Уже осень вступила в свои права. Листья кленов пожелтели и стали опадать. Они шуршали у меня под ногами. Ветер пронизывал острыми холодными иголками мое плохонькое осеннее пальто, перешитое из старой отцовской шинели мамиными руками. Он дул прямо в лицо, и половину дороги я прошла задом наперед, защищая лицо от ветра.
Школа была от дома очень далеко. Идти нужно было по бывшей Иркутской улице, которая когда-то отделяла православный мир от мира иноверцев. При застройке города лучшие места отводились христианам, а иноверцы селились за городской чертой. Поэтому улица Иркутская имела две дороги, которые шли через некоторое расстояние параллельно друг другу. На пространстве между дорогами была устроена аллея, на которой рос кустарник по самому краю, и два ряда молодых кленов давали щедрую тень летом, и малую защиту от ветра и холода осенью и зимой.
Со стороны могло показаться, что я куда-то опаздываю, потому что я шла торопливо, почти бежала, размахивая коричневым портфелем, который купили мне в первом классе, и он служил мне уже третий год. Я уже две зимы съезжала на нем с пологого склона оврага, который встречался мне по дороге, поэтому железные уголки от такого обращения у портфеля поотлетали, а сам он был слегка поцарапан и ободран. К портфелю был сбоку привязан на длинной ленточке мешочек с чернильницей-непроливашкой. Она так только называлась, а проливалась она очень даже хорошо. Особенно, если размахивать портфелем над головой и защищаться им от злых собак, а в драках с мальчишками использовать, как оружие.
Говорили, что раньше школа, в которой она училась, великолепное трехэтажное здание с прекрасным небольшим сосновым парком, фонтаном, аллеями, садом-огородом была женской гимназией. Теперь в ней учились и девочки, и мальчики. Мальчиков я побаивалась. От них можно было ждать чего угодно.
Вот и сегодня на перемене они подошли ко мне.
- Валя, а сколько ты можешь съесть пирожков натощак?
Я задумалась. Я хотела сказать, что много, и что пирожков я не ела давно, но сказала скромно, что не больше двух.
- Ага! - засмеялись мальчишки, - только один!
- Почему? - растерянно спросила я.
- Потому что остальные будут не натощак.
И мальчишки засмеялись. В школе уже все знали про эту шутку, разыгрывать было некого. Но дома меня ждала моя бабушка. Она была абсолютно безграмотным человеком, наивным и доверчивым, как ребенок. Вот её то я и мечтала разыграть прямо с порога. Вот поэтому я так торопилась домой.
Я прямо видела, как я спрашиваю бабушку про пирожки, а она мне говорит количество, а я смеюсь и говорю, что только один пирожок будет натощак, а остальные - не натощак.
Да не тут-то было.
Я торопливо отодвинула задвижку на тяжелой калитке, ворвалась в свой огромный двор, поздоровалась со своим любимым Рыжиком, который сел на землю и стал протягивать свои лапы по очереди для пожатия.
- Привет, привет! - сказала я ему и пожала по очереди его огромные лапы. Пес тявкнул и негромко заскулил.
- Да не забыла я, не забыла!
Я торопливо открыла портфель и протянула псу кусочек хлеба, который я принесла ему из школьной столовой.
- Бабушка, бабушка, - закричала я, едва переступив порог дома, - сколько ты пирожков можешь съесть натощак?
Бабушкина комната была прямо у порога. Слышала она прекрасно, хотя ей уже шел восьмой десяток лет.
- Смотря каких, - сказала моя бабушка, - с творогом я не люблю, много бы не съела, а вот с черемухой пожалуй бы поела. А ты сколько?
И как мне нужно было отвечать? Сказать, что только один? Открыть тайну своего вопроса?
- Пять! - сказала я громко.
- Нет, столько бы я не съела. Куда - пять? Пять - это очень много! Если с черемухой, то три пожалуй бы и съела!
Вот оно! Наконец-то! Бабушка попалась в мою ловушку!
- Не три, а только один!
- Себе так пять, а мне - только один, - сказала бабушка.
Я стала объяснять ей про натощак и не натощак, но она обиделась всерьез, моих объяснений не слушала и до самого вечера с укором качала головой.
- Себе так - пять, а мне - один!
В круглых очках в железной оправе она была похожа на большую сову. Она занималась починкой одежды и не звала меня вдеть нитку в иголку.
- Себе так пять, а мне так один, - слышала я её слова и чувствовала себя виноватой.