( авантюра )
Добро Глаголю*, как во мгле,
в рубашке - ворот на тесьме
и, словно лаптем щи хлебая,
в былом плыву, и излагаю...
* « Азбука: послание к славянам. » — дословное толкование:
Д — развитие; достаток; накопление; полнота; преуспение.
Г — передача мудрости; движение; истечение; поток; направление.
- Аз -
1
« Милай мой Супруг.
Кали передадуть письмо на первых страках кланицца табе твая верная супружница Агата. Ва втарых сапчаю што Сенька наш старшой паехал в Лянград. Забрал яво твой брат Иван. Сил маих ужо нету а тут паглядь лишак хлеба малым. Жывём у нашым погрыби. Хату запаланили а после спалили немцы... » - в неизвестно который раз надрывным текстом писала одно и то же письмо усталая, но не потерявшая смысл жизни женщина с рано появляющимися на висках нитями серебра. И каждый вариант - хранящийся, как дорогое приданое невесты в пропахшем нафталином шкафу, и неизбежно желтеющий от времени, дополнял аккуратную стопку, постепенно впитывая те или иные новые события, которые автор не осмелилась бы переслать своему адресату.., даже при возможности сделать это.
*****
На завалинке сидел худощавого телосложения крепкий мужик с чёрными, как смоль, густыми в завитках волосами и аккуратно подстриженными усами, и такой же бородкой, в чистой косоворотке - нервно затягиваясь самокруткой из ядрёного прошлогоднего самосада, запас которого хранился на чердаке избы. Пальцы мозолистой, как подошва, ладони подрагивали от так и не вписывающегося в осознание слушка, пробежавшего по родным окрестностям - его, председателя сельсовета, по набору ложных доносов обвиняют в хищении:
- Да на хрена мне воровать - « махры вам в сопатки! » (C) - то, что я сам же и передал колхозу!? - вслух выругался мужчина и вошёл в просторный дом, построенный вместе с братовьями на свои кровно заработанные деньги, и из доставшегося по наследству всем пятерым небольшого участка леса за рекой, который тоже добровольно отдал новой власти - понимая: не отдай сейчас, отнимут силой и запишут во враги народа.
В «награду», как человек правильно понявший политику партии и народа - а на самом деле от безысходности ситуации, и мало-мальски грамотный: как-никак четыре класса образования, получил должность предсельсовета и трудился - не покладая рук, чтобы оправдать оказанное доверие.., и сохранить хоть какой-то достаток в семье.
« Эх! Зависливасть люцкая... Всё таки злыдневские наветы-исподтишка сделали своё дело! Когда ж ента гнусь угаманицца..!? Разве я виноват, что вырос в богатой многадетностю, сутками вкалываюшшей семье!? » - уже лёжа и тревожно ворочаясь на полатях, железные кровати тоже конфисковали: думал Неверко и не находя ответа на свой же ужасающий вопрос опять подхватился, и выскочил в ночной сумрак, словно добротные стены дома жгли душу по живому.
Немного непонятная фамилия передаётся из поколения в поколение и имеет свою историю ещё со времён правления Князя Владимира, когда в зародыше появились проблески Духа и Воли. Род не из графьёв, и не из прихвостней бояр - привыкших к шикарной жизни за чужой счёт.
Гордость свою последователи ревностно оберегали и оберегают поныне. По семейному преданию далёкие предки мечтали, чтобы в роду родилась хотя бы одна девка и обязательно с именем - Вера, но Господь награждал род только пацанами, которые выростали, как на подбор, в здоровущих мужиков - всегда отличающихся простотой в общении и трудолюбием. Как заведено на Руси, порой и дрались на кулачках вусмерть - умея постоять за себя и меньшаков.
Кто-то из пращуров в порыве разочарования.., прилюдно воскликнул: « Опять не Верко!? » И получили от сельчан а потом и со всей округи сие прозвище, а со временем и закрепившуюся фамилию. Так она и наследуется в веках. А кто в роду слаб духом.. и проявлял интерес к грамоте, тех после долгих но безуспешных уговоров и угроз отсылали на учёбу, на казённые хлеба.
« В нынишным поколении токма младшой - Ванька сбёг в Ленинград, где и абасновалси - дурак... А может ента я легковерный дурень!? За што и не спится. » - неожиданно для себя подумал Аникей; « Паслязавтра выяздная комиссия и обшшее собрание. Надёжи на положительный исход, практишски, нет. На ково жа, если арестують, я оставлю семью? Агата, сама, не потянить. Куды ёй? Ды й на сносях она! С пятярыми-то на руках: мал-мала меньша!!! На оставшихся в селе братов - тожа абабраных да нитки, с некаторых пор перебиваюшшыхся с хлеба на воду и затачиваюшшых злобу на нову власть - особлива Митяй, и тоже считаюшшыхся кулацким отродьем, надёжа невелика. Токма Ванька, ооох хитреец... » - только теперь дошло до осознания Неверко; « Сумел стервец прошшытать незавидное будушшее и умоталси в северну Сталицу где, как сообшшыл письмом, повезло с трудоустройством и жыллём. Яму-то терять было нечева: не дал Бог дятей. Собрались с бабой тихонько и съехали в белы свет, как в копейку, от греха подальша. » - бесцельно слоняясь в предрассветной мгле, как загнанный зверь, с грустью думал молодой, полный сил мужчина - то прохаживаясь вокруг не до конца загруженного прошлогодним сеном сенника, то заглядывая в многократно опустевший хлев. Добротное строение давно опустело, но многолетняя привычка содержать большое поголовье скота и с рассвета обихаживать его осталась.
Незаметно забрезжил рассвет. С некоторых пор над подворьем повисла.., нет не тишина, а некая звенящая напряжённость. Нибы-то внешне ничего не изменилось, но разум стал улавливать изменённое равновесие жизни в каждодневном предутреннем крике петухов, соловьиных трелях и даже, казалось - восходы солнца перекрасились с золотисто-розового цвета на зловеще-красный, как глаза разъярённого быка.
В мрачном настроении, после дойки вывел на луг единственную оставшуюся «худобу» со впалыми боками, вечно прогнувшейся спиной и мутнеющими глазами, дающую от силы с десяток литров молока в день, да и то в период летних-сочных кормов, и пару свиней - на привязь, тоже. А вечером опять загонять в хлев...
Власть поменялась, охотников-промысловиков поуменьшилось, а количество хищников, как и контролирующих органов, возросло. Приходится каждый день выпасать по очереди и оберегать скотину.
А когда-то скот и свободные от работы кони сутками выгуливались на огромном лугу, что напротив в ряд выстроившихся домов и, в былые времена, аккуратно выбеленных мазанок: граничащего с широкой рекой, за коей начинаются глухие, изобилующие чащобами и оврагами леса - кишащие волчьими стаями, иногда пытающимися переплыть реку и поживиться. Да и с противоположной равнинной стороны, из за подворий с пахотой, наведываются. Тут-то и поджидала единственная в летнюю пору защита из огромных псов - потомков породистой суки, гульнувшей с их собратом. И регулярные облавы волчатников держали количество шалящих соседей в узде, и в страхе перед человеком.
Но нет более агрессивных и изворотливых тварей со смешанными генами, появившихся на свет в логове зверя, на уровне инстинктов обладающих повадками волка и не боящихся человека...
« Ишшо прадед зимой на подворьи схватился с матёрым волком, а пока на зов сбегались соседи сумел запихнуть кулак в ошшэренную пасть и придушить зверюгу. Как назло, на тот момент дворовых и соседских псов увела за собой стая, ведомая хитрой и расшшотливой волчицей. Подоспевшие мужыки токма наблюдали пышушшый огнём взор хозяина, так и не отвёвшаго глаза от угасаюшшэй жизни ва взгляде хишшника... Знатный был охотник, уважаемый. » - вспоминал рассказы отца Аникей, подгоняя прутом корову и визгливых подсвинков. А от овечек остался лишь пустой загон в хлеву.
Так было принято в этих краях и передавалось в наследство многим нарожденным поколениям, пока сторожевых псов не перебили невесть откуда взявшиеся большевики. Да и стада были.., не чета нынешнему.
По весне скотину, среди которых взбрыкивали копытцами и дрались рогами молоденькие козлики и барашки, выводили на выгон и лишь к наступлению поздней осени: коров, отъевшихся овец и крупных но худых, как доски, свиней - кого в тесные клетки на откорм, кого оставляли для продолжения поголовья, а свиноматок до последующих опоросов. Ведь большая польза и экономия:
« Летом - целыма сутками свинни и молодой приплод рылись в земле, в поисках питаюшшых корешков и набивали утробы травой. Токма по вечерам подкармливались жыденькой похлёбкой, а в полудённую жару - вода по саседству.
Осенью ж тыя, што на откорм, поначалу зжирають по бадье крутой мешанки и через пару месяцев едва-ль одолевають небольшую мису, запёртыя в тесныя клетки. Но ни грамма пиття!
Зато какое нежное и вкусное сальцо с опаленнага и пропариннаго соломою борова в пять, а то и семь пальцев толшшыной. И не женской малёхай ладошки, а натружаной-мужескай : порода наша крепкая, удалая. Дед бывало быка валил ударом кулака, ды й батька тож. Но не потому, што обладали неимоверной-мифишшскай силай, а знали куды бить!
Салу давали остыть. И нямного затвердевшае закладвали в заготовленные дубовые бочонки слоями - густо пересыпая и натирая крупной соллю, смешанной с чесношком и тмином: утрамбовывая под гнёт так, штоба не было доступа свежаго воздуху. Вылежанное и напитанное - лишнего в холодном погрыбе не возьмёть, оно становицца розоватого цвета и ароматное на вкус.
И рытуал забою баравов был не для слабаков. Па традиции «баец» должон выпить, в обязатильным порядки, кружку крови - хлешшушшей из яшшо трепыхаюшшегося сердца. Затым стилетная рана затыкалась, а апосле разделки кровь собиралась и шла для приготовления ливерной колбасы па асобому рецепту - с гречкой и прочыма-всякима дабавками.
Готовалась сразу жа апосле забою и разделки туш, потом обжаривалась в печи и вывешивалась на мороз. Вдобавок забивался и годовалый бык. Для настояшшей кровяной колбасы необходны говяжый ливер и толстые явоныя кишки. В результате получацца не какия-нить кабацкия загогулинки, а настояшшее чудо - толшшыной с мужэскую руку, запечонное до золотистой корочки. Эээх! Где жа вы тыя золотыя времена в окруженни радостных лиц близких и множаства шшасливых рябяцких глазёнков!? » - нахлынули воспоминания о прошлом; «Хто-т можыть сказать: - «Фууу..!»
Но тот, хто пробовал енто деликатесснае блюда - принясённое на стол с морозца и нежно таюшшее во рту, да под рюмашку добрага вина, не забудить вкус никагда! » - аж подпрыгнул оттаявший душой мужик и свернув цигарку, и чиркнув спичкой, выпустил струю дыма; « А окороки и лопатки замачивались в спецыяльных растворах и прасаливались аж до первых вясенних солнешных лучей. Затым вытирались насухо и подвешшвались под стрехи для просушки. Но не трогались до Святой Пасхи. Первыми опробувались лапатки, а золотистого цвета окороки береглись до начала покосов, с учотом и предстояшшей уборошнай страды. Кали то былооо? » - опять взгрустнул Неверко: каким будет урожай и уборка в этом году, если не дай Бог..?
В подворье стремглав забежал старшенький пострелёнок - семилетний Сенька и бросился к отцу: « Так уж вышла... » - мелькнула мысль у сидящего на лавке под стеной человека; « Апосле рождения первенца Агата несколько лет аникак не могла зачацца, но потом родила ишшо троих - однова за другим, ды-й нонче носила под серцам, не ошень-то кстати... »
Запыхавшимся тоненьким голоском наивно, по детски, прокричал:
- Тятька, ты ворог!
Словно ошпаренный кипятком, вздрогнув, Аникей посмотрел на сынишку и тихо ответил:
- Конешна жа нет, сынка.
- А чё тётки возле магазину обзываюцца: - « Геньдельский выродак!»
Аникей, как мог, успокоил и увидев искорки тепла в глазах сына легонько шлёпнув по месту: откель ноги растуть, отправил спросить маму - мол: мо-ж помочь чаво.
« Енто прозвишше - Гендель, тожа досталась в наследство от деда а мо-ж и ранше.., когда-то держашшего семейную торгову лавку, а потым батей и мной, как старшими в роду. Семья была большая и трудолюбимая, и когда появился лишак денег, стали приторговавать. Поначале сельшане и мужыки из окрестностей были ох и благадарныя, мол: ня надо тратицца на время, што б за всякой мелошью ездить в уезд.
А потым, видя улучшашшееся благосостояние семьи - из зависти прилепили енту клишшку. А ведь апосле прихода к власти бальшавиков: махры им в сопатки(!) и начавшейся продразвёрстке всё лишняе, как шшыталось, было сдано али отобрано у семей в калхоз. Сабе оставили токма плуг, коня, корову, пару подсвинков и птицу.
Батька жа наш не змог перенести потерю нажитого веками и вскоре зачах, и помер. Следом пошла и матушка - напоследок, как в наследство, оставив каждому из сыновей па шытаму золотой ниткай кисету из китайскага шолка, с адинакавым узорам.» - опять, что было не свойственно Неверко, он ударился в былое.
Свой Аникей поначалу хранил в красном углу, как Память. Но частенько наведывающийся из района инспектор положил глаз на шикарную вещицу и кисет пришлось запрятать в банку из под леденцов, чтобы не бросался в глаза назойливому попрошайке:
- Позняй* махры-те в сопатку! - с неприязнью вновь ругнулся хозяин; « Ды ишшо и дапытывалси: А как я до политики? Какая нахрен-палитика, коли семья не жрамши!? » - вспоминая липкие, хищнически шарящие по углам зенки властолюбивого и тщедушного мужичёнки, любящего давать бесполезные советы.
Во двор вышла Агата и подойдя к мужу, и обняв сынишку, тихо, словно боясь мужниного гнева, нежно предложила:
- Ты б, Никеюшка, поел чаво-нить, ды и Сенька не емши. Я собрала на стол.
- Успеется, да и ни хатится чаво-та. - ответил Неверко и прижал к груди голову красавицы-жены, шикарные волосы которой были пропитаны запахом младенчества. Сын - ещё сопливый несмышлёныш, но с гордым видом поддержал отца, хотя не прочь был поплотнее поесть.
- Пережываш-поди? - добавила молодая женщина и муж, почувствовав влагу на обратной стороне ладони, осадил её одним огневым взглядом тёмно-карих глаз и, коротким словом:
- Ну..! - но ласково добавил;
- Ты, коли што.., не верь никому и жди. Ежели и заберут - авось не надолго. Ты-та знаш, што не виноватый я. Главное, детишков береги. В них наше будушшее.
Не переча мужу Агата ушла к младшеньким, начавшим хныкать без материнского присутствия, а Аникей скрутил цигарку из крепкого самосада - всегда носил два кисета и прикурив, опять молча погрузился в свою предсказуемую неизбежность. Но зацикливаться на завтрашнем дне не стал и вскоре занялся делом. Уже вечерело - надо загнать в хлев скотину и позвать домой опять загулявшегося и оголодавшего старшенького. Раньше с этим сноровисто управлялась хозяйка, но отстранённый от работы Неверко, чтобы как-то погасить страсти - бушующие в груди, облегчил безропотную женскую участь.
Пока замешивал жмыховую похлёбку с отрубями и разливал по бадьям, с сияющими глазёнками снова прибежал Сенька - уже забывший про обиду на сельчан и весело- вприпрыжку, с куском хлеба - посыпанным сахаром, сопроводил отца на луг и, пока неумело, помог загнать свиней.
Корова, отбиваясь хвостом от наседавших-кусливых мух и слепней, неспешно плелась позади, на ходу срывая понравившиеся кустики травы и молодую листву смородиновой поросли.
Сын с интересом наблюдал, как ловко отец управляется с хозяйством.
Эту ночь Аникей провёл почти без сна. Одолевали мысли от предчувствия возможной разлуки с семьёй.
Обычно, в тридцатые-начало сороковых годов, такие выезды комиссий заканчивались кратким, но очень болезненным а порой и смертным приговором - без суда и следствия! Лишь единицам удавалось избежать суровых наказаний и получать приказ на выселение из веками обжитых мест.
Где-то в глубинах подсознания теплилась надежда, что в худшем случае семью прогонят с насиженных мест: « Куды угодна - лишь ба не разлучили с сямьёй и «лоб зелёнкой не мазанули(!)» - вертелась в голове ни в чём не повинного человека единственная мысль.
В затхлой конторе - под которую был переоборудован магазин, до отказа набитой народом, кто сочувственно наблюдал за происходящим, а кто ощерившись злорадно выкрикивал упрёки и проклятия в адрес подсудимого:
- Мало, што каталси, как «сыр в масли», дык ишшо и саветску власть разворовавал падлюга! - и чтобы понадёжнее добить, по чьему-то наущению орали;
- Вражына ён! Огитирувау свалата!
А на помосте, возле трибуны, уже восседали «вершители судеб» с холодным блеском в глазах, ловя настроение толпы.
Всё хорошее, что было сделано Аникеем, забыли а акцентировались на прошлом «Генделей» и иже прилежащему, и предали анафеме. Заседание состоялось коротким и закончилось безжалостным приговором, заранее просчитанным для отчётности - десять лет без права переписки!
Прорвавшиеся к помосту братья попытались заступиться, но были отогнаны пистолетными выстрелами в потолок. В помещении началась паника и толпа хлынула в единственные двери, топча оступившихся и падающих.
- Вы.., следующие! - в наступившей тишине спокойно сказала и зловеще сверкнула глазами бабёнка в красной косынке - видя стволы, направленные на разгневанных родственников. Тут же арестованного заковали в наручники и отконвоировали к поджидающей, неизвестно откуда вынырнувшей телеге.
На причитающую, в слезах, Агату один из конвоиров замахнулся кулаком, но рука тут же безвольно дрогнув опустилась. Над гудевшей на разные высказывания толпой вознёсся яростно-громовой голос Аникея: - « Не замай!!! »
Подскочивший сзади второй конвойный резко ударил прикладом винтовки по ноге, но мужчина припав от боли на одно колено успел произнести рядом находящейся жене: - « Кисет.., Сеньке... » Второй удар пришёлся в голову и Неверко упал под ноги жены без сознания. Она, беременная, рухнула рядом...
Глава 2: http://www.proza.ru/2015/09/15/364
*Поздний табак - самый едкий сбор самосада.
Коллаж из личной коллекции.