Лисий чертог. Бусина десятая

Полина Гладыш
БУСИНА ДЕСЯТАЯ

Погода продолжала портиться, и с утра зарядил мерзостный дождь, больше похожий на мокрую пыль. Мне хотелось подышать воздухом,  Атос же не пожелал мокнуть, поэтому  остался в гостинице, и я отправилась на прогулку одна. Правда, у меня был свой интерес: мне хотелось послушать, что говорят в городе о пожарах. Если я всерьёз намерена заработать на броню, мне требовалось пойти туда, где всегда кипит жизнь — вне зависимости от дождей и пожаров — на базар.

Торговая площадь Штольца была на удивление маленькой для такого города. Народу в утренний час было не много. Ночью был ливень, да  и сейчас дождь образовывал лужицы, собиравшиеся в углублениях между камней мостовой. Рыночники, расхваливающие свой товар, то и дело вступали ногами в эти водные ямы, окатывая покупателей брызгами.

Разнообразием товаров Штольц похвастаться не мог. Большая часть лотков и стеллажей занимали металлические изделия. Оружие, броня, украшения, посуда, даже детские игрушки. Безусловно, я нигде раньше не видела такой искусной гравировки, точёных линий сабель, красивого цвета выплавки, но каких-либо продуктов, простой еды я что-то на лотках не заметила. Вспоминая южные рынки, я ожидала увидеть мешки с пряностями и связками трав-приправ, огромные прилавки с мясом и птицей, молочные бидоны, свежую выпечку, распространяющую такой аромат, что текли слюнки. Но всё это оставалось в воспоминаниях. Наконец я набрела на пару лоточников, что продавала муку и крупы, ещё двое — живых поросят. И всё. «Где же, Войя побери, жители Штольца берут еду?» — мелькнула у меня мысль.

Однако не желание купить пропитание было целью моего визита, а слухи. И в этом мне повезло. Посреди базара стоял глашатай, с выражением смертельной скуки читавший с промокшего листа последние новости. По традициям Королевства статус городского глашатая был довольно престижным. Собирать новости у путешественников и чужестранцев, узнавать самые интересные сплетни, обмениваться голубиной почтой с соседними городами. Обычно глашатаи не состояли на особой службе, их кормил как мог город, ведь такие люди всё равно ему нужны. Сплетни — это хлеб для голодных до новостей барышень, говорил когда-то давно человек, звавший себя моим отцом.

Перед глашатаем Штольца стояла помятая шляпа, и, несмотря на то, что утро лишь началось, а народу на площади было совсем немного, кто-то подбросил городским «ушам» пару оллов. Однако заработок видимо не радовал глашатая, его голос звучал как из глубокого колодца, а взгляд смотрел сквозь толпу неприветливо, если не злобно.

— …по пожарам это всё. Если будут ещё известия, я выйду днём, господа.

Я мысленно выругалась. Те известия, которые были важны для меня, глашатай уже отчитал. Ну что ж, он скоро закончит выступление, и надо надеяться,  мне удастся узнать у него о пожарах.

— Новости с побережья: в Ларосс прибыла партия тончайшей шерсти с Симма. Качество высокое, так же как и цена. На мой взгляд, последняя даже завышена — за три оборота они дерут по сотне оллов. Западные вести: в Кармаке открыт набор на обучение офицерского состава для личной гвардии Совета мудрецов. В течение трёх месяцев они ждут юношей от двенадцати до двадцати лет, крепкого телосложения, с покорным нравом и интересом к военной службе.

Толстушка, покупавшая муку, при этих словах встрепенулась, однако глашатай её осадил:

— Нет, Марта. Роббина не возьмут, он слишком толст для Кармака. Новости с юга: по последним вестям у Переправы Чёрной гончей произошла самая кровопролитная за последние годы битва. Число убитых идёт на тысячи.

Мне показалось, что подо мной пошатнулась мостовая. Битва на юге. Легионы! Однако жители Штольца словно и не слышали этой новости и продолжили заниматься своими делами. Лишь одна я стояла поражённая количеством убитых — тысячи человек.

Северяне совсем забыли, что такое война, их не интересовали междоусобицы южных князей. Им было плевать, кто будет править страной, пока те проливали кровь легионов на юге.

— Как я слышал, столкнулись четыре претендента на престол. Кто это был точно, скажу через неделю. Если только и мой дом не спалят, — по толпе прокатились мрачные смешки. — Наибольший урон понёс один из шести участвующих легионов. Оказался зажат между рекой и тремя противниками: этих глупых солдат попросту либо резали, либо топили.
 
У меня начали подрагивать пальцы — верный признак приступа ярости. Где-то там гибли люди, а этот дурак насмехался над ними. Там могла быть и Роза. Кто знает, сколько моих друзей могло погибнуть у Переправы Чёрной гончей?

— В общем-то пока всё. И я и вправду рекомендую съездить за шерстью в Ларосс, — глашатай начал собирать деньги из своей шляпы, а я подошла к нему, не решаясь задать вопрос. Все мысли о поджогах вылетели  из головы. Мне хотелось  узнать лишь об Алой Розе. Участвовала ли она в той битве, скольких потеряли, и как получилось, что битва принесла столько смертей.

Но мне не хватило смелости. Бросив на меня презрительный взгляд, глашатай удалился, прихватив свою мокрую шляпу и нахлобучив её на оттопыренные уши. Что измениться, даже если я узнаю о том, что случилось с легионом? Смогу ли я им помочь? Захочу ли я это делать? Я вычеркнула эту страницу из истории своей жизни. Атос — другое дело. Я видела как он, задумавшись, может произнести одними губами имя Алайлы или Крамера. Замечала, как он чертил в пыли планы былых битв. Для меня легион был в прошлом, но для него — нет. Если я расскажу ему эти слухи — не потеряю ли я моегокрайнийца? Скорее всего, мне придётся идти к белой башне в одиночестве. А ведь это всего лишь слухи. Может Алой Розы и не было у злосчастной Переправе.

Наконец, я решила —   расскажу Атосу об этих новостях, как только мы закончим с башней. Пусть выясняет, что произошло, но потом. Вероятно, к тому времени я буду либо мертва, либо счастлива. Это решение меня немного успокоило. Разве могла я догадаться, что последующие события начисто вытеснят у меня из головы утренние сплетни на рынке Штольца.

***

Когда я вернулась к гостинице, мой друг уже стоял снаружи. Словно исполинский голем он возвышался над небольшой дверцей. Вид у него был словно он что-то задумал.

— С утра, пока ты гуляла, я пообщался с Кристофером и узнал подробности, — поделился Атос. — Насчёт поджогов и прочего.

— С чего ты взял, что я буду зарабатывать охотой? — как можно более невозмутимо ответила я. — Может, я найду более простое задание.

— Брось. Поджоги приютов и церквей? Ты не пройдёшь мимо, мой маленький поборник справедливости.

— Это Гардио был поборником, — нахохлилась я. — А я приспешник высокомерного крайнийца. Выкладывай, что узнал.

Мы остановились на маленькой площади, на которую выходили фасады четырёх домов. Посредине примерно метра на полтора от земли возвышался фонтан, изображающий русалку. Довольно часто встречающийся фонтанный персонаж. Мой взгляд остановился на её  огромной груди. Мужчины-ремесленники, ну что с них взять…

— За поимку поджигателя объявлена награда в пять сотен оллов, на броню тебе хватит с лихвой. Но надо, чтобы поджигатель сознался — иначе все добропорядочные граждане начали бы доносить друг на друга. И ещё кое-что. Сейчасглавная подозреваемая — женщина-ока, которая пришла в город шесть дней назад.

Я отвлеклась от русалки и взглянула на Атоса.

— Да, Лис. Та самая, которую ты видела в горах. Ока здесь редкость, она успела лишь погадать паре женщин, но сразу после первого пожара исчезла. Собственно, это единственная причина для подозрений. Ты сама видела, что ворота охраняются — поэтому известно, что город она не покидала.

— А что ты сам думаешь?

— Важно, что думают другие. Сейчас все охотники прочёсывают трущобы. Истинное место для отребья,  вроде ока. Но другие охотники, в отличие от меня, не знают, как хитер и  изворотлив этот народец.

Я скрестила руки на груди, нетерпимость к ока в Атосе из милого недостатка в моих глазах превращалась в отвратительнейший изъян.

— И где ты намерен искать «преступницу»?

— Там, где не подумал бы искать никто другой. Но я хочу услышать твои предложения.

Я задумалась. Вся эта история с ненавистью к ока, которую эта женщина несла за собой как шлейф из горной деревни в процветающий город. Чувство зверя, затравленного и забитого, озирающегося в поисках приюта — о, это чувство было мне знакомо как никому другому. Во мне проснулось новое желание: я хотела начать охоту, чтобы спасти зверя от ловца.

— Я знаю то, чего не знает никто другой в городе, — тихо сказала я. — Включая тебя. С женщиной ока был ребёнок. И если она, хотя бы на десятую часть женщина, а не демон, каким ты её рисуешь, она будет искать спасения именно ради ребёнка.

Губы Атоса сжались в тонкую линию, точный признак того что он сердится. Но мой друг молчал, позволяя мне продолжить.

— Мы знаем, что женщина с ребёнком, обвиняемая в страшном преступлении, ищет спасения. Кто её примет? Не трущобы, это ясно — там свои законы, но укрывать её, рискуя своей шкурой, никто не будет. Ремесленники? Никто в городе с ней не свяжется, себе дороже. В этом деле помогут только женское сострадание и взаимовыручка. Это единственный шанс для ока. В Штольце есть женский монастырь?

— Ха, — Атос улыбнулся, словно подловил меня на чём-то. — Есть. Монастырь Святейшей Сефирь. Его сожгли первым. Монахини сейчас ютятся в уцелевшем левом крыле здания. Ты думаешь, они бы стали прощать того, кто разрушил их храм?

— О, Атос. Как плохо ты знаешь женщин, — теперь уже я позволила себе улыбнуться. — Показывай дорогу.

***

Сгоревший монастырь представлял собой мрачное и гнетущее зрелище. Обломанные зубцы, некогда белых башен, торчали, словно гнилые зубы из рта бродяги. С пасмурного неба на пепелище сыпал всё тот же моросящий дождь.

Пострадали не только стены, но и видимо обширный сад монахинь. То тут, то там из земли печально тянули к небу ветви обгорелые деревья. Земля была истоптана — видимо теми, кто пришёл тушить пожар. Я присела около размолотой в грязь клумбы и сорвала с полусломаной веточки землянику. Подняв ягоду двумя пальцами, я взглянула сквозь неё на солнечный диск, проглядывающий сквозь плотные тучи.

— Чем обязаны? — около нас бесшумно возникла женщина той породы, возраст которой не определить. После тридцати они впадают в безвременье. Бесцветные волосы, уложенные в две косы, затейливый головной убор, характерный для дочерей Сефири, серый как и накидка из толстой шерсти.

— Мы ищем тех, кто сделал это, — Атос рукой указал на уничтоженный монастырь.

— Все ищут. Мы ищем, горожане ищут. Что толку, — женщина вздохнула.

Я поднялась с корточек, зажав земляничину в кулаке.

— Моё почтение, мать настоятельница.

Статус женщины выдало серебряное шитьё на рукавах.

— Девушка-охотница? — монахиня покачала головой, окинув меня взглядом.— И куда катиться этот мир.

— Насколько я помню, Сефирь и самой был не чужд путь меча. Когда её солнценосного брата схватили враги, именно она возглавила армию против демонов. В мужской одежде, остриженная и с мечом.

Я заметила, что Атос заинтересовался беседой. Настоятельница же сомкнула ладони, слегка прижав их к себе, затем слегка наклонила голову.

— Выдающиеся познания в нашей вере.

— Позвольте мне пройти на территорию монастыря и поговорить с вами, — я сложила руки в аналогичном жесте и тоже наклонила голову. Атос наблюдал за нами как за диковинными птицами.

— Мужчинам к нам нельзя…

— О, я подожду здесь, — свою досаду мой друг скрыл плохо.

Мы прошли мимо обгорелого остова монастыря к уцелевшему крылу. Постройка была явно хозяйственной, предназначенной для хранения, а не жилья. Её уродство, вероятно, ранее скрывал белый фасад монастыря. Теперь же грубый песчаник торчал из обгоревших стен, дополняя собой жуткую картину.

Пока мы шли к временному жилищу монахинь, мать настоятельница представилась Клэррис, тринадцатой из местных Первых дочерей. Я представилась в ответ, и моё имя похоже не удивило её:

— Так откуда такая осведомлённость, Лис?

— Моя родная тётка сделала что-то ужасное в молодости. Что именно в семье никогда не обсуждалось, но это чёрным пятном легло на мою семью, — удивительно было говорить абсолютную правду после двух лет постоянной лжи. — Моя мать всю жизнь замаливала этот грех в ближайшей церкви Сефирь. Я почти полдетства провела на службах между дочерьми Светлейшей. А истории о её жизни всегда были лучшей сказкой на ночь.

Мы подошли к песчаной стене, за поворотом оказался вход в убежище. Под дождём пара монахинь кормили цыплят.

— Вы с юга, — отметила Клэррис, открывая передо мной грубую дубовую дверь, ведущую внутрь строения. — Это заметно по голосу и манерам. Что привело вас на север?

— Гонюсь за мечтой, — и вновь я произнесла правду. Больше объяснений не потребовалось.

Мы вошли на кухню, где, несмотря на нищету, было удивительно чисто, а в воздухе витали приятные ароматы. Было ясно, что раньше помещение не имело отношения к готовке. Но даже самодельный очаг выглядел вполне уместным. Настоятельница по традициям Дочерей разлила в маленькие чашки без ручек чай с сильным ароматом вербены и можжевельника. Я отпила, и блаженное тепло впервые за утро разлилось по телу:

— Я не хочу притворяться, Клэррис, — начала я говорить прямо, стараясь не напугать женщину. — Я знаю, что в монастыре прячется женщина ока. Я хочу её повидать.

— Какие глупости. Ока подозревают в поджогах, в том числе и нашего любимого дома. Стали бы мы её прятать.

А лгунья из настоятельницы получше, чем из меня. Пока она отвечала, у неё не дрогнул ни один мускул на лице. Глаза не забегали, а бледные скулы не покрылись испариной. Железная выдержка.

— Я не враг ей.

— А разве есть у неё в городе друзья? Говорят, ей самой готовят костёр, ярче, чем все наши пожары, — Клэррис вздохнула и потёрла глаза. Я только сейчас заметила, что она гораздо моложе, чем я думала. Просто очень сильно уставшая молодая женщина. Не удивительно:  быть ответственной за монахинь, когда не знаешь, где жить и что есть — испытание не из лёгких.

— Лис, я сказала всё что знала. Ока у нас нет. Думаю, вам стоит покинуть нашу обитель.

— Хорошо, — я кивнула и направилась к двери. У выхода я развернулась. — Только ещё одно. Здоров ли малыш?

— Он простужен, — отозвалась монахиня и тут же застыла как статуя, глядя на меня пронзительным взглядом серых глаз.

Молчание затянулось. Наконец, женщина поставила чашку на стол:

— Мы не отдадим ни её, ни мальчика толпе. Сейчас все в Штольце жаждут крови, и никого не интересует истина. Не будет ни суда, ни расследования — будет только костёр. Дочери Сефирь помогают гонимым и брошенным, даже если те виновны…

— Даже?

— Я не верю в виновность ока, — твёрдо сказала Клэррис, и в голосе её прозвучали стальные нотки, благодаря которым она, наверное, и стала руководить целым монастырём.

— Настоятельница, тех слов, что вы сейчас сказали, мне бы хватило, чтобы привести сюда десятки охотников и проверить здание сверху донизу, — Клэррис напряглась словно лань, готовящаяся к прыжку. — Но у меня нет такой цели. Я хочу поговорить с ока. Хочу сама убедиться в её невиновности, и если получится — помочь.

— Откуда вы узнали про ребёнка? Никто не знал…

— Мы шли, на день отставая от этой парочки, с гор Хаурака. Я и мой спутник, — я вспомнила об Атосе, мокнущем под дождём и проклинающем меня, и улыбнулась.

— Чем вы можете доказать, что не причините им вреда? У вас оружие, — голос Клэррис всё-таки дрогнул. Но я всё равно была в восхищении: неподдельная отвага, так защищать потенциальных преступников из чистого милосердия.

— Я не могу доказать ничем, — спокойно сказала я,  пожав плечами. — Но вы можете мне поверить.

Настоятельница подумала с минуту и, прикусив нижнюю губу, беспокойно кивнула, а затем рукой указала на еще одну на кухне. Мы направились из светлого помещения в тёмный коридор, и какое-то время я просто шла наощупь, петляя, словно в узких туннелях подземелья. Наконец, мы вышли в маленькую каморку.

На лежанке в углу сидела женщина ока. На носу её красовались очки, а сама она листала толстый фолиант. Я не сразу заметила, но в её ногах примостился как котёнок темнокожий мальчик. Сон его был беспокойным, кажется, у него был жар.

Ока сразу заметила, что Клэррис явилась не одна. Она не сводила с меня взгляда, но тот не казался мне настороженным или испуганным. Нет, спокойные глубоко-фиолетового цвета глаза разглядывали меня с любопытством. А я — её. Если у крайнийцев черты лица были крупными — как нос-клюв Атоса или его пухлые губы, то у заокраинцев они были просто огромными. На лице ока каким-то чудесным образом умещались обрамлённые густыми ресницами, чуть навыкате глаза, приплюснутый нос и с широкими ноздрями, красиво изогнутые губы.

— Дэвочка-воин из дэрэвни гор, — произнесла ока. Говорила она со странным, царапающим слух акцентом. Впрочем, её голос — глубокий, звучный и низкий — несколько смягчал неприязнь. Мне почудилось, что я слышала его раньше, но я так и не вспомнила, где же именно.

— Я — Лис, — решила представиться я.

— Извэль.

— Вы умеете читать? — настоятельница, наблюдая за нашим разговором, отошла в тень и стояла, молча, скрестив на плоской груди тонкие руки.

— А почэму бы и нэт? Это нэмногое, что уцэлело от мэстной библиотэки.  Всё сгорэло…

— И это сделали не вы, Извель?

Ока подняла  голову и взглянула мне прямо в глаза. Она произнесла очень чётко и внятно:

— Жэчь книги — прэступлэние похуже многих. Я грэшна, но не настолько.

— Я хочу вам помочь, — я подошла к лежанке. — Но для этого мне надо знать всё, что знаете вы. Возможно, ответ на то, кто настоящий преступник, лежит на поверхности.

— Я знаю, кто он, — с лёгким недоумением пожала плечами Извель. — Но ты его нэ найдёшь, дэвочка-Лис. Если он нэ захочет — нэ найдёшь.

Конечно, верилось с трудом, что ответ был так очевиден для неё. Но я решила подойти к вопросу издалека и потихоньку вытянуть ответ:

— Что вы делали, когда пришли в город?

— Я шла своэй тропой вмэсте с Кимом, — она погладила спящего мальчика. — Пришла в город, погадала нэскольким лэди, всё как всэгда. А затэм сгорел монастырь, и всэ ополчились на нас.

— Но кому нужен был пожар?

Глаза ока недобро сверкнули.

— Тому, кому нужэн хаос. Смятэние и нэнависть. Всэ чэловеческие чувства, — для безграмотной гадалки её речь была просто пугающе правильной и насыщенной. — Кому-то нужна кровь и жэртвы.

Она помолчала, а потом вдруг взяла меня за левую руку. Её рука, с виду неприятная, с узловатыми суставами и неровными пальцами, на ощупь оказалась очень нежной:

— Скажи мне, дэвочка-Лис — много ли ты путэшествовала со своим огромным другом?
Так, Атоса ока тоже помнила по деревне. Ответить я не успела.

— Знаэшь ли ты что-нибудь о сущэствах, которые собирают людское оружиэ?

Кровь отлила разом от щёк, рук, да и от ног тоже. Я покачнулась и села рядом с Извель. Видимо этого ответа и ждала гадалка.

— Ты оказалась здэсь не случайно. Тебя, как и мэня с Кимом, затянуло в жэрнова судьбы.

— Откуда…

— Ты видэла его в дэревне, Лис’ёнок, — в её устах мягкое слово прозвучало как «лисйонок», но мне почему-то не стало противно такое обращение с её стороны. — Мужчина, купивший инструмэнт убийства. Я пошла за ним на свою бэду. Я слэдила, хотэла понять его мотивы. Но он замэтил слэжку и растворился в городэ. А затэм начались пожары. О, много-много оружия, обагрённого кровью, он купит, если начнутся бунты и линчэвания.

— Расскажи мне о тех, кто скупает оружие… — прошептала я. Она в ответ приложила палец к моим губам.

— Ты поможэшь мнэ, Лис’ёнок. Ты найдёшь истинного поджигателя. А я расскажу, что знаю, — она вдруг вздрогнула. — Но врэмени мало. Торопись, скоро кровь нэвинных хлынет на мостовую Штольца.

Монахиня в углу истово начала читать молитву своей Святой. Мне тоже стало не по себе. Что ж сделка была предложена честная.

— Он не человек? — спросила я, хотя была уверенна в ответе.

— Дажэ нэ близко, — ответила Извель. Затем она протянула раскрытую ладонь, и я подумала, что она требует платы как все гадалки за предсказания. — Ким очэнь любит зэмлянику, я хочу порадовать его.

Ягоду, которую я продолжала держать в кулаке с самой улицы, никто не видел. Да я и сама забыла про неё. Ока была самым мистичным существом, которое я встречала на своём пути — и теперь моей задачей стало спасти её и убить монстра. Ещё одного монстра по дороге к моей белой башне.

***

— Она там, — сходу сказал Атос, видимо всё прочитав, на моём лице…и даже больше.
— О, нет! Не говори, что она невиновна, и ты намерена защищать её!

— Ага, — я направилась через сожжённый сад, усиленно думая, каким будет мой следующий шаг. Атос  молча шёл сзади, хлюпая по грязи. Но, наконец, он не выдержал.

— Лис, это плохая затея. В городе сейчас крайне неспокойно. Сегодня ждут очередного пожара, и люди уже на пределе. Пока ты отсутствовала, я видел, как мать пытается сдать охотникам родного сына, как поджигателя. А он уверял, что это её месть за сворованные им деньги.

— Город кипит от ярости. «Скоро кровь невинных хлынет на мостовую», — тихо повторила я слова Извель.
 
Внезапно Атос схватил меня за плечо и резко развернул к себе лицом. Он склонился так низко, что мне показалось — ещё чуть-чуть и он клюнет меня своим носом.

— Не стоит помогать ока. Это не игра. Не пара бандитов и не кучка монстров. Это живые люди, простые горожане, доведённые до паники. Сможешь ты ради своей благородной цели убивать подобных тебе — простых людей?

Я резко сбросила его руки с плеч и пошла в сторону. Но сделав пару шагов, раздумала и развернулась:

— Если они собираются сжечь невинную гадалку только за то, что она иной расы — да! Я с радостью взрежу им животы и горла, — я распалялась всё больше и больше. — Люди мерзкие и отвратительные. Я никогда не испытывала к ним особой любви. А два года назад совсем потеряла в них веру. И чем сплоченнее некий кусок общества, тем более свободно они себя чувствуют. Целый город против одной женщины — да они смельчаки, что позволяют своему гневу готовить костёр. И молодцы, ведь их страх перед пожарами оправдывает любую грязь в методах.

Горло пересохло и саднило. Словно закрывшийся занавес с неба хлынул грязно-серый дождь. Плотные капли разбивались о мою голову и заливали глаза. Я плохо видела Атоса и чувствовала, что он так же, как и я, всматривается в мою размытую дождём фигуру.

— Я хочу узнать только одно, господин генерал. Хватит ли у тебя духу искать правду и остаться на моей стороне, — акцент я сделала на последнем слове. Мне казалось, что дождь глушил мои слова и уносил их с водой в землю.

— Я не понимаю тебя, — глухо произнёс Атос. — Я не понимаю твоей ненависти к людям. Но я останусь на твоей стороне.

Я почувствовала, как мои плечи расслабились. Напряжение спало с шеи и рук, которые, оказались плотно сжатыми в кулаки.

— Поджоги устраивает человек-голубь… или кто-то ему подобный. Ока — её зовут Извель — в этом уверена. И она может рассказать что-то о них, но заговорит, только если мы поможем найти настоящего преступника.

Атос убрал с лица мокрые пряди, я всё ещё плохо видела его, но мне показалось, что он выглядит заинтересованным.

— Монстры в городе… хм…

— Где бы ты стал искать кого-то, подобного им?

— В лощине, в тёмном лесу, в скалистой пещере. Не среди людей. Нужен план, — Атос снял свой тяжёлый от воды плащ и повесил мне на плечи. Плащ закрыл меня до пят и немного волочился по земле. Весил он, наверное, килограммов десять. — Для плана нужно сухое место. Вернёмся к Кристоферу, послушаем людей.

— Мне не нужен плащ, — мне хотелось, чтобы в голосе прозвучала неприступность и гордость. Но вместо этого, как всегда в такие минуты, голос дрогнул и выдал ноты чуть не плачущего ребёнка.

Атос легонько шлёпнул меня по макушке:

— Я не забочусь о тебе, Лис. Просто плащ от воды стал ужасно тяжёлым. Считай, что дотащив его до гостиницы, ты отработаешь своё проживание там.

И больше не добавив ничего, он двинулся сквозь пелену дождя через мёртвый сад. А я, злясь и приподнимая полы плаща, словно крылья огромной летучей мыши, побрела за ним.

Следующая глава-бусина ждет вас по ссылке: http://www.proza.ru/2015/09/12/377

Иллюстрация - Александра Гладыш.
Сайт книги - http://www.foxlot.ru