Обрывки белых лепестков
Это несколько неумелые обрывки из моего личного дневника. Описанные здесь события имели отношение к моей личной жизни, поэтому характеризуются некоторой нелогичностью изложения.
С уважением, доктор Аллан Найф.
С недавнего времени я понял, что выбрал не ту профессию. Бесчисленные толпы пациентов с их насморком, нарывами и переломами отнюдь не пробуждали во мне чувство милосердия или сострадания. Скорее наоборот, эти грустные, зеленые от боли рожи, навевали тоску и ненависть ко всему человечеству.
Каждое утро я начинал с чашечки кофе и горсти таблеток от нервов, в состав которых входили такие вещества, о которых не принято говорить в порядочном обществе.
Между прочим, я тоже грешил производством некоторых запрещенных лекарств - делал я это лишь ради интереса и обогащения своего медицинского опыта. Замечу - они были весьма неплохого качества.
Пожалуй, пора рассказать о себе.
Я - простой, молодой врач, живущий в городке Н. у своей тетушки в каменном, холодном доме. Из окон моей полутемной комнаты, виднелась библиотека - ее пыльные, темные окна круглосуточно отражались в зеркале над столом.
Тетка моя (ее тяжелые шаги постоянно выдавали ее, куда бы она не направлялась) - веселая толстушка, вечно пытается накормить меня своим ядрено-сладким вишневым вареньем. Но, увы, вишню я нахожу отвратительным плодом.
* * *
Обычно, после изнурительного рабочего дня, я бреду домой по узким улицам, перехожу глубокую реку по скрипучему мосту, огибаю выше названную пыльную библиотеку и бесшумно пробираюсь в свою комнату на втором этаже.
Затем перекусив нехитрым ужином и проведя пару химических реакций, к закату я снаряжался в путь. Толстый посох, потертая шляпа и корзинка для сбора лекарственных трав и грибов всегда отправлялись вместе со мной.
Пройдя некоторое расстояние от дома я попадал в небольшой лесок.
Множество незаметных тропинок выводили меня то к россыпи земляники, то к топкому болотцу, окруженному раскидистым папоротником и осокой.
Я мало сплю. Всего несколько часов. Возможно это от таблеток - но они меня успокаивают.
Я обожаю ночь. Мягкие тучи окромляют мерцающие гвоздики звезд и прекрасное холодное светило - луна - освещает мне путь. Роса сверкает на листьях и травах, которые я срезаю и аккуратно складываю в свою корзинку.
Иногда я вижу белую тень боковым зрением но оборачиваясь, успеваю заметить лишь колыхание веток.
* * *
Эта неожиданная встреча с белой фигурой состоялась одной морозной октябрьской ночью. Луны почти не было видно из-за стремительных туч. Ветер гудел, листья вздрагивали и одновременно шумели как сотня маленьких черных бабочек.
Я увидел ее со спины. Светло- серое платье, резко расширяющееся книзу, подол которого был испачкан землей. Волосы, спутавшиеся в бесформенный узел были странного желтого оттенка, которого раньше я никогда не встречал. Она что-то тихо напевала и ласково проводила ладонью по стебелькам крапивы.
Я ехидно ухмыльнулся и наклонившись к ее хрупкому плечику, прокричал:
— Мадам! Не соблаговолите ли подвинуться своим тщедушным задом, чтобы освободить мне дорогу?
Незнакомка испуганно обернулась и я, как врач, поразился насколько глубоко впали ее щеки и насколько бескровной, оказалась бледная полоска губ.
Я был выше ее на целую голову и с высоты заглянув в эти внеземные зеленоватые глаза, обнаружил там странную пустоту - ту же, что ощущал я, находясь каждый день на одном и том же месте, осматривая одних и тех же людей.
* * *
Так произошло мое знакомство с Кейтлин. Она была неизлечимо больна редким недугом - солнечные лучи буквально растворяли ее нежную кожу, покрывали ее ужасными язвами. Поэтому Кейт со своим отцом жила обособленно и выходила на свежий воздух, лишь в самые темные ночи, в этот лес. Здесь наслаждаясь ветерком и собирая заснувшие цветы, она познавала чуточку свободы.
Всё ее существование было отравлено постоянным напоминанием о смерти. Как врач, я понимал, что век ее будет короток и стал скрашивать ее ночные прогулки своим присутствием.
Взгляд ее грустных зеленых глаз проник в мое сердце, заставляя с утроившимся вдохновением перебирать все мои химические познания в фармакологии в надежде найти лекарство.
Так длилась наша молчаливая любовь несколько лет. Я видел ее лишь по ночам. Я проклинал, чуть появившийся ранним утром, луч и восхвалял небеса, как только солнце скрывалось в багровых разводах заката.
Кейтлин с улыбкой читала мне прекрасные стихи античных поэтов. В ее устах они звучали как пение архангелов. С милым смущением она слушала мои пылкие признания, те слова любви и страсти, что более никогда я никому не произнесу. Я до сих пор чувствую порхание ее тонких прозрачных пальчиков, ворошивших мои вечно запутанные волосы.
* * *
Наступило последнее лето. Оно было одно из самых жарких за всю мою жизнь. В тот день я сидел в своей полутемной комнате и писал письмо знакомому ювелиру, моему постоянному пациенту, страдающему от подагры.
Эта ночь должна была стать решающей в моей жалкой жизни - я решил сделать Кейтлин предложение.
Вдруг послышался звон пожарного колокола. Выбежав, с тетей на улицу, я увидел как над рощей поднимается черный страшный дым.
Я все сразу понял. Меня как пронзило. Я побежал вперед и приближаясь, удостоверился в своих самых страшных опасениях.
Не дождавшиеся спасительного дождя, иссохшие деревья рощи загорелись от какой-то искры и быстро дошли до особняка моей возлюбленной.
Когда я оказался на месте было уже поздно. Пламя вырывалось из всех окон, жадно облизывало крышу и флюгер в виде петушка.
— Кейтлин! - вскричал я и бросился внутрь бушующего ада. Огонь пыхнул на меня, но боль не ощущалась, одежда на мне стала горячей как кипяток.
Кейтлин упала мне в руки - ее извечно светлое платье почти полностью обгорело, а кожа под ним обуглилась. Вероятно она спала, когда начался пожар и не успела спастись - да и как, ведь снаружи ее поджидали разрушительные лучи.
Она с мукой взглянула на меня и исторгла дух в моих объятьях.