НЕПОВТОРИМЫЕ ЮНОСТИ ГОДЫ …
ТЕХНИКУМ – ЧАСТИЦА МОЕЙ ДУШИ
Говорят, очень давние события хорошо сохраняются в памяти. Но так ли это? По крайней мере, то, о чем я хочу рассказать, сегодня вспоминается мною словно в тумане …
Это произошло почти шестьдесят (!) лет назад. Я, веселый, энергичный, даже в какой-то мере безалаберный 17-летний мальчишка, учился в Ленинградском техникуме промышленного транспорта.
Наша 65-я группа подобралась невероятно жизнерадостной – да и как могло быть иначе: ведь нам всем было по 17 – 18 лет. К тому же наш молодой руководитель Исаак Александрович Сливкин отличался безудержной энергией и столь же безудержным остроумием: шутки, каламбуры он источал как из рога изобилия. Как-то в перерыве между занятиями кто-то из ребят купил и притащил в аудиторию огромный арбуз. Исаак Александрович, заметив, как высокорослый детина тщетно пытается затолкать арбуз под свой стул, улыбаясь, поведал всей группе:
- Этот милый карапуз на урок принес … арбуз!
И тут же добавил:
- Глазами, дорогой, не хлопай – раз уж принес, так лопай!...
Все, включая и пойманного «с поличным» «карапуза», от души хохотали.
Первая строка этого каламбура в тот же день украсила висевшую в вестибюле техникумовскую сатирическую газету «Молния», в которой на обычной школьной доске мелом был изображен смехотворный верзила, неуклюже пытающийся во время урока спрятать под свой стул огромный арбуз …
Увы, «героем» «Молнии» под заголовком «Вооружен, но не очень опасен» как-то стал и автор этих строк, у которого во время занятий изъяли … рогатку. В другой раз на экзамене я, испытывая жуткий стыд, попался … со шпаргалкой. Правда, в этом же выпуске «Молнии» я в стихотворной форме полностью признал свою вину, закончив это признание таким убогим «лозунгом»:
Пусть каждый даст себе ответ:
Шпаргалка всем приносит вред…
И хотя я, как говорится, искренно покаялся, но в последующие годы учебы в техникуме, а затем и в институте со шпаргалкой все же не расставался… Кстати, о шпаргалках. В институте ЛИИЖТ перед экзаменом по курсу ТММ («Теория машин и механизмов»), который студенты шутя называли «Тут Моя Могила», профессор Векслер неожиданно для нас заявил:
- Готовясь к экзамену по ТММ, обязательно пишите … шпаргалки (?!) …
Эти слова были встречены бурным восторгом всей группы. Реагируя на наши одобрительные аплодисменты, профессор после довольно продолжительной паузы, хитро улыбаясь, добавил:
- … но ни в коем случае не пользуйтесь ими!
Не трудно догадаться, что многим из нас по душе пришлась лишь первая часть заявления профессора …
К сожалению, я еще не раз оказывался в центре внимания. Так, на уроке физкультуры физрук Михаил Петрович, выстроив нас шеренгой, неожиданно подошел ко мне и внимательно осмотрел меня с головы до ног. Затем, взяв меня за руку, вывел в центр зала и спросил:
- Как тебя зовут?
- Виктор Песин, - удивленный его вниманием ко мне ответил я.
- Ты так гордо назвал свое имя, словно перед нами стоит … знаменитый футболист и хоккеист Всеволод Бобров. Ну, хорошо … А ты хоть понимаешь, зачем явился в этот зал?
- Конечно, понимаю – на урок физкультуры.
- Прекрасно!... А теперь, ребята, - обратился физрук к группе, - посмотрите на Виктора: он наглядно продемонстрировал нам, как следует одеваться для … прогулок в лес за грибами.
Эти слова потонули в общем хохоте. Самое удивительное: я, как ни в чем не бывало, смеялся со всеми. Но этот урок физкультуры мне все же пришлось покинуть. Уходя, я бросил взгляд на ребят: некоторые из них смотрели на меня с сочувствием, а кто-то даже с … завистью …
Еще больше удивило охватившее меня вдруг желание ответить «в пику» физруку в стихотворной форме. Вот что из этого получилось:
Пусть все оценят эту "байку" -
Чтоб вызвать общий интерес,
Теперь я для прогулки в лес
Надену тапочки, трусы и майку …
Должен сказать, что я очень любил этот техникум, и сегодня спустя десятилетия вспоминаю его с большой теплотой. На нашем факультете готовили будущих диспетчеров, дежурных и начальников железнодорожных станций на промышленных предприятиях страны. И вот после третьего курса нам предстояло выехать на практику на металлургические заводы в Мариуполь (в те годы город назывался Жданов), Днепродзержинск, Макеевку и Запорожье. Перед поездкой Исаак Александрович, отвечая на наши многочисленные вопросы, вдруг услышал отчаянное, почти безысходное подобие стона одной из девушек:
- А как же мы будем питаться? Что взять с собой?
Ответ, вызвавший общий дружный смех, последовал моментально:
- Возьмите с собой или большой чемодан с продуктами или маленький чемоданчик с деньгами…
И вновь о шпаргалке. Именно после моего позорного провала со шпаргалкой я тогда решился в техникумовской «Молнии» на довольно-таки корявый «поэтический подвиг». И хотя тогда я даже удостоился каких-то похвал, но сам прекрасно понимал, что написанное мною стихотворение – это не поэзия. Более того, я был убежден, что это первый и последний мой «поэтический выпад». Но жизнь распорядилась иначе…
Ну, а то, что я любил наш техникум – это не пустая фраза: в последующие годы я очень часто с налетом тихой грусти по безвозвратно ушедшей юности вспоминал его… Спустя почти 50 (!) лет, будучи в Санкт-Петербурге в связи с выходом в издательстве «Акра» в свет моей очередной книги «Волшебный дар Каиссы», а чуть позже в издательстве «Алетейя» другого моего детища – «Рыцари шахматных сражений», я неожиданно с невероятным волнением и радостью вновь окунулся в атмосферу своей далекой юности.
С превеликим трудом удалось на квартире нашей гостеприимной однокашницы Раи Садовской организовать встречу, увы, всего лишь пятерых выпускников 1957-го года той самой 65-й группы Ленинградского техникума промышленного транспорта …
После рукопожатий и объятий я с улыбкой заметил:
- Мы, заметно располневшие и поседевшие мужчины – Аркаша, Толя и я по чисто внешним данным вчистую проиграли двум представительницам прекрасного пола – Рае и Вале. Поэтому первый тост – за наших прекрасных дам, а уж затем – за неожиданную и такую волнительную встречу!
- Давайте посмотрим, насколько мы все изменились, - после очередного тоста предложила Рая, раскладывая веером на столе фотографии полувековой давности.
- Неужели это были мы?! Боже, как давно это было! – восклицали мы, сгрудившись вокруг фотографий.
Как повелось в таких случаях, полились воспоминания: «А ты помнишь …» И мы еще долго вспоминали те далекие годы нашей счастливой юности …
- Да, как много за эти годы изменилось, - грустно проронил Толя. – О чем говорить, если даже наш замечательный техникум, как говорится, «почил в бозе», а всеобщий любимец Исаак Александрович живет в … Америке. Этому, как казалось тогда вечно молодому и энергичному человеку уже 86 лет…
- А вот меня занесло в Израиль, - поведал я. – Впрочем, этим уже никого не удивишь. А то, что сообщил Толя, меня жутко огорчило – ведь какой был, действительно, замечательный техникум!
- Витя, а как ты живешь в Израиле? – спросила Валя. – Доволен?
- Не шикую, но и с голоду не умираю, - уклончиво ответил я. – Это долгий разговор, а если, в общем, то «на троечку».
- Ничего себе «троечка»! - воскликнул Толя. – Аркаша мне рассказывал, что ты издал несколько книг и пишешь стихи. Это так?
- Это правда.
- Ну, вот и прочитай нам свои стихи, - предложила Рая.
- Литературный вечер устраивать не будем, - улыбнулся я, - а вот написанное в метро по пути сюда стихотворение я, пожалуй, прочту.
МЫ МОЛОДЫ И ТЕЛОМ И ДУШОЙ!
Нас разбросало по планете
(Не знаю, кто в том виноват?)
Но не найти на белом свете
Город родней, чем Ленинград!
Где улицы знакомы, милы,
Где в первый раз пришла любовь,
Где дорогие нам могилы,
Где вспоминаешь вновь и вновь:
Былые встречи, расставанья
Тех лет, когда был молодым …
Но всё растаяло, как дым -
Остались лишь воспоминанья …
Промчались годы … Вновь мы вместе,
Путь пройденный такой большой!
И я скажу без капли лести:
Мы молоды и телом и душой!
Раздались дружные аплодисменты, а затем и возгласы:
- Молодец!
- Чудесно!
- В самую душу проник! – воскликнули прослезившиеся Рая и Валя.
- Мы не виделись почти полвека, - заметил я. – Очень хотелось бы, чтобы эта встреча не была последней.
- Все в руках божьих,- развел руками Толя …
Вот так прошла эта памятная встреча… А на следующий день мы с Толей и его внуком, прогуливались по Невскому проспекту, где я купил букетик гвоздик.
- Толя, эти цветы я хочу возложить у входа в здание, где мы с тобой в далекой юности провели четыре незабываемых года, лучших в моей жизни. Здесь я навсегда оставил частицу своей души!
- Ого! – воскликнул Толя. – Да ты, дружище, просто романтик!
- Наверно, ты прав, - поворачивая на Большую Морскую (в прошлом улица Герцена), ответил я. – Эту улицу сделали знаменитой не какие-нибудь там Герцен, Мандельштам и Набоков, а наш техникум!
С этими словами я бережно положил к подъезду здания бывшего техникума букет, вложив в него небольшой листок.
- А это что? – поинтересовался Толя.
- Это – памятная записка. И я продекламировал:
Здесь был наш техникум родной …
Он - отзвук юности былой,
Далекой, чистой и святой …
Чувств гамма в искренних словах:
Он – в наших душах и сердцах …
(Выпускники 65-й группы 1957 года)
- Сынок, кто помер-то? – услышал я за своей спиной голос старушки, обращенный к Толиному внуку.
- Техникум, - ответил за внука Толя.
- Странное имя, - вздохнула старушка. – Ну, царствие ему небесное, - добавила она и, перекрестившись, медленно побрела своей дорогой.
Спустя минуту и мы двинулись в сторону Невского проспекта …
ГОРДЫЙ ЛЕБЕДЬ ИЛИ ГАДКИЙ УТЕНОК?
В августе 1955 года я отдыхал в молодежном летнем лагере в небольшом поселке Сертолово. Этот период я подробно описал в изданной в Израиле семь лет назад моей книге «Не поле перейти». В этих заметках, не мудрствуя лукаво, я со значительными сокращениями приведу фрагмент из выше упомянутой книги.
Молодежный лагерь в те годы отличался от пионерского тем, что нам не морочили головы пионерскими линейками, построениями, рапортами. Кроме того, не было ненавистного «тихого часа» и каждый вечер проводились танцы под радиолу.
Те танцы не имели ничего общего с сегодняшними дискотеками, на которых размалеванные девицы под гремящую какофонию непотребных звуков дергаются в духе ритуальных танцев полинезийских папуасов. В годы нашей юности под чарующие звуки «Танго соловья», «Брызги шампанского», «Цветущий май» и им подобных мелодий, невероятно смущаясь, мы танцевали, как поется в известной песне, «едва соприкоснувшись рукавами». И в этих скромно одетых недотрогах с косичками было столько женственности, чистоты, очарования!
Нас, 17 - 18 – летних юношей, конечно же, влекло к девушкам! И в этом влечении было что-то доселе неизведанное и необычайно волнительное! Но почему-то всякий раз при приближении девушки внутренне я весь сжимался, краснел и от смущения не знал, куда себя деть. Наверно, поэтому мы, мальчишки, делали немало глупостей …
Так, однажды после завтрака ко мне подошел Роберт. Это был настоящий «стиляга», как иронично в те годы называли одевавшихся по западной моде и увлекавшуюся джазом молодежь. Высокий кок из тщательно уложенных волос, брюки-дудочки и коричневые полуботинки на толстой подошве делали его неотразимым.
На танцах Роберт, подходя вразвалочку к девушке, небрежно бросал ей: «Ну что, сбацаем буги?» Конечно, вся его бравада была напускной и имела лишь одну цель: быть не таким как все. Власти не любили стиляг, и народные дружинники нередко хватали их прямо на улицах и машинкой состригали модные коки. Этот произвол оправдывался примитивным обвинением типа: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь».
Роберту очень нравилась симпатичная девушка по имени Белла, которую , то ли смущаясь своих чувств, то ли боясь наших насмешек, высокомерно называл «крошка Бэтси своеобразной красоты». Однажды, увидев ее сидящей на скамейке с книгой, Роберт тут же, двигая в такт мелодии руками и притоптывая ногами, запел на мотив его любимого блюза «Сан-Луи»:
О, Сан—Луи – передовой колхоз,
В колхозе этом Джон – главный босс.
Я поднимаюсь на 102-ой этаж,
Там «крошка Бэтси» лобает джаз …
Бросив на ходу «Дурак!», девушка с гордым видом удалилась.
На следующее утро Роберт обратился ко мне:
- Витька, сейчас понесут завтрак для «крошки Бэтси» - их Высочество еще не закончили утренний туалет.
- Ну и что? - спросил я.
Вместо ответа Роберт протянул мне футбольный мяч.
- Я видел как ты, играя в футбол, точно бьешь по воротам, поэтому я поручаю тебе важнейшую миссию, - высокопарно заявил он.
В это время из столовой вышла белокурая девушка, держа в руках небольшой поднос с завтраком для Беллы.
- Витюша! - умоляюще воскликнул Роберт, - постарайся попасть мячом прямо в этот изысканный завтрак.
- Сделаем, - небрежно бросил я, опустив мяч к правой ноге.
Удар мой оказался точным: поднос вылетел из рук вскрикнувшей от неожиданности девушки, и все его содержимое оказалось на земле.
- Молодец! – подпрыгнул от переполнившего его восторга Роберт. И, повернувшись к девушке, со скорбной миной на лице произнес:
- Передайте «крошке Бэтси» наше искреннее сострадание.
- Дураки! – залившись краской, воскликнула девушка и побежала к своей подруге.
А мы, довольные нашей выходкой, от души хохотали ей вслед… Сегодня, читая эти строки, испытываешь совершенно противоположные чувства: умиление той юношеской бесшабашностью и осознание справедливости, данной нам белокурой девушкой оценки: «Дураки!» …
Ну, а тогда никаких сомнений и угрызений совести у нас не было и в помине. И мы со спокойной совестью продолжали «буйствовать». Однажды после отбоя Роберта «осенила идея».
- Ребята, давайте устроим этой ночью «показательные похороны»! – воскликнул он. - Завернемся в белые простыни, на руках понесем также покрытого белой простыней Витьку и, мыча какую-нибудь траурную мелодию, войдем к девчонкам. Вот смеху – то будет!
Но я тут же заявил решительный протест:
- А почему «покойником» должен быть я?!
- А потому, мой дрогой, что коллектив оказывает тебе свое высокое доверие, и ты просто обязан оправдать это доверие! – под общий смех популярно объяснил Роберт.
И вот примерно в час ночи «похоронная процессия» тронулась в путь. Войдя в комнату мирно спавших девушек, мы в кромешной темноте хором запели на мотив траурного марша Шопена:
Умер наш дядя и больше нет его,
Умер наш дядя и больше ничего …
Третью строку этого «гениального реквиема» исполнить нам не удалось. Испуганные девчонки с криками вскакивали с постелей, а мы тут же врассыпную бросились наутек …
Наутро за завтраком девчонки, хихикая, испытующе смотрели на нас, но мы, договорившись заранее, сидели с каменными, непроницаемыми лицами. Меня буквально распирало от смеха и побороть его удалось лишь неимоверным усилием.
Лишь одно изрядно портило мое настроение. Я, стараясь никому это не показывать, очень комплексовал из-за своего маленького роста. Правда, в те годы многие девушки, в отличие от сегодняшних, не были уж очень высокими. А Таня, которой я тайно симпатизировал, к моей радости, ростом была ниже меня. И все же я под разными предлогами старался избегать танцевальных вечеров. И лишь за несколько дней до отъезда из лагеря я решил войти в танцевальный зал с твердым намерением просто посмотреть, как все это выглядит.
- Дамское танго! – объявил ведущий танцевального вечера.
Одна за другой девушки подходили к своим избранникам.
И вдруг - о, чудо! – ко мне подошла … Таня! И хотя мы с ней, как, впрочем, все друг с другом были «на ты», она церемонно произнесла:
- Разрешите пригласить вас на танец?
Я был на «десятом небе» от счастья и с гордостью ощутил, как из «гадкого утенка» (я всегда был невысокого мнения о своей внешности) вдруг превратился в «прекрасного белого лебедя». От неожиданности и сильного волнения я глупо ответил:
- Разрешаю …
Таня рассмеялась, и мы вошли в круг танцующих. Звучала прекрасная мелодия замечательного танго «Цветущий май». Я держал руку девушки в своей, и сердце мое так бешено колотилось, что, казалось, заглушало музыку. И вдруг в голове моей родилось пылкое признанье:
Танюша, ты – очарованье!
И я во власти ожиданья
Твоей улыбки, пылких слов –
За них и жизнь отдать готов!
Конечно, я никогда не отважился бы озвучить ей этот порыв ликующей души!
Танцуя, мы оба молчали и смущенно улыбались. Я безумно хотел сказать Тане что-то приятное, но язык не повиновался мне. Когда музыка смолкла, я проводил Таню к тому месту, где стояли ее подруги.
Теперь я твердо решил пригласить Таню на следующий танец. Но едва зазвучала музыка к ней подошел Игорь Сперанский, и я с плохо скрываемой досадой наблюдал, как они, танцуя, мило улыбались друг другу. А когда вновь заиграла музыка, Игорь подхватил Таню, и они закружились в эадорном вальсе.
После недолгих раздумий я решил уйти. В это время объявили дамское танго, и я подумал: может быть, это мой последний шанс? Подавленный, уже без всякой надежды я ждал нового чуда. Чуда, увы, не произошло – Таня пригласила Игоря. «Я чужой на этом празднике жизни», - вспомнил слова Остапа Бендера и тут же шепотом вновь процитировал своего любимого литературного героя: «Девушки любят длинноногих, политически грамотных …» Так, из прекрасного лебедя я вновь превратился в гадкого утенка …
ЧЕРЕЗ СТРАДАНИЯ - К ПОЭЗИИ
Забившись в самый дальний угол зала, я достал из кармана огрызок карандаша и, выкинув оставшиеся две дольки шоколада, на внутренней стороне обертки мгновенно нацарапал:
Зачем, зачем я встретил вас?
Чтобы до дна испить мученья?
Сраженный блеском ваших глаз,
Я был во власти озаренья …
Но вы прошли не оглянувшись,
Не улыбнулись даже мне,
И я, как будто бы очнувшись,
Вдруг понял: был в волшебном сне …
На следующий день наспех собранная футбольная команда нашего лагеря встречалась с молодежной сборной поселка Парголово. Я играл левого инсайда, хотя упорно доказывал нашему физруку Петру Григорьевичу, что должен играть справа, так как левой ногой владею намного хуже.
- Ничего страшного, - успокоил он меня и отдал футболку с 8-м номером вновь перебежавшему мне дорогу Игорю Сперанскому. Я же играл под 10-м номером, под которым спустя три года взойдет звезда блистательного Пеле…
Едва началась игра, как защитник парголовской команды сбил с ног ворвавшегося в штрафную площадку Сашу Малько. Судья решительно указал на 11-метровую отметку.
- Пенальти будет бить Витя, - распорядился капитан нашей команды Роберт. Видимо, он до сих пор находился под впечатлением от моего удара мячом по подносу с завтраком для «крошки Бэтси».
Я установил мяч на точку. Всем своим видом показывая, что пробью в правый от вратаря угол, несильно, но точно послал мяч рядом с левой штангой. В итоге мяч и вратарь оказались в разных углах ворот, а я принимал поздравления наших ребят.
- Ви-тя! Ви-тя! Мо-ло-дец! – восторженно кричали стоявшие у кромки поля мальчишки и девчонки нашего лагеря. Я посмотрел в их сторону и увидел хлопающую в ладоши Таню. Гадкий утенок вновь стал уступать место гордому лебедю…
Увы, затем произошло нечто ужасное: подбадриваемые своими болельщиками, которых было раз в пять больше, чем наших, парголовцы влепили нам три безответных мяча, причем последний из них был забит за несколько минут до конца игры.
Наша команда бросилась отыгрываться и после навеса от углового флажка Роберт в высоком прыжке, не щадя свой модный кок, головой послал мяч под перекладину – счет стал 2:3. А когда судья матча уже посматривал на свой секундомер, Саша Малько рванулся по правому флангу, отдал пас Игорю, тот – в одно касание мне, а сам устремился вперед, ожидая, что я тут же верну ему мяч. Однако, (вот она – месть за все мои страдания!) мяча он от меня не дождался. Сместившись чуть вправо, я на ложном замахе обыграл защитника и хлестко пробил – мяч затрепетал в сетке ворот соперников – 3:3! Матч был спасен! Товарищи по команде, окружив меня, пожимали мне руки, хлопали по плечу. А когда раздался финальный свисток судьи, ко мне неожиданно подбежала Таня и, … чмокнув меня в щеку, радостно прощебетала:
- Молодец! Сегодня первое же дамское танго – твое!
Но мне, уязвленному тем, что на танцах она увлеченно танцевала с Игорем и меня уже не приглашала, показалось, что и этот неловкий поцелуй, и эти слова – не более чем сиюминутный порыв. И потому я неожиданно ответил:
- А стоит ли ?
- Эх, ты, - разочарованно проронила Таня и, круто развернувшись, ушла.
А я, долго глядя ей вслед, горестно вздыхая, проронил:
- Мне не нужна плата за забитые мною голы …
Последнюю ночь в лагере я почти не спал. Я чувствовал себя самым несчастным человеком на земле. В голове все время звучало Танино: «Эх, ты …» И вдруг мне стало совершенно ясно, что во всем виноват только я один. «Идиот!» - вынес я себе горький, но справедливый приговор. Схватив неизменные атрибуты – бумагу и карандаш, я вышел в полутемный коридор и выплеснул все, что наболело в душе:
О, как же робок был я с вами!
Зато не робким был другой –
Легко увлек вас за собой,
А я остался лишь с мечтами.
Мечты… Обманчива их сладость.
Мечты… О, как сильна их власть!
Мечты… Единственная радость,
Когда в душе бушует страсть.
Как незавидна доля эта!
Но такова судьба поэта…
Ужели в тот вечерний час
Навеки потерял я вас? …
Поставив многоточие, я вдруг ужаснулся: «А кто дал тебе право называть себя поэтом?» - вступил я в полемику с самим собой. И сам себе ответил: «Но ведь это уже стихи, а не «…шпаргалка всем приносит вред»…
На следующее утро двумя автобусами мы выехали в Ленинград. Я заметил, что Таня и Игорь сели в разные автобусы, Я терялся в догадках: может быть, они поссорились?... Когда ребята, высыпав из автобусов у Финляндского вокзала, стали прощаться друг с другом, Игорь даже не подошел к Тане. Вскоре у автобусов остались лишь четверо. Роберт оживленно разговаривал с Беллой, а Таня, как-то странно взглянув на меня, бросила:
- Ты ведь так ничего и не понял …
С этими словами она направилась в сторону Литейного проспекта. А я еще долго смотрел ей вслед … Что означали ее последние слова? Может быть, танцуя с Игорем, она просто хотела вызвать у меня ревность и заставить меня быть более решительным? О чем говорить, если из-за моей патологической застенчивости и нерешительности, «поезд уже ушел» …
Ну, а жизнь продолжалась...
Однажды перед ноябрьскими праздниками ко мне подошла девушка из нашей группы Люся Орлова и спросила:
- Витя, ты будешь участвовать в складчине?
- А что это такое?
- Не прикидывайся идиотом!
- Но я и в самом деле не знаю!
- Странно... Но если так, то объясню: желающие парни и девушки нашей группы вносят по 20 рублей каждый, и мы соберемся у меня, чтобы весело провести время. Вот и все.
Участие я, конечно принял, хотя не совсем себе представлял, что будет дальше.
И вот мы собрались в квартире Люси на улице Петра Лаврова. Родителей она предварительно выпроводила к родственникам, и мы сидели за праздничным столом, пили вино, закусывали, ели сладости и от души смеялись по любому поводу.
Я заметил, что в этой компании быстро обозначились пары. Лишь я и еще одна девушка, которую звали Ритой, оставались в "гордом одиночестве".
Наконец Люся включила радиолу и начались танцы. Ребята увлеченно танцевали, а я, войдя в соседнюю комнату, достал с этажерки какую-то книгу и старательно делал вид, что занят чтением. Очень умно: придти на праздник в молодежную компанию и ...читать книгу. Конечно, это была все та же моя проклятая застенчивость.
Вдруг в эту комнату вошла Рита и, улыбаясь, спросила:
-А ты почему не танцуешь?
-Очень интересная книга, - краснея, глупо ответил я.
-Никаких книг - идем танцевать!
И я танцевал с Ритой, пока кто-то не объявил:
- Пора сыграть в "бутылочку!"
Когда все расселись в кружок, началась игра. Увидев, в чем ее суть, я незаметно дезертировал к спасительной этажерке. Но меня быстро вернули и усадили в круг играющих. Более того, меня тут же заставили крутить бутылку. и, надо же, ее горлышко указало на Риту! Я в нерешительности продолжал сидеть, но вся компания дружно скандировала:
-По-це-луй! По-це-луй!
Весь съежившись, я неуклюже чмокнул Риту в щеку и с облегчением вернулся на свое место. Каждый поцелуй сопровождался смехом и аплодисментами. Наиболее бойкие целовались в губы и шутя требовали выключить свет.
Вскоре началась другая игра - в "мигалки". Суть ее проста: девушки сидят на составленных в кружок стульях, а парни стоят у них за спиной. Один из них, перед которым свободный стул, мигает выбранной им девушке, и та должна бежать и сесть на его стул, а стоящий за ее спиной парень должен успеть удержать девушку за плечи.
Игра шла очень весело. Я уже освоился и не отставал от других. В какой-то момент, когда передо мной был свободный стул, я мигнул Рите, и она быстро перебежала ко мне. Я вытянул руки перед ее плечами, а она, кокетливо улыбаясь, запротестовала:
-Ты нарушаешь правила - руки должны быть опущены.
-Я держу руки, чтобы ты не убежала, - оправдывался я.
- А я от тебя никуда не убегу! - неожиданно ответила Рита и засмеялась.
Я готов был провалиться сквозь пол - для меня ее слова были равносильны объяснению в любви...
А вскоре у нас образовалась своя компания: Рая с Геной, Олег Трифонов, которого Рая познакомила о своей сестрой Ноной, Рита и я. Мы часто проводили время вместе: бывали в театрах, кино, гуляли по городу. Так продолжалось до наступления нового 1956 года, встречу которого мы договорились провести у Раи.
В приподнятом настроении мы с Олегом, предвкушая веселье, отправились на Заозерную улицу.
- Проходите, ребята, - открывая нам дверь, пригласила Рая.
За столом уже сидели Нона, Рита, Гена и двое незнакомых нам парней. Нас познакомили с этими ребятами, оба оказались моими тезками. Мы с Олегом почувствовали что-то неладное. И недобрые предчувствия не обманули нас...
Едва начались танцы, оба Виктора устремились к Ноне и Рите и пригласили их танцевать. Через несколько минут все повторилось. Так они и продолжали танцевать друг с другом...
И тогда я шепнул Олегу: "Пойдем отсюда!" Он в знак согласия кивнул головой. Стараясь не привлекать к себе внимания, мы вышли в прихожую, надели пальто и, держа в руках шапки, двинулись к выходу.
Неожиданно в прихожую вошли Нона и Рита и преградили нам путь.
-Ребята, куда же вы? Останьтесь!
С этими словами Рита выхватила у меня из рук шапку. Я смотрел на нее и вспоминал ее слова: "А я от тебя никуда не убегу!"
Улыбаясь, я спросил ее, переходя "на вы":
- Рита, когда же вы более искренни - у Люси Орловой или сейчас?
И сам же ответил:
- Впрочем, это не имеет никакого значения. Пойдем, Олег, а шапку мне, наверно, пришлют по почте.
Шапку мне вернули, и мы с Олегом вышли, с твердым намерение никогда не встречаться с ними. А из открытой двери до нас доносился проникновенный голос Клавдии Шульженко:
Забыты наши встречи
И вечер голубой,
Давно умолкли речи,
Любимый мой, родной.
Нет к прошлому возврата,
Забудь меня ...
Последние два слова из песни Клавдии Шульженко "...забудь меня" оказались пророческими. Последний эпизод я, действительно, быстро забыл. Таня в молодежном лагере мне очень нравилась и, наверное, я ей тоже. Тогда я очень переживал и писал отчаянные стихи. А вот к Рите у меня не было особого влечения, я не посвящал ей пылких стихов. В общем, и тот и другой случай, безусловно, были увлечением юности. Это красноречиво подтверждает тот факт, что спустя несколько лет я встретил прекрасную девушку (кстати, тоже Рита!), мы полюбили друг друга и уже 52 года (!) идем с ней рядом по жизни ...
НАПУТСТВИЕ НИКОЛАЯ ЧЕРКАСОВА
Неповторимая пора юности ...
Был период, когда мой старший брат Борис служил в армии, и я на это время стал полновластным хозяином нашей 10-метровой комнатушки.
Однажды среди ночи ко мне неожиданно явился живший рядом со мной однокашник Олег Трифонов. Мало того, что он разбудил меня, так он еще, сняв постельные принадлежности, вдруг сбросил матрац на пол.
- Что ты делаешь?! - вскричал я.
- Я записался в секцию классической борьбы и хочу научить тебя нескольким приемам.
Минут пятнадцать он швырял меня на лопатки, причем особенно понравился прием «бросок через бедро». А затем и я с удовольствием бросал его полюбившимся мне приемом …
Вскоре и он и я остыли к борьбе. Но ночные визиты не прекратились. Как-то он вновь заявился ко мне среди ночи. Еще не очухавшийся от сна, со слипавшимися глазами я открыл дверь и увидел Олега с … гармошкой в руках.
- Олег, ты что, обалдел?
- Витька, я написал музыку, давай быстро пиши слова!
- Какая музыка, какие слова?!
- Через четыре дня в техникуме будет праздничный вечер, и кто-нибудь обязательно исполнит нашу песню!
- Но почему ты в соавторы выбрал именно меня?
- Я же слышал, как Аполинария Васильевна хвалила твое стихотворение.
Действительно, как-то наша учительница русского языка и литературы похвалила одно из первых моих стихотворений. Сегодня все попытки вспомнить его оказались безуспешными, а Олегу я нехотя ответил:
- Ну, ладно. Сыграй свою музыку, но только негромко – соседи давно спят.
При этом нас ничуть не смущало, что вокруг все спят, что ни он ни я никогда не сочиняли песен. Так, среди ночи родилась песня «В парке», которая с большим успехом была исполнена на концерте в честь 70-летия Аполинарии Васильевны Дементьевой. Эта уникальная женщина преподавала еще в 20-е годы в системе Пролеткульта. Среди ее учеников было немало людей, ставшими впоследствии знаменитостями. Один из них, выдающийся актер тетра и кино, народный артист Советского Союза Николай Константинович Черкасов прибыл на чествование своей бывшей учительницы.
Николай Черкасов … Спустя десятилетия всем нам памятны гениально сыгранные им роли: Пата в эстрадной миниатюре «Пат, Паташон и Чарли Чаплин», князя Александра Невского, царя Ивана Грозного, географа Паганеля, царевича Алексея, профессора Полежаева и многие, многие другие. А в своей последней роли - академика Дронова Николай Черкасов произнес поистине пророческие слова: «Все остается людям!» …
Мы с Олегом, конечно, тогда и не думали, как говорят сегодня, «раскручивать» свою песню. Ну, написали и, слава Богу …
Ведущий концерта объявил: песню «В парке» написали учащиеся нашего техникума. Музыка Олега Трифонова, слова Виктора Песина. Далее он назвал исполнителя, имя которого я, к сожалению, так и не вспомнил.
В ПАРКЕ
В парке, освещенном луною,
Я, как и прежде, с тобою …
Тихо … Никого … Мы опять одни,
А вдали светят счастья огни …
Всю ночь мы безмолвно гуляли,
Листья под ногами шуршали,
Руку я несмело твою сжимал,
Нежным взглядом тебя ласкал.
Счастье долгожданное рядом
С дивным, чуть загадочным взглядом …
Верю, что открою его секрет,
Если «Да …» ты шепнешь в ответ.
Утро … Наступил час прощанья,
Грустно в этот миг расставанья …
В парке ночью встретимся мы опять,
Будем вместе рассвет встречать …
Наша песня была награждена долгими аплодисментами зала и возгласами : «Авторов – на сцену!». Невероятно смущаясь, мы с Олегом поднялись на сцену. И вновь бурные и долгие аплодисменты. Аплодируя со всеми, Николай Черкасов пожал Олегу и мне руки и сказал: «Хорошая песня, продолжайте в том же духе!» …
Увы, так случилось, что продолжить «в том же духе» нам не довелось … После окончания техникума и службы в армии мы с Олегом разъехались по разным адресам и больше уже не встречались …
Ну, а я в последующие годы, выражаясь языком Булата Окуджавы, «не убирал ладонь ото лба». И в стихах и в прозе что-то мне удалось, а что-то – не очень. А итог я подведу следующим четверостишием:
В чем разница меж Пушкиным и мной?
Пред ним я голову склоняю:
Творил он поэтической душой,
А я – бог весть, что вытворяю …
13.09.2015 г.
НЕПОВТОРИМЫ ЮНОСТИ ГОДЫ…
ТЕХНИКУМ – ЧАСТИЦА МОЕЙ ДУШИ
Говорят, очень давние события хорошо сохраняются в памяти. Но так ли это? По крайней мере, то, о чем я хочу рассказать, сегодня вспоминается словно в тумане …
Это произошло почти шестьдесят (!) лет назад. Я, веселый, энергичный, даже в какой-то мере безалаберный 17-летний мальчишка, учился в Ленинградском техникуме промышленного транспорта.
Наша 65-я группа подобралась невероятно жизнерадостной – да и как могло быть иначе: ведь нам всем было по 17 – 18 лет. К тому же наш молодой руководитель Исаак Александрович Сливкин отличался безудержной энергией и столь же безудержным остроумием: шутки, каламбуры он источал как из рога изобилия. Как-то в перерыве между занятиями кто-то из ребят купил и притащил в аудиторию огромный арбуз. Исаак Александрович, заметив, как высокорослый детина тщетно пытается затолкать арбуз под свой стул, улыбаясь, поведал всей группе:
- Этот милый карапуз на урок принес … арбуз!
И тут же добавил:
- Глазами, дорогой, не хлопай – раз уж принес, так лопай!...
Все, включая и пойманного «с поличным» «карапуза», от души хохотали.
Первая строка этого каламбура в тот же день украсила висевшую в вестибюле техникумовскую газету «Молния», в которой на обычной школьной доске мелом был изображен смехотворный верзила, неуклюже пытающийся во время урока спрятать под свой стул огромный арбуз …
Увы, «героем» «Молнии» под заголовком «Вооружен, но не очень опасен» как-то стал и автор этих строк, у которого во время занятий изъяли … рогатку. В другой раз на экзамене я, испытывая жуткий стыд, попался … со шпаргалкой. Правда, в этом же выпуске «Молнии» я в стихотворной форме полностью признал свою вину, закончив это признание таким убогим «лозунгом»:
Пусть каждый даст себе ответ:
Шпаргалка всем приносит вред…
И хотя я, как говорится, искренно покаялся, но в последующие годы учебы в техникуме, а затем и в институте со шпаргалкой все же не расставался… Кстати, о шпаргалках. В институте ЛИИЖТ перед экзаменом по курсу ТММ («Теория машин и механизмов»), который студенты шутя называли «Тут Моя Могила», профессор Векслер неожиданно для нас заявил:
- Готовясь к экзамену по ТММ, обязательно пишите … шпаргалки (?!) …
Эти слова были встречены бурным восторгом всей группы. Реагируя на наши одобрительные аплодисменты, профессор после довольно продолжительной паузы, хитро улыбаясь, добавил:
- … но ни в коем случае не пользуйтесь ими!
Не трудно догадаться, что многим из нас по душе пришлась лишь первая часть заявления профессора …
К сожалению, я еще не раз оказывался в центре внимания. Так, на уроке физкультуры физрук Михаил Петрович, выстроив нас шеренгой, неожиданно подошел ко мне и внимательно осмотрел меня с головы до ног. Затем, взяв меня за руку, вывел в центр зала и спросил:
- Как тебя зовут?
- Виктор Песин, - удивленный его вниманием ко мне ответил я.
- Ты так гордо назвал свое имя, словно перед нами стоит … знаменитый футболист и хоккеист Всеволод Бобров. Ну, хорошо … А ты хоть понимаешь, зачем явился в этот зал?
- Конечно, понимаю – на урок физкультуры.
- Прекрасно!... А теперь, ребята, - обратился физрук к группе, - посмотрите на Виктора: он наглядно продемонстрировал нам, как следует одеваться для … прогулок в лес за грибами.
Эти слова потонули в общем хохоте. Самое удивительное: я, как ни в чем не бывало, смеялся со всеми. Но этот урок физкультуры мне все же пришлось покинуть. Уходя, я бросил взгляд на ребят: некоторые из них смотрели на меня с сочувствием, а кто-то даже с … завистью …
Еще больше удивило охватившее меня вдруг желание ответить «в пику» физруку в стихотворной форме. Вот что из этого получилось:
Пусть все оценят мою «байку»:
Чтоб вызвать общий интерес,
Теперь я для прогулки в лес
Надену тапочки, трусы и майку …
Должен сказать, что я очень любил этот техникум, и сегодня спустя десятилетия вспоминаю его с большой теплотой. На нашем факультете готовили будущих диспетчеров, дежурных и начальников железнодорожных станций на промышленных предприятиях страны. И вот после третьего курса нам предстояло выехать на практику на металлургические заводы в Мариуполь (в те годы город назывался Жданов), Днепродзержинск, Макеевку и Запорожье. Перед поездкой Исаак Александрович, отвечая на наши многочисленные вопросы, вдруг услышал отчаянное, почти безысходное подобие стона одной из девушек:
- А как же мы будем питаться? Что взять с собой?
Ответ, вызвавший общий дружный смех, последовал моментально:
- Возьмите с собой или большой чемодан с продуктами или маленький чемоданчик с деньгами…
И вновь о шпаргалке. Именно после моего позорного провала со шпаргалкой я решился в техникумовской «Молнии» на довольно-таки корявый «поэтический подвиг». И хотя тогда я даже удостоился каких-то похвал, но сам прекрасно понимал, что написанное мною стихотворение – это не поэзия. Более того, я был убежден, что это первый и последний мой «поэтический выпад». Но жизнь распорядилась иначе…
Ну, а то, что я любил наш техникум – это не пустая фраза: в последующие годы я очень часто с налетом тихой грусти по безвозвратно ушедшей юности вспоминал его… Спустя почти 50 (!) лет, будучи в Санкт-Петербурге в связи с выходом в издательстве «Акра» в свет моей очередной книги «Волшебный дар Каиссы», а чуть позже в издательстве «Алетейя» другого моего детища – «Рыцари шахматных сражений», я неожиданно с невероятным волнением и радостью вновь окунулся в атмосферу своей далекой юности.
С превеликим трудом удалось на квартире нашей гостеприимной однокашницы Раи Садовской организовать встречу, увы, всего лишь пятерых выпускников 1957-го года той самой 65-й группы Ленинградского техникума промышленного транспорта …
После рукопожатий и объятий я с улыбкой заметил:
- Мы, заметно располневшие и поседевшие мужчины – Аркаша, Толя и я по чисто внешним данным вчистую проиграли двум представительницам прекрасного пола – Рае и Вале. Поэтому первый тост – за наших прекрасных дам, а уж затем – за неожиданную и такую волнительную встречу!
- Давайте посмотрим, насколько мы все изменились, - после очередного тоста предложила Рая, раскладывая веером на столе фотографии полувековой давности.
- Неужели это были мы?! Боже, как давно это было! – восклицали мы, сгрудившись вокруг фотографий.
Как повелось в таких случаях, полились воспоминания: «А ты помнишь …» И мы еще долго вспоминали те далекие годы нашей счастливой юности …
- Да, как много за эти годы изменилось, - грустно проронил Толя. – О чем говорить, если даже наш замечательный техникум, как говорится, «почил в бозе», а всеобщий любимец Исаак Александрович живет в … Америке. Этому, как казалось тогда вечно молодому и энергичному человеку уже 86 лет…
- А вот меня занесло в Израиль, - поведал я. – Впрочем, этим уже никого не удивишь. А то, что сообщил Толя, меня жутко огорчило – ведь какой был, действительно, замечательный техникум!
- Витя, а как ты живешь в Израиле? – спросила Валя. – Доволен?
- Не шикую, но и с голоду не умираю, - уклончиво ответил я. – Это долгий разговор, а если, в общем, то «на троечку».
- Ничего себе «троечка»! - воскликнул Толя. – Аркаша мне рассказывал, что ты издал несколько книг и пишешь стихи. Это так?
- Это правда.
- Ну, вот и прочитай нам свои стихи, - предложила Рая.
- Литературный вечер устраивать не будем, - улыбнулся я, - а вот написанное в метро по пути сюда стихотворение я, пожалуй, прочту.
МЫ МОЛОДЫ И ТЕЛОМ И ДУШОЙ!
Нас разбросало по планете
(Не знаю, кто в том виноват?)
Но не найти на белом свете
Город родней, чем Ленинград!
Где улицы знакомы, милы,
Где в первый раз пришла любовь,
Где дорогие нам могилы,
Где вспоминаешь вновь и вновь:
Былые встречи, расставанья
Тех лет, когда был молодым …
Но всё растаяло, как дым -
Остались лишь воспоминанья …
Промчались годы … Вновь мы вместе,
Путь пройденный такой большой!
И я скажу без капли лести:
Мы молоды и телом и душой!
Раздались дружные аплодисменты, а затем и возгласы:
- Молодец!
- Чудесно!
- В самую душу проник! – воскликнули прослезившиеся Рая и Валя.
- Мы не виделись почти полвека, - заметил я. – Очень хотелось бы, чтобы эта встреча не была последней.
- Все в руках божьих,- развел руками Толя …
Вот так прошла эта памятная встреча… А на следующий день мы с Толей и его внуком, прогуливались по Невскому проспекту, где я купил букетик гвоздик.
- Толя, эти цветы я хочу возложить у входа в здание, где мы с тобой в далекой юности провели четыре незабываемых года, лучших в моей жизни. Здесь я навсегда оставил частицу своей души!
- Ого! – воскликнул Толя. – Да ты, дружище, просто романтик!
- Наверно, ты прав, - поворачивая на Большую Морскую (в прошлом улица Герцена), ответил я. – Эту улицу сделали знаменитой не какие-нибудь там Герцен, Мандельштам и Набоков, а наш техникум!
С этими словами я бережно положил к подъезду здания бывшего техникума букет, вложив в него небольшой листок.
- А это что? – поинтересовался Толя.
- Это – памятная записка. И я продекламировал:
Здесь был наш техникум родной …
Он - отзвук юности былой,
Далекой, чистой и святой …
Чувств гамма в искренних словах:
Он – в наших душах и сердцах …
(Выпускники 65-й группы 1957 года)
- Сынок, кто помер-то? – услышал я за своей спиной голос старушки, обращенный к Толиному внуку.
- Техникум, - ответил за внука Толя.
- Странное имя, - вздохнула старушка. – Ну, царствие ему небесное, - добавила она и, перекрестившись, медленно побрела своей дорогой.
Спустя минуту и мы двинулись в сторону Невского проспекта …
ГОРДЫЙ ЛЕБЕДЬ ИЛИ ГАДКИЙ УТЕНОК?
В августе 1955 года я отдыхал в молодежном летнем лагере в небольшом поселке Сертолово. Этот период я подробно описал в изданной в Израиле семь лет назад моей книге «Не поле перейти». В этих заметках, не мудрствуя лукаво, я со значительными сокращениями приведу фрагмент из выше упомянутой книги.
Молодежный лагерь в те годы отличался от пионерского тем, что нам не морочили головы пионерскими линейками, построениями, рапортами. Кроме того, не было ненавистного «тихого часа» и каждый вечер проводились танцы под радиолу.
Те танцы не имели ничего общего с сегодняшними дискотеками, на которых размалеванные девицы под гремящую какофонию непотребных звуков дергаются в духе ритуальных танцев полинезийских папуасов. В годы нашей юности под чарующие звуки «Танго соловья», «Брызги шампанского», «Цветущий май» и им подобных мелодий, невероятно смущаясь, мы танцевали, как поется в известной песне, «едва соприкоснувшись рукавами». И в этих скромно одетых недотрогах с косичками было столько женственности, чистоты, очарования!
Нас, 17 - 18 – летних юношей, конечно же, влекло к девушкам! И в этом влечении было что-то доселе неизведанное и необычайно волнительное! Но почему-то всякий раз при приближении девушки внутренне я весь сжимался, краснел и от смущения не знал, куда себя деть. Наверно, поэтому мы, мальчишки, делали немало глупостей …
Так, однажды после завтрака ко мне подошел Роберт. Это был настоящий «стиляга», как иронично в те годы называли одевавшихся по западной моде и увлекавшуюся джазом молодежь. Высокий кок из тщательно уложенных волос, брюки-дудочки и коричневые полуботинки на толстой подошве делали его неотразимым.
На танцах Роберт, подходя вразвалочку к девушке, небрежно бросал ей: «Ну что, сбацаем буги?» Конечно, вся его бравада была напускной и имела лишь одну цель: быть не таким как все. Власти не любили стиляг, и народные дружинники нередко хватали их прямо на улицах и машинкой состригали модные коки. Этот произвол оправдывался примитивным обвинением типа: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь».
Роберту очень нравилась симпатичная девушка по имени Белла, которую , то ли смущаясь своих чувств, то ли боясь наших насмешек, высокомерно называл «крошка Бэтси своеобразной красоты». Однажды, увидев ее сидящей на скамейке с книгой, Роберт тут же, двигая в такт мелодии руками и притоптывая ногами, запел на мотив его любимого блюза «Сан-Луи»:
О, Сан—Луи – передовой колхоз,
В колхозе этом Джон – главный босс.
Я поднимаюсь на 102-ой этаж,
Там «крошка Бэтси» лобает джаз …
Бросив на ходу «Дурак!», девушка с гордым видом удалилась. На следующее утро Роберт обратился ко мне:
- Витька, сейчас понесут завтрак для «крошки Бэтси» - их Высочество еще не закончили утренний туалет.
- Ну и что? - спросил я.
Вместо ответа Роберт протянул мне футбольный мяч.
- Я видел как ты, играя в футбол, точно бьешь по воротам, поэтому я поручаю тебе важнейшую миссию, - высокопарно заявил он.
В это время из столовой вышла белокурая девушка, держа в руках небольшой поднос с завтраком для Беллы.
- Витюша! - умоляюще воскликнул Роберт, - постарайся попасть мячом прямо в этот изысканный завтрак.
- Сделаем, - небрежно бросил я, опустив мяч к правой ноге.
Удар мой оказался точным: поднос вылетел из рук вскрикнувшей от неожиданности девушки, и все его содержимое оказалось на земле.
- Молодец! – подпрыгнул от переполнившего его восторга Роберт. И, повернувшись к девушке, со скорбной миной на лице произнес:
- Передайте «крошке Бэтси» наше искреннее сострадание.
- Дураки! – залившись краской, воскликнула девушка и побежала к своей подруге.
А мы, довольные нашей выходкой, от души хохотали ей вслед… Сегодня, читая эти строки, испытываешь совершенно противоположные чувства: умиление той юношеской бесшабашностью и осознание справедливости, данной нам белокурой девушкой оценки: «Дураки!» …
Ну, а тогда никаких сомнений и угрызений совести у нас не было и в помине. И мы со спокойной совестью продолжали «буйствовать». Однажды после отбоя Роберта «осенила идея».
- Ребята, давайте устроим этой ночью «показательные похороны»! – воскликнул он. - Завернемся в белые простыни, на руках понесем также покрытого белой простыней Витьку и, мыча какую-нибудь траурную мелодию, войдем к девчонкам. Вот смеху – то будет!
Но я тут же заявил решительный протест:
- А почему «покойником» должен быть я?!
- А потому, мой дрогой, что коллектив оказывает тебе свое высокое доверие, и ты просто обязан оправдать это доверие! – под общий смех популярно объяснил Роберт.
И вот примерно в час ночи «похоронная процессия» тронулась в путь. Войдя в комнату мирно спавших девушек, мы в кромешной темноте хором запели на мотив траурного марша Шопена:
Умер наш дядя и больше нет его,
Умер наш дядя и больше ничего …
Третью строку этого «гениального реквиема» исполнить нам не удалось. Испуганные девчонки с криками вскакивали с постелей, а мы тут же врассыпную бросились наутек …
Наутро за завтраком девчонки, хихикая, испытующе смотрели на нас, но мы, договорившись заранее, сидели с каменными, непроницаемыми лицами. Меня буквально распирало от смеха и побороть его удалось лишь неимоверным усилием.
Лишь одно изрядно портило мое настроение. Я, стараясь никому это не показывать, очень комплексовал из-за своего маленького роста. Правда, в те годы многие девушки, в отличие от сегодняшних, не были уж очень высокими. А Таня, которой я тайно симпатизировал, к моей радости, ростом была ниже меня. И все же я под разными предлогами старался избегать танцевальных вечеров. И лишь за несколько дней до отъезда из лагеря я решил войти в танцевальный зал с твердым намерением просто посмотреть, как все это выглядит.
- Дамское танго! – объявил ведущий танцевального вечера.
Одна за другой девушки подходили к своим избранникам.
И вдруг - о, чудо! – ко мне подошла … Таня! И хотя мы с ней, как, впрочем, все друг с другом были «на ты», она церемонно произнесла:
- Разрешите пригласить вас на танец?
Я был на «десятом небе» от счастья и с гордостью ощутил, как из «гадкого утенка» (я всегда был невысокого мнения о своей внешности) вдруг превратился в «прекрасного белого лебедя». От неожиданности и сильного волнения я глупо ответил:
- Разрешаю …
Таня рассмеялась, и мы вошли в круг танцующих. Звучала прекрасная мелодия замечательного танго «Цветущий май». Я держал руку девушки в своей, и сердце мое так бешено колотилось, что, казалось, заглушало музыку. И вдруг в голове моей родилось пылкое признанье:
Танюша, ты – очарованье!
И я во власти ожиданья
Твоей улыбки, пылких слов –
За них и жизнь отдать готов!
Конечно, я никогда не отважился бы озвучить ей этот порыв ликующей души!
Танцуя, мы оба молчали и смущенно улыбались. Я безумно хотел сказать Тане что-то приятное, но язык не повиновался мне. Когда музыка смолкла, я проводил Таню к тому месту, где стояли ее подруги.
Теперь я твердо решил пригласить Таню на следующий танец. Но едва зазвучала музыка к ней подошел Игорь Сперанский, и я с плохо скрываемой досадой наблюдал, как они, танцуя, мило улыбались друг другу. А когда вновь заиграла музыка, Игорь подхватил Таню, и они закружились в эадорном вальсе.
После недолгих раздумий я решил уйти. В это время объявили дамское танго, и я подумал: может быть, это мой последний шанс? Подавленный, уже без всякой надежды я ждал нового чуда. Чуда, увы, не произошло – Таня пригласила Игоря. «Я чужой на этом празднике жизни», - вспомнил слова Остапа Бендера и тут же шепотом вновь процитировал своего любимого литературного героя: «Девушки любят длинноногих, политически грамотных …» Так, из прекрасного лебедя я вновь превратился в гадкого утенка …
ЧЕРЕЗ СТРАДАНИЯ - К ПОЭЗИИ
Забившись в самый дальний угол зала, я достал из кармана огрызок карандаша и, выкинув оставшиеся две дольки шоколада, на внутренней стороне обертки мгновенно нацарапал:
Зачем, зачем я встретил вас?
Чтобы до дна испить мученья?
Сраженный блеском ваших глаз,
Я был во власти озаренья …
Но вы прошли не оглянувшись,
Не улыбнулись даже мне,
И я, как будто бы очнувшись,
Вдруг понял: был в волшебном сне …
На следующий день наспех собранная футбольная команда нашего лагеря встречалась с молодежной сборной поселка Парголово. Я играл левого инсайда, хотя упорно доказывал нашему физруку Петру Григорьевичу, что должен играть справа, так как левой ногой владею намного хуже.
- Ничего страшного, - успокоил он меня и отдал футболку с 8-м номером вновь перебежавшему мне дорогу Игорю Сперанскому. Я же играл под 10-м номером, под которым спустя три года взойдет звезда блистательного Пеле…
Едва началась игра, как защитник парголовской команды сбил с ног ворвавшегося в штрафную площадку Сашу Малько. Судья решительно указал на 11-метровую отметку.
- Пенальти будет бить Витя, - распорядился капитан нашей команды Роберт. Видимо, он до сих пор находился под впечатлением от моего удара мячом по подносу с завтраком для «крошки Бэтси».
Я установил мяч на точку. Всем своим видом показывая, что пробью в правый от вратаря угол, несильно, но точно послал мяч рядом с левой штангой. В итоге мяч и вратарь оказались в разных углах ворот, а я принимал поздравления наших ребят.
- Ви-тя! Ви-тя! Мо-ло-дец! – восторженно кричали стоявшие у кромки поля мальчишки и девчонки нашего лагеря. Я посмотрел в их сторону и увидел хлопающую в ладоши Таню. Гадкий утенок вновь стал уступать место гордому лебедю…
Увы, затем произошло нечто ужасное: подбадриваемые своими болельщиками, которых было раз в пять больше, чем наших, парголовцы влепили нам три безответных мяча, причем последний из них был забит за несколько минут до конца игры.
Наша команда бросилась отыгрываться и после навеса от углового флажка Роберт в высоком прыжке, не щадя свой модный кок, головой послал мяч под перекладину – счет стал 2:3. А когда судья матча уже посматривал на свой секундомер, Саша Малько рванулся по правому флангу, отдал пас Игорю, тот – в одно касание мне, а сам устремился вперед, ожидая, что я тут же верну ему мяч. Однако, (вот она – месть за все мои страдания!) мяча он от меня не дождался. Сместившись чуть вправо, я на ложном замахе обыграл защитника и хлестко пробил – мяч затрепетал в сетке ворот соперников – 3:3! Матч был спасен! Товарищи по команде, окружив меня, пожимали мне руки, хлопали по плечу. А когда раздался финальный свисток судьи, ко мне неожиданно подбежала Таня и, … чмокнув меня в щеку, радостно прощебетала:
- Молодец! Сегодня первое же дамское танго – твое!
Но мне, уязвленному тем, что на танцах она увлеченно танцевала с Игорем и меня уже не приглашала, показалось, что и этот неловкий поцелуй, и эти слова – не более чем сиюминутный порыв. И потому я неожиданно ответил:
- А стоит ли ?
- Эх, ты, - разочарованно проронила Таня и, круто развернувшись, ушла.
А я, долго глядя ей вслед, горестно вздыхая, проронил:
- Мне не нужна плата за забитые мною голы …
Последнюю ночь в лагере я почти не спал. Я чувствовал себя самым несчастным человеком на земле. В голове все время звучало Танино: «Эх, ты …» И вдруг мне стало совершенно ясно, что во всем виноват только я один. «Идиот!» - вынес я себе горький, но справедливый приговор. Схватив неизменные атрибуты – бумагу и карандаш, я вышел в полутемный коридор и выплеснул все, что наболело в душе:
О, как же робок был я с вами!
Зато не робким был другой –
Легко увлек вас за собой,
А я остался лишь с мечтами.
Мечты… Обманчива их сладость.
Мечты… О, как сильна их власть!
Мечты… Единственная радость,
Когда в душе бушует страсть.
Как незавидна доля эта!
Но такова судьба поэта…
Ужели в тот вечерний час
Навеки потерял я вас? …
Поставив многоточие, я вдруг ужаснулся: «А кто дал тебе право называть себя поэтом?» - вступил я в полемику с самим собой. И сам себе ответил: «Но ведь это уже стихи, а не «…шпаргалка всем приносит вред»…
На следующее утро двумя автобусами мы выехали в Ленинград. Я заметил, что Таня и Игорь сели в разные автобусы, Я терялся в догадках: может быть, они поссорились?... Когда ребята, высыпав из автобусов у Финляндского вокзала, стали прощаться друг с другом, Игорь даже не подошел к Тане. Вскоре у автобусов остались лишь четверо. Роберт оживленно разговаривал с Беллой, а Таня, как-то странно взглянув на меня, бросила:
- Ты ведь так ничего и не понял …
С этими словами она направилась в сторону Литейного проспекта. А я еще долго смотрел ей вслед … Что означали ее последние слова? Может быть, танцуя с Игорем, она просто хотела вызвать у меня ревность и заставить меня быть более решительным? О чем говорить, если из-за моей патологической застенчивости и нерешительности, «поезд уже ушел» …
НАПУТСТВИЕ НИКОЛАЯ ЧЕРКАСОВА
Неповторимая пора учебы в техникуме … Был период, когда мой старший брат Борис служил в армии, и я на это время стал полновластным хозяином нашей 10-метровой комнатушки …
Однажды среди ночи ко мне неожиданно явился живший рядом со мной однокашник Олег Трифонов. Мало того, что он разбудил меня, так он еще, сняв постельные принадлежности, вдруг сбросил матрац на пол.
- Что ты делаешь?! - вскричал я.
- Я записался в секцию классической борьбы и хочу научить тебя нескольким приемам.
Минут пятнадцать он швырял меня на лопатки, причем особенно понравился прием «бросок через бедро». А затем и я с удовольствием бросал его полюбившимся мне приемом …
Вскоре и он и я остыли к борьбе. Но ночные визиты не прекратились. Как-то он вновь заявился ко мне среди ночи. Еще не очухавшийся от сна, со слипавшимися глазами я открыл дверь и увидел Олега с … гармошкой в руках.
- Олег, ты что, обалдел?
- Витька, я написал музыку, давай быстро пиши слова!
- Какая музыка, какие слова?!
- Через четыре дня в техникуме будет праздничный вечер, и кто-нибудь обязательно исполнит нашу песню!
- Но почему ты в соавторы выбрал именно меня?
- Я же слышал, как Аполинария Васильевна хвалила твое стихотворение.
Действительно, как-то наша учительница русского языка и литературы похвалила одно из первых моих стихотворений. Сегодня все попытки вспомнить его оказались безуспешными, а Олегу я нехотя ответил:
- Ну, ладно. Сыграй свою музыку, но только негромко – соседи давно спят.
При этом нас ничуть не смущало, что вокруг все спят, что ни он ни я никогда не сочиняли песен. Так, среди ночи родилась песня «В парке», которая с большим успехом была исполнена на концерте в честь 70-летия Аполинарии Васильевны Дементьевой. Эта уникальная женщина преподавала еще в 20-е годы в системе Пролеткульта. Среди ее учеников было немало людей, ставшими впоследствии знаменитостями. Один из них, выдающийся актер тетра и кино, народный артист Советского Союза Николай Константинович Черкасов прибыл на чествование своей бывшей учительницы.
Николай Черкасов … Спустя десятилетия всем нам памятны гениально сыгранные им роли: Пата в эстрадной миниатюре «Пат, Паташон и Чарли Чаплин», Александра Невского, Ивана Грозного, Паганеля, царевича Алексея, профессора Полежаева и многие, многие другие. А в своей последней роли - академика Дронова Николай Черкасов произнес поистине пророческие слова: «Все остается людям!» …
Мы с Олегом, конечно, тогда и не думали, как говорят сегодня, «раскручивать» свою песню. Ну, написали и, слава Богу …
Ведущий концерта объявил: песню «В парке» написали учащиеся нашего техникума. Музыка Олега Трифонова, слова Виктора Песина. Далее он назвал исполнителя, имя которого я, к сожалению, так и не вспомнил.
В ПАРКЕ
В парке, освещенном луною,
Я, как и прежде, с тобою …
Тихо … Никого … Мы опять одни,
А вдали светят счастья огни …
Всю ночь мы безмолвно гуляли,
Листья под ногами шуршали,
Руку я несмело твою сжимал,
Нежным взглядом тебя ласкал.
Счастье долгожданное рядом
С дивным, чуть загадочным взглядом …
Верю, что открою его секрет,
Если «Да …» ты шепнешь в ответ.
Утро … Наступил час прощанья,
Грустно в этот миг расставанья …
В парке ночью встретимся мы опять,
Будем вместе рассвет встречать …
Наша песня была награждена долгими аплодисментами зала и возгласами : «Авторов – на сцену!». Невероятно смущаясь, мы с Олегом поднялись на сцену. И вновь бурные и долгие аплодисменты. Аплодируя со всеми, Николай Черкасов пожал Олегу и мне руки и сказал: «Хорошая песня, продолжайте в том же духе!» …
Увы, так случилось, что продолжить «в том же духе» нам не довелось … После окончания техникума и службы в армии мы с Олегом разъехались по разным адресам и больше уже не встречались …
Ну, а я в последующие годы, выражаясь языком Булата Окуджавы, «не убирал ладонь ото лба». И в стихах и в прозе что-то мне удалось, а что-то – не очень. А итог я подведу следующим четверостишием:
В чем разница меж Пушкиным и мной?
Пред ним я голову склоняю:
Твормл он поэтической душой,
А я – бог весть, что вытворяю …
13.09.2015 г.