импортная  водка и огромное количество разливного пива со Дна. Как-то раз, когда все собрались, я  включил специально принесенный  радиоприемник, по которому на волне Радио-7 из Самары прозвучали впервые на широкую публику песни  на стихи Михаила Петровича Авдеева. Гости буквально были ошарашены и не знали, что сказать. У Миши от удивления открылся рот, так что он некоторое время не мог ни выпить, ни закусить.  Я заранее написал музыку, сделал студийную запись, и Людмила Русановская , редактор русского вещания в назначенный час выпустила программу в эфир. Вот это был настоящий подарок, самый удивительный за всю Мишину жизнь.
   Такой сюрприз, однако, повлиял на гостей по-разному.  Удивительной оказалась реакция Чебурашки на длинных ножках. Тот напился  и стал ужасно хулиганить: плескался пивом в уважаемых дам с криками : "Дам на Аграм, а  вам не дам", потом он пытался перевернуть стол. Миша притащил бельевые веревки, и смутьяна стали вязать. Однако тот  оказался не так прост. Он рвал веревки как нитки, потом вдруг захлопал руками, заявив, что является  голубем мира  с картины Пикассо. Все облегченно вздохнули, но напрасно. Чебурашка подбежал к открытому окну, около которого курил Авдеев и начал выталкивать именинника на улицу с восьмого этажа, выкрикивая : "Ща, все у меня полетаете". Пришлось применять газовый баллончик. Гость пришел в себя, одел чужые ботинки 41 размера вместо 45 и удалился, неловко подпрыгивая как подстреленное кенгуру.
  После музыкального сюрприза мои отношения с Авдеевым стали портится. Некоторые стали нашептывать, что я изгадил великие стихи, превратив их в мерзкие  дурацкие шлягеры. Тут же появились местные  композиторы, которые утверждали, что напишут музыку гораздо лучше.  Другие говорили, что я примазался к гению, будучи совершенно бездарным.  Склока нарастала как снежный ком, в конце -концов, прорвавшись лавиной  упреков и обид.  Совместное творчество было испачкано и растоптано.
    Миша стал дистанцироваться все дальше и дальше, потеряв в жизни точку отсчета. Его новые друзья потирали руки от радости и внушали Авдееву ложные ценности. Я  молча ушел в сторону и наблюдал печальные события уже со стороны.  Стали исчезать Мишины традиции одна за другой, опадая как осенняя листва. Он перестал ездить летом в Питер, постепенно теряя связь со столичной культурой. Закрыли книжный рынок, являвшийся глотком свободы  и местом неформального общения. Мне рассказывали, что Авдеев перед разгоном  "тучи" в Дубовой роще,  залез на груду мусора и кричал, что он последний поэт Самары и его оттуда только бульдозером сгонят, но подошли милиционеры, и трибун молча ушел.  Ставка библиотекаря в авиационном институте подверглась беспощадному сокращению, и  Миша остался без работы. Мэр города вручил Авдееву почетную грамоту и пригласил на торжественный банкет  для  именитых жителей Самары, но на работу в СМИ поэта не взяли. Ему   в конце - концов  приятели  нашли ставку пожарника в оперном театре, но потом  и там он пришелся не ко двору  со своим  мнением и колючим характером.  Места старых приятелей: букинистов, антикваров, ювелиров стали занимать странные люди  с алкогольными наклонностями, а порой  вообще случайные прохожие с улицы.
     Празднование Нового 2013 г. оказалось  для поэта последним. Пышная красивая, ярко наряженная  сосна осыпалась одна, когда ее хозяин умирал в больнице Середавина.
  В память о Михаиле Петровиче Авдееве осталось его творчество:
Все равно ты рассыплешься пеплом,
Свою жизнь как рулетку крутя,-
Увенчается сумрачным склепом
Твоя темная в мире стезя.

Даже если твой путь был и светел
И ты  счастьем дышал на земле
Все равно обратишься ты в пепел
И рассыплешься прахом во мгле.

Кто б ты ни был - едины для Бога
Все кто жил и живет на земле.
Предначертан десницею строгой
Знак судьбы на печальном челе.

Все равно ты рассыплешься пеплом,
Свою жизнь как рулетку крутя,
Ведь душа твоя ночью ослепла,
В непроглядную пропасть летя.

  4.11.1983г.
Для меня поэт остался в таком образе:
 
Стало тихо у  Шанхая,
На скамейке Миши нет,
И слова уж не летают
Наподобие комет.

Пиво, ямбы и хореи
Под кустом неспешно пьют.
Рифмы бродят по  аллее,
И других поэтов ждут.

Солнце в небе скачет лихо,
За ним гонится луна.
Нам закат нальет за  Миху
Кружку красного вина.

Так устроено в природе,
Что всегда всему свой  срок.
Поэтесса-ночь подходит
С монитором звездных строк.

Будет  время, я надеюсь,
Разразится летний гром.
Мне послышится Авдеев,
Декламирующий в нем.

И появится фигура
Над Самарою, над всей:
Пальцы-бревна жжет окурок,
Призрак  пьет из туч портвейн.


Что ж, Михрюня,   все там будем.
Ты в раю или в аду?
Прозой жизни сердце студим
Под фанфурики в бреду.

Ночь, природа отдыхает,
На скамейке Мишки нет.
Лето в шортах  у Шанхая
Пишет дождиком  сонет.
  Самара без  Авдеева потускнела. Если в городе нет личностей ярких, самобытных,  то общество  превращается в серость, где живут не люди, а тени. Жалко, что местные творческие союзы сделали вид, что не заметили звезду, которая так ярко сияла рядом с ними. Пройдут годы, и никто не вспомнит о нынешних членах Союзов писателей, литераторов, журналистов. Их книги я часто вижу на мусорках, а стихи Авдеева живут в душах  самарцев.

https://www.stihi.ru/avtor/blinkova1951
https://vk.com/mihail_avdeev


 


                Ее величество  Самара

    В это время  Кабатченко, заказавший исследование   о Челышеве, потупил глаза и сбежал, а материал накопился .  Мы собрали все новое и  стали готовить  следующую книгу, которую назвали "Ее величество Самара" . Макет помог   сделать Саша Соловых. Он  оказался  из тех редких демократов, которых  можно было о чем -то попросить. Александр Степанович  не закатывал глаза со словами :"   Вы не наши люди". 
      Для издания опять таки требовались деньги.  Помню зашел в политизбушку на Венцека. Там по кабинетам бегал Никишин с огромной пачкой купюр.  Мы попросили в какой либо форме профинансировать  новый  краеведческий проект.  Юрий Александрович ответил: " Вы не наши люди и деньги не для вас, а  ради  демократизации города".    Жизнь научила не унывать. Тут пришла идея  сделать видео филь о  старой Самаре. Купили   бытовую видеокамеру и стали снимать улицу за улицей. Потом  видео ряд   озвучивали на моей  домашней студии.  Так получилась трехчасовая  прогулка  в прошлое.
 http://www.youtube.com/watch?v=5_DeyCUQA9k ( часть1) ; http://www.youtube.com/watch?v=WAg9JHKHLR4 (часть2);.. ( часть 3)
http://www.youtube.com/watch?v=En1GpLM7GYg  ( часть  4) http://www.youtube.com/watch?v=atM2qAUUmYY( часть 5)  или все объединено здесь:
Мы перезаписывали  десятки кассет и продавали.  Стали скапливаться деньги на издание новой книги.
      Неожиданно  позвонила Светлана Вениаминовна Жданова с ГТРК и предложила написать десяток сценариев  для их  нового цикла "Самарский альбом". С этим мы справились за неделю. Нам дали двух режиссеров  Ирину Тихонову и Аллу Миронову. С ними ездили по городу, показывая объекты для съемок.  Каждый фильм предполагался с песней. Начались показы по телевидению, звучали мои песни  на стихи Авдеева. Миша уже этому не радовался, вдруг он стал заявлять, что я  поганю его стихи, превращая душевные порывы в пошлые  шлягеры, хотя раньше все это ему нравилось.  На этом мы разошлись окончательно, пришлось даже из нескольких песен выбросить Авдеевские стихи и написать свои. Получилось к примеру так:
Городовой
Прогуляться Самара  зовет
С  девятнадцатым веком в обнимочку.
Шаловливый мотив подпоет
Гранд отель под веселую скрипочку.

А по Дворянской, а по Панской,
Господа в экипажах каталися,
Им головой кивал городовой,
Звезды в небе ночном улыбалися.

Тот же вечер и та же  весна,
Что когда то цвела при Алабине,
И дома помнят их имена,
И балы в Благородном  собрании.

А по Дворянской...

Лица хмурые , как образа:
Это наши свободные граждане.
Там, где раньше двоилось в глазах,
Там сегодня троится у каждого...

А по Дворянской,  по Панской
В экипажах никто не катается,
И даже звезды не над головой,
А на коньячных бутылках болтаются.
  Я также для фильма подготовил песню о  самарском  кафедральном  соборе, что стоял на месте оперного театра:
 Собор

Он вышел на площадь в крестах,
В мундире из белого камня:
Один за Самару восстал,
Как витязь из древних сказаний.

Погон золотых купола,
Как солнца лучи сияли,
Гудели колокола,
Будили заволжские дали.

Последний солдат  Державы,
Последний ее солдат,
Самарский собор кафедральный,
Прощальный свой бил набат.

А после земля дрожала,
И даже горел металл.
Взрывчатки им так не хватало,
А Храм все стоял, стоял.

Напиток истории грек,
Российской же  горек вдвойне:
Замешан на крови и боли
И на гражданской войне.
    Вскоре контракт с нами разорвали, объяснив, мол " Вы не наши люди".  Мы проторили дорогу, а по ней пошли уже другие, т.е.  "наши для кого то люди". Однако    телевизионщики заплатили достаточно, чтобы мы смогли издать третью книгу "Ее величество Самара". Тут тоже  не все было благополучно. Треть экземпляров - чистый брак.  В  типографии не скандалили, а все переделали.  Третья книга поступила в продажу, и быстро закончилась. В этом издании мы разместили свои рассказы -зарисовки самарской жизни эпохи Гайдаровских реформ и "большого хапка".    (http://www.proza.ru/cgi-bin/login/page.pl)  Кроме того в книге содержатся политологические размышления в традициях журнала "Кредо" (http://www.proza.ru/2014/04/18/972).   Миша в  этом издании уже не участвовал.

                Гражданская инициатива

    В 1997г. к нам домой  на Чапаевскую пришел Валерий Карлов с каким-то мужчиной. У обоих был вид  весьма заговорщический. Валера представил мне незнакомца как инженера с  Авиакора. Тот пояснил, что является инженером-изобретателем и разработал уникальную методику испытания пассажирских самолетов по поводу усталости металла. Такая   уникальная технология способна предотвратить многие авиакатастрофы.  В идеи лежит оригинальный способ - подвергнуть испытуемый самолет высокочастотной вибрации. В таком случае особые улавливатели звуков обнаружат в местах скрытых трещин и особых дефектов отклонение в определенном музыкальном тоне. Кроме того у изобретателя оказалось еще много других идей.  Я удивился, мол, чем могу помочь, ведь мы с Ириной никак не связаны с авиационной промышленностью. Мужчины потупили глаза, а потом Валера заметил, что  изобретателю надо соединиться сами понимаете, с какими спецслужбами и продать им новейшие разработки, а за это я получу 30% в валюте  сразу , а потом постоянно на мой счет в иностранном банке будут капать  баксики.  Я крайне удивился такому предложению, так как никаких связей с ЦРУ и прочими разведками у меня не было в  помине.  Я разочаровал моих гостей, и они ушли.
  Вскоре  Саша Соловых попросил нас написать разоблачительные  статьи  по материалам КРУ в  его газету "Гражданская инициатива". Факты говорили о том, что страну грабят, разворовывают и попросту ураганят. В Самаре , когда мэром был Сысуев, частное лицо, приближенное к власти,  порой  покупало  муниципальный объект за  две- четыре тысячи рублей, а через месяц продавало за 2-4 миллиона долларов.  Так в  городе и стране возник слой хапуг-олигархов, которые плевали и сморкались в собственный народ.   А как дурачили людей:  высокий чиновник появлялся на  телевидении  с подозрительной личностью, которая заявляла, что скоро придет   в самарский  порт пароход из Бразилии, набитый сахаром, мол, берите подешевке.  Собранные деньги испарялись. Власть объявляла один проект за другим, собирала бабки и с концами: эпопея с городскими часами и   автобусными остановками;  империя чипсов; голландские коровы    и немецкий желтый картофель, толстолобик и белый амур в Волге, кедровые леса по всей Самарской  губернии. Аферы летели как из рога изобилия.
   Нам  предоставили чудовищные материалы о разграблении местных заводов, о  рейдерских  захватах,  о  страшной имитации коммерческой  деятельности. К директору банка приходили бандиты и получали под угрозой расстрела невозвратные кредиты, а за все это расплачивались несчастные простые вкладчики, называвшиеся по зоновски "терпилами".  На индивидуального предпринимателя могли перевести два миллиарда и тот исчезал.  Мы написали  по этому поводу ряд статей:" Саранча", "Мэр в законе", "Золотой картофель",  "Все для галочки" и ряд  других. Газету в народе даже стали называть "Инициатива Демидовых".  Денег особенно  за это не платили, но мы писали от души, потому что было противно смотреть на воровскую мерзость, дорвавшуюся до власти под флагами Демократии и Либерализма.  Начались звонки с угрозами и еще Бог знает какая гадость.  Мы стояли у истоков самарского демдвижения и поэтому считали обязанными сказать, что грабеж примазавшихся к власти, -это не путь для страны и реформ. Главным редактором этого крамольного издания  был  Василий Лайкин, очень оригинальный человек. Парень продал комнату в Самаре и уехал в Москву, чтобы стать президентом во имя спасения Отечества. Столица его не приняла, и бунтарь вернулся назад  без жилья и с пустыми карманами с единственной бумажкой " Васья Лайкин - американ брокер".  На посту редактора он от души продолжил борьбу с  несправедливостью.
  Когда выборы мэра завершились, и убедительную победу одержал Г.С. Лиманский, то все  знакомые по неформальному движению, находившиеся в руководстве избирательной  кампании получили свои дивиденды: кто  должность, кто дорогостоящую туристическую путевку, кто деньги.  Соловых, обещавший устроить Ирину кандидата исторических наук в администрацию Октябрьского района, сказал, что все места заняты нашими людьми, а вы, увы. Мне сообщили также, что за статью " Мэр в законе" один из  главных претендентов  на должность выделил 14 тысяч рублей, т.е. более двух тысяч долларов, а  я получил всего 400 рублей. С тех пор нас  с Ириной в глаза стали называть бессребрениками, а за глаза, думаю, гораздо хуже. Те кто пришли на смену Сысуеву стали продолжать ту же политику. Из средств массовой информации поступали тревожные сведения о  массовой распродаже муниципальной земли, на которой располагались городские парки, Набережные, Ипподром  и т.д.  Я ощущал себя наивным идиотом.   Местная власть не может идти против центральной, и если сверху сказали, что надо плодить слой олигархов и миллионеров, то идти против  течения бессмысленно. В поселке Волжском  были распроданы под коттеджи все земли на берегу Волги. Так что местным жителям тало невозможно добраться до берега  великой русской реки и осталась   лишь возможность в летний зной купаться только на озерах и заболоченной и израненной дамбами Курумке. Я обратился в  местное отделение  "Российской газеты". Главный редактор Геннадий Васильевич Субботин, с которым ранее я плодотворно сотрудничал объяснил, что тема  захвата земли не актуальна, это жизнь, за которую проголосовала вся страна. По этому поводу остряк Юрий Александрович Никишин говорил, что Ельцин стоит на пути реформ, его не обойти и не объехать. В то время я исполнял такие песни:
Бомж
Я живу на скамейке
Уже несколько лет,
Из ботиночной стельки
Свой готовлю обед.
Я  держу все помойки
За кварталы вокруг,
Только между попоек
Нету радости тут.

А покровитель наш Иисус Христос,
И потому дружок, не вешай нос:
Люблю я Сталина да за ГУЛАГ.
Имел там шконку любой чудак.

Был когда-то кредитный
И ударник труда,
А теперь весь избитый
И попал вот сюда,
Ведь  завод наш закрыли,
Рейдер взял на хапок.
Я бесправнее пыли,
Весь промерз и продрог.

А покровитель наш Иисус Христос...

Здесь у нас свой профессор
И  один генерал,
"Всем под небом не тесно",-
Кто-то мудрый сказал.
Новый русский закурит,
Подберу я бычок:
На земле столько дури,
Знать задумал так Бог.
В это время шло выдвижение Олега Вячеславовича  Киттера  на пост мэра  Самары.  Он как то вечером позвонил мне домой и спросил, мол, не буду ли я против, если он в своей газете "Алекс информ" будет печатать куски из книги "Мелодии старой Самары" и платить за это небольшой гонорар. Когда вышел новый номер "Алекс информ" меня ждал настоящий   сюрприз. Куски из краеведческой книги были взяты достаточно тенденциозно.  После публикации  некоторые евреи Самары стали называть меня фашистом и перестали здороваться. Денег от газеты я не получил вовсе, однако это не помешало мне участвовать в избирательной кампании Олега Вячеславовича.  На его митингах звучали  мои новые песни протеста:
Парадокс
А приятель лазит по помойкам,
Друг его, опоротый лежит:
Кто бы знал, что эта перестройка
Наши судьбы так распотрошит.

Герыч стал нацбол бритоголовый,
Многие отбыли к праотцам.
В библии  сначала было слово,
Наше из трех букв давно известно вам.

Я брожу по Волжскому проспекту,
Мерсы мерзко ездят по ногам.
На застой сменилися, известно,
Все  реформы, что сулили нам.

Наш народ как шарики надули
И пустили по ветру - лети.
Как стакан страну перевернули,
И подонки снова впереди.

Эх, Россия, мачеха блатная,
Где твоя хваленая душа?
Я про эту душу точно знаю-
Спряталася в дуло  Калаша.

Наша жизнь не знает перевода,
В англицком таких нет просто слов.
В голосе российского народа
Крики древнегреческих рабов.
Мораль

Мораль есть тормоз для коммерческих успехов.
Мешает нравственность нам  "зелени" добыть.
Вот мой приятель, он на бабушку наехал,
Мол, из собэса  и давай ее душить.

Потом срубил бабы в финансовой афере,
Авторитета сам на стрелке завалил.
Теперь вращается в весьма высокой сфере,
Единоросс и в депутаты угодил.

Еще знакомая свалила за границу
И года два крутилась у шеста.
Теперь крутая и имеет виллу в Ницце,
Жизнь начинает с чистого листа.

Еще знакомый, тот мамашу шпок на даче,
Теперь сидит на нефтяной трубе,
Он с губернатором везде за ручку скачет
И говорят слегка заголубел.

Раскушал  рожу, так что щеки бьют по стенам,
Едва  влезает в свой огромный черный джип.
Глазенки хищные, как будто у мурены.
Совок с валютой пострашней чем птичий грипп.

Совок с валютой как кабан на минном поле-
Куда повалит? Боже упаси.
По всей Европе катится застолье,
И всю слышится :" Соси, еще соси!"

Собрать классическую всю литературу
На площадь Куйбышева и с бензином сжечь!
Достал нас Достоевский, видно сдуру,
Мол, честь и совесть надо смолоду беречь.
Ах честь и совесть, с ними нам одна морока,
Все атрибуты эти лучше сдать в музей.
Туда где сбоку челюсть диплодока,
А слева меч фальшивый Киевских князей.

                Возвращение  Толи

  В начале лета 1997г. идем мы с Ириной по Соборному скверику, что напротив генеральского дома. Вдруг слышим полушепот - полу-вскрик: " Димидавы-ы-ы..." Обернулись назад, а на скамейке старичок, пригляделись, батюшки родные. Это Толя Черкасов: без зубов, совсем седой и какой-то маленький. Разговорились и сказал он нам такое: " В лагере сидел, в тюрьме был, даже в психушку попадал за диссиденчество, но хуже  Америки ничего не видел". Потом мы сидели у него в квартире на втором этаже по Чапаевской, 180 и пили водку. Толя рассказывал о своих мытарствах в США.
    Поселили его  как изобретателя в Сиракузах, небольшом городке рядом с канадской границей. Природа чудесная, в реке лосось, в лесу белые грибы размером с лукошко, на пастбищах пасутся коровы  как с рекламной картинки- полюби домик в деревне. Все отлично, но я не знаю английского, а они русского. Остался как в пустыне. Стал рыбу ловить, грибы собирать, ягоды. На меня начали глядеть как на сумасшедшего. Полицейский пришел, заявил, что у нас так не живут, все надо покупать в  магазинах, где  лежит лицензированный товар. Толя попробовал консервы, а они сладкие. Есть невозможно. Молоко  тоже сладкое и не прокисает по месяцу без холодильника. В животе от такой еды началась резь.  Толя пошел договариваться с пастухом о парном молоке. Тот ответил, что весь удой продан на год вперед по контракту, а если что уйдет налево, то тюрьма и тому кто купил, и тому кто продал.
      Зато серебристый Крайслер Черкасов приобрел за две бутылки виски у соседа. Поехал на авто в Нью-Йорк, по дороге  напали  афроамериканцы, ограбили и порезали, еле выжил.  Все изобретения Черкасов зарегистрировал, но они оказались невостребованными.  Жил Анатолий в США как изгой  на отшибе, получая мизерное пособие.  Оказывается американские зубы стоят целого состояния и чинить их наш путешественник -эмигрант приехал к самарскому районному дантисту Хайкину. Мы выпили, не чокаясь за  Толину погибшую мечту о райской жизни и за  иллюзорность общества  всеобщего благоденствия. Он планировал переехать в Словению с американской пенсией, но увы, этому не суждено было случиться.
Дядюшка Толя
Дядюшку Толю
Видеть всегда люблю
В маленьком скверике
На белой скамейке кольцами дым.

Спросил я у Толи:
"Уж Вы здоровы ли?"
Как то спросил его,
Я, сев на скамейку, рядышком с ним.

А что же случилось с дядюшкой Толей?
С дядюшкой Толей большая беда:
В том то и дело, что с дядюшкой Толей,
Ничто не случилось, нигде, никогда.

Время пройдет, и  вот,
Снова начнется год.
В маленьком скверике
На белой скамейке будешь лишь снег.

А что же случилось с дядюшкой Толли?..
   Послушав исповедь Черкасова, я подумал, что и там не тот товарищ правит балом. У них были свои проблемы, а у нас свои.
                Теплые руки самарских улиц

    В своих краеведческих книгах мы  доказывали на конкретных примерах, что реформы Александра II Освободителя  были честнее и гуманнее, мудрее и справедливее  Ельцинских, включали широкие народные массы в экономику и  вели Россию к процветанию.
  Эти  идеи и политологические выкладки оказались как кость в горле у власти, поэтому  в отношении  нас началась травля, дискредитация и замалчивание.  Краеведы от власти стали публично рвать наши книги, за глаза говорить небылицы и мерзости. Ирину выгнали с работы, нас перестали печатать и сделали  нерукопожатными. От нас стали шарахаться многие бывшие  товарищи по демократическому движению. Кузьмина сказала при встрече, мол как вы себя опустили.
    В 1998г. Н.М. Боргест директор издательства "Новая техника" предложил нам  опубликовать  книгу -экскурсию по самарским улицам к 150 летию губернии. Мы быстро подготовили рукопись под названием "Теплые руки самарских улиц".  Книга была рассчитана на широкий круг любителей старины, а также на экскурсоводов.  Получили гонорар в виде 150 книг, а Боргест открыл свое  экскурсионное бюро, отказав нам  в возможности там работать. Прозвучала  обычная фраза:" Вы не наши люди".
 Вскоре Валера Павлюкевич сообщил, что в газете "Дельта-Информ" появились краеведческие статьи сильно смахивающие на наши материалы. Пошли к редактору Инессе Дмитриевне Воробьевой. Та сказала, что готова нас печатать. С ней мы работали года полтора и написали  свежего материала на целую книгу, которую назвали "Горизонты  Гражданского общества".  Мы ее собрали в электронном формате.  Дело в том, что за время плодотворного сотрудничества с газетой удалось собрать деньги  на компьютер. Так мы  вошли в цифровой формат и сделали  лазерные диски со  всем своим краеведческим творчеством. Через гиперссылки в текстах стояли редкие  фотографии, документы, аудио интервью с потомками и песни.
                Олигарх
Я в школе всех тиранил,
Шпанил по чердакам,
За мной моя маманя
Гонялась  по пятам.

Рубил хвосты я кошкам,
Шпандорил пацанов,
Решетку на окошке
Увидеть был готов.

Тут гласность  вдруг полезла,
Я понял, что почем
И стал ковать железо,
Покуда Горбачев.

В пивной учил английский
Со словарем и без,
Ведь слово рэкет близко
Мне как нательный крест.

Я стал почти Писсарро,
Я стал почти Кортес,
И в бизнес я вписался,
И я во власть залез.

Чубайсик  ваучеры
Народу налепил,
Хоть он и рыжий стерва,
Но точно - крокодил.

Я стал почти Бил Гейцем
В прихватизацию,
Всех остальных индейцев,
Да в резервацию.

На Мазде я катался,
Летел  на красный свет,
Давить совков старался,
Здесь нищим места нет.

Стрелял в парламент Ельцин,
Бузу бузил народ,
А я обтяпал дельце
И прикрутил завод.

С мокрухи до гопстопа
Наделал я делов,
И прикрутить Европу
Уже почти готов.

В парламенте я - Папа,
Да и в столице крут:
Ох, надоело хапать,
Мне зелень - как хомут.

Под водочку "Распутин"
Валил народ в бордель,
А оглянулся - Путин
И новый беспредел.

На кладбище аллеи
Пострелянной братвы,
Но их я не жалею,
Ребята не правы.

Кругом одни понятья,
А пониманья - ноль,
Вот потому -то ,мать их,
Я , Папа и Король.

Здесь будущее темненько,
Тут  снова кровь прольют,
Плевать мне на преемников -
Меня на Кипре ждут.
Памятник
Ползет шахтер в забое длинном,
Он уголь роет для страны,
А из  Кремля герою видно,
Куда ползут его сыны.

Земную кровь сосет в запарке,
Нефтяник, аж струится пот.
Кругом плодятся олигархи,
Надежной родины оплот.

На букву  "П", но нет не Пушкин,
Хотя герой, за то другой,
Он на валютную падушку
Ложится гордой голвой.

Вот он из властной вертикали
Воздвиг огромный монумент:
Трехглавый Бог на пьедестале-
Чиновник, фсбэшник, мент.

И уголовная малина
Срывает жирные куски,
Мораль народу-буратине
Вбивают бывшие братки.

Модернизация дубинки,
И проблесковых  маячков,
Опять все стало по старинке-
Страна господ, страна-рабов.

И вы в мундирах голубые,
И, ты послушный им народ.
Повсюду криминально злые
Прохожих лица круглый год.

Не на метро , на катафалке
Россия едет  с бодуна,
И  у истории на свалке
Напишут наши имена.
    Когда гарант конституции  укрепил свои позиции и поменял курс   развития страны, нас   перестали печатать и подвергли  социальному  остракизму.   С появлением  общедоступного  безлимитного   интернета,  сделали шесть книг и выложили их во всемирную паутину. 
1 Купец на Волге(http://www.proza.ru/2013/08/03/1141);
2. Люди и мундиры(http://www.proza.ru/2013/08/03/1123) ;
3. По разные стороны решетки(http://www.proza.ru/2013/08/03/1152) ;
4. Горизонты гражданского общества (http://www.proza.ru/2013/08/03/1162) ;
5. Теплые руки самарских улиц( http://www.proza.ru/2013/08/03/1170) ;
6. Самара из глубины веков( http://www.proza.ru/2014/01/09/877) ; Последнюю книгу Барышев в пдф разместил на своем портале Самара сегодня. Она была подготовлена в феврале 2014г
7. Барышев на своем портале разместил с нами интервью в трех частях.«Я так думаю!» Подарок самарцам от семьи Демидовых ...
samaratoday.ru/news/32487
2 сент. 2011 г. - “Я так думаю!” Ирина и Андрей Демидовы 18/08/2011. В редакции Самара today известные самарские историки, краеведы, авторы 5 ...
  Валерия Демидова в мае 2015г. издала сборник своих стихов .
8. В издательстве "Союз Писателей" можно приобрести сборник верлибра" Трещина на солнце" Валерии Демидовой .Интернет магазин издательства.
http://planeta-knig.ru/shop/977/desc/treshhina-na-sol..
В ютубе выставлены наши видеофильмы о Самаре, снятые еще в 1995г. "Прогулки по старой Самаре"https://www.youtube.com/watch?v=5_DeyCUQA9k&list=..

https://www.youtube.com/watch?v=WAg9JHKHLR4&index.. Это часть 2
Это 3 часть. В начале читает стихи самарский поэт Михаил Авдеев. Он умер в марет
Это 4 часть. В начале я исполняю http://www.youtube.com/watch?v=atM2qAUUmYY. Это 5 часть
 
 

Прогулки по старой Самаре . Вторая часть.
 Фильм 1 (VTS01_1)
 http://www.youtube.com/watch?v=KReQFDP77bY
Фильм 2 (VTS01_2)
http://www.youtube.com/watch?v=TK1Efd93Gg4
Фильм 3(VTS01_3)
http://www.youtube.com/watch?v=AW9L41khgfg
Фильм 4 (VTS01_4)
http://www.youtube.com/watch?v=5QiX0W6WZ-8
Фильм 5 (VTS01_5)
http://www.youtube.com/watch?v=LGV0j5MW-kM