В первый раз я вступил в комсомол в школе в четырнадцать лет, как и все в те годы.
Но, распределившись после окончания университета в Башкирскую геофизическую экспедицию и поработав в ней «молодым специалистом», комсомола я там как-то не заметил.
А затем, переехав в Белгород и поступив на работу в научно-исследовательский институт, в комсомольской жизни не участвовал. Да меня и не призывали это делать, потому что документы мои комсомольские затерялись где-то между Уфой и Белгородом и формально комсомольцем в ВИОГЕМе я не считался, хотя комсомольский билет у меня остался и хранился вместе с университетским дипломом в домашней шкатулке.
В те годы я познавал науку, прокладывал в ней свой путь, а еще семья и неустроенный быт отнимали много времени, поэтому на «комсомольскую жизнь» меня бы все равно не хватило.
Я был ответственным исполнителем крупной современной научной геофизической работы, руководил которой сам шеф - наш заведующий отделом. Я писал статьи, ездил с шефом на всесоюзные конференции, подавал заявки на изобретения, сам писал отчеты - потому что руководителю моей работы всегда было очень некогда, но он тогда подумывал о своей докторской диссертации и поэтому подгонял меня к моей кандидатской.
В период написания отчета он брал мою рукопись домой и в самые последние минуты следующего трудового дня вызывал на рассмотрение его замечаний и предложений. По моему мнению, они были явно «не в ту степь». При обсуждении замечаний я сражался, как лев за каждую свою запятую, они стоили того, наконец, он сдавался и примирительным тоном говорил:
- Ну, должен же руководитель работы иметь право хоть на одно свое слово в отчете по руководимой им работе. Ты меня обижаешь, я всю ночь работал над отчетом.
- Ночью вообще-то целесообразнее спать, - парировал я.
- Наверное, с открытой форточкой? – шутил он.
- Ну, это как кому нравится…
- Но, хоть что-нибудь мое оставь в отчете, на твое усмотрение!
- Вы и так много сделали по организации этой работы, а писать отчеты, видимо – не ваш конек.
- Ну, хоть что-нибудь оставь на память…
Мы подыскали подходящую, очень компромиссную, фразу из его варианта и вставили ее в текст отчета.
- Видишь, как замечательно она здесь смотрится! – иронизировал он.
- Великолепно, ее здесь очень недоставало!
А когда состоялся предварительный разговор о возможности моего поступления в аспирантуру МГУ с моим будущим руководителем, известным в те годы профессором, на организованной им конференции в Ереване, и настало время готовить документы для аспирантуры, выяснилось, что в политическом аспекте моего будущего аспирантского облика есть большое белое пятно - поскольку я не комсомолец даже, и поэтому, политически - совсем темная и непонятная личность. А аспиранту тогда полагалось быть активным комсомольцем, а еще лучше – членом партии.
- Надо тебе быстренько вступить в комсомол – сказал шеф.
- Ну что вы! – у меня уже скоро и возраст комсомольский пройдет.
- Вот поэтому нужно и поспешить. А то - что же мы напишем в твоей характеристике и в представлении в аспирантуру по твоему политическому облику? Давай готовься и вступай!
- Да я уже и устав не помню!
- Нужно подучить!
В общем, подал я заявление на вступление в комсомол второй раз. Рекомендации получил солидные – от самого шефа и, по его протекции - от секретаря партячейки отдела.
Получил приглашение на бюро научной части, где обычно принимали в комсомол.
Поиздевались надо мною члены бюро всласть, вопросы задавали каверзные про текущие комсомольские и партийные события в стране. А в завершение экзекуции спросили по-комсомольски прямо :
- А зачем вы поступаете в комсомол так поздно? -
Отвечаю:
- Чтобы успеть сделать то хорошее для комсомола, что еще не успел.
- А что именно вы задумали сделать для комсомола еще ?
Тут я переключил их внимание на мои очевидные научные достижения, подействовало. Ну, а когда дошло до рассмотрения рекомендаций, тут и вовсе «моя взяла». В общем, они меня безоговорочно приняли в организацию, но недоброжелательность ко мне, как к явному карьеристу (по их мнению) у них все-таки образовалась.
- Поздравляю, – сказал шеф – я слышал, что тебя успешно приняли в комсомол. Тогда тебе надо побыстрее выполнить комсомольское поручение. Что ты можешь в общественной работе?
- Вот еще наваждение… Ну, наглядную агитацию могу вроде… Буквы пишу плакатным пером неплохо.
- Значит, нужно стенд какой-нибудь оформить. Это будет заметно и надолго останется. Помощника можешь выбрать себе из молодых комсомольцев.
В то время работал у нас лаборантом Володя, молодой человек, который тоже владел плакатным пером неплохо - стендами в армии занимался. Вот я его и попросил…
Володя оказался по-армейски инициативным и на следующее утро принес мне набор открыток с портретами героев-комсомольцев:
- Я такого стенда в институте еще не видел…
Идея стенда мне понравилась, и мы стали добывать материалы. Краски, ватман – не проблема, отдел ежемесячно выпускает стенгазету, очень интересную, кстати - с очень приличным юмором. Но еще нужна какая-то материальная основа для стенда – вроде деревянного щита.
Пошли к снабженцу. Он нас огорчил:
- А вы заказывали по-году позицию «деревянный щит»? Нет. Так откуда я вам его возьму?
Володя шепнул мне:
- Ладно, есть вариант.
Затем вывел меня из института и провел через парк к строительному вагончику, в котором располагалась прорабская «конторка» строительного участка, строившего экспериментальную базу нашего растущего НИИ.
- Смотри, стенд «Наши показатели» совсем пустует, а по размеру для нашего - в самый раз.
- А как его взять?
И на эту проблему у Володи была идея.
Мы вернулись в институт, переоблачились в свои рабочие халаты, затем вновь пришли к вагончику, с непроницаемыми и немного недовольными лицами подошли к стенду, дружно сняли его с гвоздей и невозмутимо понесли в парк в направлении строительного управления. А сидевшие у вагончика рабочие, созерцавшие эту нашу явную кражу-грабеж, не обратили на происходящее внимание, подумав, наверное, что это изъятие санкционировано руководством строительного управления…
Унесенную фанерно-деревянную плиту мы оклеили с лицевой стороны сначала сильно помятым и затем расправленным ватманом. Володя скрутил бумажную трубочку и, приставляя ее к пузырькам с разноцветной гуашевой краской, покрасил «набрызгом» с разных сторон облицовывающий лицевую сторону стенда расправленный ватман. Затем «прошелся» по ватману мебельным лаком. Когда высохло, получилась – ни дать ни взять – гранитная плита, на которую мы наклеили портреты героев-комсомольцев и сделали вверху стенда соответствующую надпись.
(Так до сих пор и висит этот наш «шедевр политического искусства времен развитого социализма» на одной из затемненных стен представительского второго этажа института, ныне ОАО…)
А комсомольский возраст мой вышел как-то быстро и неожиданно. И когда меня вызвали в бюро сдавать комсомольский билет, мне почему-то жалко стало с ним расставаться. И я спросил:
- А можно не сдавать?
- Пишите заявление…
И я написал: «Прошу разрешить оставить мне комсомольский билет в память о моих комсомольских годах».
Разрешили.