Случилось этим летом нам с дочей отдыхать в деревне у родственников. Домик у них маленький – всего-то кухня и комната. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.
В первое же утро разбудил меня гомон, стрёкот и чириканье воробьёв. Казалось, что звуки доносятся из всех щелей и углов. Как оказалось, воробьи жили везде – под шифером на крыше дома, в сенцах, в кладовке, в сарае и гараже.
Жизнь воробьиная кипела и бурлила. Стрёкот, начинавшийся ранним утром, не затихал до самого вечера. То ли из-за небольших гнезд, то ли в силу своего детского любопытства, птенцы воробьев время от времени выпадали и тут же поедались пронырливой хозяйской собакой Ночкой. Хозяева пояснили мне, что это поздний выводок птенцов; более ранние уже вовсю летали за родителями и настойчиво требовали еды. Нахохлясь и похлопывая крыльями, они старались привлечь к себе внимание и без того озадаченных поисками пищи папаши или мамаши. Наконец, найдя «вкусняшку», родитель подлетал к птенцу, тот с готовностью открывал свой желтый клюв и проглатывал всё, что ему туда положили. «Ох, и прожорлив же ты, дружок!», – подумала я, наблюдая за этой парочкой уже минут десять. И, как будто услышав мои мысли, воробьи вспорхнули и улетели.
А недалеко ещё два воробья соревновались в сноровке и ловкости: они поднимались повыше в небо, а потом, завидев пролетавшую муху, камнем падали вниз; одному везло больше.
А на ветке черемухи, совсем не по сезону, воробей отдавал супружеский долг, и, дабы не смущать озабоченных супругов, мне пришлось покинуть свой наблюдательный пост.
«Воробьиный дом», – подумала я; казалось, что ещё немного, и дом взлетит, подхваченный множеством крылышек и улетит высоко-высоко в небо.
«Это хорошо», – ответил мне хозяин дома, когда я поделилась с ним своими мыслями. «У моей матери девичья фамилия была Воробьёва, наверное, она шлёт нам привет и помощь оттуда», – он многозначительно поднял палец вверх, указывая на небо.