Первая шестиструнная

               
             Первая шестиструнная

    Моей дочери Валерии в этом году исполнилось 18 лет. Кажется, что сегодняшняя молодежь живет не так, интересуется не тем.  Мы жили  иным, дышали  по -другому. Волга тогда не называлась Саратовским водохранилищем, а спички стоили одну копейку. О том, как мы жили, пили и пели я хочу рассказать. Жил я на ул. Чапаевской в самом центре города и ходил в школу №6 им. Ломоносова, бывшую  Романовскую гимназию. В старших классах сидел за одной партой с круглым отличником Сережей Карговым. Он уважал  мои мозги  и прежде чем бросить шутку на весь класс, рассказывал мне и смотрел на реакцию. Реакция моя была всегда откровенная - если смешно, то гоготал на  всю аудиторию и даже мог упасть со стула.  Раз случилось, что мы с Карговым так  захохотали, что не могли остановиться целый урок и нас даже выгнали в  коридор, где мы продолжали смеяться, тыкая друг друга пальцами в  живот. Вызвали классного руководителя Нелли Яковлевну Русанову, преподавателя английского, и она   тревожно спрашивала, мол, что случилось?  Мы, захлебываясь от смеха, объясняли, что этажом  ниже  находится кабинет химии и  там  преподаватель Анатолий Васильевич Воронцов сидит и насвистывает песенку и при том очень  фальшивит. Через вытяжную трубу  эти звуки становятся особенно мерзкими, будто он пукает в большую  оркестровую трубу.
   С Сережей  мы все время конкурировали: кто лучше, быстрее, энергичнее, веселее.  Как-то даже составили список, кто больше чего умеет: плавать, нырять, готовить, разжигать костер, ставить палатку, ловить рыбу,   ездить на велосипеде, на коньках, роликах, играть на пианино, фотографировать, подтягиваться на перекладине 15 раз, любить Битлов и Пепл... Все вроде бы одинаково. Тут я написал - учусь играть на семиструнной гитаре. Сережа аж рот открыл, произнося:" Ты, что, цыган, что ли?" Я в ответ, мол, шестиструнную не продают, а семиструнка стоит 7 рублей 50 копеек. Товарищ спросил, почему я ее не переделаю   нормально, как у Маккартни? Я не умел. Тогда  продвинутый Серега пришел и переделал, как надо. Лады мы подточили напильником и  дело пошло.
  Дворовые пацаны объяснили  аккорды: маленькая звездочка, большая звездочка, лесенка. Потом   я достал самоучитель, а  джазовые аккорды печатались на обратной стороне обложки сборников"Песни радио и кино". Ох уж эти семирублевые гитары, трудна была их судьба. Сколько обломков, грифов, разбитых дек я находил по утрам, бегая со своей собакой в Струковском парке или на старой Набережной. В то время компании ходили с гитарами и выясняли отношения, нанося удар инструментом по голове противника, делая так называемый галстук.  Мне гитара нужна была для другого. Я начал писать песни, сначала показывая  их своему товарищу Сереже. Тот становился серьезным, морщил лоб, а потом говорил:" Лучше не пиши, за тебя все Джон Леннон сделал". Это только меня подогревало, такой уж характер.  Тексты моего раннего творчества были достаточно просты, а музыка лирична.
   "Ливень"
Бульваров  тротуары  опустели под дождем,
Эту непогоду лучше дома переждем.
Только двум влюбленным этот ливень нипочем –
Двое под одним зонтом, двое под одним зонтом.

Прохожие оглянутся и улыбнуться вслед –
Все  странности прощаются влюбленным с давних лет.
Бредут давно под солнцем, и  дождь здесь ни  причём:
Двое под одним зонтом,  двое под одним зонтом.

И, может,  дождь этот нужен
Для того,   чтобы лужи
Их улыбки рисовали на асфальте,
И,  может,  дождь этот нужен
Для того,  чтобы в лужах
Их улыбки танцевали в ритме вальса.
  Сереже Каргову больше нравилось играть на фортепиано, мы сделали дуэт в четыре руки и иногда выступали на публику, играя импровизации популярных шлягеров. Гитара мне была ближе своей демократичностью и простотой.  Стала складываться другая компания из длинноволосых, носящих вареные джинсы и пьющих портвейн "777" по рубль  девяносто за бутылку.
                Ночной джемсейшэн

  Летом по ночам мы собирались  на площади Куйбышева в сквере угол Чапаевской и Вилоновской .  В то время  каждый садик   имел свое название: наш был Питер, тот, что угол Вилоновской и Галактионовской -  Штаты, а  который   между Красноармейской и Чапаевской - Голубой, потому что туда  стекались сексуальные меньшинства.    В своем Питере мы выпивали, а потом оглашали окрестности пацанскими голосами:
       "Милицейский фургон"
Как чьи то глаза в небе звезды горят.
Они видят все и как будто корят.
 И  сон не идет, и город поник,
О том, что напротив- потухший ночник.

Милицейский фургон, он по городу ездит,
И заблудшие души собирает сержант.
В милицейском фургоне место каждому светит,
Если кто под балдой, или что возражал.

Кого-то вон тащят, кого-то скрутили,
И руки назад и вперед покатили.
Дожди не помеха и злые туманы -
У них тоже премии, у них тоже планы.

Несутся в кабине суровые лица,
И свет фонарей скользит по петлицам.
Я тоже прохожий бреду себе мимо-
Для них я  не видим, для них я незримый.

Милицейский фургон, он по городу ездит,
И заблудшие души собирает сержант.
И хоть я под балдой, он меня не заметит:
Лейтенант у них старший, ну а я капитан
 МВД...
Соседний Голубой сквер воспринимался нами с юмором. Экзотика там выплескивалась через край: лысые толстопузые дядьки, невзрачные доходяги-юнцы. Иногда  появлялись как инопланетяне  высокие двухметровые мужики в меховом манто и  туфлях на высокой платформе. Все терлись друг о друга, а потом парочками направлялись кто в ресторан, а кто в мужской общественный туалет.  Для этого  Голубого сквера у меня  имелся в  репертуаре  свой шлягер:
        "Дядя Сидор"
Дядя  Сидор кровей голубых,
Он наверное князь.
Волосы будто крысьи хвосты,
Глаза похожи на  грязь.
Дядя Сидор, дядя Сидор не  таскает баб,
То как бабочка летает, то семенит как краб.

Мужики к нему мягкие прут,
Как в облпрофсовет.
Дом его голубятней зовут,
Хоть голубей в нем нет.

Дядя Сидор,  дядя Сидор, купишь голубей?
Дядя Сидор отвечает:"Куда уж там голубей!"

"Нам ни  аборты, ни алименты,"-
Он говорит не страшны,
А от  эмансипации ентой
Сгибло ужо пол страны.

Дядя Сидор, дядя Сидор, как же ты живешь?
Дядя Сидор отвечает:" Педерастешь, поймешь".
   Как то меня друзья пригласили  в скверик "Три вяза" угол Некрасовской и Куйбышевской опять же ночью. Я пел, а ребята и девочки плясали под мои рок-н-рольные аккорды:
"Фрэди наемник"
Здесь распятие на стене,
Стойка барная вся в вине,
Лица добрые, как в старых кинофильмах.
За столом Джи сидит один,
За двоих  пьет неслабый джин,
Пьет за жмурика, за Фрэди, зло и сильно.

Солдат команды джи-й,
Души, круши, стреляй.
Не все тебе, джи-й,  стоять по стойке смирно.
А лучших из солдат
Быть может наградят,
А то огородят, и крест поставят длинный.

Фрэди видеть кровь не любил,
В потасовках ножом  не бил,
Помолившись Богу, расставлял он мины
Жалко Фрэди здесь нет со мной,
Для него был последний бой
Со смертельною той дозой героина.

Солдат команды джи-й...

Бой, неси мне еще вина
За медали и ордена,
И за золото со всех концов планеты.
Здесь распятие над столом,
Значит выпью с самим Христом,
Чтоб узнать, как живется Феди на том свете.

Солдат команды джи-й...

     Мой приятель  Саша Волк  жил в то время рядышком за кирхой в коммунальной квартире.  Его сосед промышлял отловом бездомных собак, из которых делал шапки. Душа моего товарища  возмутилась, и сосед получил сильно по морде, так что кровавые брызги полетели на  кухонную стену. Невыделанные шкурки были выброшены на центральную улицу.   Там они повисли на дереве и  трепыхались      под порывами ветра  несколько   месяцев, пугая птиц.  Александр был истинным художником, а потому приглашал друзей в гости и обязательно показывал окровавленные обои на кухне, спрашивая, мол, что за образ возникает? Кто-то видел красного старика, кто-то лошадку. Однако вернемся к ночному концерту. Мой любитель животных на эмоциональном порыве сбегал домой и принес несколько бутылок  венгерского Рислинга  по два рубля пятьдесят копеек и  водку за  четыре двенадцать. Мы подкрепились и к двум часам ночи вошли в полный экстаз:
               "Этот с рынка"
Сегодня я брожу по местным ресторанам,
И без закуски водку пью большим стаканом.
Я водку пью большим стаканом,
Потому что им можно убить.

 Наискосок соседний столик  занят этим,
Которых мы всегда на рынке встретим,
А если после рынка встретим,
Тогда нам  легче и уютней будет жить.

Выпьем, потом подумаем,
Выпьем, еще подумаем,
Выпьем, в моем стакане три глотка.

Всех этот с рынка достает совсем  неслабо.
Официанты пресмыкаются как жабы,
И для него играют оркестранты
Уж  чересчур навязчивый мотив.

Вот он червонцем зажигает сигарету,
Ну, ничего, он скоро встретит Магомета,
Или Аллаха, играйте оркестранты
За упокой исламом тронутой души.

Выпьем, потом подумаем,
Выпьем, еще подумаем,
Выпьем, в моем стакане два глотка.

А эти крашеные льнут к деньгам и к телу,
А мне плевать на это дело,
Наверняка я знаю этот с рынка
Не будет нужен в морге никому.

Сегодня я брожу по местным ресторанам,
И без закуски водку пью большим стаканом.
Я водку пью большим стаканом,
Потому что им можно убить.

Выпьем, потом подумаем,
Выпьем, еще подумаем,
Выпьем, стакан мой пуст
И я к нему иду...
   Когда песня закончилась, наступила абсолютная тишина, как  последняя сцена в "Ревизоре". Мы не заметили, как вокруг оказались милиционеры, которые прослушали весь этот театрализованный зонг. Песня им понравилась, потому  нас отпустили с миром, попросив не нарушать покой спящих граждан. Оказывается был уже десяток звонков  от доброхотов  в отделение  правопорядка Самарского района. А мы в то время любили свободу и нашими героями  оказывались   вовсе не комсомольцы- строители Бама или  покорители Енисея,  а люди вольные, презирающие законы и условности. На каждом шагу глаза мозолили коммунистические лозунги типа "Народ и партия -едины".   Мы добавляли - в своем стремлении к рублю. А плакаты страшных доярок и  рубленные мордасы трубопрокладчиков   красно-пожарного цвета вызывали рвотный рефлекс. Я пел о других ценностях, которые вызывали оскомину и зубную боль у  комсюков.  На областном конкурсе патриотической песни в Доме молодежи исполнил следующее:
 "Пират"
Пляску Джо смотреть зовет
Вздернутых на рее.
Ну да как он не поймет-
Она меня не греет.
Обобрали мы фрегат-
Полон трюм дукатов.
Кто-то взял и стал богат,
Мне же их не надо.

Лишь аркебузу, лишь аркебузу,
Лишь аркебузу возьму с собой.

Даже белая акула
Рядом с нами как монашка.
Добродетель утонула,
Я клянусь своей тельняшкой.
Капитан Кровавый Жак
Дружат с белою горячкой.
Всех на дно отправит так,
В кубрике без шторма качка.

Лишь аркебузу...

Но с тех пор  веков прошло полно.
Водолаз, спустившийся на дно,
Увидал обломки корабля,
Пушки старые и якоря.
Вот из ила заблестел дукат,
Средь обломков шевельнулся скат.
Между звезд морских скелет лежал,
Нечто ржавое он обнимал.

Лишь аркебузу, лишь аркебузу,
Лишь аркебузу он взял с собой.
Публика рукоплескала, я получил приз зрительских симпатий, но грамоту  и подарок руководство  конкурса мне так и не вручили.