Глава 26. Ключ
На пологой вершине Роман оказался настолько быстро, что не удержал равновесие и, нелепо взмахнув руками, повалился вперёд. Он сильно ободрал при этом ладони и ушиб коленку. На мгновение боль отвлекла его от мыслей о Ключе. Но уже в следующую секунду ему показалось, будто его дополнительно огрели по голове чем-то очень тяжёлым и твёрдым. Прихрамывая, он пошёл вперёд, отказываясь верить своим глазам и оглядываясь, чтобы удостовериться, что ничего не пропустил. Но старик не обманул: тут, действительно, ничего больше не было, кроме бескрайнего неба, огромных ярких звёзд над головой и этой фигурки, одиноко сидевшей в темноте прямо на земле, подтянув колени к подбородку.
Шойфет! – звонко крикнул Кирилл. Он бросился навстречу Роману, обвил его шею руками и… зарыдал. Потерявший дар речи Роман попытался оторвать от себя Бергера, однако в результате был перемазан слезами и оставил эти бесплодные попытки.
Бергер – ключ? Как с ним теперь быть – в карман положить? Если это правда, то получается, что вместо того, чтобы обрести безграничную свободу, он попал в абсолютное рабство. К Бергеру. Он хотел точно не этого. Это же приговор. Пожизненный. За что ж такое наказание-то?!
Интересно, а можно отказаться от ключа? Как-нибудь переиграть финал? Договориться, в конце концов?.. Увы, ответ Роман и сам уже знал. Что там сказал старик? Ты уже имел то, за чем сюда пришёл… И пастухи не зря над ним смеялись, когда узнали, что он ищет. А Дед что ему сказал: «Тебе Бергер нужен, а ты ему – нет». Знал, значит. Весь путь был бессмысленным. Столько усилий и всё напрасно!
В полном смятении смотрел он на языки пламени, на лёгкие красно-оранжевые тени, трепещущие в тесном кирпичном плену. Огонь? Откуда здесь печь? И… Аверин? Николай Николаевич укоризненно глядит на него, забирает у него Бергера и, бережно прижимая к себе, уводит, шепча всхлипывающему Кириллу что-то утешительное и ласково гладя его по волосам. В углу ухмыляется дед. Он не спеша встаёт, подходит к Роману и щёлкает у него перед носом пальцами:
– Эй, Шойфет, очнись, приехали… – ехидно произносит он. Дед оказывается, такой высокий. Роман едва достаёт ему до плеча, а ведь он сам роста не маленького. Для своего возраста, разумеется. – Обрёл сказочное могущество, колдун несчастный? – хохочет дед.
– Где диск? – хрипло спрашивает Роман и прокашливается.
– Какой ты практичный! Сразу о деле заговорил… Конфисковал я его. Вернул владельцу. Ты ведь и так – по проторённой-то дорожке – при желании сможешь туда прогуляться. Там ведь ещё столько интересного! Мне особенно понравилось, как решительно ты тонул. Я предлагал Коле бросить тебя на этом этапе, чтоб ты ни с чем вернулся, но этому любителю поэзии Бергера стало жалко – уж больно тот переживал!
– Викентий Сигизмундович! – из-за стола поднимается незнакомый парень и, встряхивая кудрями, энергичной походкой приближается к деду. – Давайте с ним полегче. – Он озабоченно окидывает Романа по-рудневски острым взглядом холодных голубых глаз. – Он нужен нам живым.
– А с тобой вообще отдельный разговор будет, пижон несчастный, – сдержанно обещает дед.
– Может, я лучше сразу пойду и сто земных поклонов сделаю? – сверкнув белозубой улыбкой, вежливо интересуется незнакомец. – Или сто пятьдесят раз отжаться?
– Сто пятьдесят раз о печку головой удариться. Если ты не хочешь, чтобы я сам тебя об неё приложил. За то, что ты Колю мне чуть не угробил, – мрачно говорит дед.
Парень недовольно хмурится, не сводя с Радзинского уязвлённого взгляда:
– Ром, заткни уши. Сейчас Викентий Сигизмундович будет вдохновенно оскорблять великий могучий русский язык, – с лёгкой обидой в голосе восклицает он.
– Отстань от него, – Радзинский наклоняется и заглядывает Роману в глаза. – Он сейчас в обморок упадёт.
– Да ладно! А почему только сейчас?
– Да он бы уже давно упал. Ему гордость не позволяет. Правда, Шойфет? Хочешь, я тебе помогу? Давай: на счёт «три». Раз, два…