С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да с конвоя.
На Сонькиной малине они остановились,
Они остановились отдохнуть.
В спецгараже дежурный приёмщик «отходов» с одутловатым лицом, на котором безжизненными свинцовыми лужицами плескались глаза, нехотя подошёл к багажнику «папомобиля», нехотя открыл и долго смотрел в его чрево без движения. Лишь на лице приёмщика сперва появилось недоумение, а затем и ужас - багажник был пуст, а в днище его зияла огромная оплавленная дыра, словно прожжённая автогеном.
…В тот погожий сентябрьский денёк по улицам Москвы шаталась странная парочка: мужчина ниже среднего роста в драном чёрном плаще, мятом костюме от «Бриони» и туфлях «Джон Лоб» прикрывал обожжённое лицо носовым платком, а рядом с ним, ни на минуту не отпуская его руки, плёлся паренёк лет двенадцати бомжеватого вида с лицом, не мытым, наверное, от рождения.
- Какого чёрта ты тянешь из меня энергию, словно я тебе Шушенская ГЭС? Питайся, а не жри! - мужчина с обожженным лицом пытался при этом сбросить руку пацана с запястья, но тот впился клещом.
- Как я могу жрать, если у меня батарею выдрали?! Беру по потребностям, - Путя и не думал проявлять должного уважения к президенту.
-…по потребностям, Владимир Владимирович! Это так трудно - соблюдать некоторые формальности? - в голосе разжалованного аватара звучала обида.
- Ах ты чучело с потрохами от киберпылесоса, хватит меня поучать - главный здесь я. Или продуть по новой?! Имя с отчеством захотел? Получай - Болван Болваныч, Кретин Кретиныч и Пень Пнёвич! Если не уймёшь свои президентские замашки - вытащу из тебя батарею и был таков. А что касается Владимира Владимировича, то сидит он, похоже, в паре километров под землёю не то в виде лампового телевизора, не то венерианской медузы, если доберусь, то ему и буду влавлакать! - церемониться с поверженным противником Путя был не намерен, - Буду звать тебя Распутиным. Чем плохо?
- Буду считать тебя племянником-нахалом, которому уши надрать не могу, - понемногу в небольшой голове Распутина прорастала новая личность.
Ночевала сладкая парочка где-то на пустыре в обнимку с зассаным фонарным столбом. Выломав дверцу в основании столба, Распутин «ужинал» на счёт Горэлектросетей, подпитывая и «племянничка». Торфяной дым в ту ночь над столицей развеялся настолько, что виднелись самые крупные из звёзд. Путе приятно было глядеть на звёзды, особенно на ярко-голубую искорку почти у горизонта. И мечталось ему в ту бесприютную ночь не о верховной власти, а о том, что где-то там, возле этой далёкой голубой звёздочки кружится планетка с арбуз, а на ней - дом, в котором его ждут и назовут, когда он вернётся, не Путимиром, а другим, настоящим именем. Всю ночь он пытался припомнить своё имя и под утро почти уже вспомнил, но тут влажную предрассветную тишину разодрало урчание моторов и злобный собачий лай вперемежку с командным лаем из человечьих глоток.
Путя, стряхнув оцепенение первым, тормошил Распутина:
- Вставай, кажись облава, надо делать ноги!
Поскольку шаг у Распутина был шире, чем у Пути, мешали они друг другу изрядно. Пришлось Распутину взять «племянничка» на руки и драпать за двоих. Далеко уйти, однако, не удалось - голос, усиленный матюгальником, обрушился на беглецов:
- Стой! Стой или стреляю! Они здесь - заходи справа!
Распутин добежал до каких-то кирпичных развалин и почти уже юркнул в пролом в стене, но тут что-то оглушающе хлопнуло сзади, он покачнулся, но всё же вбежал в пролом и сколько-то ещё петлял по опустелым пролётам заброшенного завода. Путя было подумал, что обошлось, но тут «дядюшка» споткнулся и упал. Одного взгляда хватило, чтобы понять - дела дрянь. Из развороченного бока на бетонный пол стремительно вытекало масло, хаотичные движения конечностей сменились крупной дрожью, по телу прошла судорога.
В последнем усилии, глядя на Путю гаснущими глазами, Распутин указал на свою грудь:
- Возьми… тебе нужнее…
- Дядя, дядюшка - не надо! - но Распутин уже не мог видеть Путины слёзы, поскольку умер. Если, конечно, мог умереть.