Рейс на Кубу. Для моряков нашего пароходства это своего рода приз. Оплачиваемый отпуск в тропический рай.
Зима, а жарит, только успевай поворачиваться. Утренней прохлады и в помине нет. Как солнце из-за горизонта чуть приподнимется, лучи расправит, так во весь накал и трудится, часиков этак до девяти, и на покой, любуйтесь тропической ночью, а я своё отработало. И вот так, круглый год.
Как будто нашей планете светит не одно солнце, а несколько. У них и характеры даже разные.
Наше-то зимой на Севере, заспанное, ленивое. Выглянет изредка из-за туч, мазнёт блеклым взглядом по вставшей Двине, на которой, как хутора, пуская едва заметные дымки из труб, зимуют суда. Сверху видно, как к каждому из них петляет ниточка-тропинка, среди плоской белой равнины от берега до берега. Город, вытянувшийся вдоль реки на многие километры, в снегу. Светлеет к десяти, темнеет к четырём, и так до весны. Двина последний лёд в мае в море выгонит, вот тогда и возвращаются с чужбины лесовозы домой. Стайками стоят на рейде на якоре, расползаются по причалам. Самая работа. В Заполярье нужно за лето генеральные грузы доставить, зимой самолётами не навозишься, накладно. Порты встряхиваются от спячки, соскучившиеся по делу цапли-краны, словно птенцов кормят, шустро перетаскивают грузы с берега в открытые трюмы-рты сухогрузов, лагом стоящие вдоль причальной линии. Шум, деловая суета. Тут и солнце, словно устыдившись своей лени, просыпается, висит в небе чуть не круглосуточно. Северные летние ночи побелее питерских будут.
За работой короткое северное лето промелькнёт, не заметишь. С реки потянет прохладой, осень засыплет золотом тротуары, зашуршит под ногами, вкусно запахнет опилками – мужики по всему городу хлысты на чурбаки пилят, дрова на зиму заготавливают. А там, глядишь, и шуга по Двине поплыла, скоро встанет, значит. Пора судам снова за кордон налаживаться.
Сделав несколько рейсов между портами Европы, наш лесовоз получил задание из пароходства, загрузиться удобрениями в Киле, и следовать с грузом на «Остров Свободы».
Обогнув Данию, вышли в Северное море, далее через Ла-Манш, покачались, как водится, в Бискайском заливе, дозаправились, и пополнили запасы продовольствия на Канарах, и уже по прямой на Кубу.
То, чем многие люди бредят, нам доставалось, как бесплатное приложение к специфике профессии. Тёплый, словно кто-то обдувает вас гигантским феном, ветер, неспешное покачивание на длинных, покатых океанских волнах, морская синь от горизонта до горизонта, с расплавленными на поверхности воды в золото солнечными лучами. Ночью, бархатный купол неба, усыпанный алмазными россыпями созвездий. Словом, красота.
«Производственных» проблем, как правило, не возникало, костяк экипажа давно сработался, пришедшие на подмену со своим уставом в чужой монастырь не лезли, да и новеньких в этом рейсе было не много. «Трёха», третий помощник, два моториста, и буфетчица с дневальной. Девчонок прислали, как на подбор. Длинноногие, да и в бюстгальтер им было что положить. Одна блондинка в стильных очёчках, другая шатенка со стильной стрижкой. Даже наши «старики», и те, животы стали втягивать, а количество ежедневно бреющихся, стало заметно превалировать над заросшими щетиной.
Костик, третий помощник, недавний выпускник «Вороны», которого подозрительным образом минула обычная для пароходства практика, в ожидании должности несколько лет проходить матросом, едва разменял двадцать лет. Капитан приобщал его к морскому делу и в хвост и в гриву, мы же со старпомом Василичем не упускали случая «припахать» мальчишку в несложных, но надоевших за годы работы рутинных делах.
Над Костей, мы с Василичем взяли своего рода шевство, цинично отучая его поглядывать на горизонт, в поисках неоткрытых островов, для пользы дела, ра-зумеется.
Костя, только что не прописался в каюте девчонок, всё хвост веером распускал, рассказывал, что он мастер спорта по плаванию, и даже раз выиграл областные соревнования. Девицы, года на два, на три его постарше, прошедшие на флоте огонь и воду, только посмеивались, но в обществе ему не отказывали. Костя, темноволосый, рослый, косая сажень в плечах, с приятным, по-юношески открытым лицом, был им симпатичен.
Развлечений на досуге на судне не ахти, как много. Судовая библиотека, стандартный набор - шахматы, шашки, домино. Карты официально запрещены, но по каютам команда картишками всё же баловалась. Кино по субботам и видеомагнитофон с двумя десятками кассет. Мы, с приятелем Игорем, начрадом, нашли себе забаву в разгадывании кроссвордов в толстенных подшивках газет, причём договорились, что не будем начинать разгадывать очередной кроссворд, пока максимально не «добьём» текующий. Иной раз спроси меня, о чём я думаю на ходовой вахте, по долгу службы осматривая в бинокль океан, непосвящённых мой ответ мог бы несколько озадачить, – «О травянистом растении с крупными, мясистыми продолговатыми листьями, используемыми в фармакологии».
Костя, так тот вообще стишки повадился писать, почему-то выбрав меня первым, кто обязан был их послушать, и оценить, перед тем, как он с закатыванием глаз будет декламировать их девчонкам. Нашёл ценителя! Последнее стихотворение я в в общеобразовательной школе прочитал.
Вот сколько лет прошло, а одно из Костиных «творений» до сих пор помнится:
В сторону лирику! - Здесь не для девочек,
Чушь романтичная – для лежебок.
В грохоте волн дыбится палуба,
И норовит ускользнуть из под ног.
Нет белых фланок, с помпонами кепочек,
Грубая роба, да пара сапог.
В посвисте ветра слышится жалоба
На шторм клянящий матерный слог…
Ну и дальше, всё в таком же духе. Возможно, со временем бросил он это не-благодарное занятие, стихи писать. Впрочем, не моё это дело.
На Кубе встали мы на рейде Ла Исабелы, под разгрузку.
Жара, форменную рубашку хоть выжимай, даже погоны намокли. Команда, словно варёная ходит. Замполит, как главный наш затейник, испросил у капитана разрешение искупаться народу.
«Смайнали» трап до воды, добавочную вахту поставили за морем следить, здесь не Сочи, всякой зловредной живности больно много. Скаты электрические, мурены, медузы ядовитые… и главное акулы.
Сначала буфетчица с дневальной у борта побарахтались, потом остальные желающие. От трапа никто далеко не отплывает, «Челюстей» по видику насмотрелись.
Вот тут Костик, зная, что девчонки смотрят, и устроил показательное выступление. И кролем и брассом, и баттерфляем… метров на сто от судна удалился.
Тут сначала те, кто за морем следил, закричали, потом и остальные плавники над водой заметили, все хором уже заорали.
Костя, как разобрался, что ему кричат, такой мастер-класс показал, какое там областное соревнование, он бы наверное чемпионат мира по плаванию выиграл…
Думаю, каждый человек в своей жизни видел что-то такое необычное, удивившее его, что врезалось в память навсегда, и воспоминания об этом с годами не меркнут, не теряют красок, помнятся в малейших подробностях. Для нас это был именно такой случай. Костю едва успели за руки выдернуть на банкетку трапа, как одна из акул гулко ударилась в борт лесовоза, забила хвостом, поднимая фонтан брызг, и ушла в глубину. Акула была довольно крупная. Я успел разглядеть чёрно-серую, блестящую, будто масляную спину, розовые щели жабр, неприятно белое брюхо…
Но поразило меня, да и всех остальных не настоящая, не киношная, близость опасности, другое. Никто из нас до этого дня никогда не видел, как человек се-деет на глазах.