Ну так что скажешь, толстяк?

Елизавета Кекиш
Страх. Это слово знакомо всем. Без исключения. Это чувство, которое заставляет забыть обо всем хорошем, что только было, и предаться мыслям, что выворачивают душу наизнанку, не дают заснуть по ночам.

Той ночью, после двух дней скитаний по лесу, лежа в палатке рядом с Сашей, который тихо спал, я ощутила, как страх медленно подкрался ко мне, охватив сначала сердце, которое забилось быстрее, а потом уже и тело.

Это началось просто с мысли, с одной мысли, о том, что мы одни, без взрослых, в лесу, за несколько километров от цивилизации, пытались спасти знакомую девушку от бандитов, которые, по словам Саши, были в несколько раз сильнее нас. И как ни пыталась я прогнать эту мысль, подумать о чем-то хорошем, все равно снова и снова возвращалась к этому сумасшествию, которое заставляло всю меня сжиматься.

— Лиз, — моего плеча коснулась рука Саши, — что случилось? — спросил он тихо, боясь, видно, что его кто-то услышит.

— Мне страшно, — призналась я, повернувшись к нему. Наши лица оказались в сантиметре друг от друга, и я могла слышать его дыхание. — Мы одни против них. И я не понимаю, зачем нам нужна эта гонка. Не понимаю.

— Тебе просто страшно. Это нормально. Все пройдет, — успокаивал он меня, но я уже не верила ему.

— Объясни, зачем мы куда-то бежим. Будет ли с этого прок? Они же все равно позвонят отцу Лены и потребуют выкуп. Так зачем нам бежать к этой чертовой связи? Чтобы позвонить раньше и рассказать всё? Но я сомневаюсь, что нам поверят, понимаешь? — я хотела ответов на свои простые вопросы, но, похоже, он не был готов дать мне их.

— Ты… мы должны спасти Лену. Я просто хочу увидеть её живой. Я… просто поверь мне, хорошо? — голос его дрожал, слова были невнятны. Я покачала головой, давая понять, что мне нужны причины, факты, а не простое лепетание.

— Ты хоть понимаешь, что втянул в это дело пятерых подростков, трое из которых не знают вообще ничего? Мы в лесу, одни, еды осталось на пару дней. И все. Все! Что дальше? Мы станем охотниками или помрем с голоду?! Как ты думаешь выкручиваться? И где, черт побери, ходит остальная часть нашей группы? — я кричала, первый раз в жизни кричала. Страх не покидал меня, он еще больше разливался по венам, и я вдруг поняла, что не знаю совсем Сашу, что он просто незнакомец, в которого я влюбилась. От этого стало еще более жутко.

Я встала на корточки и, быстро расстегнув замок, вылезла из палатки. Мне было плевать на него, на свои чувства к нему, во мне жил лишь первобытный инстинкт.

А на воздухе было так холодно, что дрожь сразу же пробила мое тело. Закрыв глаза, я пыталась успокоить и гнев, что бушевал во мне, и страх, и еще кучу странных эмоции, о которых раньше я могла только слышать.

Захотелось покурить. Не знаю от чего даже. Просто покурить бы и все. Успокоиться, может быть. Но глупые предрассудки, что курение убивает, лезли в голову, да и сигарет не было. Поэтому я решила, что прогулка лучше. Но стоило мне оглядеться вокруг, как поняла, это лес, идти некуда. Захотелось кричать. Или… я уже не знала, чего хотела. Просто пусть бы это оказался сон, и я проснулась в своей старенькой кровати с мыслями о новом дне, о новой возможности увидеть Сашу в школе. Но нет, это была реальность. Пугающая и жутковатая. Словно ты в фильме ужасов.

Голова гудела, сердце не прекращало учащено биться. В первый раз я ощутила, как волна негатива накатывает на меня, не дает трезво мыслить. Кто-то шептал мне на ухо, что моя жизнь полностью зависит от других, что стоит мне только захотеть найти телефонную связь, как я пойму, карта у Саши, что стоит мне только захотеть покушать, как я пойму, еда у Саши, что стоит мне только подумать, как хорошо бы поспать на чем-нибудь мягком, как пойму, спальный мешок у Саши… Все сводилось к одному: я не могу ничего сделать самостоятельно, даже просто покушать.

А вместе с неспокойными мыслями пришел и ужасный холод, который был обычен для трех-четырех часов утра. Тело все колотило, но это была не просто мелкая дрожь, а скорее озноб, как у заболевших гриппом людей.

Через пару минут этого непонятного состояния, я почувствовала, как что-то теплое коснулось моих плеч. Это оказался шерстяной плед, ворсинки которого нежно колит кожу.

— Тебе не стоило уходить в такое холодное время, — с укором сказал Саша, поправляя плед, через который я могла ощущать его теплые руки.

— Тебе стоило все мне объяснить, — проговорила я и обернулась. Его лицо было как всегда спокойно, лишь глаза молили о пощаде.

— Я не могу ничего пока рассказать тебе. Просто поверь, в этой истории не так все просто, — он говорил тихо, но уверено, и я уже начала верить ему, пусть на это и не было особых причин. Пару минут мы стояли молча, глядя друг другу в глаза.

— Я верю, — его глаза засветились, и я невольно улыбнулась.

— Ты всегда была особенной, — признался Саша, прежде чем его губы коснулись моих. Он целовал медленно и очень нежно. По телу пошли мурашки и тепло, такое необыкновенное тепло, от которого хочется взлететь ввысь. И да, он украл мой первый поцелуй, самый первый.

— Нам пора обратно в палатку, — прошептал он и, улыбнувшись, взял мою руку в свою, которая просто пылала от жары. А я молчала, просто молчала. Мне не хотелось испортить этот момент, при котором в животе и вправду что-то запорхало.

А страх, он прошел, как проходит все плохое, когда рядом появляется небезразличный для тебя человек.

***


Следующей день выдался пасмурным. Солнце скрылось за облаками, которые с каждым часом сгущались. Небо превращалось в серое пятно. Ветер дул сильно, подчиняя себе деревья, что гнулись под его силой.

— Надо переждать, — сказал Саша, глянув в который раз на небо. Я кивнула и продолжила доедать завтрак, который состоял из консерв и ломтика черного хлеба, что уже успел немного очерстветь за эти дни.

— Ты говоришь, они сегодня должны быть где-то поблизости? — спросила я, оглядываясь вокруг в надежде, что сейчас выбежит Анфиса и обнимет меня так сильно, как никто еще не обнимал. Но все было по-прежнему тихо.

— Да. Но, возможно, они решили тоже переждать, — предположил он. — Все идет не так, к сожалению, — его голос дрогнул на одну секунду.

— Все будет хорошо, — я взяла его руку в свою, он грустно улыбнулся. — Это все погода, уверена. Если бы было солнце, мы уже были в пути, да? — я старалась его разговорить, но он лишь молча кивал. А наши пальцы все так же были переплетены, правда я не чувствовала тот жар, что исходил от них вчера.

Похоже, и правда погода сказывалась. Но я была даже рада, что не надо снова пробираться через деревья, чувствовать, как сучья больно врезаются в руки, ноги, да и побыть рядом с Сашей наедине было… приятно.

Прошло примерно два часа. Мы молча сидели в палатке, каждый думал о своем, как вдруг послышались чьи-то голоса. Я встрепенулась и готова была уже выйти, как Саша схватил мою руку и показал знаком, чтобы я молчала. Мы оба прислушались.

— Я, черт побери, устал уже! Сколько можно ходить по этому лесу! — послышался раздраженный голос Антона. Я облегчено вздохнула и быстро вынырнула из палатки.

— Ребята! — выкрикнула я, подбегая к ним. Эмоции переполняли меня. Казалось, что вот конец всем страданием и страху.

— Лизка! — прокричали они все вместе и принялись меня обнимать. Мы больше не были просто разбросанными парочками, которым безразличны все остальные, мы стали командой. Природа действительно сближает. А слезы лились из глаз, и я не могла их остановить. Внутри все бушевало.

— А вот и наш главарь, — с сарказмам сказал Антон, увидев, как Саша подходит к нам. — Ну как поживаешь? Совесть не мучает, а? Ничего, что мы уже пару дней по этому лесу ходим просто так? Почему ты не сказал, что в нашей стороне нет никакой связи, а? Зачем нужна была вся это трагедия насчет Лены? Ну да, похитили её, и что с того? Зачем нам её спасать, объясни? Господи, да кому я говорю?! Ты же просто толстяк, который только и умеет поедать все. Я-то думал, и правда умный чел, а оказался придурком, — Антон кричал, просто кричал. Его голос был переполнен гневом, болью и разочарованием. Казалось, даже природа поняла его боль: ветер подул сильнее, небо стало очень темным. — Ну так что скажешь, толстяк? — спросил он. А мое сердце екнуло.