Глава 11. Уроки.
– Значит, миры расположены, как слои у луковицы? – уточнил Кирилл, не сводя с Николая Николаевича своих невозможных голубых глаз. Усевшись на диване по-турецки, он умудрялся одновременно с аппетитом поглощать пирожное, увлечённо листать лежавшую на коленях книгу и с неослабевающим интересом расспрашивать Аверина.
– Скажем так: это одно из правдивых описаний. – Николай Николаевич, набиравший на компьютере текст своей статьи, предназначенной для одного симпатичного ему православного издания, сдержанно зашипел, обнаружив, что снова пропустил сноску. Неслышно ступая по толстому ковру, он направился к книжному шкафу в поисках нужной для составления сноски книги.
– А почему нельзя составить одно исчерпывающее описание? – не отставал Кирилл, неотступно следя за учителем. Светловолосая голова повернулась за Авериным, как одуванчик за солнцем.
– Потому что, Кир, каждый видит в меру своей ограниченности. – Николай Николаевич вытянул нужный фолиант и сразу чихнул. – Фу, никак руки не доходят пропылесосить! – с досадой пробормотал он.
– Значит, ни одно описание не может быть верным? – не унимался юный следопыт.
Аверин присел на подлокотник кресла напротив Кирилла и нахмурился, подбирая слова.
– Метафора или образ часто могут передать гораздо больше, чем сухое академическое определение. Например: мир – это тело Бога. Это описание сразу активизирует целую цепочку ассоциаций. Тело – это организм, значит, нечто живое, функционирующее по определённым законам, развивающееся, наконец. Тело – это определённая форма, это материальность, проявленность. Это вместилище Духа, потенция преображения. Тело состоит из множества частей, взаимозависимых и действующих, согласно воле человека, которому оно принадлежит. Тело – это косная материя, несознательная и пассивно сопротивляющаяся направляющему её Духу. Тело может быть подвержено различным болезням, и когда страдает один орган, это отражается на всём организме. Можно продолжить этот ряд подобий и дальше, и все они будут глубоко верны, потому что непостижимым образом эта поэтическая метафора правдива.
Кирилл так глубоко задумался, что не заметил, как испачкал шоколадным кремом кончик носа и щёку. Николай Николаевич сдерживая смех, взял со столика салфетку и аккуратно стёр с его лица эти неожиданные следы интеллектуальной деятельности.
– А… – начал было очнувшийся от раздумий Кирилл.
– Я тебе Сведенборга дам почитать, – сразу перебил его Аверин.
– А кто это? – у Кирилла мгновенно загорелся взгляд.
– Прочтёшь и узнаешь.
– А потом?
– А потом видно будет.
– А…
– Чтобы составить правильное представление об устройстве мира, нужно иметь верное представление о структуре человека. – Николай Николаевич постучал ногтем по лежавшей на коленях Кирилла книжке с маленькой золотой розочкой на обложке. – Это знание – ключ ко всей истории человечества и к судьбе каждого отдельного человека.
– О! Я, кажется, понимаю…
– Конечно, Кир. Если бы тебе нечем было понимать, наше общение не имело бы никакого смысла.
Кирилл замер, доверчиво распахнув глаза, а потом вдруг звонко расхохотался, сверкая своими белыми зубами. Аверин, глядя на него, несколько секунд крепился, а потом тоже залился смехом, как мальчик. И трудно сказать, кто из этих двоих в данный момент больше походил на подростка.
– Ещё чаю? – отсмеявшись, предложил Николай Николаевич. И Кирилл радостно закивал – с учителем он готов был общаться бесконечно. Он бы вообще с ним не расставался – слушал бы и слушал, жадно впитывал бы каждое слово. Как астматик, припавший к кислородной подушке, боится оторваться от источника живительной свежести, так и Кирилл нуждался уже в учителе, азартно откликающемся на все кирилловы «как» и «почему». Один с таким упоением рассказывал, а другой с таким упоением слушал, что у стороннего наблюдателя не осталось бы никаких сомнений – эти двое совпали идеально.
***
– Тебе его не жалко? – спросил вдруг Руднев, рассеянно наблюдая, как струйка сизого дыма от погасшей чёрной свечи грязно-серой ленточкой закручивается вверх.
Роман поднял на него непонимающий взгляд:
– Нет, конечно.
– Почему «конечно»? – усмехнулся Руднев.
– Потому что его нет. Так – пустая оболочка. Я же его просмотрел сначала. У него на уме только деньги, деньги, деньги… Красивая жизнь… Я, честно говоря, ещё не встречал человека, которого мне было бы жалко. Их всех просто не существует. Только оболочки. Жалкие марионетки, которые верят, что это их чувства, их мысли, их желания…
– Я понял. – Руднев устало стянул со стола свои часы и застегнул их на запястье. – Мне было интересно, осознаёшь ли ты это, или просто по недомыслию такой крутой. Ну что, кофе?
Роман кивнул, с недоумением рассматривая босса. Его бровь при этом надменно изогнулась вверх, а уголок рта брезгливо дёрнулся вниз, отчего лицо его приобрело крайне неприятное выражение. Руднев, заметив это, перегнулся к нему через стол и, явно потешаясь, сказал:
– Рома, не обязательно всем знать, какая ты сволочь. Немедленно сделай нормальное лицо. – От злости лицо Романа исказилось ещё больше, и Руднев махнул рукой. – Ты безнадёжен. – Он достал из-под стола лакированный ящик и принялся складывать туда чёрные свечи, ритуальный кинжал и прочие жутковатые предметы. Заперев ящик в шкафу, он подошёл к двери, повернул в замке ключ и выглянул в приёмную. – Надюша, принесите нам кофе, пожалуйста.
Секретарша появилась как всегда быстро и неслышно, аккуратно составила всё с подноса на стол и исчезла. Руднев фыркнул ей вслед:
– Она совершенно не умеет одеваться. Как можно надеть этот унылый серый костюм? К тому же он абсолютно не сочетается с рыжими волосами.
– Она к Вам неравнодушна, – мстительно заметил Роман.
– Знаю, – ухмыльнулся босс. – Честно говоря, когда я брал её на работу, я не думал, что её симпатия ко мне примет такие угрожающие размеры.
– Зачем же было выбирать такую невзрачную особу?
Голос Руднева стал ледяным.
– Ни один уважающий себя бизнесмен не посадит в приёмной длинноногую девицу в мини-юбке, которая будет компрометировать его своим внешним видом и давать повод подозревать его в сомнительных связях.
– Запомню. На будущее, – ядовито улыбнулся Роман, отпивая кофе.
– А, кстати, как ты себе представляешь своё будущее? – босс перестал вычерчивать ложкой на пенке цветочки и с интересом взглянул на своего компаньона.
Роман напрягся и невольно сжал зубы. Глядя, как он бессмысленно скользит пальцем по ободку чашки, Руднев пожал плечами:
– Не хочешь – не говори. Я просто так спросил. – Он уже вернулся к своему занятию, как Роман вдруг подал голос:
– Если б Вы знали, как мне здесь всё осточертело, – с ненавистью процедил он. – Какое может быть будущее в этом убогом мире? – Чашка, которую он сжимал в ладонях, задрожала, кофе поднялся шапкой и полился через край.
– Т-ш-ш, т-ш-ш, Роман Аркадьич, успокойся. – Руднев от неожиданности не сразу сообразил, что делать. Схватив его руку через стол, он заставил подростка разжать пальцы и забрал чашку, брезгливо стряхивая чёрные капли и наскоро промакивая их бумажной салфеткой. Потом быстро пересел на диван рядом с Романом и по-отечески обнял его за плечи. – Припадочный ты, оказывается, – он через силу заставил себя улыбнуться. – Не понимаешь, разве, что, чтобы вырваться из этого мира, нужна сила. Законы никто не отменял. Каждую секунду ты задеваешь какую-нибудь невидимую ниточку, поворачивается очередная шестерёнка – механизм работает. Можешь психовать дальше, но это не поможет тебе избежать общей участи – просто умереть, как все.
– Я знаю, – равнодушно ответил Роман. Он вынул из кармана платок и принялся тщательно вытирать руки. – Но я не собираюсь умирать, как все.
– Чудесно, – язвительно заметил Руднев, отодвигаясь. – Надеюсь, у тебя в запасе имеется что-нибудь ещё, кроме решимости. И не смей больше устраивать истерик в моём присутствии, – добавил он раздражённо.
– Постараюсь.
– Да уж, будь любезен. Я, знаешь ли, не выношу психопатов.
– А я не психопат. Я маньяк, – неожиданно широко улыбнулся Роман.
– Ты идиот, – вставая, пробормотал Руднев. Но это вышло у него как-то уж совсем добродушно.
Роман, посмеиваясь, вытер кофейную лужицу на столе своим платком и безжалостно отправил его в урну.
– Я же говорю – идиот, – обречённо вздохнул Андрей Константинович, глядя на него с подчёркнутой жалостью. – На нём столько твоей информации! И ты беспечно бросаешь его в моём кабинете…
– Вот именно. Я думаю, что в Вашем кабинете можно.
– Как раз в моём кабинете и нельзя, болван. Потому что я-то точно смогу использовать его против тебя.
Роман с сомнением посмотрел в сторону урны.
– Но Вы же не станете? Или станете?
– А уж это, как будешь себя вести, – зловеще усмехнулся Руднев.
– Приму к сведению, – нахально улыбнулся в ответ Роман и с сожалением заглянул в чашку. – Пойду, подружусь с Вашей секретаршей. Иметь своего человека в тылу врага всегда полезно.
Чрезвычайно довольный собой он отправился в приёмную, спиной чувствуя, как босс прожигает его злобным взглядом.
– Ваш шеф, Надежда Сергеевна, редкостный сухарь, – разорялся Роман, пока секретарша, зябко кутаясь в цветастую павловскую шаль, апатично нажимала кнопки кофемашины. У неё были худенькие плечики и тоненькие, почти прозрачные руки с выступающими на запястьях косточками. – Рабочий день давно уже закончился, а Вы всё в приёмной сидите! И я уверен, его не волнует, как Вы будете домой добираться!
– Ваш кофе, – учтиво сказала Наденька, поднимая на бесцеремонного подростка усталый взгляд. И Роман осёкся: у неё были практически кошачьи глаза: золотистые с прозеленью. А главное, смотрела она очень проницательно и трезво. Очевидно, что романова попытка манипуляции бесславно провалилась.
– Спасибо, – Роман любезно расшаркался перед нею и поспешно ретировался.
Руднев встретил своего компаньона злорадной понимающей ухмылкой. Уж кто в этой ситуации развлёкся, так это он. Поскольку в преданности своей секретарши Андрей Константинович не сомневался.