Глава 27. Иврит
Очнулся Роман в своей постели. Вот даже не сомневался… Больным притворяться совсем не пришлось – так плохо ему давно уже не было. Вызванный на дом врач уверенно опознал в романовом недомогании банальный грипп, и теперь он мог, по крайней мере, неделю валяться в постели, отказываться от еды, требовать полной тишины и не позволять открывать шторы. Таблетки приходилось выбрасывать в форточку. Ещё терпеть визиты врача, поскольку «выздоровление» затянулось на полных две недели.
Бергера видеть не хотелось. Совершенно. И думать о нём не хотелось, потому что от одной только мысли об этом подарке судьбы настроение падало до уровня клинической депрессии. Руднев звонил. Но не был допущен до беседы с ним в виду исключительной слабости пациента. Сочувствовал. Желал скорейшего выздоровления.
Во сне Роман теперь неизменно оказывался в зелёной долине среди задумчиво блеющих овец и жизнерадостных пастухов с курчавыми бородами. Они вели неторопливые беседы у костра, или в тени шатров. Гортанные звуки их речи успокаивали Романа. Он наслаждался звучанием этих похожих на халву слов, сладко заполняющих рот. И постепенно запоминал их: эрец, хайим, руах, Элохим…(1) Лех леха меарцеха умибейт авиха…(2) Ему нравилось, как просто живут эти люди. И он постепенно проникался бесхитростной мудростью, с которой они отвергали любое зло, которое могло омрачить их души. Как будто прогоняли нечистого на руку торговца: «Нет, нам это не нужно. Мы не станем даже смотреть». Роман теперь удивлялся, насколько он сам был всегда неразборчив: с одинаковым безразличием глотал сладкое и горькое и искренне не видел разницы. Был бы умнее, может и не застрял бы здесь, среди зелёных холмов, а шагал бы сейчас вперёд по ослепительно белой дороге и перед ним и реки бы расступились, и дороги бы расстелились и, наверное, даже овцы бы с ним заговорили – дали бы какой-нибудь полезный совет…
1 Земля, жизнь, дух, Бог – (древнеевр).
2 «Ступай из земли твоей и из дома отца твоего» – Быт. 12, 1. Эти слова сказал Бог Аврааму, когда побуждал его идти в Землю Обетованную (древнеевр).
Какая-то часть его существа, умиротворённая открытием радости безгрешного бытия, просто наслаждалась возможностью пребывания в этом счастливом бесконфликтном состоянии духа. Но он никогда не мог полностью забыть, что совсем не это было его целью. Что путешествие отнюдь не закончено. Что он ещё только в самом начале пути. Ведь он так и не получил свою силу. А что он получил? Ключ? Снова эта загадка…
«Ключ не только открывает, он охраняет», – услышал он в одну из звёздных ночей у костра. Охраняет? Что? От кого?
«Ты должен вспомнить».
Вспомнить… Как это сделать, если любая попытка нащупать хотя бы намёк на смысл в тех бессвязных видениях, которые выплёскивала на него Карта, сразу вышибала его из колеи? Он чувствовал такую тревогу, что переставал вообще что-либо соображать. Хотелось только поскорее стряхнуть с себя липкую паутину этих пугающих прикосновений прошлого.
На исходе второй недели Роман, наконец, понял, чего он хочет. Он даже особо не напрягался – просто закрыл глаза и сразу оказался в избушке. И дверь, и окна там были распахнуты. Сладкий весенний воздух гулял по дому. Птичий щебет волнами накатывал из распахнутых окон. Яркие солнечные пятна на полу приятным теплом ласкали босые ступни.
Викентий Сигизмундович, задрав голову вверх, скептически наблюдал за тем незнакомым парнем, который заступался за Романа во время их предыдущей встречи. Дед крепко держал шаткую деревянную лестницу, а парень стоял на самой верхней перекладине и ожесточённо ковырял закреплённый под потолком провод. Его кудрявые волосы взмокли от пота и колечками прилипли ко лбу.
– Зачем мы меняем проводку? Вы же всё равно электричеством почти не пользуетесь, – недовольно бормотал он.
– Не твоего ума дело. Не отвлекайся… А, Шойфет! Классная пижама, – ничуть не удивившись, радостно поприветствовал дед своего гостя.
– Шалом алейхем (3), – с вызовом ответил Роман на его язвительный намёк насчёт своей национальной принадлежности.
3 Традиционное приветствие на иврите. Переводится буквально как «мир вам».
– Шалом. Барух аба (4). – Парень, с интересом поглядев на него сверху, ловко спрыгнул с лестницы и, вытерев ладони о джинсы, протянул ему руку. – Ливанов. Павел Петрович. Будем знакомы.
4 Благословен входящий – (иврит). Что-то вроде «добро пожаловать».
Слава Богу! Хоть кто-то здесь считает нужным представляться.
– Роман. – Ладонь у Ливанова сухая и тёплая. Надёжная такая ладонь.
– Что-то ты похудел с нашей последней встречи, – широко улыбнулся Ливанов. – Твоё приключение никак тебя не отпускает?
– Да я так понимаю, что оно успешно продолжается, – понимающе хмыкнул Радзинский.
Роман гневно сверкнул глазами:
– Это моё личное дело. Не так ли?
– У тебя ещё остались иллюзии по этому поводу? – захохотал дед. – Впрочем, как тебе будет угодно… – развёл он руками. – Ладно. Пойдём, – он обнял Романа за плечи и повёл к столу. – Надо тебя покормить, а то ты и вправду какой-то бледный. Паш, сбегай наверх, принеси плед, а то наш отважный покоритель иноматериальных слоёв простудится в своей пижаме.
– Если Вы контролируете всё, что я делаю, почему Вы не остановили меня? – сбрасывая его руку, со злостью спросил Роман.
– Потому что по невероятному стечению обстоятельств ты двигался в правильном направлении, – спокойно ответил дед. – Хотя… такими увлекательными зигзагами!.. – восхищённо добавил он, опуская свою тяжёлую руку ему на голову.
– Ух ты!.. Вы знаете, как «правильно»?!
Но дед явно не принимал его всерьёз, что, разумеется, бесило Романа ещё больше.
– Шойфет! – примирительно сказал он. – Ты что, пришёл права качать? Или всё-таки – посидеть со старыми друзьями, выпить по маленькой… Я имею в виду – чашечке кофе! Я знаю, что ты любишь крепкий, чёрный и без сахара, – издевательски заметил он.
– Очень хорошо, что Вы это знаете, – прошипел Роман. – Да, я пришёл посидеть и, если хотите, выпить с Вами – чашечку кофе, как Вы верно изволили заметить. И я не уйду, пока Вы мне всё не объясните. Все Ваши манипуляции. А также, по какому праву Вы их себе позволяете в отношении меня. Я понятно изъясняюсь?
– Остынь, парень, – с лёгкой угрозой в голосе произнёс Радзинский, и у него получилось это очень весомо. – А то, как бы тебе не пришлось объясняться. Я не твой босс, если ты ещё не понял. Меня твои «шалости» отнюдь не умиляют.
Сзади тихо появился Ливанов и набросил Роману на плечи плед. Очень вовремя, потому что тот по обыкновению уже пришёл в бешенство и готов был наговорить Радзинскому кучу всяких гадостей.
– Ты хотел о чём-то спросить? – заботливо поинтересовался Ливанов. И столько человеческого участия было в его голосе, что Роман моментально проникся к нему доверием и, слово за слово, (метнув предварительно в сторону деда исполненный ненависти и презрения взгляд), начал рассказывать ему про свои путешествия, про долгие беседы у костра, о зелёных долинах и сладком притяжении незнакомых слов... Ливанов слушал серьёзно и сосредоточенно, энергично кивал и незаметно подвигал Роману то бифштекс, то салат, то пирожное. Радзинский, скрестив руки на своей могучей груди, взирал на них снисходительно, как на детей.
– Я очень хорошо тебя понимаю, – проникновенно говорил Ливанов. – Я сам с детства просто бредил Востоком: арабские сказки, мудрые суфии, таинственные путешествия и прекрасные дворцы… Но по-настоящему я проникся этой культурой, когда начал учить языки. Это поистине волшебное средство – впитываешь в себя чужую речь и сразу оказываешься в другом измерении, где по-другому живут, по-другому думают, где другие запахи и вкусы…. Правда, потом понимаешь, что человек – это категория универсальная. И именно человечность образует основы любой культуры.
Обаяние Ливанова, его спокойный, уверенный голос, исключительно позитивное отношение к жизни подействовали на Романа тонизирующе. Как-то сразу всё сошлось, всё стало просто и ясно.
– Возможно, тебе просто следует начать учить язык, и это подскажет тебе, что делать дальше, – предположил Ливанов.
Роман внутренне согласился с этой мыслью. Карта явно давала ему ниточку. Надо за неё держаться. Настораживало только направление, которое уже угадывалось по этим первым шагам. Что там у нас написано на древнееврейском языке? Вот именно… А религиозные искания никогда не привлекали Романа. И всё же он не мог противиться желанию с головой погрузиться в своё новое безумное увлечение.
– Пожалуй, сейчас это единственное, чего я на самом деле хочу – учить иврит, чтобы… Неважно… – Роман смутился, что было для него совершенно несвойственно.
– Так в чём же дело? С удовольствие дам тебе несколько уроков. У меня в данный момент есть такая возможность, – неожиданно предложил Ливанов.
– Вы? Правда? – Роман посмотрел на него почти с восторгом. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Так не бывает. Или бывает?
– Зачем мне тебя обманывать? – Ливанов вынул из заднего кармана джинсов маленький блокнот и карандаш и черкнул на листочке несколько строк. – Вот, держи. Здесь мой адрес и телефон. Позвонишь, когда сможешь. У тебя, как я понимаю, скоро уже и каникулы начнутся? Ну, да это неважно. Ни к чему ждать каникул.
Запиликал мобильник.
– Это у меня? – Ливанов стал хлопать себя по карманам. Но Радзинский уже торопливо выбирался из-за стола, приложив трубку к уху.
– Да. Здравствуй, дорогой… Коль, неужели так трудно было позвонить вчера вечером?.. А вот я, представь, всё равно волновался!.. – Он вышел на крыльцо, и слов уже стало не разобрать.
– Это «Ники», – улыбаясь, прошептал Ливанов, многозначительно округляя глаза. – Если Викентий Сигизмундович не расстаётся с телефоном, значит Николай Николаевич в отъезде.
– Как в отъезде? А школа? Занятия ведь ещё не закончились! – Роман насторожился.
– Насколько я знаю, он твоего Бергера куда-то повёз, – мягко сказал Ливанов, вертя в пальцах карандаш.
– Моего?!
– Я сказал «своего», – очень натурально обиделся Ливанов. – Со школой он всё утряс: Бергера досрочно аттестовали по всем предметам, так что до осени, ты его, наверное, и не увидишь. Впрочем, тебе это, скорей всего, не интересно – вы ведь почти не общались. Верно?
– В общем, да, – опуская глаза, пробормотал Роман.
– Тебе пора, – помолчав, подсказал Ливанов. – Викентию Сигизмундовичу сейчас не до тебя. Когда Аверина нет, он скучный и злой, – усмехнулся он.
– Спасибо Вам. Я обязательно позвоню. Завтра можно?
– Конечно, можно.
– А Вы, – Роман вперил в него пытливый взгляд, – объясните мне всё?
– Постараюсь, – честно ответил Ливанов. – Приятно было познакомиться с тобой, Рома.
Роман хотел ответить, что тоже очень рад их встрече, но перед глазами по обыкновению всё стало расплываться и погасло.
***
Ливанов вышел на крыльцо и сел на ступеньку рядом с Радзинским. Тот, молча, подставил ему ладонь и Ливанов звонко по ней шлёпнул.
– Молодец. Ставлю тебе высший балл, – одобрительно покосился на него дед. – Быстро. Точно. И аккуратно.
Ливанов смущённо улыбнулся и небрежно тряхнул кудрями:
– Я могу теперь ехать?
– Конечно, можешь. А то я за эти две недели замучился тебя развлекать. Хорошо, этот колдун малолетний не через месяц явился.
– Так, стоп. Что значит, «замучились развлекать»? Вы хотите сказать, что всё, что я тут делал, было всё-таки никому не нужно?!
– Ну почему – никому? Тебе вот было приятно чувствовать себя полезным…
– Вы когда-нибудь перестанете надо мной издеваться, Викентий Сигизмундович?
– Я же любя, Паш, – Радзинский ткнул его кулаком в плечо. – И потом, ты такой… активный… Если тебя к делу не приставить, ты кого угодно со свету сживёшь. Отжиматься-то тебя теперь не заставишь.
Ливанов не мог удержаться от улыбки.
– Хорошо, что Вы так считаете… – пробормотал он, глядя себе под ноги, чем вызвал у деда приступ оглушительного хохота.
Уезжать на самом деле никуда не хотелось. Всё-таки Радзинского много не бывает. Жаль, что прошли те времена, когда он был никому ничего не должен и мог бесконечно пропадать в этом доме: целыми днями таскаться хвостиком за Викентием Сигизмундовичем, разинув рот, слушать колдовские речи Аверина и зачарованно наблюдать, как они вдвоём сплетают очередную захватывающую историю.
Ветер принёс такой головокружительный запах сирени, что оба невольно замолчали, вдыхая этот сказочный аромат.
– Стоп. – Радзинский вдруг насторожился и напрягся, словно прислушиваясь к чему-то. – Ну почему этот парень вечно во что-нибудь вляпается?!! – в сердцах воскликнул он.
Закрыв глаза и подняв кисти рук, дед глубоко вздохнул и заработал пальцами, словно свивая и вытягивая из воздуха невидимую нить. Ливанов, затаив дыхание, наблюдал: красная, жёлтая… и…чёрная?.. Натянулись, дрожат в воздухе. Интересно, что там приключилось с мальчиком по прозванию Шойфет?..