Настала и моя очередь. Расстаюсь с детским домом, друзьями, воспитателями. Закончили семилетку вместе со мной Лида Глушкова, Нина Соколова, Лида Маркова... Лиду Глушкову увезла мать, Настю - дядя, завуч Верх-Ушнурской семилетней школы. Настя нашла новых родителей. Дядя Настю на учёбу устроил в Йошкар-Олинскую фельдшерско-акушерскую школу. Все четыре года учёбы дядя о ней беспокоился, заботился. Мальчишек как обычно отправили в ремесленное училище. Отец Нины Соколовой вернулся из тюрьмы. В детском доме остались мы с Лидой Марковой. Нас с ней определяют в ФЗО (фабрично-заводскую школу), отправляют в Иваново учиться на прядильщиц. В моём свидетельстве об образовании нет ни одной тройки. Экзамены по семи предметам сдала на четыре и пять. По математике, химии, биологии, истории пятёрки. Прядильщица, ткачиха? Нужны железные нервы, терпение. А если нитка порвётся, если ещё и ещё? - Я все нитки оборву! Из меня ткачиха не выйдет! «К дяде!» - твёрдо решила я. - Не понравится мне там, точно не понравится! Тогда куда? К Лстий в Шлань, хотя их дом старый, того и гляди, развалится, на подпорках стоит. Дядя Ветка умер от рака в 1952 году.
Вечер. На душе так скверно. Рядом со мной сидит Римма, обе молчим. Вдруг она заговорила:
- Как я буду без тебя? Когда и куда тебя отправят?
-Не знаю. Римма, это точно - я в ФЗО не поеду, не соглашусь, сбегу! Не хочу быть ткачихой!
Римма ушла на ужин. Мне не хочется ни есть, ни пить. Сижу одна. Уже конец июля, а я всё в детдоме. Все разъехались.
Перед отбоем ко мне пришла Мария Александровна. Даже не присела, побеседовала со мной стоя:
- Завтра Мария Степановна повезёт Лиду Маркову в Иваново. Мы твои документы тоже приготовили, паспорт готов, оценки в свидетельстве очень хорошие. Тебя сразу примут, проучишься полгода - поступишь в текстильный техникум. Вам дадут в общежитии комнату, будете на государственном обеспечении.
- Нет, Мария Александровна, в Иваново не поеду, - твёрдо сказала я, - если отправите, я оттуда сбегу!
- Ты всегда отличалась упрямством. Куда же тебя деть! - почти кричит директор детского дома.
- К дяде. Он председатель колхоза. Там есть средняя школа. Буду учиться.
- Тебя он примет?
- Примет. Детей у него нет, - соврала, - с женой вдвоём живут. Бабушка, его мать, жива. С ней буду.
- Ладно. Готовься в дорогу. Не завтра, а послезавтра. Галина Ивановна проводит тебя. Куда надо ехать?
- В Морки. Оттуда ещё надо ехать двадцать пять километров, в деревню.
Наступило послезавтра. Я почти не спала. Все спят. Подъёма ещё нет. Рано утром зашла к Римме попрощаться. Договорились с ней переписываться.
Мне вручили небольшую сумку. Что там, даже не поинтересовалась. Тётя Даша покормила меня последний раз, в дорогу завернула бутерброды. Никогда мне не было так дурно, плохо. Стою у террасы, жду Галину Ивановну. Выходит Римма, плачет.
- Иди спать.Устроюсь - приеду, - успокаиваю сестру.
Долго стояла Римма у забора детдома, долго махала рукой,пока мы с Галиной Ивановной из виду не скрылись.
Вечер. Мы у дяди Арсентия. Посреди стола гудит самовар. Тётя Фаина из погреба принесла молока, масла, нарезала свежего ржаного хлеба. Галине Ивановне, конечно, это показалось богатством. Стол от еды ломится.
После ужина дядя Арсентий Галину Ивановну до Морков отправил на колхозной машине. Я осталась одна. У дяди трое детей. Галина Ивановна поняла, что я насчёт детей солгала. В доме тесно. Спать меня уложили в летней комнате над крыльцом. Мягкая перина, но мне опять не спится. Дядя пожелал спокойной ночи, в шутку сказал: «На новом месте приснись, жених, невесте».
Рано утром запел петух, ему стали отвечать другие. Вдруг слышу:
- Ты вот её оставил, где зимой будет спать? У тебя трое детей, все маленькие.
- Вот она и будет за ними присматривать. В Шиньшу пойдёт учиться, три километра, ничего.
-Нет!...
Речь шла обо мне. Я расстроилась. Значит, я здесь не нужна, лишняя. Конечно, лишняя, шестой человек в семье. «Уйду, сегодня же уйду», - решила я. Тётя Фаина ушла доить корову, дети в доме спят, дядя - в правлении колхоза.
Взяла свою сумку и ушла. Что в сумке, ещё не знаю. Вторую ночь не сплю. На небе ни облачка. Солнце ещё высоко. Его лучи просвечивают через зелень яблоневого сада. Трава мокрая, я вновь шагаю по утренней росе. Пыль тоже прибита росой, она вся в тёмных влажных комочках. В воздухе пахнет лопухами и яблоками. Сорвала с ветки два зелёных яблока, бросила в сумку. Мычание коров нарушает утреннюю тишину. Тётя Фаина выгоняет корову. Надо спешить. Бегу к дороге. Впереди хлебное поле, а там тропка. Шагать до машинной дороги пять километров. Почти бегу. Как будто кто-то гонится за мной. Завтра первое августа. Нина, Лида, Настя документы сдали в фельдшерско-акушерскую школу, завтра начинаются вступительные экзамены. Об этом мне сказала Галина Ивановна.
Пять километров прошла быстро, села на травку у дерева, наконец-то открыла свою сумку - там мои документы - паспорт, свидетельство об образовании и двадцать пять рублей денег. Из вещей: пальто летнее-осеннее, шаль и больше ничего. На мне короткое ситцевое платье, нижнее бельё, белые носочки и полуботинки. Имея «сие богатство», встала, зашагала по широкой пыльной дороге. Сзади слышу гул машины, она догоняет меня. Обрадовалась. Не голосую, она останавливается сама.
- Куда едешь? В Морки?
- Не знаю. Можно в Морки.
- Как? Садись. Странная какая-то.
Довёз парень-шофёр до районного центра Морков, высадил у крайнего дома.
Иду куда глаза глядят. Остановилась у двухэтажного дома. Читаю: «Моркинское педагогическое училище», обрадовалась. Часов нет, определить время не могу. Двери педучилища закрыты, значит, ещё рано. Села на скамейку, наблюдаю. Мимо прошли две женщины, мужчина в очках, в тёмном костюме. Из сумки достала документы, держу в руке. Робко открываю дверь. «Куда же ушли женщины и мужчина? - думаю. - Где-то здесь они. Да вот двери». Попала в просторную комнату, где женщины перелистывали бумаги, чего- то считали, а мужчина стоял перед ними, о чём-то расспрашивал.
Я поздоровалась, извинилась. Мужчина повернулся ко мне...
Часто думаю над этим, как меня с двумя документами приняли в педучилище, как? Сейчас ни за что не примут. Написала заявление, автобиографию, показала паспорт. Мужчина, директор Моркинского педучилища, - Голубкин Пётр Сергеевич.
Всю свою жизнь благодарна этому замечательному человеку. Не чиновнику, не бюрократу. Больше бы таких людей на свете!
***
Время учёбы для меня - время выживания. Школу выживания, несколько её классов я прошла в детском доме. Он дал мне силу воли, упрямство. У Ожегова читаю: «Упрямство - это упрямое поведение, крайняя неуступчивость». Это качество помогло мне выжить, и ещё вокруг были добрые, прекрасные люди.
Завтра экзамен, пока общежития нет. Где расположиться? Иду по улице райцентра. Села на бревно напротив скромного домика. «Высокий забор, во дворе стог сена, где можно ночью укрыться», - размышляю я.
- Девочка, давно здесь сидишь, кого-то ждёшь? - спрашивает меня женщина.
- Машину жду, в сторону Шлани.
- Ой, все машины проехали. Темнеет. Заходи ко мне, сыновья в деревне.
Тётя Анисья, простая женщина с добрым сердцем, приютила меня чуть ли не на месяц.
Пол в доме некрашеный, я мыла его почти каждый день, для тёти Анисьи варила обед, ужин, который состоял из картошки, кусочка хлеба и несладкого чая из трав. На стене - часы-ходики, такие же, как у мамы в Шлани, только с кукушкой.
Тётя Анисья работала на ферме, работала с раннего утра до позднего вечера. Приходила с работы усталая. Жили с ней дружно. Она одна, без мужа, воспитывает троих сыновей.
- Муж долго болел, недавно умер, трудно женщине без мужчины, - рассказывает Анисья, - получаю на детей пенсию, в колхозе платят мало. Пою телят молоком. То, что остаётся после них, несу домой. Делаю простоквашу. Жить-то надо.
Мир не без добрых людей. Первого сентября ушла в общежитие, к Анисье приехали дети.
Приближались холода, на зиму у меня никакой одежды. Анисья подарила мне тёплые чулки, старую шерстяную кофту, свои ботинки. Детдомовское пальто тонкое. Познакомилась с Ольгой Исаевой из Шор-Уньжи, тоже сирота, но есть родная сестра, муж её - фельдшер, а она медсестра. Оля учится на третьем курсе педучилища. Она для меня нашла фуфайку и подшитые валенки, главное тепло. На стипендию покупала хлеб, изредка - творог. В комнате общежития, как в детдоме, семнадцать человек, тесно. Каждый питается отдельно, я так не привыкла. Там, в детдоме, было всё общее. У них есть картошка, хлеб, мясо, творог, масло - всё привозят из дома. Каждую субботу идут домой, в общежитии я остаюсь одна. А летом уезжают домой на два месяца. После весенней сессии и я отправилась в сторону Шор-Уньжи, Шлань. Надо пройти сорок километров.
Лстий по-прежнему работала в маслопроме в татарской деревне. В Шлань приезжала, но нечасто. На этот раз она как будто чувствовала мой приезд, она взяла выходной. Шумат учится на механизатора в Усаде, в Татарии.
- Шумат в Усаде учится полгода. В сильный мороз он пешком прошагал пятьдесят километров в одних тонких брюках и фуфайке. В такой холод как он шёл по снегу, бездорожью? - говорит Лстий. В доме Лстий по-прежнему бедно, жить в нём стало страшно, поэтому Лстий с сестрой переселились в баню. Баня большая, там поставили кровать и стол. Есть печка, можно варить еду.
- Денег нет, дом бы надо подправить, - рассказывает Лстий. - Сестру Элику жалко, она одна в доме-бане остаётся. В маслопроме ей работать тяжело, маленькая ещё.
- Давай корову с фермы возьму. И мне будет легче, иногда масла, творога дадите. Всё это я покупаю, стипендии не хватает. Вы согласны, если с фермы корову возьму? - спрашиваю я.
- Что люди скажут? Нам неудобно, - ответила Лстий.
- Завтра пойду к председателю.
Утром я у председателя, у того, с которым дядя Арсентий судился из-за нашего сгоревшего дома, и ничего не добился.
- Иди к заведующему фермой Степану вот с этой бумагой, - сказал дядя Ведаска.
Пока ходила к председателю, ждала, когда он меня примет, уже стало вечереть, пригнали в деревню скот. Колхозные коровы идут медленно, наклоняясь, срывая траву с земли. Пастух гонит стадо. Степан был на ферме, доярки, как ни странно, в белых халатах спешат к коровам. Которая же моя, наша? Её доила мама, доила бабушка.
- Дядя Степан, - обращаюсь я, протягиваю ему бумагу, записку от председателя колхоза, - я пришла за своей коровой. Вы мне дадите?
- Ты кто такая? Можно ли выдать тебе корову? Корова бодается. Доить умеешь? - болтает подвыпивший завфермой. - Сколько лет прошло, как твоя корова пришла сюда?
- Лет десять.
- Десять? Она уже старая или, может, умерла. А ты её помнишь?
- Помню.
- Иди за мной. Не справишься, больно хилая, маленькая. В детдоме-то плохо кормили? Куда тебе корову? Куда поведёшь?
Подошли к стойлу. Однорогая корова жуёт кукурузу.
- Бери, уведи быстрее, а то всю кукурузу съест.
Не знаю, с какой стороны к корове подойти, как подойти.
- Дядя Степан, пожалуйста, помогите, - прошу я, - пусть кто-нибудь поможет.
- Это тебе не детдом, - кричит Степан.
- Эй, Максим, иди сюда, помоги вот ей, уведи корову к Лстий. Что она сама-то не пришла?
Максим спокойно вывел корову на двор, достал верёвку, привязал её к единственному рогу, повёл по деревне. Дорогой Максим сказал мне, что корова стара, молока даёт мало, она всегда была колхозной, она не наша. На другой день она не пошла вместе с деревенскими коровами, а убежала на ферму. Лстий неудобно, я снова иду за своей коровой. Утро. Степан стоит у крыльца с длиннющим кнутом.
- Ты что не смотришь за коровой? Она вон кукурузу ест, забери её!
Степан взмахнул, громко щёлкнул кнутом, свистнул, ударил корову по спине...
Я заплакала, не ожидала, что старый человек так будет издеваться надо мной, будет бить безвинное животное. Сквозь слёзы сказала, не выдержала, само собой вырвалось:
- Пусть ваши дети, ваши дети..., если они есть, увидят такое!..
Оставила корову этому человеку, убежала. За всем этим наблюдал вчерашний Максим-скотник, пастух. Он помог мне увести корову.
Через день я уехала из деревни. До начала учебного года устроилась на работу в пионерский лагерь. Лстий корову продала, купила телёнка, подправила дом, куда переселились из бани.
Не было у меня ни зимних, ни летних каникул. Училась очно, работала, как говорят, без устали. Работала вместе с Лстий на маслопроме, строила дорогу, строила дом для преподавателей пединститута. В летнее время устраивалась на работу в пионерский лагерь, в детский дом. Экзамены сдавала экстерном, экономила время для работы, зарабатывала. Участвовала в научно-исследовательских экспедициях, организованных Марийским научно-исследовательским институтом. В зимнее время вместе с другими студентами выгружала вагоны, на носилках. Вёдрами таскала рис, другую крупу. Писала статьи в газету - получала гонорары. Так выживала. Рядом были верные друзья: Роза Шабрукова, Ольга Исаева, Лида Холкина, Ирина Куликова.