Что чувствуете вы, наблюдая за «разговором» неслышащих на жестовом языке? Любопытно ли, что они обсуждают? С какими проблемами сталкиваются на своём пути?
Наши миры пересекаются каждый день. Однако распознать людей с нарушением слуха мы можем лишь тогда, когда они начинают говорить друг с другом.
О «носителях» жестового языка среди слышащих ходят легенды.
Люди не знают, как с ними общаться, часто избегают. Незнание рождает ошибочные суждения, которые прочно поселяются в наших головах. Достаточно зайти на любой форум слабослышащих и глухих.
Первое, с чем сталкиваешься - категорическое табу на слово "глухонемой".
ВОГ и «носители» жестового языка
"Не называйте нас глухонемыми!" - кричит надпись на брошюрке Московской Городской Организации Всероссийского Общества Глухих (МГО ВОГ). Позже узнаёшь - правильнее говорить "неслышащие" (глухие), или слабослышащие, в зависимости от степени потери слуха. Ведь наличие нарушения слуха совсем не значит, что они не могут говорить. Среди прочих мифов и фактов о неслышащих в буклете приводятся общие правила разговора с глухими, а также русская ручная азбука.
Сама организация ВОГ была создана в 1912 году. Это – крупнейшая в России общественная региональная организация инвалидов по слуху, представляющая интересы более 10 тысяч неслышащих москвичей всех возрастов. Её цель – улучшение условий жизни москвичей, имеющих проблемы со слухом и речью, предоставление им равных с другими гражданами России прав и возможностей.
Если случайный прохожий окажется там, на Сретенке, он едва ли догадается о том, что именно здесь находится эта организация. Привлекают внимание только два знака по обеим сторонам дороги на пересечении Селивёрстова переулка и Сретенки. На каждом – надпись из шести чёрных букв на белом. "Глухие". Свернув в переулок, снова предстоит игра в прятки - нужное здание выдаёт разве что номер на фасаде. Само по себе оно достаточно маленькое, в нем всего-то три этажа, вместе с МГО-ВОГ здесь уживаются круглосуточный медицинский центр и бухгалтерская фирма.
«Девушка, вы слышащая?»
Поднявшись по лестнице на второй этаж, городской обыватель наткнется на большой стенд, висящий на стене прямо напротив чёрной железной двери с позолоченной табличкой "Московская Городская Организация Всероссийского Общества Глухих".
На нём - самые разные объявления для слабослышащих и глухих, от бесплатных курсов и платного образования до вакансий: ищут дворников, уборщиц, сборщиков изделий, рабочих для выполнения монтажных работ, специалистов по заполнению документов, сурдопеводчиков. Несмотря на довольно ограниченный перечень, из других объявлений видно, что в учебных заведениях неслышащие могут освоить программы средне-специального и высшего образования. Однако найти работу по полученной специальности после окончания учёбы в нашем обществе для них еще сложнее, чем сам процесс обучения...
- Девушка, вы к нам? - моего плеча коснулась чья-то рука. Поворачиваюсь. Невысокая пожилая женщина спешит задать контрольный вопрос, внимательно следя за моими губами, - вы слышащая? Киваю, называя цель визита. Лицо незнакомки не покидает гостеприимная улыбка, -пожалуйста, подождите несколько минут.
За её спиной - небольшой коридор, по правой стороне - примерно пять-шесть кабинетов, по левой - витрина с наградами, принадлежащими организации, многочисленные азбуки жестового языка разных стран. Есть даже «краткiй обзоръ русской народной пантомимики для глухонъмыхъ», изданный Иваном Чмутовым в далеком 1913 году в Санкт- Петербурге. За столь долгий срок большинство жестов, обозначающих буквы, практически не изменилось.
История русского жестового языка уводит нас далеко в прошлое – первое упоминание о сурдопедагогической школе в России относится к 1806 году. Школа находилась в Петропавловске, рядом с Санкт-Петербургом. В Москве же первое подобное учебное заведение появилось только спустя 50 с лишним лет. Наш русский жестовый язык(РЖЯ) принадлежит к семье французской жестовой речи, близок к американской жестовой речи (амслену); также много лексики почерпнули из австрийского жестового языка.
Сравнивая разные азбуки, делаю новое открытие для себя – оказывается, даже если две страны разделяют один язык, это совсем не значит, что и жестовая речь будет одинакова. Так, несмотря на то, что в США и Великобритании говорят на английском языке, даже азбука амслена кардинально отличается от синглиша Соединённого Королевства. Гораздо больше общих жестов между американской и французской азбуками.
- Вам прямо и налево, - откуда-то из далека снова раздаётся голос моего проводника.
Стены помещения, в котором я оказалась, украшают ряды почётных грамот и благодарственных писем правительства. На небольшом серванте – статуэтки в виде рук, изображающих разные жесты-буквы. Рядом – шкаф с документами, кажется, для ещё одной, даже самой маленькой папки, здесь не найдётся места. У стены, возле двери с табличкой «председатель Базоев Владимир Заурбекович» стоит большой полукруглый стол секретаря.
И если бы я в тот момент увидела едва заметную надпись над столом, то, возможно, далее бы не возникало вопросов.
Секретарь – женщина лет тридцати, с короткой стрижкой, выглядит сосредоточенной, печатая на компьютере. Она отрывается от своего занятия, глядя на меня поверх очков.
Здесь мне снова предстоит объясниться, после она встает и скрывается в соседнем кабинете.
- Здравствуйте, - передо мной кареглазый мужчина лет сорока, тёмные волосы пробивает проседь. Глаза неотрывно следят за моим лицом. – Садитесь, пожалуйста, - с этими словами он встаёт из-за своего стола с включённым компьютером и кипой бумаг, пересаживаясь за круглый стол. Занимая место напротив, замечаю, что секретарь всё ещё здесь. Она так же отодвигает стул, и только в этот момент приходит запоздалая догадка.
- Я буду переводить для Владимира Заурбековича всё, что вы скажете, - поясняет она, заняв свою рабочую позицию – руки на столе, пальцы слегка переплетены, готовые в любой момент «заговорить». Слушая меня, она немедленно передаёт сказанное жестами и мимикой, а Владимир Заурбекович практически сразу отвечает, задумываясь не более, чем на мгновение.
Мой первый вопрос касается главной проблемы, с которой приходится сталкиваться неслышащим. Владимир Заурбекович пристально вглядывается, пока я говорю, затем, поворачивается в сторону переводчика, и, «прослушав» вопрос, кивает.
- Конечно, главная проблема – недостаток информации.
Глухие не могут ходить в театры, кино. Большинство развлечений им недоступны. Хотя они могут заниматься творчеством, даже играть на музыкальных инструментах. Творческое направление мы развиваем вместе с Театром мимики и жеста, проводим различные конкурсы и культурные мероприятия, фестивали.
В основном люди с нарушением слуха получают информацию читая, общаясь, или через печатные СМИ. Раньше на телевидении практиковался сурдоперевод, сейчас его заменили субтитры и бегущая строка.
Тут, конечно, не могу не спросить о ситуации с сурдопереводчиками, особенно, когда рядом со мной – один из них. В СМИ ведь встречается пугающая статистика – в Финляндии на каждую тысячу человек глухих приходится 300 специалистов этого профиля, а в России - всего три. Любопытно, правда ли это, или преувеличивают, пугая нас.
Владимир Заурбекович на этот раз отвечает, не сводя глаз со своего проводника в мир слышащих:
- Сурдопереводчиками в основном становятся дети глухих родителей, потому что это для них, можно сказать, родной язык. Их действительно мало, особенно в регионах. У нас проблема с сурдопереводчиками связана ещё и с тем, что долгое время язык не был признан на официальном уровне.
Во многих странах жестовый язык стал официальным национальным языком – например, в той же Финляндии. В Новой Зеландии он обладает статусом второго государственного языка. Если человек в такой стране хочет работать в социальной сфере, от него требуют знание основ жестовой речи. И работа сурдопереводчиком уважаема и престижна.
У нас, в России, в 2012 году русский жестовый язык был официально признан языком общения неслышащих. Это обязывает педагогов, обучающих глухих, владеть жестовым языком – в том числе и потому, что не все люди с нарушением слуха могут читать по губам. Врачи и полицейские тоже должны знать базовые жесты. Но о том, чтобы жестовый язык начали преподавать в школах, пока только говорят.
Чтобы овладеть жестовым языком хотя бы на базовом уровне, человеку требуется минимум три месяца. Для того, чтобы хорошо владеть нашим языком, нужна постоянная практика, как и с любым другим иностранным. Необходима постоянная практика, ведь есть и свои тонкости, сленг у нас тоже есть, язык ведь развивается.
Времени у меня не так много… На протяжении нашего разговора в дверь то и дело заглядывают – без стука, тут не принято.
Хочется ещё столько спросить, но последним вопросом выбираю самый нелепый миф о людях с нарушением слуха.
Владимир Заурбекович улыбается, когда ему переводят вопрос, и, не задумываясь, встаёт из-за стола. Перебирая бумаги, извлекает три ярких буклета. Среди мифов следующее: «инвалиды по слуху – глухонемые люди», «глухонемые – неграмотные», «глухие умеют хорошо читать по губам», «глухих надо учить говорить, как все слышащие», «глухие – инвалиды, которые нуждаются в медицинской реабилитации», «глухие ведут совершенно другой образ жизни, не такой, как у обычных людей», «глухие люди не могут пользоваться телефоном». Кажется, многое из перечисленного не мог сказать человек, живущий в двадцать первом веке. Но разве сам факт существования этих памяток не демонстрирует нам обратное? Как же вышло так, что подобные заявления прочно затесались среди мифов об инвалидах по слуху?
Среди общих правил разговора с неслышащими, казалось бы, ничего необычного и сверхсложного, чего мы бы не могли сделать – соблюдать расстояние 0,8 – 1,5 м между собой и собеседником, предварительно убедиться, что на нас смотрят, стараться медленнее говорить, но без излишней артикуляции, не кричать, ведь это может болезненно подействовать на человека со слуховым аппаратом.
… Когда я говорю «спасибо», Владимир Заурбекович не ждёт переводчика, улыбаясь встаёт из-за стола, возвращается к своим делам.
Моё запоздалое «до свидания» тонет в потоке прочих звуков, которые не услышит этот человек.
«Самая большая проблема-безразличие»
Оказавшись снова возле стенда с вакансиями, я наткнулась на приятную девочку лет пятнадцати. Разговорившись, узнаю, что зовут её Женя, что она растёт в неслышащей семье, учится в восьмом классе в самой обыкновенной общеобразовательной школе.
Первое, что бросается в глаза – всё та же характерная внимательность, сосредоточенность на лице собеседника. Наверное, это входит в привычку у тех, кто живет на границе между двумя мирами.
На мои вопросы восьмиклассница отвечает сосредоточившись, обдумывая каждое слово:
- У меня мама, папа и сестра глухие. Не могу сказать, что учила язык жестов специально. Как и все дети, я росла, училась говорить новые слова. И вместе с этим развивался и запас слов жестового языка.
Чтобы определить главную проблему в жизни неслышащих, девушке требуется больше времени. На лбу залегает складка, пару минут она молчит, подбирая слова:
- Всё-таки… самой большой проблемой в жизни глухих я считаю безразличие окружающих, незнание, как с ними общаться. Особенно в больницах, полиции, налоговой, школах. Насчёт сложностей с информацией – папа не смотрит телевизор, он читает новости в интернете, - выдержав паузу, Женя продолжает, - но вообще, люди ведь разные бывают. Неслышащие тоже не все читать любят. Думаю, если человеку интересно, что происходит, то он найдёт способ обо всём узнать.
Не удержавшись, я всё-таки спрашиваю, не думала ли она в будущем стать сурдопереводчиком – тем, кто помогает глухим стереть границы, отделяющие их от внешнего мира. Девушка признаётся – желание есть, ведь она как никто понимает жителей страны тишины. Другое дело – родители против. Говорят, тяжело это слишком: работы очень много, нагрузка сильная - и на психологическом, и на физическом уровнях, а платят мало.
Прошу её показать мне хотя бы простейшие жесты – «здравствуйте», «спасибо», «извините», «до свидания». Мы прощаемся, она возвращается в свой мир, а я – в свой. На улице, снаружи, льёт проливной дождь. Бросаю последний взгляд на здание Общества Глухих. Как и в самом начале, отмечаю, что оно совсем маленькое, неприметное в окружении фирм и многоэтажек.
Стоит пройти всего несколько метров, и выйдешь на Сретенку.
Мир снаружи захлёстывает – шумят проезжие машины, мелькают яркие вывески ресторанов, люди спешат по своим делам.
А ты идёшь, унося в свою реальность частичку другого мира. Идёшь, пытаясь представить, какого это, когда совсем не слышишь.
Между нашими реальностями пропасть, потому как нам никогда не понять, как это, не слышать голоса родных и близких, потерять один из важнейших пяти ориентиров, что есть у человека. Но пропасть эту мы можем преодолеть.
Не важно – по ту или другую сторону звука.
Границы можно и нужно стирать.