«Девочка плачет, шарик улетел
Ее утешают, а шарик летит!
Б.Ш. Окуджава
Ему часто приходили эти сны. Он их принял, и его не пугала даже цена за них и содержание.
Вот цитаты из ночных откровений.
- Кривое зеркало, даже отражаясь в правильном зеркале, сохраняет искаженное изображение.
- Матрицы, списанные детьми с взрослых, будут постоянно нести в себе утверждение, что они верны и дети будут постоянно к ним возвращаться в полной уверенности, что они первичны.
- Дети повторяют наши ошибки. Мы не имеем права на произвольный эксперимент.
- Их путь это наш путь.
- Мы все неразрывны.
- Нельзя ствол оторвать от веток.
- Не бывает волн без ветра или землетрясения. Ничего не бывает без причины.
- Мы бесконечны в преемственности.
- Раньше только на войне взрослели, оказывается, военные действия намного чаще бывают в обычной жизни. Можно, было бы, ими ограничиться, но нам нужно кровопролитие. И мы убиваем.
- Уничтожить себя можем только мы сами. Даже, если это делает кто-то за нас – главная причина мы.
И еще:
- Дороги, которыми мы идем - не те, которые мы выбираем. И наоборот.
- Пуля не дура!
Задолго до того, как мы подумаем, она уже наметила себе цель. И ей не страшны ни дожди, ни ураганы. Может, она и есть Б-г? Нет! Но какие только обличья не принимает! Ученые даже придумали самонаводящуюся пулю.
- Как построить и как спасти семью? Не спасать? Не строить? Нет - это не выход. Дочка Алена осталась далеко, - десять лет назад, и теперь уже за семь тысяч километров. У Сони с мужем все получилось и Алене там хорошо. Они даже дружат все вместе, и он ходит к ним в гости, садится за стол. И чем ему Соня не подошла? Может слишком добрая?
Разгадка мира проста. Ее предложил Аркадий Денежкин.
- Это как у нас с Идой:
Концепцию развода мы не принимаем ни в каком виде. Изначально и напрочь исключили ее из всех возможных вариантов. Ругаемся до драки. Не смейся, до настоящей драки, но модель, чтобы «быть не вместе» из жизни вычеркнули. Убрали - и даже на пол шажка в дом не пускаем. На следующей неделе приедут Наташа с Мариной, они решили сделать семью по-другому. Сам увидишь. Только мы с Идой - лучше драться будем! Но не разойдемся.
Когда Наташа с Мариной приехали, Славка сам все увидел.
Это была семья без мужчин. Нет, мужчины были, только маленькие. «Праотцов» не было - были дети. И были две «праматери», на одну семью.
Вот их-то и ждали Леня, Славка и Костик как предпоследних учеников в сезоне.
А до этого была кутерьма и непонятка. Как хаос и неорганизованность - это и запомнилось. Уборка, мойка, стирка, небольшие ремонты, подкраски, подкрутки. Потом они с Леней отлеживались сутки, - и это было хуже, чем трое суток кататься по целине.
Прогноз погоды не радовал, и еще магнитные бури: телефоны отключились, потом снова нашли покрытие, и ухватились за сигнал, за окном свистело и выло. Они ждали Наташу с Мариной, правда, еще должны были приехать папа с сыном из Бостона, но это уже не в счет и чуть позже. Утром к ним пробился Костик, выпил дозу пива и залег спать.
Костик - отдельный разговор!
Закадычный друг, который когда-то спас Лену жизнь. Бромсель, хоть и хотел бы жить без приключений, да вряд ли, у таких как он, такое получается.
Сюжет прост: полезли вместе на скальную стенку на Аляске, и Лен оборвался. По сути, это он учил сумасшедшего джиппера Костю скалолазанию, и это Костик был «чайник», а не он, Лен, а вышло наоборот. Миллионер-алкоголик удержал страховочный шнур без перчаток, когда его инструктор летел в пропасть. Перебирая этот шнур голыми руками, до мяса срывая с ладоней кожу, он вытянул Бромселя из расщелины. На своем монстре «Вранглере», через леса и горы, успел привезти его в больницу. Врачи говорили, что правильные бандажи и скорость доставки спасли Бромселю жизнь. А Костя напился прямо в приемном покое. Это было года три назад. Регулярно Костик приезжал к Лене в Шале на перевоспитательные беседы, и раз за разом они заканчивались обоюдным стопроцентным спиртовым клинчем. Русская закалка обоих позволяла этакий экстрим. Ни виски, ни бренди они не признавали, благо в Америке не составляло труда достать «Столичную», или любую другую русскую водку. И Костик привозил ее багажниками. И конечно «Балтику». «Водка без пива - Деньги на ветер!» И рыба, и салями. И огурчики! А Леня, как бы платил по обязательным счетам, соглашаясь на все.
А непогода все усиливалась, а телефоны снова не отвечали. Последняя информация о гостях была такой – выехали, в дороге не останавливались, решили пробиваться. Нужно было ждать.
Ждали. Часы прошли большой стрелкой пять лишних делений, это за сорок-то миль.
Они приехали поздней ночью. Далеко за два. Две женщины и семеро детей, трое у мамы Марины, четверо у мамы Наташи. И вместе одна семья.
Марина дозвонилась снизу. К дому шел крутой подъем.
Ко всему прочему, к шторму и урагану, весь вечер шел проливной дождь, а к ночи ударил мороз. Да он, по сути, мороз и не отпускал. Знаете, это называется «черный гололед». Страшнее ничего бывает. Не спасает ничто, и их «Форд» встал на первом же бугорке. Костик надул мускулы, расправил плечи, завел Монстра «Вранглера» и поехал выталкивать машину Марины и Наташи из плена на свободу. Они с Леней объехали машину сзади, уперлись в зад «Форда» своим стальным бампером с лебедкой и попытались подтолкнуть, но не получилось, - не помогла супер резина и стальные шипы, их машина соскользнула с дороги и ушла в обрыв. Без переворота, к счастью, просто зависла над ручьем, упершись боком в два больших дерева, метрах в десяти от дороги и метрах в трех от воды. Огромные колеса с супер протектором на льду не помощники, даже враги. Пока они на четвереньках выкарабкивались наверх, напросились на ласковые слова Марины, показывающей им на цепи из своего багажника - единственное, что может выручить на такой дороге. Славка подошел к Марине, взял металлические бандажи, лег под «вен» и стал подгонять их на все колеса микроавтобуса. Наташа отправила Лена и Костика пешком в дом, обругав и запретив вытаскивать машину. Это они как раз и порывались сделать.
Ледяной дождь все лил и лил. Прозрачное стекло ложилось слой за слоем на чистенький, радостно сверкающий асфальт, на землю, на прошлогодние листья, на Славкино лицо. Ветки на верхушках деревьев, уже налившиеся весенним соком, начинали трещать и трескаться. Боевыми пиками и заточенными копьями летели они вниз. Наутро они будут выглядеть как чудовищный, остро заточенный частокол.
Славка промок основательно, до косточки, его била дрожь, но это уже после того, как он вылез из-под машины. Стучали зубы. Как барабанная дробь. Взять себя в руки не получалось. А выходило смешно, и он по-детски улыбался.
«Форд» легко тронулся с места и через минуту спокойненько припарковался к гаражу, дети перебежали в дом. Наташа затолкала Бергамота в Душ и не выпускала минут двадцать, а может больше. Потом долго растирала его голое тело махровым полотенцем, одним, вторым, третьим, потом водкой, забинтовала в одеяло и напоила чаем. Он не сопротивлялся, успокоился, зубы остались целыми. Спросил о джипе. Костик и Леня храпели наверху.
- Лебедка дело надежное, - сказала Марина - Утром вылезут, даже не заводя мотора. Она не ложилась спать, пока не легла Наташа. А Славка уснул позже всех. На удивление.
Когда наутро, Марина с Наташей и дети проснулись - Джип, Костик и Леня были абсолютно трезвыми. Все, в рядочек, стояли возле гаража. Лыжи были погружены в кузов. Как ни в чем не бывало. Мир не перевернулся. Гром не грянул, поп не перекрестился, черт в преисподнюю не провалился, лебедка сработала исправно.
Два дня очень хорошо покатались. Последние самые красивые снежные дни в мае на горе. К утру мощно потеплело и от черного дождя не осталось и следа. Конец Апреля, Май - можно уже «вышивать» в одних майках или футболках. С утра покрытие еще крепкое, а солнце прогревает заледенелую корку лишь к обеду. Красота! Семеро ребят дружно сделали всю программу обучения на «отлично» и уехали со своими матерями-амазонками в солнечную Атланту в воскресенье вечером.
А уже в среду, Наташа принеслась к Лену на своей «Мазде», почти сутки не выходя из-за руля.
В этот день Лен ездил по делам в Коннектикут и вернулся только к часу ночи, а в два приехала Наташа. Они сидели внизу на диванном уголке под торшером и разговаривали. Славка лежал над ними, на своем лежаке верхнего яруса внутренней террасы, прямо над их головами, и изнасиловать себя погружением в сон никак не получалось. Поневоле он слышал отрывки разговора. Да, что там! Весь разговор! Ой, как это его не радовало! Поймал себя на мысли, - он консерватор и анахронист, все больше и больше он возбуждается и возмущается, но даже встать, уйти, он не может. Фраза за фразой, Наташина история входила в его мозги, разрывала его тоже, не пуританскую мораль, на части. Вдруг его сознание провалилось в далекие воспоминания, и как бы выскользнуло из вынужденной подслушки. Потом снова чужая жизнь ворвалась в него, и он уже не имел возможности из этого уйти.
Наташа приехала с Леней советоваться, приехала к другу, учителю, доктору, он для них всех был таковым, без дипломов и сертификатов, человек с дипломированным сердцем.
Они сидели посреди ночи у камина под торшером, а Славка был невольным пленником ситуации. Он слушал откровение одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо в жизни встречал. Даже Рита не была так женственна. Умопомрачительный бюст, тончайшая талия, чистый детский взгляд, одновременно и мудрый и космический. Прямо Настенька из фильма «Морозко». И Славка понимал, что он живой человек, мужчина. И она ему не безразлична.
А ее колбасило! Ее несло! А Бромсель слушал.
Сначала об интиме и долго, как только Лен терпел!? Потом о реалиях.
Дети в голос заявили о них правду! Во всеуслышание! И отказались подчиняться. Слышать, слушать, слушаться, понимать, воспринимать, ощущать, отвечать. Дети бойкотировали взрослых. Семья встала с ног на голову. Чужие дети объединились и стали родными против двух чужих мам. А те так и оставались двумя женщинами, мамами и никак не хотели в их глазах становиться папами.
Она говорила, говорила, говорила.
Леня был для них для всех «палочкой-выручалочкой», теперь он что-то пытался склеить. Зачем? Славку бесило! Бромсель все слушал и слушал. Потом что-то предполагал, советовал. Все не так, все невпопад, но одно он делал верно, он не ругал ее, он ласкал словами и убаюкивал, и у него это получалось. Ее, как волнами, выплескивало наружу, но она по чуть-чуть, по чуть-чуть успокаивалась, выравнивалась.
- Кошмар какой-то! - Метались мысли в Славкиной голове, - Красавица Наташа. Владычица Марина. Семеро с ложками. Выигранные олимпиады, гениальные подростки, девочки и мальчики, Нина, Юля, Лена, Люба, Марк, Макс и Эдик, чемпионы и лауреаты. Гордости поколения! Зачем это все? Какой ценой? Они ведь уже сейчас все взрослые, их взглядам, их глазам, уже сейчас по сорок лет. Им пришлось так быстро повзрослеть. Кто вернет им детство? Уже никогда они его не будут иметь. А что могли сделать Валик и Саша. Почему они не дрались?
В Славкиной голове это не умещалось. Сюда бы Бергмана с его умом и философией, но и его другу не было бы под силу сказать здесь более трех слов. А Бромсель несколько часов к ряду слушал и слушал Наташу. Уже одно это – сила! Славка на время все-таки забылся в дреме и полусне, но потом снова вплыл в реальность происходящего, вопреки своей воле и усилиям, в сознание полезли дурацкие выводы:
Линия, как-то вырисовалась. Сыто, питательно, комфортабельно, но размыто и без фундамента. Почему-то природа допустила такой выход мужской несостоятельности? А если оправдать их? Если сказать правду об участниках.
И.
Странно.
Все это было как бы поза-позавчера, шесть тысяч лет до сотворения мира, в прошлой жизни.
И теперь Славка был убежден: после услышанного, его бытие уже никогда не будет таким, каким до этого было.
Наташа рассказывала Бромселю о самом-самом интимном. О них с Мариной. И тот слушал!? Зачем! И Славка тоже слышал, пусть не нарочно, но тоже - зачем!? Мог же заткнуть уши.
Кататься в этот день он не поехал, сослался на простуду, имитировал хрип в горле и кашель, плохо получалось, но поверили, уехали на гору без него. Лыжи как микстура от всех болезней. Только не сдавайся – бери самые сложные склоны. Лезь на бугры в лес, где шансов сачковать нет - и тогда все отпускает, все проходит.
Мозги все время крутились вокруг ночного разговора. И все-таки – если оправдать!
- Мужчина это огонь, стихийное бедствие, его эмоция неуправляема и все сгорает на ее пути, если не будет достаточного количества воды. Огонь съест все, что сможет есть. У него нет терпения. Вспыхнул и погас, но все уничтожив или создав, переплавив из одного в другое. Но заметьте – убив жизнь предыдущую.
Женщина – это вода, и даже когда она становится стихийным катаклизмом, то все-таки, это управляемое природное бедствие – например, наводнение, и оно, естественно, очистительно для мира. Оно может быть, если не укрощено, то использовано. По крайней мере, по бескрайнему разливу можно спастись на лодке, а вот от огня не спасешься и огонь для мира – это не нормально. Если вблизи нет мужчин, женщины понимают друг друга лучше.
Помните институт гаремов. Сколько женщин было вместе, совместными усилиями создавая достойного наследника.
Менталитет женского сожительства все-таки еще можно оправдать. Это, тот же отголосок гарема, когда лидеров было не много, и «прайд», как у львов, создавался возле царя. Там всем хватало места. Мирились между собой и десятки и сотни женщин. А вот мужскую семью можно оправдать, только с позиции юридической передачи наследства и никак по-другому. Никак, физиологически, это в бесконечные задачи Всевышнего не вписывается.
Но, ни там, ни там не работают нормальные воспитательные моменты по развитию поколения и наследственности, даже если дети уже были произведены до создания такого брака.
Но института гаремов больше не существует!
Наташа вопрошала Лена именно об этом, И ничего связанного он ей посоветовать не мог. Одни утешения.
Почему-то тогда, ночью, Славка на несколько минут вернулся из кошмарного, сумбурного забытья и нырнул в себя. Наверное, ему приснилась или привиделась Фея Горчичного Дома. Но все действия происходили почему-то в его школе, когда они, старшеклассники, ставили спектакль к творческому вечеру, посвященному украинскому литературному наследию.
Он - казак, в широких красных шароварах и белой рубахе-разлетайке, а она его жена. Он где-то перебрал лишку в шинке, а та его встречает макогоном. Очень ощутимо проходится по его бокам и ребрам, загоняя в хату. Наверное, этот сон как-то связан с Наташей, Мариной, Костико-Лениной пьянкой. Сумасшествие какое-то. А может жена - это Инна или все-таки Наташа, а может Рита. Нет, - все-таки, Мара. Вот так всегда: ему в голову приходят всякий бред, а потом оказывается, что это либретто того, что в будущем будет происходить наяву. Воспоминание опять вернуло его в школьную постановку. По-моему это была «Наталка Полтавка». Именно там его гоняла Галка - Полтавка из 10-б. А может не так? И она Одарка из «Запорожца за Дунаем», которого он видел в Оперном театре, и он совсем не Микола. Но в «Запорожце за Дунаем» и «Наталке-Полтавке» всем было весело, а здесь грустно. И все не сходится, и все не на месте, и все в едином клубке. Как там Мара? Как там Инна? Где Арон? Как там жизнь в Горчичном Домике?
Он открыл глаза – а внизу разговор продолжался.
- Между нашими детьми и другими школьниками, как разряд высокого напряжения, Вот-вот и ударит молния. Но дети послушны и предупреждены родителями, никто не говорит и полслова обидного нашим детям. А что толку? Наши, как бы построили свою крепость, и не выходят из нее. Неужели ничего не изменится и они на всю жизнь для всего остального мира останутся гоблинами. Может мне покончить с собой. Я почти сделала это. Ехала сюда, и все хотелось повернуть руль в обрыв. Марина с ними справится сама, переедет в другой город, и там они будут естественной семьей, на моем счету много денег, и завещание на нее.
- Об этом все равно узнают. И деньгами не откупишься.
- Да нет же, не узнают!
- Ты не можешь оставлять детей.
- Леня, ты не понимаешь, я не забыла, что я женщина, я не забыла. Я помню Валика, я его помню физически, физиологически! Это кошмар! Мне и противно от секса, и мне его и не хватает. Обычного секса, и мужика с волосатой грудью. Марина восхитительна, она чувствует меня, как я сама себя, но чувствую, что мне этого мало. Я вдруг захотела Бегемота! Взять его как очередного донора? Но он на это не пойдет. Мне страшно от конфликта, страшно от мужского непонимания, я устала! Все было ясно, я приняла решение, но теперь опять темнота, снова все по-другому. Потом, когда я рожала детей – мне было приятно. Я это помню! Сейчас я уже этого удовольствия, этого восхищения иметь не буду, и никогда этого не повторю.
- Не правда, ты можешь это иметь, и ты все можешь исправить.
- Но Марина не отпустит меня, и она, без меня, со своими детьми не справится, она не умеет быть нежной к детям.
- Но это ее проблема, она тебя подавила и это еще хуже, чем это было у тебя с Валентином. И потом - Ты не последовательна: «То говоришь: она справится без тебя, то не справится!».
- Нет, все по-другому,
- Все именно так.
- Это не по-настоящему. Нет функции! Это самое страшное – быть не функциональным,
- Но функцию рождения детей, мы с Мариной уже выполнили. Ведь так?! – Она уже почти кричала.
- Но где гарантия, что от нее не откажутся твои и Маринины девочки, им куда спокойней без пап.
- Я не знаю – она расплакалась.
- Успокойся.
- Я спокойна как анаконда, - улыбнулась Наташа. Славка не видел их лиц, но точно знал, что она потеплела и улыбается, широко и светло, как у нее одной получалось. – Я спокойна и рассудительна, но все чаще меня начинает кидать в стороны, как больную макаку. То я готова всем, без разбору, вычистить шерстки и выгладить спины, то останавливаю себя, чтобы всех их не поцарапать и всех не покусать.
А ты наглотайся кроликов как удав, - теперь улыбался и Леня, - Лежи и переваривай. Завари себе пустырника, ромашку, шиповника, попей валерьянку. Проглоти наконец, вкусного поросенка и погрузись на две недели в анабиоз, в спячку, потом еще проглоти и еще на две недели. Поверь, за то время, что ты будешь бездействовать, ничего не произойдет. Больше того, - все утрясется.
- Ты думаешь?
- Ты же с Б-гом, ты же веришь? Он Сам разберется и сделает, как для тебя лучше. И никому ни слова.
- Лен, я не выдержу!
- Выстоишь! А лучше выспишь все это. Пей валерьянку – литрами.
- Скажешь тоже.
- Или декалитрами. Они тебя очень любят. А знаешь, есть очень хороший способ из любой семейной ситуации выпутаться. Прикинуться больным. Так моя мама моего папу за нос водила, лет пятьдесят. По крайней мере, пока себя помню. Перевяжи голову полотенцем и ахай, и охай. Помнишь, как Раневская, и «Муля не нервируй меня!»
Наташа рассмеялась.
- Понимаешь, я согласна вести совместное хозяйство, я согласна играть со второй женщиной дуэтом, но это как-то неестественно, и должен быть в семействе, в прайде, Лев - Царь, и он должен быть Хозяином и Властелином, и он должен быть мужчиной.
Но их разговор так и остался незавершенным, и вот кто выручил Славку!
Из своей комнаты вылез Костик, его вчерашние синдромы просматривались не так агрессивно.
- Вы и мертвого разбудите, - И он, по-медвежьи косолапо, начал спускаться к ним в зал. - Спать я уже не буду, - продекларировал он громко, и стал подкалывать дрова, щепить лучину, потом пошел на кухню, начал хлопотать с готовкой и греметь посудой. Славка понял, Костик, как и он, все слышал. Но он взрослее Славки, мудрее, даже если будет пьянее в сто тысяч раз.
Ах, вот оно что! Костя принял решение - спасать друга, он точно понял, что находить ответы Наташе еще рано, а Лен - хреновый психолог.
В десять утра приехали последние в этом сезоне ученики.
Лен целый день откатался с Наташей.
А Славка так и не понимал, как разобраться с этой кутерьмой. Потом решил, что - не нужно, и успокоился.
Но в непогоду они приехали, как тайфун провели здесь два дня. Спокойная Наташа влетела в его жизнь как ураган, и теперь в этом мире совсем нет места штилю.
В десять утра приехали последние в этом сезоне ученики.
Фото автора