Предупреждаю сразу: я не самый образцовый родитель, поэтому мамочкам, пестующим своих чад до блеска в преддверии нового учебного года, этот текст лучше не читать. Отдаю им должное и склоняю голову пред их совершенствами, которого мне не достичь никогда. Старался, конечно, тоже, но все попусту. К этому чувству родительского несовершенства я привык, и кое-как с ним смирился. Жить с ним, как выяснилось, можно, но всякий раз, наступал день, когда оно актуализировалось с новой, разящей душу силой - 1 сентября! О, ужас и погибель всех моих скромных поползновений к душевной гармонии!
Дети. Это самое уязвимое место, куда общество прежде всего направляет свой удар. Если вы даже умело лавируете, то тут вам его не избежать - вы волей-неволей приведете ребенка в школу, где его ждет неизвестность. Может быть ему повезет, а может быть и нет. Тут вы во власти случая и школьной администрации.
Мне ненавистно любое чувство зависимости и неопределенности, поэтому определенность наступала довольно скоро - моих детей не любили. То, что в этом моя вина, я чувствовал, но не разумел. К 12 годам моя старшая дочь проучилась в трех школах города на Ангаре, две из которых считались престижными, и где ей было хуже всего, и более-менее успокоилась в той, где педагогические амбиции были наименьшими. Проблемы, с которыми она сталкивалась, не сводились к одной сути, но если бы мне пришлось ее выявить, то я бы определил ее как общую, неперсонифицированную жестокость, с которой бороться так же бессмысленно, как и с суровым климатом Сибири, сформировавшим характеры ее жителей.
Впрочем, вовсе не желаю ставить это им в вину, а лишь пытаюсь обрисовать собственные мысли, чувства и обстоятельства, предшествующие нашему переезду в ближайшее Подмосковье.
Место нового жительства выбирал, прежде всего, с учетом образовательных перспектив. Новый микрорайон, новенькая школа с бассейном в пяти минутах ходьбы от дома будили радостные ожидания и надежды.
Первая встреча с директором школы, лично ведущим набор учащихся, имела отрезвляющий эффект.
- Младшую я беру, а для старшей у меня в классах места нет! - заявила она с порога.
- Мы по месту жительства - спокойно возразил я ей, удобно устроившись в кресле.
Видя, что я настроился на долгий разговор с ожидаемым результатом, директриса ограничилась 10-минутным моноспектаклем содержание которого сводилось к тому, что она звонила какому-то начальству, объясняла ситуацию, силой мысли двигала парты и столы, расширяла помещения, уплотняла расписание и, в конце-концов, безумно устав от этих трудов, с зубовным скрипом приняла мое заявление. Так началась новая история гнева и ненависти.
Если старшая дочь, к тому времени, уже прошла закалку и была совершенно равнодушна и к похвалам и к упрекам, то младшая, у которой школьная история была много короче, воспринимала новую для себя реальность с удивлением.
Учитель начальных классов упорно ставила ей тройки по предметам, по которым в прежней школе у нее были пятерки, и настаивала на дополнительных занятиях после школы, за которые она брала с родителей плату. Таким образом, она ухитрилась перевести на внешкольные занятия большую часть учеников, что, разумеется, сразу повысило их успеваемость и ее личное благосостояние. Родители боготворили педагога-новатора, и всем дружным коллективом собирали ей деньги на люстру. Мои скромные попытки унять родительский пыл и энтузиазм тут же отразились на успеваемости дочери по русскому языку и математике. Держать пресс было не просто, но помог случай.
Как-то, в предверии какого-то праздничного мероприятия, педагога не устроил цвет блузки моей дочери. Дочь неожиданно возникла на пороге дома с поникшим носом и глазами полными слез. Больше всего меня возмутило публичное унижение, которому учитель подверг девочку на глазах у всего класса, отправляя ее домой переодеваться, чтобы та не портила картинку и "соответствовала праздничной атмосфере". Одним словом, я пошел к своей старой знакомой директрисе и поинтересовался, с каких пор младших школьников отправляют в середине школьных занятий домой самостоятельно, без сопровождения взрослых. И это был правильный вопрос, заставивший директора волноваться. В одиночестве волноваться директриса не любила и потому позвала в компанию всех завучей, заместителей и непосредственно учителя. Мне предстояло решить судьбу педагога - требовать ли его немедленного увольнения или ограничиться лишением премии в квартал. Ни то, ни другое, не являлось моей целью, поэтому я предоставил администрации самой решать как ей поступить, попросив избавить свою дочь от чрезмерной педагогической опеки и внимания в будущем. Так оно и случилось, в конце-концов. Педагог доучил класс до выпуска, повесил в квартире новую люстру, крепко выпил с родителями на выпускном коньяку и, попрощавшись со школой, вышел на пенсию. Академические успехи детей, чьи родители оплачивали ее нелегкий труд, в новом учебном году растаяли как ледяные избушки.
Мне же вскоре пришло время решать судьбу старшей дочери. Проучившись тенью до десятого класса, она не проявили интереса ни к одному из предметов и это обстоятельство осложняло выбор. Я предпочел бы оставить ее учиться в школе дальше, но неожиданно встретил жесткий отпор со стороны школьной администрации, возглавляемой все тем же директором, у которого с самого начала не было никакого энтузиазма по поводу устройства моих чад в вверенное ей учреждение.
Надо упомянуть, что директриса по совместительству была и народным избранником по партийным спискам, это обстоятельство добавляло ей решимости. К сожалению это никаким образом не отражалось на состоянии школьного стадиона, находящегося в полном запустении. Если бы не редкие футбольные баталии гастрабайтеров из Средней Азии, то он давно был зарос ковылем, через который мне все-таки пришлось кое-где продираться, сокращая свой путь к школьной проходной.
Мой визит был заранее согласован, в кабинете директора собрался добрый десяток педагогов, принимающих заявления от родителей.
- Вы собрались вести Варвару в 10 класс? - строго спросила меня директор, мельком взглянув на мое заявление.
- Да, хочу чтобы она продолжила свое образование в вашей школе.
- Это после того, что мы для вас сделали? - десять пар глаз настойчиво старались разглядеть признаки упреков совести на моем лице.
- Простите, а что вы для нас сделали?
- Мы выставили вашему ребенку тройки в конце года, чтобы он мог получить аттестат, и продолжить свое образование где-то в другом, более подходящем для нее месте.
- Вы знаете, я вас об этом не просил - честно ответил я, и тут же ощутил на своем лице волну возмущенного выдоха, соборно вырвавшегося из педагогических уст.
- Мы не можем взять вашего ребенка в 10 класс. - взяла инициативу в свои руки элегантная женщина, сидящая по правую руку от директора, - ваша девочка к нему совершенно не готова.
- Простите, а вы кто? - поинтересовался я.
- Я - школьный психолог.
- Это вам говорит ваш опыт или вы руководствуетесь профессиональным долгом?
- Давайте закончим этот балаган. - предложила директор.
- Давайте, вот мое заявление.
- Понимаете, мы не можем его принять, ваш ребенок не в силах овладеть программой, и ни при каких обстоятельствах не сможет сдать ЕГЭ - это и в ваших интересах тоже, поверьте, забрать документы.
- Позвольте мне решить самому, что в моих интересах, а что нет. - окончательно рассердился я, - Ваша задача предоставлять образовательные услуги населению. Будьте любезны мне их предоставить.
В кабинете наступила гробовая тишина. Несколько минут директору потребовалось на осмысление сказанного.
- Давайте ваше заявление. - сухо произнесла она, - всего доброго, следующий.
Бой я выиграл, но проиграл сражение. Вернее сказать, поразмыслив на досуге, решил не подвергать ребенка дополнительному стрессу и отдать документы в ближайший московский колледж, в котором я неожиданно встретил теплый прием, зайдя как-то на разведку.
- Так где теперь твоя сестра? - спросила в начале года директрисса мою младшую дочь на переменке.
- Учится в коллледже.
- Да, и каком же?
- Педагогическом, Марина Сергеевна.
Педагогическом, Марина Сергеевна, куда же еще поступать детям, столь щедро отмеченным талантами и дарованиями. Но педагогом Варя не стала, хотя это бы было сладкой местью системе школьного образования. Спустя год мы уехали в Штаты, где она пошла в 11 класс местной хайскул. Когда мы забирали документы младшей дочери из школы, я в последний раз разговаривал с ее директором. Разговор касался каких-то формальностей, директриса весьма вежливо и осторожно касалась обстоятельств переезда, но гордость не позволяла ей задавать прямые вопросы, чтобы удовлетворить распирающее ее любопытство. В какой-то момент я опустил взгляд под стол и увидел, что на ногах у женщины, одетой весьма строго и консервативно, в соотвествии с должностью и положением, болтаются китайские резиновые шлепанцы. Сейчас бы я на это не обратил внимание, но в тот момент эта деталь меня поразила.