Странно было идти по весеннему лесу. Ещё лежат в низинах тёмные шапки снега, ещё шелестит на ветру прошлогодняя сухая трава, но уже среди неё пробиваются нежные ростки горьковатой черемши, хрупкой медуницы, сияют колокольчики подснежников. Вдоль ручьёв уже встречаются желтые солнышки мать-и-мачехи, а на влажной земле можно наткнуться на широкие следы медведей или частые цепочки отпечатков белок или бурундуков. Красуются своими весенними песнями вернувшиеся из тёплых краёв птицы, а кое-кто уже не поёт, строит гнёзда или высиживает яйца. А какой весной воздух! Напоенный ароматами талой воды, свежей зелени, влажной земли, приправленный чуть горьковатым запахом прелой прошлогодней листвы и соком деревьев. Но в этот день, наполненный солнцем и ветром, путешественникам, пробирающимся по лесу, было не до его красот. Шёл уже третий день блуждания среди чащоб, люди устали, лошади — тоже, а встреча накануне с голодным и отощавшим за зиму медведем приятных впечатлений не добавила. Правда, сложно сказать, кто испугался сильнее — косолапый, выскочивший прямиком на живописную группу, уминающую вареного глухаря, или люди, с вытаращенными глазами уставившиеся на зверя. Первым опомнился Фиа, влепив медведю в лоб обездвиживающее заклинание, затем отмерли остальные. Ил даже осмелел настолько, что приблизился к замершему хищнику и подёргал того за когти.
— И зачем? А если действие заклинания закончится? — лениво поинтересовался Фиа.
— Когти… ты себе не представляешь, это же мечта всей жизни, подёргать медведя за лапы.
— Добавь ещё — безнаказанно подёргать, — усмехнулся Райт, глядя, как улепётывает в лес отпущенный зверь. — Бедный медведь, он-то шёл сюда с мечтой пообедать, а его самого чуть на декокты не пустили.
— Это я – бедный, — не согласился с ним лекарь, — мне даже крохотного коготка не досталось!
— На, — Фиа протянул ему на ладони крупный коготь, — Специально для тебя снял. Хочешь, я в нём дырочку сделаю?
— Хочу! А у меня шнурок есть, я на шею повешу, пусть завидуют.
— Чему? Бедному обобранному медведю? — фыркнул Райт.
— Хотя бы! У тебя и такого нет.
— Не очень-то и хотелось, — Райт постарался спрятать во взгляде зависть. На самом деле хотелось и даже не столько когти, сколько зубы — вот они на самом деле шли в некоторые декокты.
— Не переживай, — заметил Фиа, — будут тебе зубы.
— Откуда?
— У меня в замке целая коллекция, так и быть, поделюсь с тобой.
— У тебя в замке? А откуда у тебя замок?
— Да так, случайно подвернулся.
— Угу, совершенно случайно, — проворчал Илбрек, пропихивая в дырочку шнурок.
Отверстие оказалось маловатым, шнурок застрял, и лекарю пришлось проталкивать его колючкой. Некроманты благодушно следили за его мучениями, но свою помощь не предлагали, хочется ему мучиться, пускай.
— Ну, вот! — удовлетворённо проговорил лекарь, надевая сомнительное украшение. — Теперь я как настоящий охотник за медведями! Я великий и ужасный медвеборец!
— Ха-ха-ха. Ты глухаря-то будешь, медвебой, или нам доедать? — спросил Фиа.
— Буду. Эй, а что так мало?
— Ты бы ещё дольше ерундой занимался. Или ты не заметил, нас теперь трое, а на три часть одна птица делится хуже, чем на две.
— Ой, ну простите, что я завалил только одного, — обиделся лекарь, добывший глухаря.
К слову вышло это совершенно случайно, Ил от скуки начал осваивать пращу, откуда он её вообще взял, было неясно, по крайней мере, Фиа ничего такого раньше у него не видел. Спрашивать, где прихватил, он не стал, и так понятно, что плохо лежала, просто наблюдал за тщетными попытками лекаря. Однако не все оказались неудачными: один из камней попал в опешившего от такой наглости хорька, мирно вычёсывающего у себя грязь на животике. От неожиданности зверёк подпрыгнул и зацепил задними лапами глухаря, которому вдруг захотелось пролететь мимо. Бедная птица скончалась на месте, скорее всего от разрыва сердца, по крайней мере, так утверждал Райт, на кого и упал неожиданный трофей. Обрадованный и жутко гордый собой Илбрек отобрал у него добычу, и всё оставшееся до привала время его спутники вынуждены были наблюдать за летающими в воздухе черными перьями. Лекарь накинулся на бедную птичку с фанатичным блеском в глазах, едва не капая слюной, и смачно рассказывал о том, что можно приготовить из свежепойманой дичи, и как же это вкусно, когда на свежем воздухе, после долго дня лакомиться нежнейшим мясом.
Глухарь оказался старым, жилистым и тощим. После того, как его лишили всех покровов, перед оголодавшими путешественниками предстала костлявая тушка с синюшной кожей, худыми ногами и тонкой пупырчатой шеей.
— Мда… подкачала дичина-то, — пробормотал огорчённо Ил.
— Да, ладно, — хлопнул его по плечу некромант, — Мы сейчас его в котелок и сварим. Будет у нас похлёбка с мясом, сытно и вкусно.
— И то верно! — обрадовался лекарь. — Я для вкуса кое-каких травок ещё добавлю.
— Главное, чтобы со слабительным приправы не перепутал, — заметил в сторону Райт.
— Где мне до вас, некромантов, с вашими пенисами морских коней, — съехидничал Илбрек.
Фиа фыркнул, вспомнив нежно-зелёный цвет лица друга, но объяснять приблудышу причину веселья не стал — незачем. Но тот видимо, понял всё сам или догадался, что скорее. Место для ночлега выбрали неплохое, в укромном местечке, недалеко от родника, но достаточно высоко, чтобы не спать на сыром. В закромах запасливого Фиахайда нашлась свёрнутый в тугой рулончик походный шатёр, небольшой, двоим ещё нормально, а вот втроём тесновато будет, но лучше так, чем на открытом воздухе. На землю Райт натаскал лапника, изо всех сил стараясь быть полезным, накрыл своим плащом — он слишком сильно пострадал от зверей, пока парень прохлаждался в коконе, вот и пришлось взять запасной у своих спасителей. Сверху положил три других, а под голову мешки с запасной одеждой. Ничего так, вполне уютно получилось, осталось обезопасить полянку, и на этом приготовления к ночлегу можно будет считать законченными.
Фиа покосился на некроманта, обходившего по кругу место ночлега, он и сам собирался заняться этим, но раз Райт взялся, то пусть и заканчивает, последнее дело мешать другому делать привычную работу. Тем более, что в профессионализме однокашника он нисколько не сомневался. Защитный контур вспыхнул под конец жёлтым и погас.
«Хм… а у меня — зелёный» — подумал Фиа, прикидывая, какими заклинаниями пользовался Райт и в чём отличие.
— Готово! — жизнерадостно заявил Илбрек, выкладывая на лепёшку варёную птицу. В таком виде глухарь выглядел ещё хуже: из серого волокнистого мяса немым укором по безвременно оборванной жизни торчали кости, на шкуре кое-где виднелись остатки перьев, а на пупырышки было страшно смотреть.
— Ты бы его хоть опалил, что ли… — с неудовольствием заметил Фиа, вытаскивая из зубов длинную ость.
— На чём? — прочавкал Илбрек.
— На костре.
— Угу, чтобы от него рожки да ножки остались?
— Нуууу… ого… ого-го… вот это экземплярчик! — с восторгом проговорил Райт, пока Фиа обездвиживал подкравшегося из-за спины медведя.
— А что, видел меньше? — поинтересовался Фиа, следя за тем, чтобы зверь не вышел из-под действия заклинания, а то Ил уже больно близко подобрался.
—Да, у нас в… у отца охота на медведя считалась очень престижной. Тот, кто сумел завалить медведя, становился любимцем девушек и уважаемым человеком среди мужчин.
— Низко же у вас опустилась планка, — заметил Фиа.
— Почему? — ощетинился Райт.
— Не за доблесть в бою или в борьбе с нечистью, не за честность или личные качества, а за убийство затравленного зверя.
— Попробуй, затрави сначала! — вспылил Райт.
— И не буду, я же знаю, что один, а то и два егеря обязательно маги. А дальше думай сам, — пожал плечами Фиа.
— Ты так говоришь, будто сам видел.
— Не только видел, мне предлагали замедлить медведя, пока богатенькие лоботрясы поверяли себя на храбрость.
— Не все так! — возразил Тибрайт.
— Не все, — покладисто согласился Фиа, — охотники, например, как-то справляются сами.
— Ааа… — Райт не договорил, остановленный гневным воплем оппонента.
— Илбрек Кехт! Да как тебе не совестно-то!
— А что? — невинно захлопал глазками Ил, под шумок приговоривший почти всего глухаря.
— Уже ничего, — мрачно отсмотрел обглоданный остов птички Фиа. — Приятно… подавиться.
— И не надейся, — фыркнул Илбрек, поглаживая довольно живот, — вы начали, я закончил. В чём проблема-то?
Некроманты одарили его одинаково злобными взглядами и отвернулись — на ужин оставалась только похлебка и её мстительные парни Илу не оставили.
Ночью к границе круга пришла печальная выверна. Усевшись у самой границы, она время от времени трогала когтем защиту, от чего та визгливо верещала, будила лекаря, и он злобно рычал на нечисть. Оба некроманта вообще не обращали внимания на незваную гостью: работа на гильдию приучила их ко всякому. Выверна вздыхала и гнусаво жаловалась на длинную зиму, бескормицу и жадность людей, не давших даже пальчик откусить голодной бедняжке. Она выла, глядя на жёлтый блин луны, и такой тоской веяло от голоса нечисти, что хотелось пожалеть бедняжку, прижать её к груди, позволить вцепиться клыками в беззащитную шею… не этом месте Ил одумался и решил, что ему хватило скрулла. На особо визгливом моменте Фил всхрапнул, открыл один глаз и что-то пробормотал. Стало ощутимо тише, видимо он накинул полог безмолвия. Но, то ли он что-то перепутал со сна, то ли нечисть попалась уж очень голосистая, но рулады всё равно были слышны, уже почти на грани восприятия. Выерна продолжала ныть, будто больной зуб после убойной дозы обезболивающего, едва-едва, но очень назойливо. К тому же лекарь точно знал, что через пару часов полог истончится, и он ещё успеет до утра насладиться воплями голодной выверны.
— Если она не заткнётся, — шипел злой от недосыпа Ил, — я выйду к ней и пусть жрёт.
— Она не заткнётся, — пробормотал Райт. — Спи, я поставил хороший контур, ей не пробраться.
— Она воет!
— И что? Не грызёт же.
— Лучше бы грызла, — заткнул уши лекарь.
— Иди к ней, пока она будет ужинать тобой, мы поспим.
— Вы и так спите!
— И ты спи.
— Она воет!
— Что ты бурчишь? — поднял голову уже Фиа. — Я же поставил полог безмолвия, специально для тебиаааааа…
Он широко зевнул, лязгнул зубами, напугав даже выверну, и снова заснул.
— Ну, вот… никакого сочувствия, — бормотал грустный и злой Илбрек, слушая самозабвенную песню выверны.
Утром за контуром уже никого не было. Не выспавшийся Илбрек вяло жевал краюху хлеба с солью, не обращая внимания на переругивающихся некромантов: Фиа обнаружил с утра, что со стороны ручья контур к утру истончился. Не весь, у выверны прошла только лапа, но она умудрилась зацепить когтем и утащить к себе мешочек с сухим мясом.
— Я не виноват, что тут текущая вода, — огрызался в ответ на упрёки Райт.
— Ты же знаешь, что в таких местах контур нужно усиливать. А если бы она целиком пробралась?
— Ну, не пролезла же!
— Зато мясо утащила!
— Всего один мешочек, — оправдывался Райт.
— Всё равно! — возмущался Фиа, которому и его было жалко.
— Эй! — вмешался Илбрек. — Может, мы уже позавтракаем и поедем?
Некроманты уставились на него с одинаковым выражением на лице — смесь недоумения и обиды.
— Нам ещё ехать и ехать, — пояснил лекарь. — А вы тут время теряете.
Молчаливо признав его правоту, путешественники быстро поели и отправились в дальнейший путь, куда глаза глядят, вернее — кони несут.