Ефим и в самом деле устроился на фабрику грузчиком. Однако работу эту не выполнял, а только числился и получал еженедельное жалованье, которое всё отдавал для партийных дел. Местная ячейка решила полностью освободить его от работы, поручив заниматься только партийной деятельностью.
Жили они на Манькино жалованье. Так что расчёты его по поводу того, что она пригодится, оказались вполне верными. Кроме того, он раз в неделю «справлял мужскую нужду» без особенных ласк. Маньку он никогда не уважал, только терпел все её ахи и вздохи. Ещё в селе она бегала за ним собачкой, никакого женского достоинства. А ему всегда нравились женщины недоступные, строгие, себя царственно несущие. Да только жаль, что такие ему никогда не оказывали благосклонности. Хотя слово «такие» весьма преувеличенно употреблено. Была из таковых у него только одна зазноба – Вера Усольцева, соседка по двору. На неё не только он засматривался. Она принимала его знаки ухаживания как само собой разумеющееся, с лёгкой насмешкой. А когда он, наконец, решился на объяснение, она рассмеялась ему в лицо и сказала, что эдаких бурундуков только деревенские девки любят. С тех пор эти «деревенские девки» сидели в нём занозой, и он зарёкся вообще хоть когда-нибудь открыть своё сердце женщине. В глубине души Ефим боялся даже себе признаться, что и до сих пор в нём тлеет желание мщения и этой Вере Усольцевой и подобным ей дамочкам. Эта подспудная, ноющая болезнь точила его изнутри, но он давил её бравурными заявлениями, что любовь и все эти нежности – для сопляков, что в тот момент, когда весь мир ждёт освобождения от оков капитализма, не стоит тратить силы и время на такие пустяки.
Среди партийных товарищей он слыл надёжным, крепким, ответственным, способным отдать даже жизнь свою во имя священного дела. Да и на самом деле, при всей внешней сдержанности сердце Ефима горело ненавистью к «тиранам, беспощадно эксплуатирующим трудовой народ». Целыми днями он ходил по рабочим ячейкам, готовил и проводил собрания, писал прокламации и помогал в подпольной типографии. Замёрзший, с охрипшим голосом, он возвращался в Манькин крахмальный уют, который так не вязался с его «трудовыми» закопчёнными опасными буднями, что от этой разницы ему хотелось выть, разорвать все эти крахмальные простыни и полотенца, исхлестать ими румяную чистую Маньку.
«Пока сироты прозябают в нищете, а товарищи отдают свои последние силы в невыносимых условиях труда, эта жирует. Ишь, раскормилась на купчихиных харчах».
Ефим стискивал зубы, понимал, что во имя священного дела ему нужно всё это терпеть. На все Манькины вопросы он отвечал коротко, раздражённо до такой степени, чтобы отбить у неё охоту к любым разговорам.
Когда на агитационных собраниях некоторые из собравшихся указывали ему, что нельзя же всё так красить в чёрный цвет, что квалифицированные рабочие на Путиловском получают до 120 рублей в месяц, при ценах на мясо по 25 копеек за фунт, да мука по 8 копеек за фунт, и за жильё берут по-божески, за 25 рублей в месяц можно квартиру приличную, аж в 100 аршин снять. Конечно, все подешевле стараются жильё найти. Одним словом, возражали Ефиму, что вполне можно жить. От этих возражений Ефим приходил в бешенство, повышал голос и, надрываясь, буквально кричал о самых ужасных, самых непереносимых примерах нищеты и бесправия народного.
Не оставлял без внимания он и религиозную тему:
- Товарищи, где же это видано, чтобы за «небытие на исповеди» с разночинцев и посадских людей в первый раз взимать рубль, во второй раз – 2 руб., в третий раз – 3 руб.; с крестьян – соответственно 5, 10 и 15 копеек, а за сокрытие «небытейщиков» священника наказывать на первый случай 5 рублями, затем 10 и 15, а в четвертый раз – лишением сана и отсылкой в каторжные работы?! - цитировал наизусть Ефим Законы Российской империи.
- Да это что! Вот, дальше читайте: «Отвлечение от веры: ненасильственное — ссылка до 10 лет, телесные наказания, клеймение; насильственное — ссылка до 15 лет, телесные наказания, клеймение. Статья 191. Отступление от веры — лишение прав на время отступления от веры. Статья 192. Если один из родителей не христианской веры воспитывает детей не в Православной вере — расторжение брака, ссылка в Сибирь. Статья 195. Совращение из Православия в иное вероисповедание — ссылка, телесные наказания, исправительные работы до 2 лет. При насильственном принуждении — ссылка в Сибирь, телесные наказания. Статья 196. Вероотступничество — запрет на контакты с детьми, до возвращения в веру».
- Это что?! И думать не смей свободно?! - бушевал Ефим - Кровопийцы тоже эти попы! И пусть меня снова в каторгу, но я – свободный человек и все должны быть свободными! - совсем осипший Ефим стучал даже ребром ладони о стол в бессилии добыть для каждого эту свободу.
Рабочие расходились с таких собраний в большом смущении. С одной стороны, как бы и прав этот агитатор, а с другой – и менять уже устоявшееся совсем не хотелось.
Домой возвращался Ефим выжатый, высосанный, опустошённый. Но наутро всё начиналось сначала, он просыпался полный решимости и энергии, как гончая в преддверии осенней охоты, как стрела в натянутой тетиве. Его дело, идея, которой он горел, - было единственно стоящее, большое. Будто и сам он принадлежал этому большому и великому, что наполняло смыслом не только его жизнь, но и всё вокруг него. Будто всегда и везде был он не один, а за его плечами подобно двум мощным крылам была эта идея мирового коммунизма, светлого будущего для всех и каждого, и сам он был наподобие священной жертвы во имя, во имя...
(Продолжение следует)