Теперь умрёте от неизвестности!

Маргарита Виноградова
Какое это счастье, когда я приезжал к бабушке! Всю дорогу я скакал и прыгал внутри себя от нетерпения. Открывал и закрывал маленькую вагонную белую недоделанную занавесочку. Задёргивал и отдёргивал. Крутился, полировал задом жёсткое лакированное сидение. Выставлял на крошечный шаткий столик два локтя разом и опирал на них свою дурную от изнеможения голову. Рухнуть бы, повалиться головой на стол и лежать так, балдеть. Но подумают незнамо что.

Город встречал меня персиковым блеклым приземистым вокзальным зданьицем. Шумным перроном с краснолицыми мордастыми носильщиками. Криками и гиганьем, торопливым бегом встречающих ног.
Я щурил глаза от невыносимой лёгкости, радостного возбуждения, счастья видеть это ещё один раз. Каким-то пьяным взором озирал привокзальную площадь и бубнил про себя :
- Здравствуй, здравствуй! Я приехал, приехал!
И повторял бы это тысячу и ещё один раз, бесконечно. Если бы это было возможно без того, чтобы  не сойти за юродивого или сумасшедшего.

Бабушка, мягкая, маленькая, игрушечная смотрела на меня снизу, где-то с уровня моего живота. Обнимала пухленькими ручками сзади и прижималась головой к моей шерстяной коричневой куртке. По её щекам текли тёплыми ручейками слёзы. Это было невыносимо, можно было захлебнуться от "я здесь!", "дурак, почему ты раньше не приехал?". Я дышал ей в темечко, прижимал к лицу и обцеловывал широкие потные ладошки.
- Ну, полно, полно! Я больше не могу, не выдержу! Пощади меня!

За окнами, высокими в потолок, с потресканной масляной краской глядел на меня  сад. На подоконнике стояла девушка прислуга и мыла большой белой тряпкой окно. Вижу, как пот стекает по её крепким загорелым голеням. Подол лёгкого платьица колышет сквозняк. Я прикрыл дверь с блестящей латунной ручкой. Повернул замок с глухим металлическим щёлком и потянул её с окна на себя. Она упала прямо мне в руки как ожидаемый трофей. Горячая волна начала поднимается в животе снизу.. А, что дальше было, не скажу. Теперь умрёте от неизвестности!