А время, воле вопреки,
Течет тягуче, как гекзаметр.
Я медленно им смят и сбит,
И распят мухой на листе.
Лишь темно-синие круги
Под темно-синими глазами
На этом белом, будто бинт,
Обезображенном лице.
Лишь спекшийся колючий рот,
И руки, стиснувшие голову,
И тени, странные, как сфинкс,
Дрожа, вокруг меня легли,
И мелко ходят взад-вперед
От рёва сакса стены голые,
Вертится равнодушный диск
Под когтем сточенным иглы.
Как звуки медленно вползли,
Лишь тишину немного тронув!
(О, в этом месте я всегда
Притихший зал ошеломлял!)
Свивался вой, как уж в узлы,
И ритмы рвались, как патроны –
Вот так от топота солдат
Дрожит промерзшая земля!
И звуки, отбивая шаг,
Слетали быстро и послушно,
И саксофон гремел, зверел,
И стекла пучились в окне,
Потом шептал вдруг, не спеша –
Ведь я-то знал, что залу нужно!
И зал восторженно ревел,
но зал не знал, что нужно мне.
А за окном авто трубят.
Там жизнь кипит, как кока-кола,
Свистит как новенький сифон,
Не умолкая до утра.
Сижу я, слушаю себя,
Взяв у соседа радиолу –
Поет мой старый саксофон,
В ломбард заложенный вчера.
1998г.