Николай КРАСИЛЬНИКОВ
КЛАД ПОД ГРУШЕВЫМ ДЕРЕВОМ
Ну, какое же детство или рассказ о нём без клада, верно?
– Сивежи маляко-о, каймаак, кифиир! – вместе с утренним ветерком в открытые окна домов врывался напевный голос Юнуса-глухого.
Из калиток и ворот выглядывали смуглые хозяйки – «опаюшки» и «келины» в атласных и ситцевых платьях, в цветных шальварах, отороченных узорными тесёмками: за ними – подростки, малыши. С кастрюлями, банками, чашками-косами… Торопились занять очередь. Иногда за хозяевами семенили псы. Лохматые и гладкие, разношерстные, с ушами и без. За собаками, прячась в кустах, перебежками шёл осторожный кошачий народец.
Для собак и кошек Юнус-глухой был «свой». Собаки не гавкали на него, а кошки не боялись. Подходили, обнюхивали, ласково «бодали» ноги молочника – здоровались. После продажи молочных продуктов он всегда остатки выливал им.
Юнус-глухой жил неподалёку от кожевенного завода в саманном домике. Держал во дворе комолую коровёнку.
Руки Юнуса-глухого всегда пахли молоком и сеном. На вечно небритом подбородке молочника торчали пучками волосы, напоминающие пшеничную ость. А глаза были похожи на коровьи. Такие же тёмные, влажные и грустные.
Мы, мальчишки, считали Юнуса-глухого человеком загадочным, таинственным. Для этого имелись веские основания.
Жил он сам по себе, замкнуто. Ни родичей, ни друзей-приятелей. А тут ещё кто-то пустил слух: мол, Юнус-глухой только притворяется бедным да несчастным. На самом же деле он скряга. И во дворе у него зарыт сундук с золотом, бриллиантами и другими драгоценностями. Называлось даже точное местонахождение клада: под старым грушевым деревом.
Кто не мечтал в детстве найти клад? Для чего? Известное дело: купить новый велик, сколько угодно мороженого или съездить в гости к индейцам…
Двор богача Юнуса был огорожен плохо. Через провал в низком, осевшем дувале свободно проходили соседские козы, запросто гуляли по двору, щипали бедную зелень.
Лазили и мальчишки, будто лучше места не было, играть в «чилляк» – азиатскую разновидность русского «чижика». Никого Юнус-глухой не прогонял. Наоборот, когда отыскивалось свободное время, стоял в сторонке и с каким-то странным для взрослого интересом наблюдал за игрой. Может, наши весёлые беззаботные игры напоминали ему его детство?
Как-то вечером, когда долгожданная прохлада опустилась над махаллёй, Яник сказал:
– Клад – это здорово! Но чужое брать нельзя.
– Может, Юнус-глухой закопал, а после о нём вовсе и забыл, – предположил я.
– Вот и хорошо, – подхватил Сами. – Ему всё равно не нужен никакой клад. Пусть себе торгует молоком.
Интересно, что там спрятано, в этом зарытом сундуке?
Жгучее детское любопытство явно пересиливало наши представления о том, что можно и чего нельзя… Словом, мы подгадали, когда Юнус-глухой отправится в очередной раз разносить молоко, и, притащив с собой лопату, принялись, пыхтя от спешки и напряжения, рыть по очереди вокруг груши.
Ладони наши вскоре взбухли мозолями: земля была сухой, неподатливой. Старались в основном мы с Сами. Яник же деловито поплёвывал в горсти, приплясывал, как папуас, вокруг нас и подгонял:
– Поднажмите, «пасаны»! Ещё, ещё…
Когда земля была хорошенько перекопана, Сами с досадой отшвырнул лопату:
– Сказки всё, нет никакого клада!
– Э-э, может, он зарыт под другим деревом? – теперь Яник схватил лопату и принялся долбить землю под черешней.
Увы, под черешней тоже не ждала нас пиратская удача. Но клад, клад! Одна мысль о нём разжигала воображение, заставляла до крови натирать ладони.
Мы вскопали и под абрикосом, и под орешиной, но вожделенного сундука с драгоценностями – эхма! – нигде не оказалось. Сердитые и уставшие, мы расселись под виноградником, чтобы обсудить ещё раз, где может находиться этот таинственный клад, и тут… со скрежетом распахнулась калитка.
Показался хозяин с коромыслом и пустыми вёдрами.
Мы от страха привстали и плюхнулись обратно. Убегать было бессмысленно и поздно. Всё равно обнаружены, остаётся только ждать законного возмездия.
Юнус-глухой с подозрением посмотрел на непрошенных гостей, потом растерянно окинул взором двор. Вдруг лёгкая улыбка скользнула по утомлённому его лицу.
Мы недоумённо переглянулись. Отчего он не кричит, не возмущается, не замахивается коромыслом?
Молочник между тем прошёл вглубь двора. Поставил коромысло и вёдра возле загона с коровой, потом вернулся и подсел к нам. Мы на всякий случай отодвинулись.
– Рахмат, джаным, – спасибо, дорогие мои! – заговорил Юнус-глухой. – Сапсем старый стал я. Рука-нога болят. Мал-мал работаю. Якши помощь сделали. Дерево окучили!
Мы смотрели друг на друга и не знали: смеяться нам или плакать?
– Какой подарка вам делать, джаным, не знаю.
– Ну, ладно, мы пошли, – робко встал с места Яник.
Мне и Сами тоже захотелось скорее уйти.
– Зачем уходить? – замахал руками Юнус-глухой. – Мал-мал отдыхай делай, – он резво заковылял в дом, принёс оттуда в белом платке сухие шарики курта, сделанные из творога, и протянул нам: – Бери, бери подарка.
Когда мы были уже у калитки, молочник окликнул нас:
– Болалар! Ваша лопат…
Сами подхватил брошенный под виноградником инструмент незадачливых «кладоискателей», и мы, как ошпаренные, выскочили на улицу. Щёки наши пылали, словно гранаты. Не знаю, как мои дружки, а мне, пожалуй, первый раз в жизни было так стыдно.
Конечно, о случившемся мы никому не рассказали. «Пасаны», как говорил Яник, засмеют, взрослые застыдят… Юнус-глухой тоже молчал, но, встречая теперь кого-либо из нас, улыбался и обязательно предлагал выпить парного молока или замечательного самодельного кефира.
Мальчишки – народ любопытный. И если раньше молочником мы интересовались как «владельцем клада», то после нашей «экспедиции» – вообще его судьбой. Она действительно оказалась необычной.
И Юнус был когда-то мальчишкой. Жил в крохотном кишлаке на краю пустыни. Бегал босиком по тёплой пыли. Играл в «чилляк» и орехи. Пил из колодца солоноватую воду. С аппетитом уминал хрустящую по наколкам и обсыпанную тмином лепёшку. И помогал отцу пасти в пустыне овец.
Здесь среди барханов, слушал, как в кустах терескена шелестят ящерицы и, как, набирая высоту в утреннем небе, звенит колокольчиком пустынный соловей – джурбай.
Однажды отец ушёл в кишлак за едой, а Юнус остался наедине с песчаными волнами и овцами.
Он и не заметил, как небо вдруг стало пепельным, вокруг засвистело, заскрежетало… Перед глазами всё смешалось – и песок, и стадо. Дальше Юнус ничего не помнил, что с ним стало, где он?
На третьи сутки его нашёл верблюдопас у пустынного колодца, далеко от жилья. Мальчик, еле живой, позабыл своё имя, откуда он родом и что с ним стряслось.
Однако родители его отыскали. Они показывали сына и табибам, и опытным врачам в городе. Память и речь к нему вернулись лишь через полгода, а вот глухота осталась на всю жизнь.
Так что же с Юнусом произошло?
Одни таинственно говорили, что мальчика унёс сказочный дэв, другие, что было наиболее правдоподобно, упоминали про смерч. Очень редкий случай. Но, как и счастье, беда к каждому приходит по-разному… Это я понял, конечно, уже когда вырос. А тогда…
Тогда никакого клада мы не нашли, но зато в нашей «пасанской» жизни появился ещё один хороший добрый человек. Это и было истинное сокровище.
Картина художника А. Жибоедова