Ревность рассказ Галина Слинько

Галина Слинько 2
В отцовский дом, я подъезжаю
И нет любви моей конца.
И сад меня здесь обнимает.
Руками моего отца.
В. Суслова.


Без  сомнения,  правы те, кто утверждает, что  можно всё   пережить:   перестройку,   соединения и разделения государств, лишь бы не было войны.
Но какое же  неприятное  чувство одолевает, когда на таможне с  любопытством  рассматривают твои вещи,   желая обнаружить в них нечто. 
Вот и  неподдельно  удивленный вопрос таможенника:
  «Зачем так много колбасы и мяса везёте?
  В  России   продуктов  достаточно. И лицо его расплылось в добродушной  улыбке».
 Людмила вспомнила, как её пугала соседка, что лишнее на границе  отнимут,  или заставят тут же всё съесть.
  Она решительно  пошла в атаку: «Да, разве ж это много? У нас  с сыном нормальный украинский аппетит - объясняла она.  Сами будем кушать и людей угощать, вот  и вас, тоже прошу: -пожалуйста, угощайтесь!».
« Нам не  положено,  мы при исполнении,  так что кушайте сами»
-строгим голосом ответил блюститель границ.
- Что прямо сейчас?
 – спросил удивлённо сын Людмилы.
-А это как вам будет угодно.
 - улыбнувшись, ответил  блюститель порядка 
«Слава Богу! Ушли».
 Мысли Людмилы вернулись к последнему разговору с мамой.
 «Что, дочь,   все ж таки пожалела  отца? Решилась на поездку.
  А он  хорош,  стыд потерял, заболел, так и  о дочери  вспомнил. 
 Ладно, раз решила,  поезжай  и внука возьми, только вот обо мне ты дочь совсем  не думаешь»
«Ох,  мама,  мама, о тебе я всю жизнь только и думала,  всё боялась обидеть, и с отцом не общалась из-за твоей ревности.
   Но сейчас я поеду, не могу тебе объяснить,  но мне  так   хочется встретиться с ним,  поговорить,  попросить и за тебя и себя прощения, я  не хочу  копаться в прошлом не хочу ничего знать,  почему и отчего  ваша  с ним жизнь не сложилась, кто прав и кто виноват?
  Это  была ваша жизнь. Скажи мне только,  мама:
- вот если бы не вошла я  и не застала почтальона с телеграммой от  отца,  ты в очередной раз  опять  без сожаления уничтожила  и  эту телеграмму?»
 Мать молчала.  «Отец болен и хочет меня видеть». Ответа   не последовало.
 «Я не хочу тебя обижать мама. Не мне судить  вас. Я лишь благодарю Бога, что нет во мне этого гадкого, унижающего чувства ревности,  из - за которого тебе, мамочка так неуютно жилось   в этом мире.
 Вот уж поистине правду говорят в народе: «Хочешь познать мир,  познай сначала себя». Но не каждый рискнёт обнародовать такое  уродство,  как ревность,  в своём характере. Я поеду к отцу, хоть ты и не одобряешь мой шаг,  мама». Людмила уходила от матери  с тяжёлым сердцем.
По жизни так уж  сложилось, боясь обидеть маму,  она почти  не общалась с отцом, хотя, когда  окончила школу,  отец  настаивал, просил маму, писал, объяснял, что необходимо  приехать учиться к нему в большой промышленный город, где гораздо больше возможностей получить и хорошее образование и работу. Обещал во всём помощь- поддержку.
Мама была категорична: «Без него  ты  выросла, и образование без его помощи  получишь» Людмила во многом соглашалась  с матерью. Легко найти виновного, и просто. У отца с мамой,   свои давние не прощёные  обиды. Людмила узнала о родном отце в шестнадцать лет, получать паспорт стала,  вот всё и раскрылось. Отчество отличное от  братьев оказалось.
 Даст  Бог,   встретимся, объяснимся, поговорим. Попрошу прощения.
 Отец любит меня - простит. Ей вспомнилась единственная  встреча с отцом. Он приехал,  нежданно – негаданно,  на её тридцатилетие.
 Ранним утром звонок в дверь в открытую дверь коридора  вошёл   пожилой мужчина,   на  удивлённый вопрос Людмилы:
 - «Вам кто нужен?»
- мужчина ответил  очень взволнованно:  «Я, твой отец,  доченька»,
 -  и протянул  дрожащей  от волнения рукой паспорт  в знак подтверждения сказанных им слов.
  Помнила Людмила и свой дерзкий ответ:
«И что теперь  прикажете мне делать? Я спешу на работу, детей в садик надо отвести. В конце концов, надо предупреждать о подобных  визитах».
 Помнился и его извиняющийся тон,   и пояснение, что он не надолго, лишь    хотел повидаться, просил:
-  чтобы не волновалась, и  что   остановился он  в гостинице.
«Прости дочка, знаю, я кругом  виноват, но мне  так  хотелось  тебя  увидеть в  твой день рождения. Маму твою не надо волновать, не говори ей о моём визите. Подарок  я  тебе не стал покупать. Вот возьми деньги, купи что-нибудь в память обо мне, может шубу, или сапоги, или то и другое.
- И он положил на журнальный столик туго набитый деньгами большой конверт».  – Твоя  мама отказывалась от помощи,  но я собирал, возьми дочка, не обижайся. 
 И опять моя  глупая гордость.
 - Спасибо мне ничего  от тебя не надо. Можешь забрать свои деньги.
 У меня всего в достатке,  я счастлива и без твоего внимания обойдусь.
 - Я очень рад,  дочка, что у тебя всё хорошо. Я всю жизнь  молюсь перед Господом за тебя.
 - Мама,    кто это?
- Дёргая  за юбку,  спросил  меня тогда   младший сын.
 Отец присел на корточки перед внуком и,  улыбаясь ему,  спросил:
 - Как тебя зовут?
- Костя.
 –Я твой дед,  меня зовут Сергей.
 -Простите нас, но нам некогда,
 - взяв младшего сына на руки,  старшего за руку,  захлопнула дверь,  и мы  все вышли на улицу.
 «Не ходи  за нами. Поздновато ты вспомнил обо мне!»
  – крикнула  я тогда,  отцу, который с радостью поспешил за мною и детьми».
 « Доченька, ты не права,  милая,  пока человек жив,  ничего не поздно исправить, я вечерком позвоню. Не сердись так, не надо, знаешь я,  я,  тебя всегда любил,  и люблю.
  Ты  ведь моя единственная дочка»
 - проговорил отец,  приостановившись, то ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы он задыхаясь вынужден был приотстать.
 «То, что ты с  характером - это хорошо.  Лишь бы такие потери не коснулись тебя, не приведи Господи. Хочется думать, что я  всё уже  оплатил.  А лицом ты так  похожа  на  меня, тут уж не отвертишься, моя дорогая Людмила Сергеевна».
 Сергей Григорьевич  улыбнулся, смахнул набежавшую слезу. Вернувшись к дому дочери, он тяжело опустился на лавочку.
  К нему подошёл большой дворовый пёс,   привязанный на цепь,  которая свободно перемещалась по натянутому проводу, с двух концов вбитых в землю  перед входом в дом. Пёс  миролюбиво положил свою собачью  морду,  ему прямо на ноги.
Сосед, пожилой мужчина,  работающий  у себя во дворе, с любопытством наблюдал эту сцену, не выдержав,  сосед  спросил: 
«Чем это  вы его прикормили, это же зверь?! Своих, и тех  через одного пропускает.  Я вот, к примеру,  с ними рядом пять лет  живу, но так,  как вы запросто  войти,  не рискнул бы».
 Сергей Григорьевич лишь в этот раз обнаружил пса.
 Когда  входил  в дом, то и  не приметил его. Что теперь делать? Он протянул руку к псу
– «Давай знакомиться». Пёс молча поднял большую  голову,  в его карих глазах был утвердительный ответ:  «Мы уже знакомы, помнишь я тебя пропустил утром» и в подтверждение немого разговора пёс водрузил свою лохматую голову теперь уже на колени Сергею Григорьевичу, он погладил его огненную шерсть  головы. Сосед всё  продолжал изумляться столь быстрой дружбе. Пёс повернул голову в  сторону соседа  и недоброжелательно проворчал.
-Ух,  ты! Сердится ещё, вот,  казалось бы,  псина - псиной, а всё соображает.
Вы должно быть, родственник?- поинтересовался сосед..
 –Да, - ответил Сергей Григорьевич, - родственник.
–Тогда понятно, собаки очень чувствительные и понятливые животные.   
Да вот  хозяйва –то,   на обед  не ходят,  так вы заходите ко мне  будем коротать время вместе, мои жена с дочкой на даче, а я тут вместо сторожа сразу на два дома.
 - Спасибо.
- Сергею Григорьевичу вдруг захотелось  поговорить с соседом. Обойдя дом вокруг, он вошел в калитку соседа, тот пригласил к столу,  выпили по чашке чая.
 От спиртного Сергей Григорьевич категорически отказался.
 «Сердце стало беспокоить»,
 - объяснил он соседу.
Дочку Сергея Григорьевича,   сосед хвалил, говоря, что у неё  мужской характер, и что она управляет на работе   мужским коллективом, а дома хозяйка   что надо.
Пробыв у соседа какое-то время,  Сергей Григорьевич вернулся в гостиницу. Написав довольно длинное письмо дочери.
  Людмила  запомнила дважды повторённую фразу. «Доченька, ты,   пожалуйста,  не таи обиды, прости меня и маму. Только в этом случаи ты станешь поистине счастливой.  Когда увидишь, если не отца, то хотя бы  человека во мне».
 Больше отец не появлялся. Коротенькие письма и открытки к праздникам присылал регулярно,  как всегда внукам посылки ко  дню их  рождения. И так много добрых слов и все письма заканчивал благословением всей моей семьи и   его  внуков. Иногда я ловила себя на том, что боюсь своей  привязанности к отцу, страшусь полюбить его  сердцем, откуда бралась  эта чёрствость?
Как же всё это глупо. На этом свете можно всё найти, всё купить, кроме отца с матерью.
 Мама  мне позже  рассказала  о  своей любви к отцу.  И,  о её  странной ревности. Я не вправе  судить своих родителей.  Повзрослев,  я стала чаще думать об отце с уважением, хотя  бы потому, что он ни разу не сказал плохо о маме. А от его писем, всегда  веяло  искренностью,  домашним  теплом и спокойствием.
А жизнь у них с моей  мамой не сложилась, может в большей степени  по вине самой мамы. Дело обстояло так:
  «У отца в России заболел отец,  то есть мой дед. Отец просил маму переехать к нему на родину, я уже была явлена этому миру  и  возраст мой был 11 месяцев,  и как говорила моя мама : «Отец во мне души не чаял». К тому же  отцу был дан  напрокат в дорогу большой овечий  тулуп,  взятый взаймы у маминых родных.
Всё это,  служило  весомыми аргументами, и, как думалось, причиной  того, чтобы отец вернулся обратно.
 Так уж устроены все  уверенные в себе женщины, какая-то  житейская мелочь может повернуть наше понятие о долге и чести на все сто восемьдесят градусов.
 Мама моя была полька,   переселенцы из западной Украины.  На чужбине жили все друг возле друга, ценили целостность  оставшегося своего рода.
 Страх оторваться от родных был слишком велик.  Только закончилась Великая Отечественная  война. Неизвестно было, что за новые реформы придумает правительство. Страх многие годы не покидал людей переживших  высылки и лишения. Тогда мама послушала своих родных.  Не рискнула уехать с насиженного места от  близких ей людей,  проверенных временем.
 К тому же в тот год  была очень суровая  зима.
А отец не мог оставить своих стареньких,  больных родителей. После войны   мужские руки ценились на вес золота,  отец  до войны работал на Магнитке. Опять пошёл на завод, заработки не сравнимы были с колхозными, где  тогда жила моя мама.
Ему предложили хорошее место с приличным окладом, началась  затяжная переписка с мамой. Ожидания, но мама так и не смогла оторваться от своих родных.
 Вскоре отец женился на своей землячке. Этого  мама ему простить и не могла. Сама она,чуть позже тоже вышла замуж.
Мысли, мысли  всё не дают покоя, скорее бы произошла эта долгожданная встреча, мне так много надо рассказать отцу.
 Я чувствую и знаю,  он меня обязательно поймёт и простит. Буду возле него столько,  сколько он пожелает.
 Ведь основа всех лекарств – Любовь родных тебе людей.
 Чем ближе мы подъезжали к Родине  моего отца,  тем больше моей душой овладевало непонятнее чувство. С одной стороны мне хотелось,  чтобы отец остался таким,  каким я его запомнила при нашей той единственной  встрече.
   Я скажу  ему  о том, что его любовь и его молитвы, я чувствовала всю свою жизнь.
 Расскажу, что   выполнила его просьбу,  купив тогда  на оставленные им  деньги  и шубу добротную, и сапоги новые,  и шапку,   в день  своего тридцатилетия.
 Сын открыл окно купе  легкий  ветерок,  ласкал кожу моего лица.
  Сама того  не замечая,  я стала мысленно разговаривать с отцом.
  «Папа,  ощущение такое,  что ты меня уже встречаешь на всех этих  лесных полустанках,  и это вовсе  не ветерок, а твои ласковые  отцовские руки прикасаются ко мне.
 Прости меня,  папочка, всё могло быть совсем иначе  в моей,  и твоей  жизни. Кто или что виной тому? Ревность, недоверие  или гордость?
Мама  лишь однажды  призналась, что,   зря  запрещала   нам с тобою общаться. «Я поступала несправедливо, наверное, я очень плохой человек»
– произнесла  как-то  она,  закончив в очередной  раз повествование о своей  прожитой жизни.
Как же мне искренне вас обоих жалко, родители мои дорогие.
Поезд замедлял ход. Голос сына отвлёк меня от дум,  решив  показать свои знания  по географии,  он заговорил  всеведущим голосом экскурсовода: радостно улыбаясь, он произнёс:
- Посмотрите в окно вашему взору открывается   крупный промышленный город, построенный  у подножья горы Магнитка, отсюда и его  название, здесь протекает река Урал»- наморщив  лоб,  он замолчал.
- На этом все твои познания закончились,  сын?
-Нет. Здесь есть крутая  фабрика, на которой  делают  пианино. А ещё здесь живёт мой  родной дед.  Если быть предельно честным, то мне всегда  его не хватало, мама. Теперь  всё.
 – Скоро уже  увидимся с  твоим дедом.
  Слава Богу! Приехали. Берём такси. 
Подъехали   к большому ухоженному дому с огромным цветником перед входом. В глубине  двора и вокруг дома  виднелся сад, от дома к нему вела вымощенная каким-то  бело - розовым  камнем дорожка.
Где-то  Людмила читала, что если хочешь увидеть  и понять душу человека, посмотри на землю, которую Господь дал  ему во временное  пользование  в этой  земной жизни. На вверенной отцу земле,  всё было замечательно.
  Уютом, теплом, спокойствием , красотой, и  нежной  любовью  притягивал к себе  цветник, и сад.
 Дом был именно таким, каким  Людмила  его представляла, из  писем отца.
   Как же мне хочется быстрее увидеть твой родной тёплый взгляд, обнять, прижаться к твоему плечу!
  Не таясь, признаться тебе, что  в последнее время я очень часто думала о тебе, и что  благодарна всем сердцем за подаренную мне жизнь, за  твою неугасимую любовь.
  Вспомнилось, как отец после той поездки ко дню моего  рождения,  прислал огромную  посылку с диковинными игрушками для внуков и много  семян цветов с подробным описанием, как за ними ухаживать. 
 «Значит,  любовь к земле, к  растениям – это  во мне,  от  отца»
 - подумала Людмила.
 Из дома вышла пожилая миловидная  женщина, взглянув   на Людмилу, она как-то, отстранённо  проговорила:
- Всё-таки вызвали  тебя, дочка, но приехали вы   поздно. Сегодня похоронили. Надо было вам, предупредить телеграммой, что выехали, то мы бы, дождались.
- Он очень часто тебя вспоминал, дочка. Женщина скорбно замолчала, глядя куда-то  мимо Людмилы.  Ну,   а  если вы по поводу наследства явились, так это только через суд,  и то через полгода. Ледяной холод  иглой  пронзил   сердце Людмилы.
 А женщина продолжала: «Ночевать у себя я  вас не оставлю, сегодня места нет. Да  у твоего отца сестры здесь живут. Тётки твои,  вот туда вас и отведу».
Людмила медленно  приходила  в себя от страшного  града новостей.
 - Кто помер?- тихим, совсем чужим голосом  спросила она.  В ожидании ответа она готова была  отдать  пол жизни не задумываясь, чтобы услышать о чём угодно, только не о том, что отца  больше нет в этом мире.
 –Помер, твой отец,  Людмила. Я  тебя сразу  узнала,  ты  ведь одна из  его детей, словно копия его,  так  на отца  похожа.
 Сегодня похоронили, вам надо было  предупредить,  что приедете.
Сын  Людмилы вернулся к таксисту и попросил отвести  их на кладбище.
 На обратном пути   заехали в храм,  поставили свечи, заказали панихиду. Здесь Людмила дала волю слезам и позднему раскаянию. Она  невольно подводила черту своих дочерних дел.
Да верно говорят: «Всё на свете можно исправить, кроме смерти».
Знакомство с  сёстрами отца, её тётками,    немного  изменило  невыносимо  тяжёлое настроение Людмилы.
Приняли  тётки своих  опечаленных гостей,  хорошо.  Людмила сказала  им всё,  что хотела, но  не успела сказать отцу.  Весь вечер был посвящён памяти отца. Тётки по очереди рассказывали  истории из  жизни своего единственного брата, показывали  фото. На другой день посетили  музей  завода, где хранилась рабочая биография отца. На доске почёта Людмила  увидела  большой портрет  отца,  улыбающегося с добрыми голубыми глазами, совсем ещё молодого в солдатской гимнастёрке с медалями на груди.
 В какой-то момент Людмила почувствовала запах той солдатской  папиной гимнастёрки и увидела себя маленькой девочкой  на тёплых  руках отца,  осторожно трогающей его фронтовые     награды. На память вдруг пришли стихи об отце моей землячки Вали Горбенко.
  И в холод и в зной зимою и летом
Носил он  рубаху защитного цвета
Отца потеряла - узнала и это.
И слово «Отец»- защитного цвета.
  Не успели ещё снять портрет, виновато заметил  сопровождающий сотрудник из производственного отдела, где когда-то работал отец. 
 Добрую память оставил ваш отец на земле,- обращаясь к Людмиле,- говорил он. Для меня он был хорошим другом, несмотря на то, что старше был вдвое. В народе как говорят:
 -Пока живы родители - почитай, померли – поминай.
 Мамино не прощение, ревность к  возможным  отношениям дочери и отца,  стали тем финалом, который Людмила  имела, приехав к отцу,  на его Родину.
 Отец был глубоко верующим человеком, часто  молился, убеждая всех своих родных, что встреча  непременно состоится с  его непокорной дочерью.
 Сейчас Людмила  была  уверена в том, что все эти   уроки  преподаны для неё, для её жизни,  и для  жизни её детей.
Отец оставил ей  в память книгу о своём заводе,  где об отце написано много  добрых слов,  и своё фото  подписанное папиным красивым подчерком.
«Не преувеличивай ценность жизни доченька   и  не бойся  смерти, лишь  тогда ты станешь поистине  счастливой». Фотография была  снята 9 мая, сего года. За месяц до его смерти. Отец стоял во весь рост,  под цветущей липой улыбающийся с понятой вверх рукою, будто  приветствовал её  из далёкой  вечности.
 «Спасибо тебе папа, за доброту души, за то, что ты смог через всю жизнь пронести любовь ко мне.  Я тебя тоже любила папа»
 - тихо прошептала Людмила, смахивая набежавшие слёзы.
Бережно передала книгу и фото сыну.
Уезжала Людмила  с новыми    чувствами от  встреч и  знакомств с родными   по крови людьми.  И  с такой  невыразимой сердечной  печалью, оттого,  что ничего нельзя уже изменить в их  отношениях с отцом. Жаль, что обязательно надо  прожить  почтительный промежуток времени, чтобы  хоть себе  без утайки признаться в собственном несовершенстве.
 «Прости меня папа.  Я верю,  ты слышишь меня»
- мысленно говорила Людмила. Она  подняла взгляд к  небу.  «Пожалуйста.  Прости». 
 Сине - голубой  небосвод,   спокойно и величественно  молчал.
На веточку  яблони растущей на перроне села яркая птичка защебетала,  своим весёлым щебетом она будто желала снять  печаль  с души Людмилы. Поправляя клювиком свои красивые яркие оперенья.