(Romualdas Pozerskis photo)
Когда стемнело, через открытые форточки, покачиваясь на воздухе, как грузные астматические бабы во время ходьбы, над городом выплывали полные мочевые пузыри, взбирались на нужную высоту и лопались тихо, уютно, по-домашнему, разбрызгивая содержимое и опадая тряпочками.
Там, там, там, там.
Снилось пузатым русским мужикам, что они еще совсем дети, стоят с леденцами на палочке в левой руке, а правой держатся за трезвого папу. Почти все время парад загораживает чья-то спина, а так хочется посмотреть. И хочется еще пи-пи, а скажешь – мама разозлится. Еще хотелось мороженого в стаканчике. Еще, - чтобы не устать за сегодня, дождаться вечера и поехать на салют.
- С праздником Великой Октябрьской Социалистической Революции Вас, товарищи! Ур-ра!
А в подмосковной брошенной деревне, несколько шагов – и болото, вышел до ветру дедуля. Держась за поручень крыльца, слез со ступенек, встал перед грядкой со свеклой, добыл свое хозяйство, с темной мокрой холодной травы поднял в небо свои водянистые глаза, туда, где подсвечивали его огни мегаполиса, открыл рот, постоял-постоял, убрал инструмент, жикнул молнией - и она сломалась, - замочек остался в руке.
- Чего ты? – спросила с кровати жена, поднявшаяся на локте.
- Не твоего ума дело, - ответил расстроенный дед.