Он был сыном ну очень высоко поставленного лица. И мама у него – балерина.
Очень умный, утонченный, красивый мальчик. 35 лет от роду. «Рафинированный Принц», как он сам себя как-то назвал. Обаятельный и корректный, изысканный, с печатью высокого интеллекта на челе и грустью в больших выразительных черных глазах над чувственными пухлыми губами… Он же – «одинокий волк».
А она – одна из тысяч вокруг. Трепыхающаяся идеалистка, полу-феминистка. Точнее, вынужденная быть феминисткой из-за отсутствия рядом крепкого мужского плеча, из-за великого Одиночества и Нелюбви, царивших в ее мире.
Он вошел в ее жизнь случайно. Она не хотела.
Он приехал отдыхать в ее город. И выбрал именно ее для своего курортного романа.
Но она всеми силами старалась не поддаваться его очарованию, все время акцентировала свое внимание на их разном, бесконечно далеком друг от друга социальном положении и всем вытекающим из этого образом жизней. Как с разных планет прилетели. А он сказал, что у них есть какое-то родство души.
Он приезжал среди ночи к ней, просто чтобы подарить ей розу и послушно развернуться и уехать назад. Она его не впускала ни в свой дом, ни в свою жизнь. Он очень красиво преподносил ей эту роскошную, огромную, на длинном стебле упругую розу винно-красного цвета. И красиво говорил. Она слушала и просила его уехать. Он уезжал. Она ставила розу в вазу и ложилась дальше спать. 7 таких ночей и семь пурпурных роз в отдельных вазах. Потом вазы свободные у нее закончились, и новые розы ставить стало некуда. Один раз, правда, она даже пошла с ним гулять по ночному городу. Но потом он так же уехал к себе, а она вернулась в свою пустую квартиру. Он все понимал и не обижался.
Она боялась замечать, как он хорош. Как светились его глаза, когда он неотрывно разглядывал ее, внимательно изучая каждую черточку лица, фигуру, жесты. Он слушал ее, вызывал на откровения и споры, задавал очень личные, смущающие ее вопросы. Она старалась не воспринимать всерьез ни его ухаживания, ни его самого. Воспринимала как праздное любопытство с его стороны.
А он – чем дальше – тем больше интересовался ею и ее жизнью, ее мыслями и поведением.
Он приглашал ее на ужин и водил ее танцевать. Он дарил ей цветы. Цитировал французских философов и пел песни на английском языке.
Рядом с ним она сама стала умнее и ярче. Словно он протер плесень с ее мозга, освежил ее память и включил интеллект. Сам же потом и удивлялся ее начитанности и серьезности. Его яркая натура подтолкнула и ее к деятельности, расшевелила внутренний потенциал и дала толчок к развитию воображения.
Он учил ее поднимать высоко планку и стремиться к ее достижению. Он учил не бояться находить серьезные ориентиры и не скромничать в мотивациях. Он объяснял, что именно так и устроена жизнь, что только уверенные в себе люди становятся успешными и достигают чего-то. И говорил о том, что даже мечтать нужно смело, о самом лучшем и не бояться оказаться несоответствующим или не достойным такой высокой и сияющей мечте…
Чем больше она о нем узнавала, тем сильнее он в нее проникал. Чем больше он перед ней раскрывался, тем сильнее прорастал в ее израненном сердце. И она уже была частью его.
Она ему говорила, смеясь, что мечтает о гармонии духа, души и тела. Что в своей жизни ждет праздника – когда появится Некто, кто одном лице будет привлекать и духовно и физически и душевно. Кто будет ее любить. Все сразу в ней – и женщину, и человека и личность.
Он иронизировал, что мир несовершенен и нельзя никого идеализировать. Нужно уметь довольствоваться малым и учиться жить одним днем – сегодняшним. Она отвечала, что ей нужно все и сразу. Он возражал, что так не бывает.
И все-таки она решилась. И впустила его в свой дом, в свой уютный и такой тщательно оберегаемый мир. И разрешила остаться. Пока, правда, только на ночь. Он был очень рад такому сближению и всеми силами старался оправдать ее доверие и доказать, что она не зря его впустила.
*
Потом наступило время расставания.
Стоя на пляже, любуясь небольшим штормом, мокрыми от дождя камнями, и омываемым всклокоченной пеной песком, они долго разговаривали.
Ей все время казалось, что за самыми обычными словами, у них шел параллельный разговор на невербальном уровне. Словами он диктовал ей номера своих рабочих и домашнего телефонов, а невербально он кричал о том, что ему очень жаль терять ее, и так трудно расставаться! И стоя под его огромным черным мужским зонтом, она говорила спокойно, о том, что вряд и так скоро приедет в Москву. А душа ее плакала беззвучными слезами из-за того, что он стал ей слишком дорог и ей бесконечно жаль, что они так и не успели всерьез полюбить друг друга. Лишь только приблизились, застыли на пороге у чего-то светлого и большого, как уже неумолимое время, а, быть может, просто Судьба, их разводит врозь…
Он все ждал, что она ему скажет хоть что-нибудь из этого вслух. Но она молчала. Да и зачем? Он и так все понимает. И он молчал. Может быть, тоже думал, что она и так все без слов отлично понимает. А она ждала… Но он только тепло попрощался и попросил проводить его до машины. И они медленно пошли с пляжа, от вспененного мутного моря назад, к корпусам.
И она проводила. И они помолчали о чем-то общем, нежном и светлом, возможно, несостоявшемся…
А потом он быстро стал прощаться. В этот момент она очень остро почувствовала, что он уже отстранился. И хоть он еще рядом с ней, но был уже там. А она – еще с ним, но уже без него.
*
Ей было очень плохо тогда. Без него. Когда он уехал, весь мир просто рухнул у нее под ногами. Она была такой одинокой, покинутой. Маленькой песчинкой, на дне огромного равнодушного океана. Она все время думала о том, что ему не нужна была ее любовь. Он просто хорошо провел время, отдохнул, завязав необременительный роман. Зачем ему была нужна она сама, когда отпуск закончился?
Она болела потом. Осенью была долгая затяжная депрессия.
А он вдруг начал звонить, расшатывая все ее нагромождения о нереальности его существования. В самом конце осени, во время долгих затяжных дождей, в непроглядной темени вечерами раздавались громкие звонки телефона, и она неслась на зов, хватала трубку и слышала такой родной и любимый - его голос.
Он звонил ей зимой. И всегда – вечерами унылыми и пустыми, сразу заполняя собой все трещинки ее души. Он поздравил ее с Новым годом, а потом не забыл, позвонил в день рожденья. И весной звонил, и когда настало лето.
Она каждый раз с удивлением слушала его голос в трубке и радовалась, что, несмотря на свою занятость и всю серьезность возложенных на него обязанностей на работе, он не забывал про нее.
В бархатный сезон сна исходе лета он снова приехал.
Все опять встало с ног на голову. Все с начала – отчаянная борьба с собой. Если бы он только знал тогда, какие демоны клубились в ее душе! Скольких сил ей стоило не броситься к нему на шею, не пасть перед ним, и рыдая, признаться в своей любви…
Потом она уже окрепла и немного примирилась с собой. Научилась себе лгать, придумывая просто другую, виртуальную счастливую жизнь. С Ним!
А он - опять в своем репертуаре: роза винно-красного цвета, тяжелым, едва раскрывшимся твердым бутоном венчала длинный колючий стебель. И эта роза – в длинную хрустальную вазу на круглом столе. И ночная прогулка по городу, к поющим фонтанам, к морю и в не спящее в ночи кафе с тихой музыкой и шелестом прибоя. И разговоры, разговоры, разговоры. Вслух - о разном, и ни о чем. А невербально - о том, как они прожили вдали друг от друга весь этот нескончаемо длинный год. Да и разве могла она ему рассказать, как на самом деле был прожит этот невыносимо трудный, одинокий и почти больной без него – год?!
Пока он снова не появился на исходе лета, чтобы смутить ее такой неустойчивый покой.
Ведь он был для нее всегда под запретом, под многотонными чугунными замками, за непреодолимыми заборами. И его слова, сказанные еще в первый год, и потом неоднократно повторенные, кровавую незаживающую рану выжгли в ее душе: «Это все, что я могу тебе дать…» Сколько бессонных ночей она провела, глядя в потолок и думая об этом…
Потом снова свежая роза в отдельной вазе. Только она уже не отправляла его обратно. Он оставался с ней. И дарил ей столько тепла и нежности, словно хотел наверстать упущенный год.
И снова расставание, когда отпуск истек. Только она не успела приехать к нему проводить его на самолет. Почему-то в машине разрядился аккумулятор, и как она ни старалась, реанимировать его вовремя не смогла. Машина завелась только тогда, когда его самолет поднялся в небо.
Наверно, это была просто трусость - однажды прямо признаться самой себе в том, что она его любит, а не прятаться за какие-то пространные рассуждения на тему «нужна, или не нужна». Может, если бы с самого начала открыто признала это – все было бы намного проще? И она не создала б потом столько проблем самой себе?
Хотя, кто знает?
Во второй раз уже не было той щемящей тоски. И расставание не казалось обрывом, разрывом и потерей Несбывшегося, Несложившегося. Теперь это была просто очередная разлука. На год.
*
В очередной раз, приехав к морю в бархатный сезон, он снова появился в ее доме. С огромным букетом роз, таким большим, словно он скупил весь цветочный киоск или просто ограбил фуру, везущую цветы из Голландии в Россию.
Он пришел такой красивый, счастливый, благоухающий розовым духом, с вываливающимся из рук невозможно здоровым букетом. У нее сразу сердце заныло от тоски по нему и его любви.
И он очень сильно ее удивил. Он произнес всего несколько слов, но таких, что ее мозг, измученный страхами, комплексами и очень сильно заниженной самооценкой, даже сразу не понял смысл сказанных этих слов.
Она просто стояла, смотрела на тугие хрустящие бутоны, так заполнившие всю комнату, что в ней стало тесно.
А он говорил, говорил, говорил.
И как сквозь иностранную речь вдруг стали пробиваться в сознание знакомые и понятные слова. Что скучал, что страдал и жить так больше не может – вдали и без нее…
В этот раз он приехал, чтобы сделать ей официальное предложение.
И только тогда она вдруг поняла, что для него эти отношения оказались не просто курортным романом, а самыми настоящим, серьезным чувством.
Что это – и есть – любовь.