Что может быть лучше теплого летнего вечера. Когда дневная жара начинает уже спадать, закат раскрашивает небо красным и оранжевым, а легкий ветерок навевает приятные воспоминания. В такое время хорошо отправиться куда-нибудь поближе к воде, послушать шелест неторопливых волн или просто посидеть в хорошей компании. Кто-нибудь начнет рассказывать новую историю и сам даже не заметит, как вдруг наступит тишина и все станут внимательно его слушать. Но не потому, что верят, а потому, что история нравится.
На песчаном берегу Великого океана сидел в сплетенном из морских лиан кресле Скит Йонтра. Внешностью своей он более всего походил на осьминога. Вот только у него не было мантии*, а довольно внушительный, чуть изогнутый острый клюв находился в передней части головы, как у птиц. Прямо перед ним стоял гладко отполированный, массивный мраморный стол, а еще дальше, просто на песке, располагались кому как удобно слушатели. Среди них были жители не только самой Тэи, — планеты, на которой сейчас все и происходило, — но также обитатели и иных миров. Скит Йонтра был умен, образован, начитан. Но главное, он умел и любил рассказывать истории. При этом, не слишком доверяя тому, что говорили другие, он рассказывал лишь о том, что видел собственными глазами. Щупальцами своими Скит переворачивал страницы записей, которые иногда делал, чтобы не забыть нюансов событий, подчас весьма удивительных, свидетелем которых ему доводилось быть.
Слабый ветерок шевелил прибрежную траву и сумерки уже начинали сгущаться, когда слушатели историй наконец угомонились и сосредоточенно посмотрели на рассказчика. Так всегда почему-то бывало. Посетители сначала долго не могли успокоиться, а затем, как по команде все разом смолкали и начинали будто даже требовать: «Ну давай уже, тэянин, начинай свои сказки, рассказывай. А мы, твои гости в этот вечер, с удовольствием их послушаем». Скит пару раз, единственно из научного интереса, пробовал даже не то чтобы совсем отложить, но лишь хотя бы ненадолго задержать свой рассказ. Но не смог. «Это какая-то мистика, — думал он, — вот если и захочу я сейчас вдруг отказаться, то не смогу. А даже если бы и смог, то что бы было?» Впрочем, он так и не нашел ответа на этот вопрос и, покрутив его в голове так и сяк, отбросил как слишком запутанный.
Вдоль самой кромки воды пробежала ящерица, где-то вдалеке прокричала птица, вечерний бриз еще раз накатил теплой и влажной волной на берег. Угрюмый лес неподалеку, едва слышно зашумел. Странные лианы зашевелили своими протокорнями, пытаясь уловить мельчайшие частички питательной пыли. Лес этот, впрочем, был отделен от океана довольно широкой полосой песка, поэтому слушатели историй могли не опасаться, лианам до них не достать. Да и лесные обитатели не посмели бы выйти на открытое место. Все же Тэя была планетой цивилизованной и им было намного спокойнее в своем мире, среди хмурых теней и непроходимых зарослей. Лишь изредка некоторые звериные морды буквально протискивались между сплетенных в невообразимые узлы лиан и деревьев, осматривались с любопытством, неизменно задерживали взгляд на собравшихся разумных существах и, не найдя в них ничего примечательного, снова исчезали во мраке.
Скит Йонтра задумчиво посмотрел в сторону леса: «Что там творилось сейчас? Какие-нибудь жуткие в своих проявлениях, примитивные эволюции дикой природы? Кто-то за кем-то гнался, кто-то прятался, а кто-то уже и ел». Скит поежился, чуть прикрыл веки, отчего-то грустно вздохнул и начал.
Рассказ Скита Йонтры
— Как-то раз, однажды… — Скит остановился.
Ему вдруг показалось, что начало рассказа было каким-то слишком уж обыкновенным. Впрочем, что было делать, действительно, «однажды», пришлось продолжать как есть.
— Однажды я, как обычно с утра, решил немного размяться и пока вода еще не прогрелась, поплавать в океане. День тот был пасмурным, но, однако, и теплым. Погода была ветреной. Взяв все что нужно, я пошлепал уже было к берегу, как вдруг вспомнил об одном важном деле. Оно казалось не таким уж и срочным, но все же требующим своего завершения. Пришлось мне возвращаться назад, благо, что я не успел еще далеко отойти от дома. И именно в тот момент внимание мое привлек странный свет, исходивший из моего сарая. Туда я обычно складывал всякие не слишком нужные в хозяйстве вещи, — те, что иногда бывает как-то жалко сразу отправить в мусоросборник. Но на этот раз, а именно за неделю до всех этих событий, я отнес туда «Зеркало отражений».
Тут Скит Йонтра смущенно улыбнулся, если то, что он изобразил своим клювом можно было так назвать и, вновь обратившись к публике, как бы с извинением повторил:
— Да, я отнес туда свое зеркало. Но прошу вас, не удивляйтесь и уж тем более не осуждайте меня. Ведь я не машина и не могу постоянно фиксировать то, что оно показывает. Все эти удивительные виды и события, катастрофы, от одного масштаба которых немеет сознание, причудливых животных и растения разных миров. Да много чего еще. Зеркало это, конечно, и притягивает, и поражает. Но и невероятно выматывает при этом. Собственно, поэтому я так и поступил. И знаете, — тут Скит Йонтра как-то растерянно поглядел вокруг, — мне действительно стало легче. Будто жизнь моя, которая в последнее время вся была буквально сосредоточена на этом зеркале, вновь стала налаживаться, постепенно возвращаясь к своему нормальному состоянию. И тут вдруг — опять!
Нисколько не сомневаясь, что свечение исходит от зеркала, я, уж и позабыв о своем деле, пополз к сараю. Как бы то ни было, а я — ученый, и должен в силу своей профессии хотя бы, если уж и не интересоваться всем необычным, то, по крайней мере, что-то с этим делать. Решив, что ограничусь простым описанием увиденного, я вошел. В полумраке свет оказался почти слепящим. К тому же он не был белым, как обычно при начале взаимодействия с зеркалом, а сразу каким-то зеленым, фиолетовым и красным. Точнее сказать, зеркало переливалось различными цветовыми оттенками. «Ну что же, — сказал я себе, нехотя усаживаясь перед ним, — будем фиксировать. А заодно, — тут у меня возникла меркантильная мысль, — может, и своих слушателей как-нибудь побалую новой историей».
И Скит с легкой улыбкой окинул взглядом аудиторию в надежде найти у нее поддержку своим действиям. Но, к своему разочарованию, не нашел ничего такого. Слушатели смотрели на него совершенно спокойно, словно даже и не заметив этого его игривого намека. “Кхм, — откашлялся Скит, сразу посерьезнев, — ну, в таком случае, продолжим-льк”.
— Зеркало стало меркнуть. Но одновременно в нем начали проступать и иные помимо света, уже более определенные очертания и формы. Сначала я различил лишь какую-то пирамиду. Собственно, это она и светилась так ярко вначале. Потом увидел, что пирамида эта не стояла на поверхности планеты, как ей и положено было бы, а парила в воздухе, ничем не поддерживаемая. Вокруг нее, и это было, пожалуй, самым странным, простирался обычный, в общем-то, пейзаж. Озеро внизу, в котором плавали какие-то рыбы. Берега вокруг, покрытые травой. Животные, деревья, растения всякие. А еще выше, как наверное и полагалось, насыщенное кислородом, отчего и светло-голубое небо. Вот, собственно, и все. И чего же тут такого странного, — вполне резонно спросите вы. Да и ничего, не менее резонно отвечу я вам. И все же, что-то тут было не так.
Однако, сам по себе кристалл, ну, то есть пирамида в форме тетраэдра, не представлял из себя ничего слишком уж необычного, да и живописный пейзаж вокруг казался самым что ни на есть обыкновенным. Странным тут было и это я тогда как-то сразу почувствовал, сочетание этих двух частей общей картины. Ну что за чепуха, скажете вы, — природа, озеро и вдруг какой-то кристалл. И именно чепуха, отвечу я вам. Да-а… — тут Скит Йонтра снова отвлекся, мечтательно вздохнул и, словно вспоминая о чем-то, продолжил. — Уж чего я только не видел в этом зеркале за те сто сорок лет, что владею им. Каких только миров, прекрасных и удивительных, и даже тех, от которых кровь стынет в жилах. Все уже, наверное, видел я в нем, и кстати, — он немного оживился, — и природу такую тоже видел. На планете одной. В дальнем-дальнем захолустье одной из гигантских Галактик, в третьей четверти ее малого рукава. Ее еще «Землей» называли местные обитатели. Но, то давно было. Впрочем, уверен, что и сейчас эта, так сказать «Земля» еще существует, и на нее, наверное, можно было бы и посмотреть.
Тут Скит Йонтра снова обвел взглядом слушателей, как бы предлагая им это. На этот раз взгляды обращенные к нему, были уже более благосклонными и несколько рук, лап и щупалец поднялось вверх. “Так, хорошо, — щелкнул клювом Скит, — после истории, милости прошу в мой… кхм, сарай. Но, однако, продолжим-льк”.
— Любовался я на эту картину около получаса. Все зафиксировал как и полагалось. Кое-что добавил и от себя в качестве примечания. Отчет получился хорошим. «Отправлю его в планетарный совет завтра», — решил было я. И только что собирался встать и уползти, как мой у-переводчик вдруг просипел мне на ухо: «…нет, сегодня обедать уже не будем. Будем играть…» Я замер. Щупальца мои как-то сами собой подогнулись и я сел ровно на то место, откуда только что хотел подняться. «Это еще что за фокусы», — сказал я себе. После чего стал пристально вглядываться в зеркало, стараясь определить, откуда исходила эта, к слову сказать, совершенно разумная речь. Тетраэдр я отбросил сразу, ему и говорить-то было нечем. Телепатические же сеансы зеркало отражений, как известно, не передает. Рыбы в пруду, — ну не знаю. А даже если и так, то вода все равно погасила бы звуковые колебания и я опять-таки ничего не услышал. Животные? Но разве животные умеют говорить? И тут, словно бы нарочно опровергая мою мысль, к точке обзора зеркала приблизилась какая-то тварь, больше похожая на лао (огромную кошку), встала на задние лапы, жеманно так наклонила головку и сказала кому-то там, кого я не видел: «А я тебя люблю».
Ну вы представляете, — Скит посмотрел на слушателей нарочито торжественно, — что я мог тогда почувствовать. Удивление? — это почти ничего не сказать. Я практически остолбенел. Ну сами посудите, разумное животное! Как вам такое, чудеса? Пожалуй. Вот так я и сидел примерно с час, а возможно и дольше, слушая их трескотню. Говорили они, как оказалось, много. Причем, в основном, говорили самочки. Самцы же, как наверное и полагалось, проявляли большую сдержанность и только степенно расхаживали вокруг озера, а на досужие разговоры своих соплеменниц лишь поводили ушами. Несколько раз к ним забегал переброситься парой слов какой-то представитель песьих. Но они, видимо, не слишком-то ладили, потому что он довольно быстро исчезал среди деревьев, унося с собой, впрочем, весьма вежливые пожелания доброго пути и приятного настроения. Даже птицы, на которых я и вообще поначалу не обратил никакого внимания, как оказалось, также вносили свою лепту в эти звериные диалоги. Их фразы, однако, были чаще всего односложными и состояли в основном из одних междометий. Все бы, наверное, так и продолжалось, не принеси с собой один из кошачьих самцов огромный видеофон. Притащил он его прямо так, на лапах. Но к озеру он добрался все же на какой-то парящей над поверхностью земли машине. Сквозь деревья мне было трудно рассмотреть. Он, по всей видимости, был богач, потому что вел себя еще более важно чем другие «коты», курил маленькую сигару и носил монокль. Самочки так и крутились вокруг него и все щебетали: «Новая мода, новая мода» и «ах, какое видео!» Водрузив видеофон на прилагавшуюся к тому подставку, щеголеватый кот уселся напротив и стал щелкать пультом. К счастью, со своей точки обзора мне был хорошо виден экран устройства и прекрасно слышен звук. Устройство начало вещать:
«Сегодня у нас большой праздник. Мы празднуем 1000-ю годовщину освобождения. Люди, которые так долго были нашими хозяевами, избавили нас от своего назойливого попечения и возвысились до измерений, нам не доступных. Однако, как стало известно, и наши ученые преподнесли нам этот подарок ко дню праздника, — люди всего лишь попали в ловушку интеллектуального бесплотного измерения, которое они сумели развернуть и которое поглотило их всех без остатка. Мы же, звероиды, всегда будем такими, как есть и не отойдем от принципов и связей, которыми наградила нас мать-природа. Великие люди древности поняли это и смогли отказаться от сияющей чистоты бесплотного разума. Они поклонялись богам, не утратившим связей с прародительницей, полулюдям-полузверям: Анубису, Гору, Бастет. Они видели безграничную пустоту отвлеченного разума и отвернулись от нее. Но в память о своих достижениях они построили правильные пирамиды. Поздние люди забыли про четвертый угол в основании идеальной био-геометрической фигуры и Тетраэдр поглотил их. Основы бытия в виде знаний, надежды и веры оказалось недостаточно, чтобы удержаться в четырехмерном мире. Вечная память». «Кот» наблюдавший за изображением, удовлетворенно муркнул что-то себе под нос и переключил канал на развлекательный. Самочки также оживились и о чем-то защебетали.
Вот, собственно, и все, — спокойно произнес Скит Йонтра. — Конец истории и конец цивилизации. Очень жаль. А ведь люди, судя по их прошлому, могли бы многого достичь. Теперь же их домашние питомцы правят той планетой и стали равными богам, которым их хозяева некогда поклонялись.
Из прибрежного леса высунулась очередная звериная морда и в который уже раз за этот вечер уставилась на собравшихся разумных существ. «Интересно, что у него в голове, — подумал Скит и сам же себе ответил, — скорее всего ничего. Но может ли такое быть, чтобы вообще ни одной ясной мысли, а только инстинктивно-рефлекторный мрак?» Однако на этот вопрос, покрутив его в голове так и сяк, он не смог найти удовлетворительного ответа.
Слушатели историй начали понемногу расходиться, о чем-то, как всегда, переговариваясь и украдкой поглядывая на рассказчика. Скит же не спеша собрался и пополз, но не домой. Туда ему отчего-то совсем не хотелось. Он пополз к Великому океану, где, собственно, и это он уже твердо решил, проведет не только вечер, но и ночь. Где, медленно погружаясь в кромешную мглу, будет думать о бедных людях, так восхищавшихся своим разумом, но не заметивших единственной ниточки, связывавшей их с материальным миром, которая все истончалась, истончалась и наконец порвалась. Больно и обидно. Такой полет мысли и такая простая ошибка, сделавшая бессмысленным все.
Давление воды все сильнее сжимало тело Скита Йонтры. Он же, будто и вовсе не обращая на это внимания, а также на опасное уже покалывание по всему телу, продолжал думать об исчезнувшей цивилизации. Звезды померкли и даже Зимнус — спутник Тэи, всегда такой яркий в это теплое время года, почти исчез, поглощенный колышущейся толщей воды. Скит же все опускался. Его словно притягивала к себе черная бездна глубины. Будто именно там и находились все ответы на мучившие его вопросы, покой и безмятежность. Опасность ему не угрожала. Он знал, что не сможет без собственных усилий опуститься на предельную глубину откуда уже не будет возврата. Хищные же обитатели пучин Великого океана были ограждены от него угле-пластиковой сеткой, протянутой вдоль всего побережья. Тэяне очень заботились о своей безопасности. А также о безопасности туристов, посещавших их планету и приносивших немалый доход казне. «Безопасность, безопасность, что может быть приятнее, но и опасней тебя, — думал Скит, — ведь отгораживаясь от природы, мы тем самым встаем на путь самоизоляции и опустошения себя самих. Не лучше ли открыться и, может быть даже погибнуть, но все же вдохнуть полной грудью воздух свободы, почувствовать первобытный восторг жизни, каждого ее мгновения?»
В далекой Галактике, в звездном скоплении Мер сияла оранжевым светом звезда Ли, вокруг которой вращалась обитаемая планета под названием Тэя. На восточной стороне этой планеты сейчас была ночь, но вскоре там снова наступит день, а за ним придет и вечер. И один маленький черный осьминог выберется из Великого океана на песчаное побережье и начнет рассказывать свои удивительные истории, подсмотренные им в одном странном зеркале, которое он хранит в потрепанном ветрами и временем сарае.
*Мантия — большая овальная часть тела осьминога в тыльной стороне его головы.