Москва, 1995.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, сентябрь 2015.
Итак, Западное Средневековье. Как я говорил вам, занимаясь Великим переселением народов, Античность сменяется Средневековьем только на христианском востоке, но отнюдь не на западе. А на западе в V-VII веках мы видим совершенно другую картину. Мир античный и мир варварский не могут слиться, не могут образовать плодотворный синтез. И после того от Античности не остается ровным счетом ничего, почти ничего, она остается только на музейном уровне. И запад погружается в Темные века. Когда-то их называли Средневековьем.
Кстати, прошу вас, привыкайте и приучайте окружающих писать Средние века, Средневековье с заглавной буквы, как и было в русском языке до революции. В советское время это приобрело оценочную форму: Возрождение всегда писали с заглавной буквы, а Средневековье с маленькой, так и до сих пор. Я требую от редакторов своих текстов писать Античность с заглавной буквы, Средневековье писать с заглавной буквы. Это замечание существенно для преподавателя, к этому надо приучать.
Но сейчас уже никто не называет Темные века Средневековьем. Это совершенно конкретный период. О границах его можно спорить. Это два столетия, VIII-IX века, или от середины VII века до середины X века, то есть три столетия. Тут точной грани быть не может. Что же за мир образовался в итоге? И каким он оставался и в начале настоящего Средневековья, то есть уже в X веке? Местами на западе он таким представляется и в XI веке. Что это был за мир?
Этот мир был малолюдным. Не только Франция поросла лесами, даже Италия в значительной части заросла лесами. Старое, реликтовое население (остатки античного населения) не хотело и не очень способно было размножаться. Новое, варварское население было разным. Встречались и герои, и просто честные, трудолюбивые люди. Но в общем этносы Великого переселения народов, может быть, за исключением франков и, пожалуй, еще саксов, не пережили свою фазу надлома. Они обскурировали, распадались, превращались в аморфную массу, а значит тоже не хотели размножаться. Когда появились новые народы, когда начался подъем новых этносов в IX веке, новые люди увидели, что европейский мир прекрасен, изобилен. Климат же там хороший, там тепло, знаете ли, не как у нас. В лесах развелось неимоверно много всякой дичи, всякой живности. И тогда, в Темные века и чуть позже на дичь можно было охотиться всем.
Кстати, заметьте, как демографическая ситуация влияет на культуру. Всем вам знакома собачья порода «бассет», такая огромная «такса». Всегда на них жалко смотреть, когда они по лестницам ходят, им ног не хватает. Но бассет не такса, эта порода по происхождению гончая. Ее английское название — «бассет-хаунд». А «хаунд» значит гончая. Англичане вообще всё портят, они из всех пород делают декоративные. Наверняка, бассет не был таким «таксообразным», но все-таки то была гончая собака с короткими лапами. А кому же нужна была такая гончая? А очень просто. Малорослые гончие породы появились тогда, когда настоящую кровную, мощную гончую можно было держать только сеньору. А бассета мог держать и крестьянин, потому что такая собака загнать оленя не может, потому что на оленя охотиться крестьянину не положено, положено сеньору. А на зайца с ней ходить можно было. Вот и вся проблема.
Тогда же начались ограничения, началась охрана дичи, довольно серьезная охрана дичи от полного выбивания. Мы такое тоже знали, но совсем не в такой степени. У нас все-таки лесов всегда было гораздо больше в любую эпоху, и потому ограничений было поменьше, хотя как вы догадываетесь, у нас не было крестьян, которые держали борзых. Тогда началась охрана природы и вместе с ней браконьерство, естественно. А мы теперь знаем первого документированного браконьера как героя английских народных баллад Робина Гуда, а первого документированного представителя движения «зеленых» как противного Ноттингемского шерифа, который гонялся за Робином Гудом. А дело все было в браконьерстве. Там ровным счетом ничего больше не было. Я вам нарисовал одну картинку того мира.
Мир этот был без коммуникаций. Почему? С гибелью империи прежде всего погибла почта — чисто имперское учреждение. Больше было некому, никто кроме империи не мог поддерживать существование почты. Почты не было много сот лет. А как же письма посылали? С оказией. Так и сейчас бывает иногда, с оказией, с торговцами, иногда еще с кем-то по делам. Тогда все возили письма.
Итак, первой погибла почта. Затем разрушились мосты. Римляне очень много понастроили мостов по всей Европе. Чаще всего то были мосты на каменных быках, но с деревянными фермами, с деревянным покрытием. Потому они довольно быстро сгнили. Раньше их постоянно поддерживали. Имперская власть за тем следила. И следила очень просто, она по шее давала местному городку, муниципию или колонии, если мост был не в порядке. Провинциалы скрипели, но поддерживали мосты, потому что все понимали, что с мостами хорошо, а без мостов плохо. Так вот, мосты постепенно сгнили.
Потом начали зарастать дороги. Римляне строили изумительные дороги. Римскими дорогами и сейчас пользуются во многих места. Не так, как прежде, конечно, — сейчас другие требования к мягкой езде, — и все-таки пользуются. Римские дороги не разваливаются. Я могу в разрезе показать, как делали римскую дорогу. Там два ряда плит. Под полотном в мощном гравийном пласте плиты стоят вот так, а на подушке лежат еще вот так (Махнач показывает руками). Лучшие американские дороги не проживут и в десять раз меньше. Но одно из величайших чудес нашего Творца и Спасителя — это конечно растительный мир, потому что он живет везде, живет и там, где нам совсем не надо. Одно из самых замечательных и поразительных явлений — это грибы, которые даже и не растения. Микологи, то есть специалисты по грибам считают, что грибы образуют отдельное царство наряду с растениями и животными, потому что они живут как растения, а питаются как животные. Ну и что? Ну сидит этот гриб под асфальтом, а потом вдруг непонятно почему делает вот так — раз! и пробил асфальт! А кроме того между плитами растет трава, а потом начинают расти деревца. Видели, как обрастают даже не совсем заброшенные здания? А для архитектуры то страшно, особенно для храмов, для сводов и куполов. Растения рвут их корнями. Так вот, дороги заросли.
Море. Даже в Античном мире, в его высочайшем расцвете все-таки предпочитали плавать каботажно. Звезды, знаете ли, не всегда видно. Конечно, люди могли по звездам ориентироваться. Но их видно не в каждый момент. А других, более точных ориентиров не было. Потому плавали вдоль берега, то есть каботажно. И настоящий капитан, настоящий кормчий, просто знал весь путь: вот тут будет такая скала, а вот тут будет такая отмель, тут сворачивай от берега, а тут снова к берегу… Тогда тем занималось очень много народу, и мир был исключительно мобилен. Вспомните карту миссионерских путешествий апостола Павла или посмотрите после лекции. Она есть у каждого из вас в Библии. Ну до чего же он был мобильным! Но помимо его энергии его мобильность была основана на том, что он совершал свои миссионерские путешествия по Средиземному морю, а по нему только и шныряли суда. Эй, сегодня кто отплывает? — спрашивал апостол в гавани. А сегодня уходит фессалийский корабль, — отвечали ему. — Вот он там стоит.
Так вот, такой возможности плавать больше не было, кораблей стало в десятки раз меньше. И каботажное плавание стало по многим параметрам хуже. Во-первых, оно стало дороже. Во-вторых, не было рабов. Следовательно, плавать начали преимущественно под парусом. Под парусом, не имея возможности чередовать парус и весла, плавать каботажно было куда менее удобно. А плавать лучше еще не научились. Потом научатся. Но это «потом» начнется только в X веке. Плавали мало, плавать было опасно. Кроме того, в мире Темных веков сложилось и долго сохранялось в Средневековье «береговое право». Оно значило, что если море что-то выбросило на мой берег, то это — мое. Потому нередко на берегу в пасмурную погоду, особенно ночью ставили ложные огни, дабы кто-нибудь налетел на камни или сел на мель. И люди те не были разбойниками, и людоедами не были, и конечно они вовсе не убивали моряков, они их спасали. Чего же моряков-то не спасти! А кораблик-то уже наш!
Оставались реки, но с реками в Западной Европе не так хорошо. Конечно, Рона, Луара, Сена, Рейн, Дунай — великие коммуникации Средневековья. Но в общем с реками у них не так хорошо, как у нас на Руси. У нас реки и озера веками были главными коммуникациями. И то очень удобно, кстати, потому что у нас холодно: по рекам все лето можно плавать, а всю зиму ездить. А осенью и весной можно немножко потерпеть. И там каждый мелкий сеньорчик стремился взять пошлинку. Дунайские и рейнские острова ценились по страшному! На них немедленно строили замки. В них удобно, конечно, защищаться, когда на тебя напали, но главная причина вовсе не в том, а потому что удобно пошлину брать. Едешь мимо, и как теперь говорят: «Отстегни!»
Графы Катценельнбогены (Katzenelnbogen) отгрохали на верхнем Дунае огромный замок, они и графами стали только потому, что владели значительной частью Дунайского пути. Меня всю жизнь удивляет, почему с этой древнейшей, уходящей куда-то в IX век, аристократической фамилией я встречаю только евреев. Я знал троих Каценеленбогенов, но среди них нету ни одного немца. А есть еще готского, доисламского происхождения, аристократическая испанская фамилия де Гусман. Из нее, кстати, вышел святой Доминик, основатель Доминиканского ордена. Но я сильно сомневаюсь, что московский Гусман из этой фамилии, которого тут знают лучше, чем тех. Испанские Гусманы дожили до нашего века.
Так что с реками тоже было плохо. То был мир без коммуникаций, что, кстати, тоже не способствовало росту населения, торговле и культуре.
То был мир без точного времени. Античный мир был все-таки южнее. Скандинавия в Средневековый мир вошла, а в Античном она не жила. Была какая-то Сканза, остров Сканза, на котором жили люди, то ли с птичьими головами, то ли перьями покрытые. Для Античного мира Скандинавия была не более известна, чем Япония. Так вот, Средневековый мир располагался севернее. На берегах Средиземного моря пользоваться солнечными часами очень легко. А солнечные часы — это просто палка, воткнутая в землю, необязательно делать красиво. А как можно пользоваться солнечными часами в Англии? Античный мир умел делать клепсидры — прекрасные водяные часы, и даже со звуковым сигналом, не со звонком, понятное дело, а со свистком. Но их давно уже не умели делать, забыли, как делать.
Когда Карлу Великому на его императорскую коронацию, дату которой забыть невозможно — 800 год, овеянный легендами халиф Харун ар-Рашид, персонаж «Тысячи и одной ночи», подарил клепсидру, об этом написали все хронисты! Часики подарили! Никто не был заинтересован в точном времени. Жили по световому дню. Может быть, это и полезно для здоровья, кстати сказать. Зимой спали больше, летом меньше. Потому, естественно, летом больше работали. Но летом у крестьянина и гораздо больше работы. Цеховые правила во многих городах и во многих цехах, оберегая от конкуренции мастеров, строго запрещали работу при осветительных приборах. То не значит, что все должны были сидеть в темноте. Мир совсем не был таким жестоким и не лез в частную жизнь. Хочешь беседовать с женой и сидеть в кругу семьи у очага, пожалуйста, на здоровье. Если ты грамотен и у тебя есть книга, хотя бы одна в доме, пожалуйста, читай. Но работать, делать свою работу мастера не имеешь права. Если случайно узнают, плохо будет. То относилось и к подмастерьям.
Мир довольно сильно подчинялся световому дню. У нас меньше, у нас не было таких цеховых ограничений. В точном времени была заинтересована только церковь, и понятно почему. Вспомните наш суточный цикл богослужений. У нас даже есть такое богослужение как «Часы», «Великопостные Часы». Насколько я знаю, у протестантов такого нету. У римо-католиков есть, но сейчас они их не служат, а тогда служили. Кроме того, у римо-католиков уже давно все ограничения сняты. Они свои мессы служат когда угодно, по нескольку в день, один и тот же священник. Это нетрудно, но запрещено у нас и сейчас. На одном престоле один священник может служить литургию только один раз в день. Впрочем, литургию Златоуста можно отслужить даже за сорок минут, если все лишнее опустить: епитимью об оглашенных, заупокойные, заздравные, если всё отрезать, что разумные священники делают на Пасху, кстати сказать, а неразумные не делают, хотя это бред пьяного ежика — читать на Пасху епитимью об оглашенных в Великую субботу. Но читанную римскую мессу, читанную одним ксендзом, можно сейчас прочитать за 15 минут. Тогда было нельзя. И Евхаристический канон должен был быть совершен до полудня, что опять-таки мы соблюдали, ну кроме двух известных случаев ночной литургии. И когда Благовещенье выпадает на Великую пятницу, в которую литургию служить нельзя, тоже служится ночная литургия. Но я до этого уставного казуса, до 2025 года, не доживу, мне столько не светит. А интересно было бы, обязательно пошел бы.
Но и в церкви придирчиво ко времени не относились, и его точность была относительной. Тем более что счет времени еще долго оставался древнееврейским, то есть день делился на 12 часов, а ночь — на 4 стражи. Потому дневная часть делилась на часы разной длины: они растягивались летом и сжимались зимой. Неудобно? Нет, когда привык, тогда удобно. Даже первые башенные часы предусматривали перестановку циферблатов на лето и на зиму. В Праге такие часы сохранились. Башенные часы появились где-то в конце XI века. Песочные часы, кстати, появились примерно тогда же. Правда, думаю, что у людей тогда внутренние часы работали гораздо лучше, чем у нас сейчас. Мы это точно знаем по разным темнокожим туземцам. Значит, таковыми были и мы, чувствовали, который час, не видя света, по настрою своего организма.
Церкви все же отбивали часы, по крайней мере соборные храмы и крупные монастыри. Сначала в «било», то есть по металлической полосе, а затем довольно рано появились башенные колокола. Придумали их не на Западе, но там они раньше распространились, обогнав даже Византию, не только нас, причем именно для отсчета времени, а не для обозначения начала службы или праздничного звона. Мир был тихим, потому слышно было далеко, за многие мили. Да, у нас тоже когда-то раскачивали сами колокола, а языки были неподвижны. У нас можно видеть западный звон, где качают сам колокол, а язык болтается свободно, в Псково-Печерском монастыре. Там так звонят. Кстати, известно, что при таком звоне звук получается более сухой и потому менее красивый. Но у нас и форма колокола идеальна. Лучшие в мире колокола — русские. Лучший звон в мире — русский. Но сложилось это все только к концу XVI века. Идеальная форма колокола — довольно позднее изобретение. Есть колокол раннего XV века в Троице-Сергиевой лавре. Он называется «Чудотворцев колокол». Он появился при Никоне, то есть при втором игумене. Он более вытянутый, он других пропорций. Им звонят, дергая за язык. Звук у него значительно глуше и хуже, чем у поздних колоколов.
Вам как историкам может пригодиться когда-нибудь следующий рассказ. В самом конце X века ученый монах брат Ришар поехал из Шатра в Реймс. То близко, как из Москвы в Тверь в худшем случае, а может и ближе. Он узнал, что в Реймсе хранится рукопись аж самого Гиппократа. Поехал изучать ее, из чего вытекает, что отец Ришар был врач помимо всего прочего. Его, уважаемого, сопровождал монастырский служка. А самое главное, что попутчиком оказался рыцарь. То была совсем большая удача, потому что встречались разбойники. А на рыцаря, даже если не в латах, даже если он просто с мечом, копьем и щитом, разбойник конечно не полезет. Такого не бывало. Это сейчас разные уголовнички не по чину берут. Тогда уголовнички знали, что рыцарь им всем просто башки оттяпает, или не всем, а одного поймает и в назидание повесит. То было уже хорошо.
В первый день все было замечательно. Они ехали по хорошей погоде и заночевали в монастыре, где, как Ришар описывает, их приняли как настоящих братьев. То была тоже большая удача, потому что постоялый двор — это уж точно разбойничье гнездо и его хозяин точно разбойник, а тогда может и рыцарь не помочь, потому что ночью прирежут, во сне. На следующий день пошел дождь. Далее они сбились с пути и сделали крюк с пяток лье, то есть примерно 20 километров. Конь, на котором ехал служка и вез поклажу, который казался настоящим буцефалом, захромал и потом пал. Уставший от этой безнадежности служка улегся в лужу и заснул. Но брат Ришар вместе с рыцарем продолжили путь и достигли реки, выехав к мосту. Как вы думаете, что они сделали в первую очередь? Они шарахнулись от моста и начали искать лодку или плот, но ничего не нашли. И тогда они вступили на мост. Они подкладывали под копыта лошадям доски и даже щит рыцаря и сумели перевести их, не сломав ног. Нет, не своих ног, а бесценных лошадиных! И вскоре добрались до относительно богатого прихода, где тоже можно было остановиться. Промокший монах остался в приходе, а рыцарь, как истинный рыцарь, поехал обратно вызволять слугу, взяв лошадь на приходе.
История не рассказывает, проснулся ли в луже слуга. Скорее всего, проснулся и мост перешел сам, потому что не могу себе представить, чтобы после всего того рыцарь с двумя лошадьми мог пройти мост один в оба конца. Но во всяком случае служку он вытащил и доставил по месту назначения.
И наконец, еще один день был благополучным. И отец Ришар раскрыл Гиппократа. Так вот, эта поездка считалась нормальной! Ну подумаешь, промокли, ну потеряли коня, ну сделали крюк в 20 км! А в то время Темные века в общем уже закончились. Уже наступило время, которое мы называем «романским». Начали строить ранние романские храмы, города начали расти.
Кстати, о времени. Ко времени относились серьезно. Время считалось сакральным, священным. К нему относились даже серьезнее, чем мы. Мы вообще ко всему относимся мягче. И чаще всего это — наше преимущество перед Западом. Именно потому в Римо-католической церкви очень долго действовал запрет на ростовщичество. Не почему-нибудь, а исключительно потому, что банкир торгует временем (конечно временем, а чем же еще?), а время человеку не принадлежит, оно принадлежит только Господу. У нас такого запрета никогда не было. У нас могла быть церковная проповедь, могли быть прещения. Осуждалась жестокость ростовщика, чрезмерные проценты и т.п. Но запрета никогда не было. Вся колонизация Русского севера, особенно Новгородская была построена на отношениях кредита. Таким образом, православные занимают в отношении к банкирскому промыслу среднее положение между классической римо-католической точкой зрения и протестантской, точнее, кальвинистской. Это повлекло для Запада еще одно последствие. Ростовщичество было запрещено Римом, но кредит все равно был нужен. И эту нишу уютно заняли евреи (талмудические иудеи). Их не любили, их более или менее презирали, иногда притесняли, но на них запреты Римской курии не распространялись. Вот откуда, кстати сказать, начинается весь знаменитый еврейский банкирский капитал. Им оставили никем не занятую нишу.
В этом мире была попытка культурного прорыва при жестоком, но совершенно незаурядном и энергичном правителе, которого прозвали Карлом Великим. То конец VIII – начало IX века. Точной даты рождения нету. На память не помню, ни когда он умер, ни когда стал франкским королем. Но когда он стал римским императором, знают все, естественно: 800-ый год трудно забыть. Называется эта короткая эпоха при Карле и только при его сыновьях «Каролингским возрождением». Действительно появился и ритуал придворный, и изящные манеры как-то воскресли, и начали строить красивые здания. Кое-что, но очень мало от эпохи Карла до нас дошло. Во всяком случае, хорошо дошла великолепная дворцовая капелла в Ахене — в его любимом городе. Его столицы менялись. Трудно сказать, который город был настоящей имперской столицей при Карле. Но чаще всего ею был Ахен.
Кто сделал этот прорыв на самом деле? Ученых преимущественно везли из Ирландии, которая не переживала Темных веков, она жила своей особой жизнью, я немножко о ней говорил. Она была сельской, но долгое время не утратила ни культуры, ни цивилизации. Там жили монастыри, там делали прекрасные рукописи, и оттуда отправлялись ирландские миссионеры, которые, между прочим, в конце концов, великими трудами и жертвами крестили Скандинавию.
Так вот, ученых пригласили из Ирландии. Где нашли архитекторов, не знаю, может быть, там же. Художников пригласили из Византии. Где было Каролингское возрождение? Вот, например, территория Итальянского возрождения — это два десятка городов. Италия к нему не имеет никакого отношения. Никакого возрождения в Кампанье или в Романье не было и в помине. То в голову там никому прийти не могло. Итальянское возрождение было во Флоренции, в Пизе, в Сиене, Венеции. А территория Каролингского возрождения была еще меньше, это несколько дворцовых (придворных) точек и несколько крупных аббатств. Это всё. Раскрутить Европу тогда не удалось, и не могло тогда получиться. Темные века в общем продолжались. И все угасло, хотя остались имена, сохранились произведения искусства. А где вообще всё сохранилось? Почему сохранились рукописи, и не только те, которые украли в Византии грабители-крестоносцы? Почему что-то вообще осталось? Потому что остались очень немногие монастыри: во-первых, ирландские, во-вторых Бенедиктинские. Мы уже говорили с вами о преподобном Венедикте Нурсийском, когда рассматривали Великое переселение народов? Нет?
Варвары взяли Рим в 476 году. Будущий преподобный Венедикт родился через несколько лет, кажется, в начале 80-х. Он вселенский святой. В нашей транслитерации — «Венедикт», а в западной — «Бенедикт». Он был римлянин, настоящий римлянин аристократической фамилии, по некоторым версиям, даже сенаторского рода. Представляете, каково было родителям Венедикта? Каково было молодому человеку из фамилии с вековыми традициями видеть, что Рима больше нет, что мир рушился? А ведь Рим и тогда считали вечным городом. Можно было сбежать на восток в Константинополь или пойти на службу к варварскому королю.
(пропуск в записи)
Венедикт внимательнейшим образом изучает монастырскую практику и, самое главное, монастырские уставы. Прежде всего на него оказал влияние монастырский устав Василия Великого.
(пропуск в записи)
Венедиктинский устав есть в русском переводе. А в лучшем учебнике истории Средних веков, экспериментальном учебнике Бойцова и Шукурова, в его хрестоматии есть большие фрагменты устава святого Венедикта. Это школьный учебник, это лучшая история Средних веков на русском языке. Лучшего учебника нет. В его уставе полное общежитие, которое у нас вводили несколько раз Феодосий Печерский, Сергий Радонежский, Пафнутий Боровский — всё со скрипом. Там жесточайшее послушание, беспрекословное подчинение аббату, незыблемые нравы. Там огромное значение придается труду. Отношение к труду в монастырях Сирии, Египта, тем более к труду совместному было разным и довольно небрежным. И что очень интересно, в Венедиктинском монастыре обязательно должны быть библиотека и скрипторий, то есть место (палата), где переписывают книги. Вот благодаря тому Венедиктинские монастыри спасли много памятников античной литературы. Они собирали всё, кроме откровенных колдунов, тщательно собирали всю языческую литературу. У Василия Великого есть замечательная книжка о том, как молодым людям извлечь пользу из чтения языческих книг, такая маленькая книжка, в сущности, большая статья. Обратите на нее внимание. Василий считал, что читать можно практически любую литературу.
В итоге венедиктинцы сохранили не только много культуры в возвышенном смысле этого слова, хотя мы с вами в самом начале договорились, что культура — это всё, что не природа. Они сохранили даже цивилизацию: навыки земледелия, скотоводства, огородничества, охоты, которые тоже везде были утрачены, даже навыки животноводства. Они устроили горноспасательную службу в Альпах, с собаками. Сенбернар или собака Святого Бернара вам известна. Они изобрели ликер «Бенедиктин», славный до сих пор и как лекарство от простуд, между прочим.
Вот как получился этот мир. Потом потихонечку начались изобретения. Византийцы изобрели, а западные очень быстро подхватили парус, который во всех флотах мира называется «латинским». Ну, западные — вечные воры, западные все воры. Вот такой треугольный парус, первый косой парус (Махнач рисует на доске). А с латинским парусом в отличие от прямого можно ходить под большими углами к ветру. Потом появились более сложные косые паруса. Современный опытный парусник, яхтсмен, например, может идти почти под ветром, который дует ему в нос. С таким парусом уже можно было лавировать, ходить под боковым ветром, и весла стали не нужны.
Потом появилась такая гениальная штуковина как ярмо. Оно лежит у вола на плечах. Вы, может быть, не обращали внимания, что Античный мир этого не знал, и что плуги Античного мира крепились либо за шею животного, либо чаще за рога. За шею совсем тяжело. Можете проверить в одиночестве, чтобы не пугать домашних. Попробуйте что-нибудь потянуть, упираясь лбом, потом, упираясь шеей. И сообразите, насколько больше можете потянуть, упираясь плечами. Ярмо — это средневековое изобретение. А с ярмом, да с упряжкой в 4-6 волов можно разорвать без труда любую целину, распахать всё что угодно.
Потом начало появляться время. Начали расти коммуникации, сначала морская, а потом и сухопутная, с пошлинами, понятное дело, и речная. Город перестал умещаться в римском амфитеатре. А почему стали расти города? Почему начался процесс, который в западной литературе и последнее время у нас называется «феодальной революцией». Почему появятся «феодалы»?
В сущности, в строгом смысле слова в конце варварской эпохи и в Темные века никакого феодализма не было. Да, кроме ополчения всех свободных соплеменников существуют дружины, но это не феодалы. Существуют сеньоры, но и они не феодалы. Они, вообще говоря, служат, как и сам король, служат на благо всего общества. Они вообще-то должности занимают. Герцог — это полководец, корпусной генерал. Герцог (Herzog) — немецкое слово, по-английски: duke, по-французски: duc, на латыни: dux. Со временем эта должность станет наследственной, а затем превратится в наследственный титул. В принципе бывали и другие наследственные должности, которые вышли из употребления и не превратились в титулы. Например, наследственный «мажордом», то есть управляющий королевским имением. По-латыни будет майордом. Но принято говорить по-французски: мажордом (majordome). А иногда такие становились, простите, королями. Гуго Капет был мажордомом, но король оказался настолько слабым, что он сам забрался на трон.
Граф (Graf) — тоже немецкое слово. По-французски: comte, по-английски: count. В Англии, правда, есть равноценный, более древний титул «эрн» (erne). И тот и другой означают граф, но эрнов мало, они древность, как и скандинавский «ярл» (jarl). Так вот, граф — это командир дивизии, комендант города, тоже должностное лицо. Должность эта постепенно становилась наследственной и намного позднее превратилась в титул. Бывали также «бургграфы» (Burggraf, граф города, комендант крупного города), «ландграф» (Landgraf, граф земли) и самый уважаемый и влиятельный «маркграф» (Markgraf, граф пограничной области), более ответственный, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Потом маркграф превратится в свое простонародное прозвище, простонародную французскую кличку «маркиз» и займет место между титулами граф и герцог в нынешней иерархии титулов.
А что же происходило в Средневековье? Откуда взялась «феодальная революция»? А вот что происходит. Первым звоночком наступления новых времен было начало походов викингов. Они сидели, сидели, сидели на своей Сканзе. Всё было тихо. И вдруг начали вылезать, причем, постоянно увеличивая радиус своих грабительских набегов. Материалисты, в том числе и западные, которые похлеще советских, всегда всё сводят к тому, что росло народонаселения и потому не хватало еды. А почему же потребовалось несколько тысяч лет пребывания в Сканзе, чтобы эдакое выкинуть? Там и раньше могло быть население. С недостатком питания там полный порядок. Скандинавия же бедная, там нету никаких серьезных природных ресурсов. Земледелие там как в Московской области, то есть рискованное. Всегда может случиться голодный год. Слишком большой охоты нету, откуда ее взять? Ну да, рыба есть. Да, они прибрежные моряки. Рыбы всем хватало. Животноводство было нормальным, но если растет население, корма когда-нибудь не хватит. Таких природных богатств, как в русских лесах, — подразумеваю грибы и ягоды, — там отродясь не было. Все время есть рыбу с молоком? Голодные годы там бывали нередко. Тогда девочек уводили зимой в лес и бросали там, потому что все всё равно все не выживут, а мальчики ценнее. И не только они это делали. Это делали монголы в случае голода, только они в степь заводили своих девчонок. Это родовой опыт. Надо спасти, что можно спасти, а всех спасти невозможно. Свет Христов их еще не просветил, они были лютые язычники. И почему-то им пришла в голову простая мысль. А почему собственно я должен очередных своих девчонок в лес заводить? Я лучше прогуляюсь в ладьишке, в драккаре до валландского берега и награблю себе во сколько! И всем хватит еды. Сначала они так и делали. А потом сообразили, что вообще-то еду можно купить, и чем грабить свиные туши, лучше грабить золотишко и хорошее оружьешко.
Так что же произошло? В Европе начался новый пассионарный толчок — рождение новых этносов. И прежде всего он проявился в Скандинавии. У них родилось много энергичных людей, они начали строить ладьи. И вот их умение строить хорошие корабли никак с пассионарным толчком не связано. Это — их скандинавский гений. Они просто придумали идеальную гидродинамическую форму. На веслах все одинаково бегают, и мускульная сила у всех примерно одинакова. А вот лучшая форма корпуса судна — это другой вопрос. Это, так сказать, проявление их духа. Так же, видимо, когда-то в очень отдаленные времена лучшие суда придумали критяне.
Они навели на всю Европу такой ужас, что Рим составил особую «молитву об избавлении от ярости норманнов». Но их ярости, энергии хватило ненадолго. В XII веке серьезных походов викингов уже не было. Тогда они уже предпочитали наниматься на службу, в частности, к византийскому императору, в его варяжскую гвардию. Да, и к нашим князьям. Вот что с ними произошло. И то потрясло всю Европу! Начали появляться энергичные люди. Место для них, военный труд, было уже предоставлено походами викингов, а стоимость воина стала возрастать. А это должно было неизбежно породить и породило феодальную революцию. Почему? Потому что приходил воин ко графу и говорил: «Граф, я хочу к тебе на службу». Лишних мечей не бывает, потому лишний воин графу нужен. Ездить верхом умеет и довольно ловко. Может соскочить с лошади, заскочить на нее. Мечом машет превосходно. Упустить никак нельзя, но денег нету, потому буду платить землей. Ты приносишь мне вассальную присягу, «оммаж» (hommage), а я вручаю тебе «феод» с крестьянами, с которых ты будешь кормиться. Мы теперь сеньор и вассал. У нас теперь двусторонние отношения. Запомните, вассальные отношения всегда двусторонние! Это отношения двух человек. Нет такой совокупности — вассалы графа Анжуйского, но есть такой-то вассал Анжуйского, и есть другой вассал Анжуйского, и так далее. Даже в школьном учебнике написано, что вассал моего вассала не мой вассал. Почему? Потому что создавались эти отношения в христианском мире, кстати сказать. Феодализм — это вообще гипертрофированное (то есть раздутое) воинское христианство, потому что главная добродетель в христианстве — это верность, все остальные добродетели потом. А верным можно быть только одному человеку. Если я вассал графа, а граф — вассал герцога, то я не могу быть вассалом герцога. А вдруг они поссорятся? Что мне тогда делать со своей верностью? Вот так сложились отношения вассалитета.
После того старое ополчение, во многом пехотное, отошло в область предания. Тут ничего сделать уже нельзя. Против тяжеловооруженного всадника, который тренируется всю жизнь, пехота действовать не может. Он ее просто раздавит.
Появился рыцарь, рыцарь в этическом смысле, воспитанный прежде всего на кельтских преданиях, то есть на вам известном Артуровом цикле, на «Короле Артуре и рыцарях Круглого стола». В основе всей рыцарской литературы лежит Артуриана, то есть V век. Артур, конечно, фигура историческая. Мы о нем почти ничего не знаем, знаем только легенду. Король такой, несомненно, был. Был ли Мерлин, его волшебник, не знаю. Но скорее всего тоже был, мне так кажется.
В социальном же смысле рыцари — это феодалы. А в военном смысле понятие рыцарь восходит к арийцам дохристианского периода, к сарматам и персам, у которых была настоящая тяжеловооруженная конница. Потом она появилась у римлян, в поздней империи, она была в Византии — катафрактная конница. Везде мы видим повторение одного и того же — тяжеловооруженный высокопрофессиональный всадник, склонный к тактике дуэльного боя. На самом деле все войны рыцарей — это бесконечная цепь поединков на поле боя. Рыцарь тренировался, как сейчас олимпийские чемпионы. Служил, пока хватало сил. Дальше старость. Но служил долго.
Кстати, распространенное убеждение, что люди стали жить дольше, что в древности люди жили недолго, — дурная мифология. Первый Гвельф, от которого пошли гвельфы, которые сражались с гибеллинами, еще не герцог, а граф Гвельф, родился около 996 года, а скончался точно в 1097 году. То есть, по крайней мере сотню лет прожил. Просто о баронах и тем более рыцарях мы того не знаем. А основатели династий, которые сейчас живут, это вообще что-то. Жили они по-разному. Пока доспехи были легкими (кольчуги, кожаные латы), среди доблестей рыцаря было умение плавать в доспехах. В цельнокованых доспехах, которые мы видим в Оружейной палате, вообще никто плавать не может и никогда не сможет. А в плетеных с кожаными бляхами некоторые рыцари умели плавать. Карл Великий сигал через шесть лошадей, стоящих рядом. Ну, наверное, в прыжке он опирался на круп одной из лошадей. Но все равно, представьте себе такой прыжочек. Ричард Львиное Сердце поднимал взрослого человека на длине рыцарского копья. Представьте себе такой рычаг. Боюсь, он это делал, когда человек был уже мертв. Естественно, таким людям нужно было обеспечение, нужны были крестьяне, а с другой стороны, у них не было противников вне своего круга. Пехота все-таки оставалась, она охраняла обоз, стреляла из луков. Но все равно правила предусматривали, что если твою конницу сбили с поля боя, пехота должна спасаться бегством, ей больше нечего делать.
Мир этот был жутко корпоративным. Во-первых, он был сословным. А сословие — это уже корпорация. Феодалы, горожане, монахи создавали внутри себя еще меньшие корпорации. И все было пронизано корпоративным духом. Существовали незыблемые корпоративные правила. В феодальном мире ребенка, вышедшего из младенческого возраста, пристраивали в чужой дом, где он был «пажом», то есть слугой благородного происхождения. Между прочим, и королевских детей нередко пристраивали в заведомо дружественный дом. И довольно правильно делали. Естественно, королевского ребенка беречь будут, где угодно, как зеницу ока, а вот баловать не будут: он же не будет их королем. Воспитание сразу становится построже. Его должны были учить как рыцарскому ремеслу, так и рыцарским добродетелям. После того он становился оруженосцем. За то нес ответственность сеньор, его рыцарь. И наконец он занимал третью ступень, становился рыцарем, его посвящали в рыцари. Но если паж становился оруженосцем по достижении совершеннолетия, то для того чтобы стать рыцарем, оруженосцу надо было совершить подвиг, ну хоть маленький подвиг. Это так и называлось. То есть, феодальный мир был миром, в котором почти каждый, ну хотя бы раз в жизни, совершал подвиг. Так же точно в бюргерском мире, в мире городском, мальчишку обязательно отдавали в чужой дом, в мастерский дом, в ученики. И мастер, который его учил, понятное дело, его дубасил, но должен был вбить в него все необходимые знания и умения, дабы сделать его подмастерьем, и за то отвечал не только перед семьей, но и перед мастерами всего цеха. Всё те же три ступени. И экзамен на мастера, который сдавал подмастерье, то есть изделие, которое он представлял мастерам цеха как соискатель ранга мастера, по-французски называлось так же хорошо — «шедевр».
Этот мир очень любил сакральное во всем, и в числах тоже. Потому мы видим и в монастыре те же три ступени: послушник — неполноправный монах (вроде нашего рясофора) — брат.
Потом появятся университеты. В них мы тоже видим трехстепенную систему, дожившую до XX века: бакалавр — магистр — доктор. Затем система усложнится, в разных университетах родятся разные традиции. Магистры искусств будут отличаться от магистров богословия. Но в основе система будет та же, трехстепенная.
Город — это совокупность цехов и гильдий. Цех объединяет ремесленников. Гильдия объединяет торговцев. То есть, это еще более усложненная и очень жесткая корпоративная система, гораздо более жесткая, чем была на Руси. У нас цехов вообще не было, хотя были свои корпорации. Она приводила к очень большой прочности, устойчивости, защищенности города. Одна из средневековых латинских поговорок Западной Европы — «городской воздух делает свободным». Это значило, что если ты сбежал от своего сеньора, у которого ты был хоть самым последним сервом (холопом), вселился в город и продержался в нем установленное время (обычно один год и один день) и тебя сеньор не нашел, то дальше город тебя сеньору не выдаст. Хотя то еще не значило, что с тобой все в порядке, что ты сумел приписаться к цеху. В городе всегда кто-то оставался за пределами цеха. То были городские низы. Им оставалось только быть наемными рабочими. А наемного рабочего никто не обязан делать ни подмастерьем, ни тем более мастером. Именно этот мир создал корпоративность, сословность. А только сословное общество порождает гражданское общество. Только этот мир мог создать в перспективе гражданское общество, а следовательно и демократию, потому что без него демократия никак не получается. Оттуда же корпоративные нормы чести, вся достаточно сложная средневековая этика. Не буду идеализировать западного Средневековья, я даже нашего не стану идеализировать, но это общество было нравственно неизмеримо более здоровым обществом, нежели то, что мы сейчас можем созерцать, где бы то ни было на планете.