Идёт по городу ветеран.
Солнышко греет. В парке играет музыка. А у причалов тяжело дышат облупленными бортами корабли.
Задумался вдруг ветеран: надежно ли дело?
Видит, служивый на скамейке дымком балует. Ветеран с краешку присел. Тоже закурил. Помолчал.
- А что, крепко ли флот стоит?
- Стоит! - Служивый, даже головы не повернул.
- А реформы идут?
- Идут!
Ветеран решил проверить бдительность:
- А как на флоте суммарный залп?
Стена прозрачная стала, холодом потянуло. Не положено про суммарный залп каждому рассказывать.
Порядок с бдительностью! Доволен ветеран.
- А как насчет строгостей и устоев?
- Строго! - Вдруг разговорился служивый. - Как-то картошку чистим. Солнце жарит. Мы насчет послабления в форме одежды...
И осекся.
Видит, ветеран за грудь берется, валидольные таблетки глотает.
Загнул ты круто, служивый!
Где это видано, чтоб картошку днём, при ясном-то солнышке? Да во всех войсках, от Берингова пролива до Калининградской области, и от Амдермы до Оренбургских степей ее чистят скрытно. Ночами.
Успокоился ветеран. Пробирку валидольную завинтил.
Держатся флотские устои!
Без тягот и лишений что за служба? Расскажи, - засмеют!
Мир меняется с непостижимой быстротой. Только процесс чистки картофеля остается неизменным. Заходит солнце за горизонт, берутся в руки востры ножечки, и пошло дело весело да споро.
Поначалу...
Второй час ночи склеивает веки. Воплощение уюта - армейская койка с серым затертым одеялом маячит перед глазами несбыточной мечтой.
Второкурсник Леха Чибриков лениво колупает очередную постылую картофелину.
Рукой в лагун, ножичком чик-чик и в сторону!
В лагун, - чик-чик, - в сторону!
В лагун, - чик-чик, - в сторону!
Клонит ко сну. Падает голова. Пока летит, успей, выспись и продолжай: в лагун - чик-чик - в сторону!
Ого! Вот это клубень попался!
Сон стряхнуло. Куда делся?
Полет курсантской фантазии высок и стремителен. Да и природа постаралась. Ножом чик-чик.
- Покажи, Леха!
- Ну, даешь!
- Хорош предмет получился! Как у осла!
Хохот.
Полюбовались.
Посмеялись от души!
Повеселил Леха под финал.
Всё!
Предмет бросили в лагун. Кафель скатили из шланга, пролопатили резиновой шваброй. Мусор вынесли. Выкурили напоследок по сигаретке и гурьбой повалили в роту.
Вот и долгожданная койка!
Спать, спать...
Выстоять!
Их всего пятнадцать человек и ни одной минуты передышки! Три атаки в день должен отразить маленький гарнизон.
Нервы натянуты как струны.
Атака за атакой, колонна за колонной движутся мерным шагом роты агрессоров.
Спартанцам царя Леонида было легче.
Соотношение полторы тысячи к пятнадцати.
По сотне на каждого.
Полторы тысячи озверевших, сметающих все на своем пути голодных курсантов и пятнадцать человек камбузного наряда.
Главная задача - выстоять! Отразить штурм и сразу же готовиться к новому нашествию.
Есть ли предел человеческим силам?
Нет предела!
Мичман Кузякин мечется по столовой как таракан в духовке. Осматривает темные углы, проверяет, за что его могут выдрать.
Варочный цех - передовая. Здесь, где в чаду и клубах пара куется победа, что-то не заладилось, дало сбой.
На полу возле котла, выпучив глаза и хлопая по рыбьи толстыми губами, осела повариха тетя Глаша. Левой рукой она держится за свой необъятный бюст, а правой указывает на женщин, сгрудившихся над лагуном с чищеным картофелем.
Кто-то стремительно проносится мимо.
Что-то шепчут.
Требуют врача.
Поговаривают о конце света.
Подкравшись, Кузякин попытался осторожно, из-за женских спин, заглянуть в лагун, но, поначалу, ничего кроме мутной ряби в нем не рассмотрел. Женщины заметили его и расступились. Их печальные глаза уставились на дежурного. Кузякин растерялся. На него из мутной воды грозным перстом был направлен изваянный Лёхой предмет - уже успевшая потемнеть и принять какой-то демонический оттенок модель символа мужского величия. Будто бы огромный герой из сказки "Руслан и Людмила" залез в лагун и спрятался в нём. Только одна часть не поместилась.
Дежурный, как единственный в помещении человек, у которого был в наличии подобный, но гораздо меньший предмет, внезапно почувствовал себя в чем-то виноватым. Ему стало не то, что бы стыдно, а как-то не совсем удобно.
Засуетившись, он снял фуражку и, вытирая ладонью потный лоб, начал оглядываться по сторонам в поисках поддержки. Однако рассчитывать на какое-либо сочувствие оскорбленных откровенным видом модели женщин оказалось делом бессмысленным.
Эмансипированная Наталья Семеновна из овощного цеха равнодушно курила ленинградский "Беломор". В сторонке, стыдливо опустив накрашенные ресницы, пискливо ойкала практикантка Сонечка. Остальные женщины просто молчали. Напряжение росло и ситуация складывалась критическая.
Работу варочного цеха парализовало. Необходимо было срочно что-то предпринимать, но что, мичман не знал, потому что на флоте дежурные по камбузу самостоятельных решений не принимают и за них все решают старшие начальники.
Еще немного времени и полторы тысячи голодных ртов, сметая все на своем пути, ринутся на приступ!
Кузякина передёрнуло, когда он явственно представил как надвигаются чёрные беспощадные легионы.
Попахивало срывом приема пищи, а за это по головке не погладят.
Возле котла продолжала охать тетя Глаша. Практикантку Сонечку женщины оттеснили от лагуна, чтобы дерзкий вид модели не травмировал психику молодой девушки, а хлеборезчица Никифоровна вообще отрядила ее в лазарет за помощью. От греха подальше. Специально послала, с умыслом... В лазарет-то уже по телефону позвонили.
Подоспел шеф-повар дядя Гриша. Тер пальцем багровый нос, гневно сопел и грозился неделю кормить курсантов сушеной картошкой. Присутствие камбузного вождя разрядило обстановку. Дядя Гриша не один десяток лет проработал в женском коллективе, и женщины давно уже считали его своим. Не то чтобы женщиной, а существом какого-то третьего пола и совсем при нем не робели. Некоторые из них стали даже поглядывать в лагун с неподдельным интересом.
Передышка пошла Кузякину на руку. Оценив ситуацию и смекнув, что его личной вины и вины подчиненного ему камбузного наряда в инциденте нет, он осмелел и хотел было махнув на все рукой удалиться, пустив дело на самотек, однако передумал. И чтобы полностью снять с себя ответственность, решил доложить о случившемся по команде - позвонить дежурному по училищу.
В это время к театру боевых действий прибыли кем-то вызванные дежурный врач с медицинской сестрой. Тетю Глашу отвели в прохладный цех для разделки рыбы, где стали отпаивать валерьянкой. Медицинская сестра и дежурный врач осмотрели ее и пришли к выводу, что угроза летального исхода отсутствует. Это еще более успокоило женщин.
Дежурный по училищу инженер-капитан первого ранга Бухно долго и трудно вникал в суть дела. Перед приходом в училище он немало лет оттрубил на кораблях, и даже участвовал в испытаниях новой техники на озере Иссык-Куль, за что имел правительственные награды. Офицер решительный и опытный, он старался припомнить аналогичный случай из своей богатой практики. Чтобы начать действовать. Но такого случая не припомнил, и это ввело его в немалое затруднение и даже разозлило.
Некоторое время поразмыслив, он предложил порубить предмет на мелкие куски и забросить их в котел для варки пищи. Даже для убедительности вынул из ножен кортик. Однако это предложение женщины решительно отвергли, - не позволили поганить блюдо.
Возникли разногласия.
Оппоненты не могли прийти к компромиссу и кризис начал набирать очередной виток.
В полемику вступила эмансипированная Наталья Семеновна. Она никого не боялась, потому что не воровала. От имени женского коллектива Наталья Семеновна высказала гневное возмущение ущемлением женских прав, а так же напомнила, что в варочном цеху второй год не ремонтируется вентиляционная система и не хватает одной служащей в смене, хотя место вакантным не числится. Она сама узнавала в профкоме.
Дело начало принимать политическую окраску. Инженер-капитан первого ранга Бухно преподавал теорию остойчивости и живучести корабля и был человеком не робкого десятка, но здесь струхнул. Он хорошо знал, чем пахнут у нас политические дела, и предпочитал находиться в стороне от политической борьбы, а потому, конфликт на уровень начальника училища решил не выносить, а локализовать его в факультетском масштабе, - спихнуть его командованию факультета. Варитесь, ребята в собственном дерьме, а наше дело - сторона!
Дежурный по училищу порекомендовал доложить о случившемся командованию факультета. Затем он расписался в журнале дежурного по столовой и удалился выполнять служебные обязанности.
Выбрали делегатов.
В состав делегации вошли: шеф-повар дядя Гриша, эмансипированная Наталья Семеновна, а так же храбрая и хладнокровная старшая смены Задирина. Хотели для солидности включить в состав делегации хлеборезчицу Никифоровну, женщину с тугим животом, но раздумали.
А кладовщицу тетю Сару сам дядя Гриша наотрез включать отказался. Ребром вопрос поставил: "Или я, или она!"
Предмет осторожно извлекли из лагуна, положили на фарфоровую тарелку с золотыми якорьками и вензелем "ВМФ", накрыли сверху накрахмаленной салфеткой, чтобы не шокировать посторонних и направились в кабинет заместителя начальника факультета по политической части капитана первого ранга Гарбанова.
Дверь кабинета капитана первого ранга Гарбанова всегда открыта настежь, потому что:
- во-первых, это характеризует его как демократичного руководителя, взявшего на вооружение Ленинский стиль работы;
- во-вторых, позволяет быть в курсе событий, происходящих за дверьми кабинета;
и в третьих, в кабинете становится прохладнее.
Открытая дверь ввела делегацию в некоторое замешательство. Войти сразу - вроде бы не совсем вежливо. При закрытой двери можно было бы громко и требовательно постучать. Можно широко ее распахнуть и возмущенно ворваться, не давая начальнику опомниться. После чего, напористо предъявить ему свои претензии, потребовать немедленного принятия мер и с видом хозяев положения ожидать результатов боевого соприкосновения.
Тактика открытых дверей лишила наступавших преимущества и сбила с боевого курса.
Делегаты в замешательстве остановились у порога. Дядя Гриша робко заглянул в кабинет. Там, в его глубине за огромным письменным столом работал капитан первого ранга Гарбанов.
Если простой офицер читает газету, это значит, что он бездельничает. Если газету читает политработник, - значит он работает. Капитан первого ранга Гарбанов работал, прикрыв лицо свежим номером газеты "Правда".
"Корма - забота общая!" - вещала передовица газеты издали видным заголовком.
Морская тема! - Смекнул дядя Гриша.
Под заголовком была помещена большая фотография Леонида Ильича Брежнева. Дядя Гриша устыдился мелочности своих интересов и вопросительно посмотрел на делегатов. Вышла заминка.
Храбрая и хладнокровная старшая смены Задирина тихонько постучала в дверь.
- Разрешите? - Промямлил дядя Гриша, переминаясь с ноги на ногу в дверном проеме.
- Войдите! - Встрепенувшись, скорым басом пробубнил Гарбанов. Он быстро взял из мраморного письменного прибора авторучку с золотым пером и зачем-то сделал несколько пометок на чистом листе бумаги.
Делегаты, не зная с чего начать, топтались и робели. Наконец, решительная старшая смены Задирина, набрав зачем-то полную грудь воздуха, взяла у дяди Гриши блюдо и поставила его перед воспитателем.
Политработник в недоумении переводил взгляд с блюда на делегатов. Он, наверное, подумал, что это принесли запоздалый завтрак.
Эмансипированная Наталья Семеновна стянула салфетку.
... ??? ... - политработник смотрел на блюдо, удивлённо выкатив глаза.
Окаменели скулы.
Задирина хотела выдохнуть, но не посмела.
Ей показалось, что стекла очков капитана первого ранга оказались где-то позади зрачков. Или зрачки проникли сквозь стекла и весят в воздухе сами собой, отдельно от глаз. Он с шумом начал всасывать в себя воздух и раздуваться до неимоверных пределов, заполняя собой все пространство кабинета.
Задирина зажмурилась.
Дядя Гриша ощутил себя маленьким и беззащитным.
Лицо Гарбанова багровело.
Запустив пальцы в ослабленный ворот рубашки, он шевелил губами, напрягая брови, морщился и дёргал щекой.
Вот-вот лопнет!
Парламентёры замерли в ожидании страшного события.
И загрохотало так, что на стене за спиной Гарбанова перекосило портрет вождя!
Будто бы огромный крейсер начал палить из всех своих орудий по ненавистному врагу!
Кто-то прикрыл дверь.
Задирина всё еще не выдохнула.
Кто-то открыл дверь.
Задирина открыла глаза. Возле стены в кабинете стояли командир роты капитан третьего ранга Дикопасов, старшина класса Заболотских и секретарь комсомольской организации Вася Фомин.
Дрожала палуба.
Орудия главного калибра продолжали работу.
Командир роты капитан третьего ранга Дикопасов особенно не переживал. С должности его всё равно не снимут. А кого ставить? К тому же, он считал, что дело не относится к разряду особо тяжких проступков (были дела и покруче!), и вел себя независимо, однако грань дозволенного не переступал. Выбрав паузу, пообещал разобраться в деле досконально и наказать виновника самым строгим образом.
Кто-то опять прикрыл дверь.
Стало тихо.
Гарбанов сжимал в кулаке модель, будто ядовитую змею.
Задирина снова зажмурилась и выдохнула.
Старшина первой статьи Заболотских был человеком зрелым, со сформировавшимися взглядами на жизнь. В училище поступил, оттрубив почти полностью срочную службу в морчастях погранвойск на острове Шикотан. С окончанием училища планировал туда же вернуться, а дальше мест службы не бывает. Вел себя скромно, старшему начальнику не перечил, потому что знал, что это дело бесполезное и никчёмное.
Васю Фомина не трогали. Он был со всех сторон правильным и состоял из одних положительных черт. Кроме него таких людей на свете не было, нет и больше не будет!
Задирина потихоньку приоткрыла один глаз.
Гарбанов стучал по столу кулаком. Форточка была закрыта.
Модели не было!
Куда она делась, - никто не мог объяснить!
Лехе Чибрикову по комсомольской линии впаяли строгий выговор без занесения.
А мичмана Кузякина все равно сняли с дежурства. Чтоб службу знал!