—Как у нее фамилия? Что-то рыбное. Вкусная какая-то рыба. То ли осетр, то ль севрюга. Только костей много. А, ну да… Вспомнила. Лещ!
Если враг ничтожен, стоит ли его считать врагом?
В состоянии аффекта хорошо выговариваться наедине с собой. Не беда, что океан страстей в результате сможет уместиться в лужу, в граненый стакан. Зато и вслух не скажешь ничего лишнего.
Степан Подъебной.
Намылился на похороны. Не то, чтобы выпить, так, посидеть со старыми друзьями. Вот так и над нашими гробами кто-то будет нечаянно радоваться. Жизнь, слава Богу, все-таки сильнее смерти!
В автобусе. Какая-то тетка:
—Товарищи, пассажиры, ребята! Христа ради, не наступите на пакет! Осторожней, это пакет водителя, я его охраняю. Мужики, проходите, но аккуратней. Там яйца, товарищи, не толкайтесь. Женщина! Гражданка! Ну вот. Вы наступили на яйца водителя!
СТО.
Водитель:
—Посмотри мою тачку?
Слесарь:
—Не буду.
—Может, что-нибудь посоветуешь?
—Что советовать?
—А как насчет денег?
—Никак.
Клиент — в изумлении:
—Неужели снова социализм?
Истошное женское «Оле-ег!» пронзало время от времени глухую, душную ночь.
«Поднимающий задницу» — телевизионный ремейк по повести Гончарова «Обломов».
—Куда он тебе попал?
Шепчет на ухо.
—Ни фига себе!
Наилучший способ потерять лицо — попробовать оправдаться.
Бывает, что работа красит не только человека, но и свинью.
Девочка с обочины:
—Отдохнуть не хотите?
Водитель:
—Хочу, но с утра я обычно работаю.
Та понимающе отстраняется:
—Я — тоже. Просто работа разная.
—Вы чем рыбачите?
—Ну, как сказать…
—А, понятно. Значит — с друзьями. Ну, тогда снасть, конечно, не имеет значения.
На обочине. Водитель:
—Простите, товарищ сержант. Зазевался. В последний раз!
Инспектор:
—Простить? То есть типа «Здрасте!» и «До свиданья!»)
—Что-то вроде того.
—Интересно. Тогда вы остановились не здесь.
—Почему?
—Тут запрещающий знак.
—А где надо было?
—Вон там, за углом.
—А там что?
—Там церковь.
Проходит дамочка. Мужики — меж собой:
—Разоделась-то, — как на свадьбу!
—Страшновата больно невеста.
—Садок — ничего, сгодится.
—Ноги коротковаты.
—Ходит зато сексуально.
—Но мимо.
Она оборачивается:
—Сами-то на себя посмотрите, голодранцы!
Не хорошо, но хотя бы не плохо.
Строить грандиозные планы и делить шкуру неубитого медведя — это у нас любимая забава.
Мелочь-то мелочь, а почва для распри есть.
Варварство — часть любой цивилизции.
Задержаны трое грабителей. Азербайджанцы. Пострадавший всех опознал. Корреспондент криминальных новостей берет у каждого короткое интервью.
—Как вы сюда попали?
Первый:
—Я даже сам не знаю. Сидел дома, пил чай, смотрел телевизор. Вдруг пришли. Идем, говорят, с нами. Я и пошел.
—Значит, вы не участвовали в ограблении?
—Какое ограюление, э? Я же говорю: сидел дома и смотрел телевизор.
Второй:
—Там какая-то драка была.
—И что?
—Ну, я рядом проходил.
—А забрали за что?
Пожимает плечами:
—Наверное, надо было.
Третий:
—А?
—Вы меня плохо слышите?
Глупая улыбка.
—За что вас забрали?
—Я русский эта… Я здесь недавна.
—По-русски не понимаете?
Радостно кивает. Все трое думают, что самые хитрые.
«Если мы победим, никто нас не спросит о методах», говорил Гитлер. Следовало бы добавить для тех, кто потом переписывал историю его правления: «А если мы проиграем, кто будет слушать наши оправдания!»
На всех не хватает, особенно в богатой стране. Потому что страна эта — Россия.
—Тебе нравится эта музыка?
—Я бы сделал потише или выключил.
«Женщина побеждает, когда неожиданно сдается» (О.Уайльд).
Что лучше: знать только одно или всего понемногу? С одной стороны, вроде бы интересней и поучительней знать хоть что-то, но обо всем. Однако в кресле, скажем, у стоматолога очень хочется верить, что свой предмет тот знает все-таки лучше, чем, например, астрономию.
Закон — это лекарство от анархии. Но жить по закону — значит, подбирать объедки со стола избранных.
Богатый человек — это клад, будь он трижды дурак, стар и страшен.
По пути в аэропорт нас встречают многочисленные кафе и скромный фасад погребальной конторы «В последний путь».
Любимого красят даже драные носки, постылого не спасает и смокинг.
Сын:
—Тут со мной ночуют два черта, зубы мне лечат.
Мать, старушка:
—Что-то я их не вижу.
—Недавно куда-то ушли.
—За водкой, наверное. Все бутылки пустые.
—Не знаю, но зубы теперь болят.
—Жди.
—А если не придут? Может, они на меня обиделись. Бабушка, не уходи, дай анальгину? А лучше сбегай за водкой. Она полезней!
Едешь по городу в стареньких «жигулях». Скучно. Работа кончилась, впереди — то же пиво, телевизор, диван. И завтра будет приблизительно так, и послезавтра. Не жизнь, а болото. Но вот светофор, тормоз, отчаянный свист протекторов — и ты уже в заднице у дорогущего джипа. Как быстро и просто, однако, можно изменить свою судьбу!
Строчка, забор, пароход, научное открытие, — хоть что-то после тебя останется?
Умирать собираюсь или нет? Ха! Если бы я это решал!
Долгое время мне казалось, что жизнь человеческая по крайней мере в нашем обществе — это святое. Но начался Афган, Чечня, бандитские разборки. И, как всегда, умирали в основном молодые, вчерашние школьники. Призвали его в армию, одели-обули, повесили на плечо автомат, из которого и стрельнуть-то, как следует, не научили и — вперед! И вот он очухаться не успел, и пульнуть-то, как надо, а его уже вдруг стреножили, и он ни за что на свете не хочет верить, что вот этот, такой же молодой и говорящий на русском, чеченец с ножом, каких он полно видел на улицах своего города, через какие-то секунды отрежет ему голову.
Толпа детей разных национальностей. Вопрос к каждому лишь один:
—Кем хочешь стать?
Европейцы:
—Космонавтом!
—Ученым!
—Артистом!
—Политиком!
—Бизнесменом!
Палестинцы (и многие чеченцы, иранцы и т.п.):
—Когда я вырасту, я хочу убить всех неверных и умереть за Аллаха.
«Неверными» будут, естественно, те самые космонавты, ученые, артисты, политики и бизнесмены.
В отличие от сифилиса и гонореи, знания не передаются половым путем.
Автобус сопел, чихал, смеялся, плакал, ругался, кашлял, душил друг друга запахами всевозможной косметики и перегара. Он жил! Такого не почувствуешь в своем автомобиле.
2003
Улица Липовая. Бесплатная дегустация вин «Утка».
Мордобоевский тупик.
Нельзя постоянно делать одно и то же. Ни любить, ни пить, ни есть, ни думать. Жизнь — это перемены.
Мы, русские, в отношениях с другими народами слишком часто следуем эмоциям, и поэтому часто оказываемся в дураках. Американцы, в отличие от нас, сначала всегда считают. Что, впрочем, им тоже не всегда помогает.
Затерли бражку, жратву. Позвали девок.
—Гуляй, рвань, — купцы с Урала приехали!
—Что значит — депутат? Ты так и говори: вор, человек государственный.
—Посмотришь?
—Попробую.
Некролог. "Он стоял в стороне от великих событий. В стороне от них он и умер, не оставив о себе никакого следа".
—Как здоровье?
—А как ты думаешь?
—По крошкам, по крошечкам собирают люди. Потому и богатые.
—По крошкам такие деньги не соберешь.
Цирковая гостиница. Общая кухня на этаже. Симпатичная девушка, чистит картошку. Догадываясь, где она служит, Славик не скрывает восхищения:
—Вы акробатка, наверное?
Девушка пожимает плечиками:
—Нет. Говно за лошадьми выскребаю.
Подмосковье. Надпись мелом на остановке, вроде рекламы:
В нашей деревне СПИДа нет!
—Да что ты, Петя, все бабы да бабы!
—А кто же вы: девочки, что ли? Сорок лет, и все девочки!
—Мы женщины.
—А-а…
З.А.Луппа.
—Вы меня утомили своими комплиментами!
—Может, тогда перейдем к телу?
—Как спектакль?
—Ну, как? Ни одной красивой бабы!
Швейцар в дверях ресторана строго осекает парочку:
—Вы зачем сюда!
Ночь рассекает напополам ослепительный, желтый трезубец. Горы сотрясаются от грохота. Тревожно, но освежает.
Опять же о женщинах, вернее — о некоторых мужиках…
Вечер. Над садами висят узкие, прозрачные плети тумана.
Вкусы спотыкаются о культуру и неравенство, поэтому о них все и спорят.
Спит с любовницей, чувствует ее мягкое, горячее тело и снится ему, что предал друга. Случайно как-то, не желая зла. Думая просто, что все обойдется. Неужели так совесть издевается над женатым человеком? Даже вскрикнул от испуга во сне.
Фирменный поезд. Проводник не выпускает из рук швабры и веника. Пассажиры дивятся и думают: не написать ли ему благодарность?
А тот все моет и моет:
—Товарищ, встаньте, пожалуйста! Барышня, уберите ноги! Подвиньтесь, мужчина! Минуточку, граждане!
И так целый день. В конце концов, какой-то журналист сделал его героем своего фельетона, назвав в нем свой вагон «Швабродромом».
—Ну, как погода?
—Свирепствует!
По телевизору — «Обломов». Программа школьная, поэтому сын и его приятель нехотя, но смотрят. Проходит отец. Косится:
—А-а, опять — по Чехову.
Когда он ушел в свою комнату, гость прошептал удивленно:
—Но это же — Гончаров!
Хозяйский отпрыск в ответ отмахнулся:
—Да у моего папы все, что ему скучно, — «по Чехову»!
Нарсуд. Длинный коридор с лавочками вдоль стен. Много народа. Сидят, стоят. Ожидают своей очереди. Из кабинета судьи выходят двое: он и она. Он сосредоточен, расхаживает молча по коридору. Она тоже прохаживается. Поравнявшись с ним, говорит ему что-то. В глазах у нее — торжествующая улыбка. Похоже, разводятся. Ждут решения суда Видимо, в этой ситуации она себя чувствует на коне. Лишь однажды улыбка соскользнула с ее самодовольного личика и уступила место глубокой задумчивости. Но он этого не видел.
Самая благодатная почва для фанатизма — невежество.
В ожидании праздника настраиваюсь на худшее. В результате любой иной итог выглядит вроде приятного сюрприза.
—Совесть — это когда в пивной кончается пиво, а народ в очереди все равно не дерется и терпеливо ждет своей участи.
—По-моему, это не совесть, а что-то еще...
—Ну, не глупость же!
Она разочарованно:
—Ну вот, тебе только этого от меня, оказывается, было и надо...
Он, одеваясь:
—Ничто человеческое мне не чуждо.
Закатный сумрак. Дождик. Ольховая аллея. На булькающем асфальте — ковер из разноцветной листвы.
И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда же, право,
Такая хандра?
—Что-то сердце тепается.
—Влюбилась, красавица!
За столиком в кафе сидят две девицы. К ним подсаживается молодой гражданин и бесцеремонно спрашивает у той и другой:
—Тебя как зовут?
—Ира.
—А подружку?
—Оля.
—А я Вадик.
Он поднимает руку и повелительно щелкает пальцами:
—Идите-ка сюда!
Откуда-то со стороны появляется сомнительная компания из совсем юных девиц и молодчиков.
—Это — Ленка, — представляет Вадим, — сестренка. Ты уроки выучила? Нет еще? А ну-ка домой!
Та, шмыгнув носом, уходит.
—А это братан, Шурка. Выиграли у «Зенита»?
—Два ноль.
—Наша? Нет?! Вон отсюда!
Девицы недоуменно переглядываются.
—Почему вы говорите, что снег белый, если на нем сажа? Он серый, как мышь.
—Но вообще-то он — белый. Ведь снег — это олицетворение белизны.
—Карман тоже олицетворение достатка.
—Что, у вас там тоже только мыши?
—Вообще ничего.
—Воспитана она, конечно, воспитана. Но как-то по-старому. Матом при ней не ругнись, по жопе не хлопни!
Задаром — значит, в благодарность за то, что тебе уже подарили.
Блюстипогода.
Если хочется сделать что-нибудь пошлое, полистай томик Пушкина, и это желание скоро пройдет.
—Баба с воза — кобыле легче.
—Это смотря какая баба…