Вторая половина семидесятых.
Педвуз окончен, прошло распределение, и вот она - первая запись в трудовой, первая школа и первые собственные уроки. Романтизм вдохновлял, оптимизм – зашкаливал: молодой специалист ринулся воплощать в жизнь всё лучшее, чему учили в институте.
Она приехала в село с немецким населением в преобладающем большинстве. В школьных классах, как в городе, было помногу учеников: по тридцать – тридцать «с хвостиком».
- …, - раздалась весёлая реплика на одном из немецких диалектов, тут же поддержанная дружным сдержанным смешком стоящих в проходах между рядов парт девятиклассников, едва она переступила порог кабинета.
Молодая учительница сделала пару шагов от входной двери, остановилась и подняла глаза на своих первых учеников.
Перед нею стояли шеренги в основном рослых девчонок и парней – рыжих, с конопушками, вьющимися волосами и с другими внешними признаками национальной принадлежности. Не придерёшься: приветствуют, как и полагается перед уроком. Только больше тридцати пар пытливых серых и голубых глаз выжидающе устремились навстречу, а в них искрятся смешинки и прыгают весёлые чёртики:
- Посмотрим, что ты сейчас выкинешь!..
Не разочаровала: на литературном немецком поздоровалась и предложила всем садиться, что они не замедлили выполнить под сдержанный общий одобрительный гул собственных голосов.
Наступили трудовые будни.
Самым удачным оказалось установить контакты с ребятней. Дети не терпят фальши. А она, действительно, была заведомо к ним расположена, поэтому и встретила взаимность.
Разумеется, проверки на выносливость продолжались.
Надо сказать, осваивала она не только полученную специальность, но и семейную жизнь – её беременность была уже издали очевидна.
Но школьники – народ бездумный в шалости, однажды приготовили ей коварный сюрприз: поставили учительский стул, сиденье которого не было прикреплено, а едва касалось боковин каркаса.
Не заметив подвоха, она начала урок, а когда через какое-то время, не отвлекаясь от темы, опустилась на стул, оказалась сидящей в центре его каркаса на полу. Ухнула так основательно, что поднималась в полной тишине: вместо веселья на ребячьих лицах застыли сочувствие и тревога.
Её шутка над своей неуклюжестью спасла ситуацию.
Вскоре случайно услышала среди обрывков разговора подопечных в школьном дворе:
- … а наша Матвеевна – классная!…
Фраза окрылила: так держать!
К урокам готовилась кропотливо. Писала огромные поурочные планы – подробные сценарии предполагаемых действий и слов своих и обучаемых. Иногда план урока по литературе занимал 9-11 тетрадных страниц. Начинающему спецу пригодились приобретенные книжки с поурочным планированием, но даже готовые фрагменты из них она переписывала в свои планы полностью, одновременно проникаясь содержанием.
Как и полагалось, завуч часто присутствовала на уроках. И вот ведь как получалось интересно: при обсуждении одного занятия наставница основательно его разбирала, высказывая пожелания и рекомендации, что следовало бы изменить, а посещая следующее, в основном списанное из той же методички, не забывала похвалить:
- Ну вот, теперь совсем другое дело!..
Матвеевна точно знала, что автор всех её уроков пока один и тот же. Что же заставляло завуча менять так мнение?
Стала подходить к концу первая четверть учебного года – пора было думать о перспективе четвертных оценок.
Русский язык – нелёгкий предмет вообще, а для ребят, говорящих дома и на улице чаще на своем родном немецком наречии – и того труднее. У некоторых в тетрадях после учительской проверки красного цвета оказывалось не меньше, чем синего.
Учительница старалась изо всех сил: оставляла двоечников после уроков, давала им дополнительные задания, посещала семьи ребят, вовлекая родителей в решение проблемы. Однако оставались такие «непробиваемые», положение дел у которых не сдвигалось ничуть.
Молодого педагога вызвала завуч для объяснения предварительных четвертных. Выслушав все аргументы, констатировала:
- Значит, не дорабатываете пока. Надо ещё постараться. «Двоек» быть не должно…
Когда в очередной раз в четвертом классе, раздав проверенные тетради, она отчаянно взялась внушать Ване К., чем грозит ему безалаберность при выполнении письменных работ, тот неожиданно её прервал:
- Всё равно будет «три»…
Она даже затруднилась сориентироваться, что больше ошеломило: смысл сказанного, или уверенный тон десятилетнего мальчишки.
И он оказался прав: её, разумеется, заставили вывести положительные отметки всем.…
Эта вопиющая несправедливость несказанно потрясла Матвеевну. Как же так? Для чего тогда существуют нормы оценок?
Она успела составить мнение о том, что не все неуспевающие – тунеядцы и бездельники. Некоторым детям, действительно, не дано дотянуться в освоении русского до положительных значений пятибалльной шкалы. Но это же не повод завышать их фактический результат? Должны быть другие рычаги, стимулирующие их продвижение вперёд относительно самих себя. А иначе зачем трудиться «троечнику», на глазах у которого такую же отметку незаслуженно ставят в дневник «двоечника»?
После декретного она не вернулась в школу, не желая участвовать в явном, хоть внешне на всех уровнях прикрываемом, лицемерии. Детский сад, дом культуры – тоже интересные объекты для самореализации педагога-гуманитария.
Но бациллы неповторимой школьной атмосферы не оставляли её воображения.
И вот через несколько лет – совсем другая школа в её истории. Наскучавшись, с головой окунулась в дело, которому училась и которым уже действительно когда-то занималась.
И опять – удовлетворение от процесса труда, от хорошего контакта с детьми, родителями и коллегами, но, к сожалению, та же разумеющаяся показуха:
- Смотрите внимательно: за обложкой журнала лежит список «хорошистов» класса – не вздумайте их «срезать», - предупредила математичка, она же – жена директора школы.
После экзаменационного сочинения в выпускном классе директор, пригласивший её в свой кабинет, достал из сейфа только что помещённые туда на хранение до завтрашней проверки экзаменационной комиссией работы ребят и протянул:
- Возьмите домой. Может, посмотрите пока ошибки…
Она взяла, хотя и знала: не по инструкции. Тщательно проверила, легонько подчеркнув ошибки простым карандашом…
Когда наутро вернула работы директору, тот был обескуражен её непонятливостью:
- Зачем же Вы тут наподчеркивали?! Я-то думал, Вы незаметно подправите, где надо…
Теперь уже она участвовала во всё усугубляющемся вранье. Противостоять системе – пустое дело.
Озадаченно думала про свои школьные годы:
- А нам тогда тоже «липовые» отметки ставили?
Но вспоминала, как в начальной школе в их класс пришёл второгодник, а когда они проучились учебный год, он остался ещё на год в том же классе:
- Нет же, добивались фактических положительных результатов!
Перебирала собственные ученические тетради: каждое сочинение в старших классах – отдельная 12-листовая тетрадь, почти до последней страницы, как правило, исписанная:
- Нет, не показушничали мои учителя!
Была ещё короткая попытка сменить профессию. Как сельского депутата, её избрали заместителем председателя сельсовета. Однако её благодарности односельчанам за оказанное доверие хватило ровно на летний период. Она невероятно постаралась организовать внеочередную сессию депутатов в конце августа (в разгар уборочной страды депутатам некогда заседать) и убедительно настояла снять с неё возложенные полномочия, отпустить в школу.
- Здравствуйте!...
- Здравствуйте! – опять ликовала душа Матвеевны, когда по утрам та шла по школьному коридору и едва успевала отвечать на приветствия ребят, с готовностью соскакивавших с подоконников.
Не один десяток лет школа была главным делом и заботой, печалью и радостью для неё. Так сложилось, образовательное учреждение пришлось сменить ещё раз. В нём она работала дольше всего.
И там её встретила непоколебимая система очковтирательства. Со знанием дела русички готовились к проверке экзаменационных работ: подбирали авторучки со стержнями всяких оттенков синего цвета, запасались бритвочками и хорошими ластиками, чтоб соответствовали работы каждого из выпускников: и претендентов на медали и тех, кому самостоятельно не выгрести. Как в сказке, и выпускники основной школы и полной сдавали все и снисходительно бахвалились:
- Зря только пугали!
И новые выпускники также с недоверием отговаривались на уроках:
- Да сдам я, сдам! Что Вы пугаете? До нас же сдавали – и мы сдадим…
Посещая уроки молодых коллег как завуч, Матвеевна радовалась новым талантам и с горечью смотрела на людей поверхностных, но всем сочувствовала: непростой избрали путь.
Впервые вмененный в 2000-х ЕГЭ шокировал и вызвал панику в педагогической среде: объективные результаты невозможно было бы обнародовать! Но, пока новая процедура экзамена осваивалась, к ней на ходу успевали приноровиться.
Самое действенное средство – сотовый телефон. Дежурные по аудитории не могли препятствовать походу экзаменуемого в туалет. Связь – сильная штука… Далеко не единственное средство обратиться «за помощью друга». И «тройка» уж точно была обеспечена даже самому незнающему. Казалось, ничем не остановить распространения фиктивных показателей нашего образования, некогда ценившегося и за пределами страны.
Но, если по-настоящему захотеть, получится. Поглядывая в середине второго десятилетия двадцать первого века теперь уже со стороны на школьную действительность, Матвеевна стала отмечать, что пути к нечестной сдаче экзаменов, действительно, почти совсем перекрыты, что от этого преображаются все заинтересованные стороны: педагоги, родители и, самое замечательное, - дети, осознающие, что другого пути к хорошему результату не будет, следует добросовестно учиться.
- А что же «тройка»? Положительная оценка. Если получивший её приложил действительные усилия, это тоже достойно уважения, - впервые со времен первых лет своего учительствования с надеждой слегка улыбается Матвеевна, - значит, наступят ещё лучшие времена.