Саша в очередной раз изливал мне душу. Он неподдельно дрожал мелкой дрожью, все время опускал глаза, говорил тихо, изредка озираясь по сторонам:
- Оля, ты не представляешь, что это за люди. Это очень, очень опасные люди. У меня проблемы. Большие. И я не знаю, увидимся ли мы с тобой еще когда-нибудь.
- Перестань накручивать! Я знаю, ты справишься, все будет хорошо! – эти слова, честно говоря, я произносила почти машинально, хотя и сопереживала другу. Даже смешно – столько раз повторялась эта ситуация: мы с Саней где-нибудь в дешевом кафе или в парке на скамейке, он выкладывает свои проблемы – я прихожу на выручку. Иногда словом, иногда делом. Но никогда не оставляла его наедине с бедой. И так – уже много, много раз.
С Сашей Рябовым мы знакомы, что называется, со школьной скамьи. С первого класса он носил мой портфель, дергал меня за тощие косички, в общем, считал своей девочкой. Он и сейчас не скрывал своих чувств. Не упускал случая сказать о любви и часто повторял, что «ждет, когда я буду готова». Я видела в нем только друга, и такой расклад меня вполне устраивал.
Нам с ним было по двадцать лет. Три года назад мы вместе покинули нашу родную деревеньку, приехали в миллионный город и поступили в свои университеты. Саша - в политехнический, я - в сервиса. Через два года я должна была получить диплом модельера-закройщика. Уже сейчас я создавала свои коллекции, представляемые на студенческих показах, и, кстати говоря, педагоги мне пророчили неплохое будущее.
Женская мода – моя стихия. Еще в детстве рисовала бумажным куклам бумажные наряды. Вот где был простор воображению и фантазии! С тканью, конечно, работать сложнее, чем с бумагой. Но какие изящные изгибы она способна сотворить! Как преображается женская фигура благодаря фактуре, цвету, крою, а еще искусству мастера. Это и была моя мечта – делать женщину красивой.
Когда я в одиннадцатом классе заявила маме, что намерена поступать в город, она незамедлительно среагировала:
- Я не против. Только учти, что оплачивать учебу и проживание не смогу. Отца нет, работать - уже здоровье не позволяет, а одной моей пенсии не хватит.
Я это понимала, принимала, знала, что рассчитывать могу только на себя. Так и жила в городе вот уже третий год. Учеба мне была в радость. С упоением я рисовала, делала эскизы, шила для себя и на заказ. А еще писала. О моде. Тоже на заказ. Для журналов и интернет-изданий. Иногда даже сомневалась, какая профессия ближе: дизайнера одежды или фешн-журналиста. Днем училась, делала заказы, писала статьи, вечером мыла полы в продуктовом павильоне недалеко от общежития, ночью работала официанткой в клубе. Моего дохода вполне хватало для самостоятельной жизни в большом городе.
Честно говоря, вертелась как белка в колесе, и за три года немного устала. Если в начале все трудности на пути к мечте казались нипочем, неуемной энергии хватало на все, то в последнее время силы изрядно иссякли, взгляд омрачился усталой пеленой, и цель стала казаться какой-то далекой, недостижимой. До которой тянешься-тянешься, и никак не можешь дотянуться.
Поэтому, наверное, очередные жалобы Рябова на жизнь произвели на меня эффект маятника при гипнозе, когда многократное повторение движения приводит в сон. Я честно пыталась слушать, но некоторые слова выпадали, теряли смысл, невыносимо хотелось спать.
- Оль, я должен им большую сумму… Верховный… пропал… следят… не представляешь… убить… Оля, ты меня слышишь? Меня убьют! - Последнюю фразу Саша почти прокричал.
- Что? - я словно проснулась, будто только сейчас дошел весь ужасный смысл слов друга. - Кто?
- Я же битый час объясняю, что это очень опасные люди. Ты будто не слышишь, - упрекнул он.
- Прости, я просто очень устала. За что они тебя хотят убить?
Саша от досады даже замычал:
- Ну я же говорю - денег должен.
- Сколько?
- Столько, сколько хорошая квартира в столице стоит.
- Да ты что, рехнулся! – Я окончательно вышла из забытья. - Ты как отдавать собираешься? Откуда такой долг?
Вопросы посыпались один за другим. Саша обреченно склонил голову, словно провинившийся ребенок.
- Я… не знаю. Так случилось.
- Что значит «так случилось»? Ты понимаешь, какие это деньги? Тебе никто не поможет: ни я, ни друзья, ни родители. У нас просто нет таких денег. Мы – нищие.
Последние слова я произнесла с каким-то особым упоением. Почему-то сейчас мне хотелось быть глубоко несчастной. Как ни странно, это мне было в удовольствие.
- Я знаю.
- Что ты предлагаешь? - Я была уверена, что у него уже есть какой-то вариант действий. Но была ошеломлена:
- Ничего. Меня просто убьют.
Саша пытался сказать это спокойно, но я вдруг увидела, что он был раздражен и испуган.
- Когда нужно вернуть долг?
-Сейчас, сегодня, завтра, послезавтра – какая разница. Даже через год, через 10 лет такой суммы не достану: не накоплю, не заработаю. Там еще проценты…
- Проценты?
- Да, высокие.
- Ты что, взял деньги в долг под проценты?
- Ну, типа того.
- О чем ты думал, когда делал это?
- Не до нотаций сейчас.
- Ну, Саня, я не знаю, чем помочь… Что ты хочешь от меня? Зачем назначил встречу?
- Сам не знаю. Думал, может, ты подкинешь идею, как остаться в живых…
- Не ерничай!
- Хотел с тобой поделиться, как с близким человеком. Ты ведь знаешь, что я…
- Знаю. Сейчас не время для объяснений! Я устала. Прости. Я подумаю, что можно сделать в твоей ситуации. Но, сам понимаешь… Я не миллиардерша.
- Да, понимаю.
- Пока.
- Пока.
Друга я оставила сидящим за пластиковым столиком летнего открытого кафе, обернулась, чтобы взглянуть на его понурую фигуру, и поняла: «Напьется». Но что я могла сделать? Богатых покровителей у меня нет, продать нечего. Обратиться за помощью к родственникам – моим и Сашиным – не вариант, мы бы не собрали и одной десятой части долга.
Я вернулась в общежитие, принялась за выполнение заказа одного из интернет-магазинов женской одежды: им нужны были тексты-описания товаров. Но писать сегодня не получалось, мысли были далеко. В голове возникали пугающие образы: Саша лежит на грязной обочине, весь в крови, или с перерезанными венами в ванной своей съемной квартиры. А вдруг он просто исчезнет, как будто его никогда и не было? А что я скажу его родителям? Они уже пенсионеры, Саша – их единственный сын. Одна картина – страшнее другой.
А что, если он все это придумал? Ну, чтобы я пожалела и согласилась стать его девушкой? Возможно и это, Саня на такое способен. Уж кого-кого, а этого человека я знала с детства.
Весь вечер прокручивала в голове разные сценарии, искала пути выхода из этой, казалось, неразрешимой проблемы. Ночью плохо спала и видела дурные сны.
Рано утром, не успев еще толком проснуться, я услышала писк своего мобильника где-то в глубине забытой сумки. «Хорошо, девчонок нет, а то бы непременно подушкой запустили», - подумала я. С соседками по комнате я не ладила.
Звонил Рябов. Его голос, встревоженный и переходивший временами на шепот, напугал меня:
- Я должен сказать, что уезжаю. Не знаю, насколько, видимо, надолго, может, навсегда.
- Куда?
- По телефону не могу сказать, вдруг нас слушают. Хотел, чтобы ты родителям позвонила. Сам не могу, причитать начнут… Скажи, соври, что по студенческой программе уехал в Америку, по обмену, надолго…
- Ты с ума сошел? Ты ведь знаешь свою мать, она начнет подробно расспрашивать…
- Ври подробно! Оля, я не вижу другого выхода.
- А учеба? Университет?
- Какая на фиг учеба! Ты не поняла еще, что все это серьезно?
Вчера я еще думала, что это злая шутка, но сейчас уже осознала, что ни какая не шутка. Раз Рябов звонит с утра пораньше, трезвый, значит, ему действительно угрожают.
- Саша, кто они, кто эти люди?
- Верховцев. Слышала такого?
- Нет.
- Он типа местного барона в городе. Мафиози, преступник. Его все боятся. Он полгорода держит.
- Но как тебя угораздило с ним связаться?
- Да, в «Черной кошке», в этом дерьмовом клубе, играл… У Верховцева там типа офиса…
Связь оборвалась. Перезваниваю – короткие гудки. Мысли, образы – обрывки. Ужас и страх сковали сердце, руки не слушались, время, казалось, тянется тугой резиной. Наспех умылась, натянула сарафан (проклятая застежка!), схватила сумку и бросилась из комнаты. У дверей мельком взглянула в зеркало: длинные русые волосы до пояса, на ночь заплетенные в косу, расплелись, разлохматились, разделились на отдельные пряди. Щеки раскраснелись от досады, злости и страха. И пусть! Непричесанная, не накрашенная я ринулась спасать друга.
Продолжение http://www.proza.ru/2015/09/14/995