Сезонное обострение началось в этом году, как и всегда, в конце сентября - двадцать шестого -, а понял это Мортимер Кук, потому что Анита стянула у него сигареты.
Кук спустился в гостиную. Так и есть. Анита лежала на диване, устроив изящные ступни на обтянутом джинсами колене Георга, который наигрывал нечто невразумительное на гитаре. Георг не подал виду, что заметил присутствие Кука, а Анита сказала, затянувшись:
- Хочу в Лондон.
- Ты туда хочешь каждый октябрь, милая, - живо отозвался Георг, - а к Рождеству уже смотреть на него не можешь.
- Не твоё дело, - устало протянула Анита, выпуская облачко дыма. Когда начиналось обострение, голос у неё всегда становился утомлённым, словно она целыми днями неимоверно хотела спать.
- Милый, - позвала она Кука, подняв вверх изящную руку. На узком запястье тихо зазвенели браслеты, - Мы едем в Лондон?
- Конечно, детка, - он подошёл и поцеловал её тонкие пальцы. Георг посмотрел на Кука из-под полуприкрытых век:
- Привет, Морти.
- Привет, Георг, - нехотя ответил Кук. Его злило, что приходилось называть это непонятное существо на немецкий манер. "Джордж", видите ли, резало его немецкий музыкальный слух.
- Морти, ты же не повезёшь Аниту в Лондон НА ЭТОТ РАЗ?
- Ой, Георг, не твоё дело, - протянула Анита и затушила сигарету. Потом она уселась на диване по-турецки, ссутулившись, и пошевелила пальцами ног.
- Лапки замёрзли, - жалобно пропела она.
- Пойди надень носочки, - передразнил её Георг.
- Принесу, - бросил Кук и ушёл. Он поднялся в спальню, зашёл в гардероб, открыл один из ящиков, взял оттуда упаковку толстых шерстяных носков от H&M, выбрал пару цвета "соль с перцем" и аккуратно задвинул ящик. Со свистом втянул воздух сквозь зубы. Выдохнул. Где-то в боку заныло. Кук повёл носом. Аромат этой гардеробной сводил его с ума. Непостижимым образом аромат менялся, когда начиналось осеннее обострение. Глаза у Кука наполнились слезами. Он сделал ещё один глубокий вдох и снова ощутил боль. Он знал, что осенью Анита пользовалась Etro Paisley, и, если быть точным, с ума его сводила землистая нота в этих духах. Она приставала ко всем вещам в гардеробе Аниты, как навязчивая мелодия, как имя, которое не можешь вспомнить.
Кук спустился в гостиную ещё раз и подал Аните носки.
- Спасибо, милый, - улыбнулась она.
- Не разрезал даже, - заметил Георг, лениво перебирая струны.
- Убила бы тебя, - промурлыкала Анита и легонько шлёпнула его носками по колену.
Кук сказал, улыбнувшись ей:
- Не стоит мараться.
Георг одарил его презрительным взглядом:
- А у тебя всё равно кишка тонка.
- Маааальчики, - протянула Анита, надевая носки, - что вы ссоритесь. Георг, я люблю Морти. Морти, я не люблю Георга.
- Я знаю, - сказал Кук.
- Не очень-то и хотелось, - сказал Георг.
Кук ушёл на работу. По большому счёту, делать в офисе ему было нечего, всю работу на сегодня он распределил между подчинёнными. Он проверил отчёты Стайнера, созвонился с Дэвисом и обсудил ход расследования, которое тот вёл. Потом он вместе с секретаршей проверил счета, а когда они закончили, сказал, что уходит, но будет на связи.
Сколько лет он жил в Остине, столько пытался понять, почему обострение начиналось именно в сентябре, ведь он не особенно отличался от летних месяцев. От Солнца, паутинок в воздухе и белых облаков у Кука закружилась голова. Он сел на скамейку, собрался закурить, но сигарет не было.
- Зачем вот он туда пошёл? - произнесла Анита, затягиваясь.
- Да всё будет нормально, - бросил Георг, - Первый раз, что ли? И у них там всё равно никаких дел нет, кроме споров по наследству. Не переживай так.
- А ты ещё сказал, что у него кишка тонка тебя убить. А он застрелил семерых человек, когда ещё там работал. Ты же знаешь, - голос у неё был ровный, но в глазах стоял упрёк.
- Да, это я дал маху, - Георг почесал макушку.
- Позвоню ему.
- Сам позвоню, - проворчал он, выудил откуда-то мобильный и набрал номер.
...Зазвонил телефон. Кук вздрогнул, взглянул на экран и ответил:
- Что тебе?
- Анита беспокоится.
- Я скоро буду.
- Ладно.
Отбой.
- Почему ты не спросил, где он? - проворчала Анита.
- И так слышно, что он в парке возле офиса.
Анита вдруг всхлипнула:
- Уже бы уехать поскорее.
Георг обнял её:
- Ну что ты так боишься? В те разы ведь уезжали. И в этот всё обойдётся.
- В Лондоне холодно, ему там станет лучше.
- Станет, конечно. Всегда становилось. Не волнуйся.
- Я не волнуюсь. Только бы он домой пришёл.
- Хочешь, я за ним схожу?
- Ты же знаешь, он этого терпеть не может.
- Он придёт, Анита, придёт.
Она теперь по-настоящему плакала. Несколько минут Георг просто гладил её по плечу, потом не выдержал:
- Тебя никто не заставлял выходить за него замуж. Он тебе первый сразу рассказал, что болен. Он же знал, как будет. Взрослый, опытный человек. А ты - профурсетка сопливая. И что, хорошо тебе теперь? Ты в благополучные месяцы половины не понимаешь из того, что он говорит. А про плохие вообще молчу.
- Он бы умер, - жалобно проговорила она сквозь слёзы, - Ничего у него кишка не тонка. Умер бы - и всё.
- Может, ему бы так лучше было.
- Олень ты, - Анита с силой стукнула его по плечу кулаком, - Ещё сын, называется.
Георг потёр плечо:
- Больно же... Какой я ему сын. Если б мама жива была, мы бы и не познакомились. Она его ненавидела. Всё время в Кёльне показывала мне ту фотку и говорила: "Видишь? Это твой отец - придурок".
- Ты рассказывал уже это, - Анита вытерла слёзы и откинула с лица длинные белокурые пряди, - А я тебе уже объясняла, что твоя мама ничего не знала...
Тут дверь открылась и вошёл Кук с пакетом в руках.
Георг и Анита разом уставились на него и лица обоих просветлели. Кук, слегка смутившись, отсалютовал им свободной рукой. Анита легко вскочила с дивана, подбежала к Куку и крепко поцеловала его в губы, прижавшись к нему всем телом. Георг застонал. Кук сказал:
- Я взял билеты.
Георг отозвался:
- Рад за вас.
Анита захлопала в ладоши. Кук прикрыл глаза и вдохнул землистый запах осени:
- И сигареты купил.
Георг подошёл и взял у него пакет. Анита и Кук смотрели друг на друга как люди, терпящие крушение и наконец-то увидевшие землю. Георг пробормотал, уходя:
- В жизни не сталкивался с бОльшим идиотством, - и громко добавил, - Да не полечу я с вами!
- Ты каждый раз не летишь, - Анита улыбнулась ему вслед.
Георг сокрушённо покачал головой, скрываясь в кухне.
Сколько раз будет повторяться эта история с Лондоном, прежде чем круг порвётся и осеннее обострение завершится по-другому? Георг закрыл глаза и помотал головой. Лучше об этом не думать. Не останавливаться. Таблетки есть, билеты есть, значит, всё обойдётся. Наверное. Раньше ведь обходилось. Да, когда кошмары будут мучить Кука, они будут мучить их всех. Георг будет приносить воду, Анита будет пытаться разбудить Кука, а он не будет просыпаться и во сне будет пытаться закричать, только вот спящий Кук кричать не мог. Анита будет рыдать и вода - ей. Потом у Кука начнётся бессонница и он будет читать по ночам какие-то сложные книги и разговаривать то ли сам с собой, то ли с авторами тех книг, и тогда у них обоих тоже начнётся бессонница и они будут, как брошенные маленькие дети, сидеть рядом на кровати в спальне Георга, всматриваться в огни города широко распахнутыми от страха глазами, гадать, где Кук сейчас держит оружие, и ждать. Так лучше уж ждать в Лондоне. Во всяком случае, оружие Кук туда с собой не берёт. Он же едет в отпуск. В Лондоне они смогут втроём шляться по улицам ночью. Смотреть, как пар идёт изо рта. Хлюпать носами от холода. Перегибаться через перила на набережных, почти падая в воду. Днём Георг и Анита будут спать, а Кук будет ходить по магазинам и рынкам, а потом готовить им какую-то несусветную еду. И как-то они дотянут до Рождества. Обострение пройдёт.
Георг горестно вздохнул. Тут каждую ночь хоть бы дотянуть до рассвета. Таблетки были для него. Иначе дождаться рейса в Лондон не хватало душевных сил.
Вода для Аниты. Таблетки для Георга. Лондон для Кука, для каждого из них. Дорогой заменитель психбольницы.
- Морти, ты на когда взял билеты? - крикнул он.