Освобождение. Куда несёт нас рок событий

Олег Кустов
*** «Куда несёт нас рок событий»


Аудиокнига на Ютубе https://youtu.be/-ilIQYwgU2w


«Слово изначала было тем ковшом, которым из ничего черпают живую воду, – исповедовал свою веру С. А. Есенин. – Возглас “Да будет!” повесил на этой воде небо и землю, и мы, созданные по подобию, рождённые, чтобы найти ту дверь, откуда звенит труба, предопределены, чтобы выловить её “отворись”. “Прекрасное только то – чего нет”, – говорит Руссо, но это ещё не значит, что оно не существует. Там, за гранию, где стоит сторож, крепко поддерживающий завесу, оно есть и манит нас, как далёкая звезда». (С. А. Есенин. «Отчее слово». С. 181).
«Орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой “печали полей”», – характеризовал его М. Горький.



*   *   *

Над окошком месяц. Под окошком ветер.
Облетевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки, голос одинокий –
И такой родимый, и такой далёкий.

Плачет и смеётся песня лиховая.
Где ты, моя липа? Липа вековая?

Я и сам когда-то в праздник спозаранку
Выходил к любимой, развернув тальянку.

А теперь я милой ничего не значу.
Под чужую песню и смеюсь и плачу.

Август 1925



«“Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел…”  – доносится из приёмника. И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая только есть в сердце, и ту, что пребудет ещё в нём.
Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей, и песнопевиц этих тоже жалко, хочется утешить их, пожалеть, обнадёжить.
Какая очищающая скорбь!
На дворе нету месяца. На дворе туман. Выдохнулся из земли, заполнил леса, затопил поляны, прикрыл реку – всё утопло в нём. Дождливое нынче лето, полегли льны, упала рожь, не растёт ячмень, овсы не вышли даже в трубку. И всё туманы, туманы. Может, и бывает месяц, но не видно его, и спать на селе ложатся рано. И голоса единого не слышно. Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без неё».

(В. П. Астафьев. «Есенина поют»)


В годы первой мировой прохвосты и дармоеды сгоняли народ на фронт умирать; в годы революции и гражданской войны нужен был мощный голос, чтобы «светить всегда, светить везде…», или хотя бы цинизм, чтобы выжить. Откуда было взяться лирическому поэту пушкинской золотой поры? Крепким оказался крестьянский паренёк – одолели после, когда, казалось, самое страшное позади.

Я более всего
Весну люблю.
Люблю разлив
Стремительным потоком,
Где каждой щепке,
Словно кораблю,
Такой простор,
Что не окинешь оком.

Но ту весну,
Которую люблю,
Я революцией великой
Называю!
И лишь о ней
Страдаю и скорблю,
Её одну
Я жду и призываю!

Но эта пакость –
Хладная планета!
Её и в триста солнц
Пока не растопить!
Вот потому
С больной душой поэта
Пошёл скандалить я,
Озорничать и пить.

Но время будет,
Милая, родная!
Она придёт, желанная пора!
Недаром мы
Присели у орудий:
Тот сел у пушки,
Этот – у пера.

(С. Есенин. «Ответ»)


Гас удел хлебороба…
Революция духа, где она? Где она, умная техника, что поможет, не уничтожая? Где «народ божичей», зоревеющих вечностью и созидающих Бога?
Каково ему, «этому – у пера», воспеть «вышки чёрных нефть-фонтанов», когда одни жиреют на Марксе, другие – на торговом капитале? Когда владелец земли и скота за пару «катек» даёт себя выдрать кнутом…


Я из Москвы надолго убежал:
С милицией я ладить
Не в сноровке,
За всякий мой пивной скандал
Они меня держали
В тигулёвке.

Благодарю за дружбу граждан сих,
Но очень жёстко
Спать там на скамейке
И пьяным голосом
Читать какой-то стих
О клеточной судьбе
Несчастной канарейки.

Я вам не кенар!
Я поэт!
И не чета каким-то там Демьянам.
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Прозрений дивных свет.

(С. Есенин. «Стансы»)


26 ноября 1925 года С. А. Есенин ложится на лечение в психиатрическую клинику 1-го Московского государственного университета. «Друг мой, друг мой, / Я очень и очень болен», – начинает он поэму «Чёрный человек». Но «болен» не означает болезнь – «болен» означает боль. Боль, которая неизвестно откуда взялась. Боль неизвестности, куда несёт нас рок событий. Это изматывающее ощущение пустоты:

То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Это – боль революции, ведь революция и есть болезнь: «она свидетельствует о том, что не нашлось творческих сил реформирования общества, что силы инерции победили» (Н. А. Бердяев. «О рабстве и свободе человека». С. 614). Это болезнь общества, страны самых отвратительных громил и шарлатанов, славящей преступников и бродяг, которых славил и он и каковым виделся себе сам: «авантюрист, но самой высокой и лучшей марки».


Все вы носите овечьи шкуры,
И мясник пасёт для вас ножи.
Все вы стадо!
Стадо! Стадо!
Неужели ты не видишь? Не поймёшь,
Что такого равенства не надо?
Ваше равенство – обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глупцов – хорошая приманка,
Подлецам – порядочный улов.

(С. А. Есенин. «Страна негодяев»)



«Плачет тальянка, плачет.
Только не там, не за рекою, а в моём сердце. И видится мне всё в исходном свете, меж летом и осенью, меж вечером и днём. Лошадь вон старая единственная на три полупустых села, без интереса ест траву. Пьяный пастух за околицей по-чёрному лает заморенных телят; к речке с ведром спускается Анна, молодая годами и старая ликом женщина.
Двадцать шесть ей было, троих детей имела, а муженёк лих на выпивку удался, выпивший – скор на руку. Задрался как-то на семейном празднике, братья навалились, повязали, носом ткнули в подушку и забыли про него – утром хватились: холоден. Так без мужа и вырастила Анна детей. Сыны теперь норовят ей на лето внуков сбыть, на вино денег просят, “куркулихой” называют. А и правда куркулиха – вдвоём с матерью живут в деревне, где прежде было за сорок дворов: коси кругом – не накосишься, сади овощь – не насадишься, кричи людей зимней порой – не докличешься…»
(В. П. Астафьев. «Есенина поют»)



Осознание катастрофических последствий общественного переворота столкнулось в его личности с пониманием невозможности скорого – революционного – преобразования жизни и быта. Куда несёт нас рок событий? Есть ли выход? Вечер ещё длится или уже ночь?
Н. А. Бердяев определил: «Личность есть целостный образ человека, в котором духовное начало овладевает всеми душевными и телесными силами человека. Единство личности создаётся духом. Но тело принадлежит образу человека» (С. 449).
«Осыпает мозги алкоголь» – образ, который принадлежит лирическому герою С. А. Есенина столь же неотъемлемо, как самому поэту. Однако нельзя допустить, чтобы этот частный образ заслонил образ самого поэта, возникающий из всей совокупности его творчества – стихотворений, поэм, драм, прозы, критики и записей эпистолярного жанра. И этот целостный образ узнаваем, как фотографическое изображение, и неповторим, как личность «пророка Есенина Сергея», кто не устрашился «ни гибели, ни копий, ни стрел дождей» («Инония»).


Письмо к женщине

Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.

Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел –
Катиться дальше, вниз.

Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В разворочённом бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму –
Куда несёт нас рок событий.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состояньи.

Земля – корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Её направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.

Тогда и я
Под дикий шум,
Незрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был –
Русским кабаком.

И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.

Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В разворочённом бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несёт нас рок событий…



Из автобиографии 1924 года:

«Детство провёл у деда и бабки по матери, в другой части села, которое наз‹ывается› Матово.
Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года.
Помню: лес, большая канавистая дорога. Бабушка идёт в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за её палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка всё приговаривает: “Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст”.
Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по сёлам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о Женихе, светлом госте из града неведомого.
Нянька, старуха-приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала мне сказки, все те сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети.
Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю.
Уличная же моя жизнь была не похожа на домашнюю. Сверстники мои были ребята озорные. С ними я лазил вместе по чужим огородам. Убегал дня на 2–3 в луга и питался вместе с пастухами рыбой, которую мы ловили в маленьких озёрах, сначала замутив воду, руками, или выводками утят.
После, когда я возвращался, мне частенько влетало».

(С. А. Есенин. Автобиография (1924). С. 14–15)


Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!

Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был
И что со мною сталось!

Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в советской стороне
Я самый яростный попутчик.

Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ламанша.

Простите мне…
Я знаю: вы не та –
Живёте вы
С серьёзным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.

Живите так,
Как вас ведёт звезда,
Под кущей обновлённой сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш

                Сергей Есенин.

1924



23 апреля 1913 года. Из письма семнадцатилетнего поэта другу:

«Итак, я бросил есть мясо, рыбы тоже не кушаю, сахар не употребляю, хочу скидавать с себя всё кожаное, но не хочу носить названия “Вегетарианец”. К чему это? Зачем? Я человек, познавший Истину, я не хочу более носить клички христианина и крестьянина, к чему я буду унижать своё достоинство. Я есть ты. Я в тебе, а ты во мне. То же хотел доказать Христос, но почему-то обратился не прямо непосредственно к человеку, а ко Отцу, да ещё небесному, под которым аллегорировал всё царство природы. Как не стыдны и не унизительны эти глупые названия? Люди, посмотрите на себя, не из вас ли вышли Христы и не можете ли вы быть Христами. Разве я при воле не могу быть Христом, разве ты тоже не пойдёшь на крест, насколько я тебя знаю, умирать за благо ближнего. Ох, Гриша! Как нелепа вся наша жизнь. Она коверкает нас с колыбели, и вместо действительно истинных людей выходят какие-то уроды. Условия, как я начал, везде должны быть условия, и у всего должны причины являться следствием. Без причины не может быть следствия, и без следствия не может быть причины. Не будь сознания в человеке по отношению к “я” и “ты”, не было бы Христа и не было бы при полном усовершенствовании добра губительных крестов и виселиц. Да ты посмотри, кто распинает-то? Не ты ли и я, и кого же опять, меня или тебя. Только больные умом и духом не могут чувствовать это. Войдя в моё положение или в чьё-либо другое, проверь себя, не сделал бы ли ты того, что сделал другой, поставь себя в одинаковые условия и в однородную степень понимания, и увидишь доказательство истинных слов: Я есть ты. Меня считают сумасшедшим и уже хотели было везти к психиатру, но я послал всех к Сатане и живу, хотя некоторые опасаются моего приближения. Ты понимаешь, как это тяжело, однако приходится мириться с этим и отдавать предпочтение и молиться за своих врагов. Ведь я сделал бы то же самое на месте любого моего соперника по отношению к себе, находясь в его условиях. Да, Гриша, люби и жалей людей – и преступников, и подлецов, и лжецов, и страдальцев, и праведников: ты мог и можешь быть любым из них. Люби и угнетателей и не клейми позором, а обнаруживай ласкою жизненные болезни людей. Не избегай сойти с высоты, ибо не почувствуешь низа и не будешь о нём иметь представления. Только можно понимать человека, разбирая его жизнь и входя в его положение. Все люди – одна душа. Истина должна быть истиной, у неё нет доказательств, и за ней нет границ, ибо она сама альфа и омега».
(С. А. Есенин. Письма. С. 35–37)


*   *   *

Каждый труд благослови, удача!
Рыбаку – чтоб с рыбой невода,
Пахарю – чтоб плуг его и кляча
Доставали хлеба на года.

Воду пьют из кружек и стаканов,
Из кувшинок также можно пить,
Там, где омут розовых туманов
Не устанет берег золотить.

Хорошо лежать в траве зелёной
И, впиваясь в призрачную гладь,
Чей-то взгляд, ревнивый и влюблённый,
На себе, уставшем, вспоминать.

Коростели свищут… коростели.
Потому так и светлы всегда
Те, что в жизни сердцем опростели
Под весёлой ношею труда.

Только я забыл, что я крестьянин,
И теперь рассказываю сам,
Соглядатай праздный, я ль не странен
Дорогим мне пашням и лесам.

Словно жаль кому-то и кого-то,
Словно кто-то к родине отвык,
И с того, поднявшись над болотом,
В душу плачут чибис и кулик.

12 июля 1925


*   *   *

Он спросил:
– Ты любишь, Толя, слово «покой»?
– Да.
– От него, конечно, и комнаты называют «покоями», – заметил он.
– От него и «покойник»…
– Какой, Толя, тонкий, красивый и философский у нас язык! Правда!
Это было незадолго до Серёжиной смерти.

(А. Б. Мариенгоф. «Это вам, потомки!». С. 115)


В клинике поэт пишет «гамму простых и мудрых стихов» (Д. А. Фурманов): «Клён ты мой опавший, клён заледенелый», «Какая ночь! Я не могу…», «Не гляди на меня с упрёком», «Ты меня не любишь, не жалеешь», «Может, поздно, может, слишком рано», «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…»


*   *   *

Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь нагнувшись под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.

Сам себе казался я таким же клёном,
Только не опавшим, а вовсю зелёным.

И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал берёзку.

28 ноября 1925



«“Дальний плач тальянки, голос одинокий…”
Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина-то? Самого певучего поэта! Неужто и мёртвого всё его отторгают локтями? Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, как мне сейчас впору выскрести его ногтями из тела, из мяса, чтоб больно и боязно было, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенёс, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа и мучаясь за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнём, тянемся к слову рязанского парня, чтоб ещё и ещё раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска.
Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и всё утешаю, утешаю его…
А где утешишь? Нету его, сиротинки горемычной. Лишь душа светлая витает над Россией и тревожит, тревожит нас. А нам всё объясняют и втолковывают, что он ни в чём не виноват и наш-де он, наш. Уже и сами судьи, определявшие, кто “наш” и “не наш”, сделались “не нашими”, вычеркнуты из памяти людской, но песнь, звук, грусть поэта навечно с нами, а нам всё объясняют и объясняют необъяснимое, непостижимое, потому что он – “не наш” и “не ваш”, он – Богово дитя, он Богом и взят на небеса, ибо Богу и самому хорошие и светлые души нужны, вот Он и пропалывает людской огород  – глянешь окрест: татарники одни да лопухи, и на опустелой земле горючая трава да дремучие бурьянники прут вверх, трясут красными головами, будто комиссарскими фуражками, кричат о себе, колются, семенем сорным, липучим сорят…»
(В. П. Астафьев. «Есенина поют»)


21 декабря 1925 года С. А. Есенин выписывается из клиники, оставляет в Госиздате заявление с просьбой аннулировать все доверенности, а гонорар выдавать только ему, снимает со сберкнижки почти все деньги и 23-го выезжает в Ленинград.


*   *   *

Сестре Шуре

В этом мире я только прохожий,
Ты махни мне весёлой рукой.
У осеннего месяца тоже
Свет ласкающий, тихий такой.

В первый раз я от месяца греюсь,
В первый раз от прохлады согрет,
И опять и живу и надеюсь
На любовь, которой уж нет.

Это сделала наша равнинность,
Посолённая белью песка,
И измятая чья-то невинность,
И кому-то родная тоска.

Потому и навеки не скрою,
Что любить не отдельно, не врозь,
Нам одною любовью с тобою
Эту родину привелось.

13 сентября 1925



Из письма 23 апреля 1913 года:

«В жизни должно быть искание и стремление, без них смерть и разложение.  Нельзя человеку познать Истину, не переходя в условия и не переживая некоторые ступени, в которых является личное единичное сомнение. Нет истины без света, и нет света без истины, ибо свет исходит от истины, а истина исходит от света. Что мне блага мирские? Зачем завидовать тому, кто обладает талантом, – я есть ты, и мне доступно всё, что доступно тебе. Ты богат в истине, и я тоже могу достигнуть того, чем обладает твоя душа. Живое слово пробудит заснувшую душу, даст почувствовать ей её ничтожество, и проснётся она, и поднимет свои ослеплённые светом истины очи и уже не закроет их, ибо впереди мрак готовит напасти, а затишье принесёт невзгоды, она пойдёт смело к правде, добру и свободе.
Так вот она, загадка жизни людей. Прочь малодушие. Долой взгляды на лета: мудрость, удел немногих избранных, не может быть мудростью. Всякий мудрый и всякий умён по-своему, и всякий должен прийти к тому же, и для всякого одна истина: Я есть ты. Кто может понять это, для того нет более неразгаданных тайн. Если бы люди понимали это, а особенно учёные-то, то не было <бы> крови на земле и брат не был бы рабом брата. Не стали бы восстанавливать истину насилием, ибо это уже не есть истина, а истина познаётся в истине. Живи так, как будто сейчас же должен умереть, ибо это есть лучшее стремление к истине».

(С. А. Есенин. Письма. С. 37)


В Ленинграде С. А. Есенин проживает в «Англетере», ведомственной гостинице ОГПУ.
27 декабря – последний день, когда его видят живым.


*   *   *

Какая ночь! Я не могу…
Не спится мне. Такая лунность!
Ещё как будто берегу
В душе утраченную юность.

Подруга охладевших лет,
Не называй игру любовью.
Пусть лучше этот лунный свет
Ко мне струится к изголовью.

Пусть искажённые черты
Он обрисовывает смело, –
Ведь разлюбить не сможешь ты,
Как полюбить ты не сумела.

Любить лишь можно только раз.
Вот оттого ты мне чужая,
Что липы тщетно манят нас,
В сугробы ноги погружая.

Ведь знаю я и знаешь ты,
Что в этот отсвет лунный, синий
На этих липах не цветы –
На этих липах снег да иней.

Что отлюбили мы давно,
Ты – не меня, а я – другую,
И нам обоим всё равно
Играть в любовь недорогую.

Но всё ж ласкай и обнимай
В лукавой страсти поцелуя,
Пусть сердцу вечно снится май
И та, что навсегда люблю я.

30 ноября 1925



Из рассказа поэта, переводчика и общественного деятеля Николая Николаевича Брауна (род. 1938):

«Мой отец (Николай Леопольдович Браун. – О.К.) и Борис Лавренёв находились утром 28 декабря в редакции журнала “Звезда”, располагавшейся в Доме книги на углу Невского и канала Грибоедова. Позвонивший по телефону Медведев сообщил, что “Есенин покончил с собой” и поэтому они должны идти в “Англетер”. И они пошли. То, что они там увидели, заставило их содрогнуться. Они категорически отказались поставить подписи под протоколом, который им сразу показался подложным, непрофессионально составленным. Под этой филькиной грамотой была подпись лишь одного должностного лица – милиционера Горбова. Впоследствии после ареста он пропал без вести. Как выяснилось в 90-е годы, даже она была не подлинной. Подписи поставили: кадр ОГПУ Эрлих, с ним Медведев, председатель Союза писателей Фроман, Рождественский. Все они стали уверять Брауна и Лавренёва, что Есенин – самоубийца, хотя сами при “суициде” не присутствовали, но им “рассказали”, как это было. Браун спросил Рождественского, уже на улице: “Сева, как же ты мог? Ты же не видел, как Есенин петлю на себя надевал”. Ответ был: “Мне сказали – нужна ещё одна подпись”. Ответственность за этот протокол вообще списали на известного петербургского врача – Гиляревского, который якобы проводил экспертизу, но его там и рядом не было. Он был врачом дореволюционной школы и под этой фикцией никогда бы не поставил свою подпись. Поэтому его и не позвали, но сослались на его имя.
Я также знал Павла Лукницкого, в прошлом – работника ОГПУ. Я с ним общался, выясняя подробности гибели Николая Гумилёва, и однажды спросил у него, что же произошло в “Англетере”, при каких обстоятельствах погиб Есенин. Он ответил мне: “При странных. Есенин был изуродован, был мало похож на себя. У него был вид, что потом его внешность исправляли как могли. Левого глаза не было”. Я переспросил у Павла Николаевича: “Как не было?!” Он сказал: “А так, не было – он был как будто вдавлен внутрь, словно пробит, вытек, и рубашка была окровавлена”. Лукницкий вёл дневники. В его мемуарах, изданных в Париже в 1991 г., рассказано обо всём этом. Там он вспоминает ещё, что на бледном лице Есенина выделялись “только красные пятна и потемневшие ссадины”. Кроме того, я знал поэтессу Иду Наппельбаум, которая в своё время отсидела за портрет Гумилёва – собственно, не за сам портрет, а за пятно от него, за след на выцветших обоях, где висел этот портрет. Так вот. Её брат Лев помогал отцу – фотографу во время съёмок. Он рассказал сестре, как помогал милиционеру, стоявшему на стремянке, снимать тело поэта с трубы отопления. Он был свидетелем того факта, что Есенин висел не в петле, как это бывает у самоубийц, а верёвка была несколько раз намотана вокруг шеи. Потому-то его тело и пришлось снять до прихода писателей – повешен он был уж очень неправдоподобно».
(Н. Н. Браун. «Есенин, казнённый дегенератами»)



*   *   *

Снежная равнина, белая луна,
Саваном покрыта наша сторона.
И берёзы в белом плачут по лесам.
Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?

4/5 октября 1925



Тело поэта было перевезено из Ленинграда в Москву.
31 декабря 1925 года С. А. Есенина похоронили на Ваганьковском кладбище.
Криминалисты и биографы поэта версию его убийства в ночь с 27 на 28 декабря полагают несостоятельной.


«Не стало Есенина.
Я плакал в последний раз, когда умер отец. Это было более семи лет тому назад. И вот снова вспухшие красные веки. И снова негодую на жизнь.
Через пятьдесят минут Москва будет встречать Новый год.
Те же люди, которые только что со скорбным видом шли за гробом Есенина и драматически бросали чёрную горсть земли на сосновый ящик с его телом, опущенный на верёвках в мёрзлую яму, – те же люди сейчас прихорашиваются, вертятся перед зеркалами, пудрятся, душатся и нервничают, завязывая галстуки. А через пятьдесят минут, то есть ровно в полночь, они будут восклицать, чокаясь шампанским: “С Новым годом! С новым счастьем!”
Я говорю Никритиной:
– Невероятно!
Она поднимает руки, уроненные на колени, и кладёт их на стол, как две тяжелые книги.
– Да нет. Это жизнь, Толя».

(А. Б. Мариенгоф. «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги». С. 364–365)



*   *   *

Не жалею вязи дней прошедших,
Что прошло, то больше не придёт.
И луна, как солнце сумасшедших,
Тихо ляжет в голубую водь…

1925



«“За окошком месяц…” Тьма за окошком, пустые сёла и пустая земля. Слушать здесь Есенина невыносимо. До приторности засахаренную слезу страдальца-поэта вылизывают пошлым языком, пялят расшивную русскую рубаху на кавказский бешмет, а она не лезет на них, рвётся, цепляется за бутафорские газыри.
“Я и сам когда-то пел не уставая: где ты, моя липа, липа вековая?” И в самом деле, где ты, наша липа, липа вековая? Тёплый очаг? Месяц? Родина моя, Русь – где ты?
Лежат окрест туманы, плотно, недвижно, никакой звук не пробивается. Едва-едва просочился из-за реки блеклым пятнышком свет в деревенском окошке. Живы старушки. Наработались. Ужинают. Вечер ещё длится или уже ночь?
На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озёр, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия.
Смолкни, военная труба! Уймись, велеречивый оратор! Не кривляйтесь, новомодные ревуны! Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята!
Шапки долой, Россия!
Есенина поют!»
(В. П. Астафьев. «Есенина поют»)



*   *   *

Заря окликает другую,
Дымится овсяная гладь…
Я вспомнил тебя, дорогую,
Моя одряхлевшая мать.

Как прежде ходя на пригорок,
Костыль свой сжимая в руке,
Ты смотришь на лунный опорок,
Плывущий по сонной реке.

И думаешь горько, я знаю,
С тревогой и грустью большой,
Что сын твой по отчему краю
Совсем не болеет душой.

Потом ты идёшь до погоста
И, в камень уставясь в упор,
Вздыхаешь так нежно и просто
За братьев моих и сестёр.

Пускай мы росли ножевые,
А сёстры росли, как май,
Ты всё же глаза живые
Печально не подымай.

Довольно скорбеть! Довольно!
И время тебе подсмотреть,
Что яблоне тоже больно
Терять своих листьев медь.

Ведь радость бывает редко,
Как вешняя звень поутру,
И мне – чем сгнивать на ветках –
Уж лучше сгореть на ветру.

1925









БИБЛИОГРАФИЯ

1. Астафьев В. П. Есенина поют // В. П. Астафьев. Затеси.

2. Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Н. А. Бердяев. Опыт парадоксальной этики. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2003. С. 423–696.
3. Беседа сотрудников журнала «Шпигель» Р. Аугштайна и Г. Вольфа с Мартином Хайдеггером 23 сентября 1966 г. // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М.: Наука, 1991. С. 233–250.
http://www.heidegger.ru/shpigel.php 
4. Блок А. А. Дневник 1918 года // Собрание сочинений. Т. 7. Автобиография 1915. Дневники 1901–1921. М.-Л.: Художественная литература, 1963. http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev1/ev1-174-.htm
5. Блок А. А. Записные книжки. М.: Художественная литература, 1965.
6. Блок. А.А. О романтизме // Собрание сочинений. Т. 6. Проза. 1918–1921. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1962. С. 359–371.
http://dugward.ru/library/blok/blok_o_romantizme.html
7. Блок А. А. Письма. 1898–1921 // Собрание сочинений. Т. 8. Письма. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1963.
8. Браун Н. Н. «Есенин, казнённый дегенератами» // Новый Петербург. 1 мая 2006 г. http://rusk.ru/st.php?idar=110173
9. Бухарин Н. И. Злые заметки // Октябрь. 2004. № 5.
http://magazines.russ.ru/october/2004/5/bu22.html
10. Ганин А. А. Манифест русских националистов.
http://www.rospisatel.ru/hr-ganin.htm
11. Горький М. Сергей Есенин // С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. М.: Изд-во «Художественная литература», 1986. С. 5–11.
http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev2/ev2-005-.htm
12. Грузинов И. В. О смерти Есенина // Памяти Есенина. М.: Всероссийский Союз поэтов, 1926. С. 98–106.
13. Дункан А. Моя жизнь.
14. Есенин С. А. Автобиография <1923> // Полное собрание сочинений в 7 тт. Т. 7. Книга 1. Автобиографии, надписи и др. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 11–13.
15. Есенин С. А. Автобиография (1924) // Там же. С. 14–17.
16. Есенин С. А. Быт и искусство // Полное собрание сочинений в 7 тт. Т. 5. Проза. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 214–220.
17. Есенин С. А. Вступление <к сборнику «Стихи скандалиста»> // Там же. С. 221.
18. Есенин С. А. Ключи Марии // Там же. С. 186–213.
19. Есенин С. А. О себе // Полное собрание сочинений в 7 тт. Т. 7. Книга 1. Автобиографии, надписи и др. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 18–20.
20. Есенин С. А. Отчее слово // Полное собрание сочинений в 7 тт. Т. 5. Проза. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 180–183.
21. Есенин С. А. Письма // Полное собрание сочинений в 7 тт. Т. 6. М.: ИМЛИ РАН, 2005.
22. Есенин С. А. Предисловие // Полное собрание сочинений в 7 тт. Т. 5. Проза. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 222–224.
http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/e75/e75-222-.htm
23. Есенин С., Мариенгоф А. Манифест // А. Б. Мариенгоф. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 667–668.
24. Есенин С., Мариенгоф А. и др. Восемь пунктов // А. Б. Мариенгоф. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 675–677. http://dugward.ru/library/serebr/lit_deklaracii.html
25. Ивнев Р. О Сергее Есенине // С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Т. 1. М.: Изд-во «Художественная литература», 1986. С. 324–350. http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev1/ev1-324-.htm
26. Качалов В. И. Встречи с Есениным // С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. М.: Изд-во «Художественная литература», 1986. С. 251–257. http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev2/ev2-251-.htm
27. Коллективное письмо: ответ на роспуск Ордена имажинистов Есениным и Грузиновым // А. Б. Мариенгоф. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 678.
28. Коржан В. В. Есенин и народная поэзия. Л., 1969.
29. Лавренёв Б. Казнённый дегенератами // О Есенине: стихи и проза писателей-современников поэта. М.: Правда, 1990. С.457–459. 30. Мариенгоф А. Б. Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги. // Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2: Кн. 2. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 127–428.
31. Мариенгоф А. Б. Роман без вранья // Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2: Кн. 1. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 501–630.
32. Мариенгоф А. Б. Это Вам, потомки! // Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2: Кн. 2. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 17–126.
33. Пастернак Б. Л. Люди и положения // Полное собрание сочинений: в 11 т.  Т. III. Проза. М.: Слово / Slovo, 2004. С. 295–337.
http://www.kostyor.ru/student/?n=151
34. Ройзман М. Д. Всё, что помню о Есенине. М.: Сов. Россия, 1973. 270 с. http://teatr-lib.ru/Library/Royzman/esenin/#_Toc403036194
35. Сологуб Ф. Искусство наших дней // Ф. Сологуб. Творимая легенда. Кн. 2. М.: «Художественная литература», 1991.
36. Хайдеггер М. Отрешённость // М. Хайдеггер. Разговор на просёлочной дороге. М.: «Высшая школа», 1991. С. 102–111.
37. Харчевников В. И. Поэтический стиль Сергея Есенина. Ставрополь, 1975.
38. Ходасевич В. Ф. Есенин.
http://dugward.ru/library/esenin/hodasevich_esenin.html
39. Хронологическая канва жизни и творчества Сергея Александровича Есенина. http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/es7/es7-267-.htm
40. Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой: В 3 т. Т. 2. 1952–1962. М.: Время, 2007. http://unotices.com/book.php?id=151455





http://www.ponimanie555.tora.ru/paladins/chapt_5_5.htm


Аудиокнига на Ютубе https://youtu.be/-ilIQYwgU2w