Я сплошное родительское разочарование. Это случалось в детстве, и что уж скрывать – и теперь не редкость.
Слуха и голоса у меня в наличии при рождении не оказалось. При этом, наперекор природе, я страстно любила распевать разные песни, причём делала это громко. Музыка должна идти из самого сердца!
Грацией не обладала. Скакала себе резвой козой, не задумываясь, как выгляжу со стороны.
- Не косолапь!
- Не сутулься!
- Не маши руками!
- Не загребай ногами!
Обожала «собирать» всё плохое. Я превосходно плевалась цевкой сквозь зубы, тогда это называлось по-другому, но слово «харкаться» при родителях говорить было нельзя.
Однажды липучкой (помните такой материал?) сляпала из своего кулака подобие боксёрской перчатки. Это я была уже пятиклассницей. Сдиралась эта гадость плохо, я не могла пойти домой, иначе родители сдали бы такую дочку в сумасшедший дом. Другие в то время уже влюблялись, а я… Потом ещё какое-то время у моих ногтей был траурный ободок. Ужасно стыдно, а что поделаешь?!
Маленькая, увидела, как по аллейке (даже помню где) шёл парень со светлыми слипшимися волосами и верхняя часть его интенсивно склонялась влево и вправо в такт шагам. Красиво – аж дух захватывает! Я тут же скопировала эту походку, но случилось всё на глазах у матушки и было пресечено резким замечанием.
Я чавкала за столом, и «швыркала» водой, ходила до безобразия чумазая и меня это нисколечко не смущало.
Мамино любимое выражение «Я за тебя опять краснела!» относилось всегда именно ко мне. И не важно в какой момент оно произносилось – когда я в таком виде попадалась на глаза её подругам или по возвращении дорогой маменьки с родительского собрания.
Брат зато был послушный, чистый, аккуратный, он был более усидчив, ему многое давалось гораздо легче. Он был красавчик, с ним не стыдно было повстречать знакомых.
А ещё я не умела учить стихи. Совершенно. Ни в детском саду, ни в школе, ни, чего уж скрывать, сейчас.
Я всегда честно-пречестно усаживалась их учить, но …
Очень долго начитывала мне бабушка стишок из численника, который висел у неё над кроватью, прикреплённый к цветной картонке: «Кто видел у нас в магазине Андрюшку?»
Его я освоила с огромным трудом. Бабушка была терпеливой, она не раздражалась моим тугодумием. Просто читала снова и снова.
А вот попытка матушки приобщить меня к классику Некрасову, помнится, лет эдак в пять или шесть, закончилась полным фиаско. Набор непонятных мне слов и выражений, сплетённые в рифму и втиснутые в книжку со стихами о природе, был непостижим.
Сама книжка была красивая. Большого формата в мягкой серо-голубой обложке с овальным нежно-розовым окошком. И пахла она прекрасно! На этом вся прелесть этой книжки для меня заканчивалась.
Я до взрослых лет не понимала – зачем детям дарят книги со стихами. Их нельзя читать! Это не рассказ, не сказка. При этом «Мойдодыр» и «Теремок» мне нравились очень, только финала я не помнила и всегда радовалась, что сказка хорошо закончилась. Ведь детские сказки должны заканчиваться только хорошо. Хотя известный датский сказочник пошатнул мою веру в счастливые сказочные окончания. Школьницей, я не могла заснуть после его «Девочки со спичками».
И вот мы лежим с мамой на диване, учим стих про какого-то мужичка и лошадку. Лошадка, единственный понятный мне персонаж, в отличие от «ноготков» и малюточек, кричащих каким-то басом! Мама читает, а я повторяю: « … и шествуя важно, в спокойствии чинном…» Что это за слова? «Шествуя», «чинном»?
Мы тогда его не выучили, терпения у обеих не хватило. Скорее всего мама расстроилась, что я такая бестолковая, я огорчилась собственной неспособностью повторить за мамой и за Некрасовым. В школе дело с этим странным парнишкой прошло как-то не очень памятно для меня.
Целыми вечерами я учила стихи каких-нибудь великих поэтов – Лермонтова, Есенина, Тютчева. С трудом к ночи могла повторить, шла спать уставшая и несчастная, как после дня работы в поле. А утром просыпалась с абсолютно свободной головой! Стих выветривался и я не могла произнести ни звука. Не помню! Хоть убейте!
Маленькая Оля, которой я читала вслух огромное количество книг, к моему преогромному удивлению, стихи любила! Она их на самом деле читала. Барто, Чуковский, Маршак – их мы с ней заучивали легко и просто. Оля рассказывала стихи с творческим подходом – перемена голоса, интонации, притопывания, порыкивания. Обычно шли с ней по улице под «Мойдодыра»: «Вот как топну я ногою ( ТОП – уверенно припечатывала Ольга подошву сапога или сандалии к асфальту), позову своих солдат!..» « Он вскричал «КАА-БААС!» - и встречные кошки убегали в ужасе, голуби взлетали перепуганной стаей.
Когда Оля пошла в школу, я всё время возмущалась: « Что ты бегаешь? Тебе же стихотворение надо учить?!»
- Я выучила!
- Когда?
- Прочитала и выучила!
И рассказывает! Ей достаточно было прочитать один – два раза, чтобы выучить то, что я учила целыми днями.
Мы разъехались с её отцом и стали жить сами по себе. Периодически по ночам мне делалось страшно. Оля спит, а я от навалившейся жути, не могу пошевелиться. Иногда приходилось оставлять включенным свет. Так ещё можно было уснуть.
Как-то в школе Ольге задали учить «Отче наш». Я удивилась, посмотрела, действительно, молитва. Поразительно. Нас учили, что Бога нет. А тут в учебнике напечатана молитва, её нужно выучить и рассказать вслух на уроке.
Я до этого слышала «Отче наш» не в церкви лишь однажды. В Жерновке на Рождество мы с подружкой Светой упросили её бабушку прочитать нам молитву. Бабушка не сопротивлялась, за завтраком распевно она произнесла слова молитвы, перекрестилась и спокойно села за стол.
И вот, когда в очередной раз я собралась оставить включенным на ночь свет, мне пришла в голову мысль попросить дочь почитать на сон грядущий «Отче наш». Потом делали это часто. Она прочитает строчку, я повторяю, следующую, я за ней. Потом Ольге надоело. «Учи, говорит, сама!» А у меня не учится!
Тогда она мне её переписала на тетрадный листок в клеточку. Я честно старалась учить, но всё было, как и раньше.
Мой излюбленный ночной кошмар – мне грозит опасность. Не от человека, а некая мистическая, сродни Спилберговской. Во сне я громко и торжественно начинаю читать слова молитвы : « Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое!...»
И всё. Дальше я не знаю слов, поэтому творю молитву размеренно и распевно, чтобы «оно» уже успело понять, что я под защитой и испугавшись, исчезло. Этот многократно повторяющийся кошмар с молитвой не был одинаковым. « Оно» всегда было новым, свеженьким, пугающим и злым.
Как тётенька впечатлительная, я стараюсь не смотреть фильмы про всяких мертвецов, НЛО и прочую ужасающую мистику. Хотя всегда найдётся «добрый» человек и подсунет что-нибудь. Вовремя не выключишь, втянешься, досмотришь и всё – бессонная ночка обеспечена.
Взять хотя бы фильм «Другие» Концовка произвела мощное впечатление. Да и «Шестое чувство» тоже. Однажды, ещё замужем, мы вечером смотрели ужасы про какого-то сумасшедшего маньяка. Дело шло к развязке, время близилось к ночи,поэтому супруг мой благополучно придремал. Я же увлечённо жила жизнью главной героини, на которую маньяк и охотился. Она оказалась в пустынном холле дурдома, где и проживал жуткий маниак. Страшное напряжение, соответствующая музыка и вдруг в холл выходит доктор.
Заорала я, как будто это он в комнату к нам зашёл! Сергея подбросило на софе. Удивительно, что он не пришиб меня, но орал тоже сильно, хотя для меня это звучало, как песня, в тот момент!
И умудрилась же дорогая доченька убедить меня посмотреть расчудесный кошмар «Зеркала».
- Ну поспишь потом со светом, - хихикнула она – не в первый раз! Мы с Маринкой ночевали одни, посмотрели его, а тут хлоп – и электричество отключили, вот это было страшно!
И вот мы с ней устроились вдвоём на диване, смотрим. Жуть! Как только человеческая фантазия способна придумать всё это! Как после съёмок актёров не отправили оптом в психушку! Фильм, конечно, талантливый, но не для меня.
После просмотра Ольга снова рассказала про отключение электроэнергии. По счастью, с нами этого не произошло. Я охала и ахала, сочувствуя детям, представляя, что сама сошла бы с ума, если бы теперь его отрубили. Свет то есть.
И вот через пару недель ребёнок мой съезжает из дома. Нужно было присмотреть за квартирой, котом и рассадой наших знакомых.
Я остаюсь одна. Не совсем, конечно. Со мной старая собака Алиса, две кошки и, спящая по случаю холодного времени года, черепаха. Защита сомнительная! Ну и началось!
Спать я перестала вовсе. Если удавалось прикемарить, то совсем ненадолго. Нервы сделались, как оголённые провода. Малейший посторонний звуки я вздрагиваю. Глаза открыть – и то страшно! Ощущение, что «оно» вот-вот навалится на меня было очень реальным.
Ночью и вечером, проходя по необходимости в коридор или санитарную комнату, я глаз от пола не поднимала.
В коридоре трельяж, обломок семейного корабля, разбившегося о быт и непонимание, в ванной зеркала и на двери, и над раковиной. Вот где страхи мои приобретали гигантские очертания!
Находясь в полубредовом состоянии от ужаса, я посреди ночи принялась творить молитву! Вслух! И, представьте себе, я её знаю! Знаю наизусть. От и до. Всё, как положено. Нет, значит, худа без добра.
А через неделю своих бдений, я, сидя на работе, поняла, что мне мешает жить дурацкий трельяж! Это он меня пугает. С дивана его видно и я всё время о нём помню. Ещё одно обстоятельство укрепило меня в этой мысли – Серёга купил его в комиссионке уже подержанным. И кто знает – с какими мыслями в него смотрелись те ещё люди?!Что вообще видели эти зеркала на своём веку?
Я вихрем ворвалась в квартиру, переполненная бешеной решимостью, не раздеваясь, то есть в берете, куртке и сапогах на каблуках, достала большущую отвёртку, плоскогубцы, молоток. Перепугав собаку, раскрутила все эти зеркала, вытащила их на первый этаж под лестницу, где уже стояли чьи-то мебельные запчасти. Повернула зеркала мордами к стене, сходила погулять с Алисой, вернулась домой и завалилась спать, как убитая! И спала, как белый человек. Без кошмаров, пугающих сновидений и пробуждений в липком поту.
А Некрасовский мужичок-то тоже выучился! Когда зимой я волокла свою гигантскую халявную ёлку непомерной тяжести, в мозгу моём уверенно жили строки « Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом, рванул под уздцы и быстрей зашагал!»
Вот такие чудеса с заучиванием молитв и стихов. Всему, видимо, своё время. А мне бы ещё «Богородицу» выучить…