Лидочка.
Сильный бодрящий ветер дул мне в лицо, прижав комариную орду к тундровому фетру, Енисей лежал под ногами. Стоя на самом краю крутого яра, чуть наклонившись вперед, настолько был сильный ветер.
Любил всей душой такие дни, ясное холодно-голубое небо с маленькими, но частыми белоснежными, резво бегущими облаками, вот с таким свежим пронизывающим ветром. Комары не досаждают, под ногами необъятная тундра, красивая до безумия. Но в своей необъятной красоте и бесконечности, тундра лёгким прикосновением ложится на плечи необъяснимой печалью.
Никогда раньше не задумывался над этим, а сейчас вот понимаю - эта печаль светлая, вселенского масштаба.
В душе такие переживания, чувства, хочется действовать, петь. Да-да именно петь и петь не весёлое и радостное, а протяжное, надрывное, чтобы камертоном будило сострадание ко всему.
Полы фуфайки взметывались, как крылья ворона за спиной, толстый ручной вязки из собачьей шерсти свитер защищал от пронизывающего холодного ветра.
Поймал себе на мысли, наверное, я ненормален.
Наверное.
Но в голове были эти мысли, а никакие другие. Короткая передышка: и я вновь взяв кайло, замолотил по слежавшейся земле, пройдя верхнюю оттаявшую часть тундры. Работа была изматывающей и долгой, мне предлагали эту работу сделать друзья, но я отказался. Мне самому хотелось сделать приятное моей девочке.
Молотил кайлом по земле, похожую на бетон. Пар валил от меня, как из парной, пот липкими струйками стекал по спине и ветер, взметая мои пряди, охлаждал разгоряченное тело. Рядом, в метрах пятнадцати, яркие, пёстрые турухтаны затеяли свару.
Бог мой, какая гармония природы, сколько умиротворения вокруг меня. И я поддавшись этому необычному настроению природы, забывшись, раз за разом молотил по промёрзшей земле. Ветер крепчал, угловатый, безликий посёлок, чуть внизу стелился клубами чёрного дыма из печных труб, предвещая ненастье, но сейчас это синее небо ничего не предвещало.
Ко мне подошли трое моих друзей, предлагая помощь. Отказался и деликатно попросил их, меня оставить в покое. Растерянные они, перешёптываясь, спускались по тропинке по пологому логу к посёлку.
Сел на край ямы, снимая перчатки, вытащил термос с горячим чаем. Обжигаясь об металлический колпачок-стакан термоса, глотками отхлебнул крепко заваренного чая. Развернул льняную салфетку, пара бутербродов с копчёным балыком муксуна, утолили мой голод. Пирожок, с картошкой завернув, спрятал в карман фуфайки.
Вылез, подошёл к самому краю яра, прилёг на склон, опустив ноги вниз обрыва яра опираясь на локти. Тёмный с сединой Енисей, бурча под порывами ветра, нагонял волну на песчаный берег. Широко разлившись - там вдалеке на самом горизонте, проглядывалась узкой полоской разрезанная тысячелетиями руслом реки - другая часть Земного шара.
Мир - под моими ногами.
Чайка подлетела ко мне на расстояние трёх метров, стеная, парила передо мной. Вытащил пирожок, отломив, швырнул ей кусочек пирожка, она ловко его подхватив, благодарно причитая, кружась, клянчила следующий кусок.
Земля с трудом поддавалась, но под моими неистовыми ударами откалывалась и через два часа в конец измочаленный, но удовлетворённый, выполнил свою работу. Собрав инструмент не спеша, пошёл домой.
Не разговаривая со своей женой, поцеловал лобик своей красавицы дочки, лёг в постель и провалился во тьму сна.
Проснулся неожиданно, от сказочно-прекрасного, но тревожного сна.
Приснилось, как-будто заблудился в вековом сосновом лесу, плутая, вышел на травянистый пологий, но очень длинный склон холма. Передо мной стояло циклопическое здание без окон, метров триста высотой, длинным прямоугольником с километр в длину на самой вершине холма. У ближнего угла был виден чёрный проём, к которому от меня шла тропинка через поле ромашек, люпинов и маков. Цветы ласково качались под тёплым нежным ветерком, жаворонки заливались в поднебесье.
Чем ближе подходил к этому мрачному зданию, тем выше становился проём, пугая своей таинственной чернотой.
Поразило, проём был у самого угла этого невероятного здания, при этом в ширину не более трёх метров и в высоту метров двадцать, без дверей, но в этой черноте проёма не было ничего видно.
Решившись, вошёл в эту пугающую черноту. И сразу же оказался в невероятно огромном пространстве пустого, без единой перегородки здания, и ошеломило, потолок висел в воздухе, не опираясь на стены здания. Между стенами и потолком, по всему периметру, была щель в десять метров и солнечный свет, проникая вниз, вспарывая пространство, как лезвие, освещал стены этого циклопического здания, оставляя в мягком полумраке весь объём здания. На противоположной стороне, прямо по середине ярко освещённого проёма, стояла маленькая фигурка. Я знал, это была моя дочь, моя Лидочка.
-Папа, папулечка, иди ко мне быстрее, тут так прекрасно - многократным эхом зазвенел её мелодичный голосок.
Я побежал, задыхаясь через пространство этого здания. Моя радость мне улыбалась, в цветастом сарафанчике, протянув ручки, ждала меня. Вышли, держась за руки, за пределы этого здания и я ахнул от непередаваемой красоты.
Выходя из здания, мы, как бы оказались по другую сторону холма. Прямо под нами, внизу до самого горизонта, в огромном количестве стояли разновеликие и разноцветные православные храмы.
Купола сверкали золотом, только кругом не было ни души. Мелодичный перезвон колоколов, так был прекрасен и чарующ.
Лидочка вдруг стала высокой, а я маленьким. Она погладила мои волосы, как взрослая, утешая меня.
-Папочка, вот я и дома - и исчезла.
От ужаса проснулся, я потерял свою дочь.
Тихо встал, вошёл в спальню моей дочери, поцеловал лобик. Стараясь не шуметь, взяв инструмент, вышел на улицу. Свинцовое небо тяжело придавило посёлок. Собаки вдалеке неистово брехали.
Сосновая стружка, диссонансом погоде и моему настроению, весёлым свистом закручиваясь, летела из под фуганка. Работа спорилась, доска к доске чистенькие, гладенькие, я знал, моя работа понравится.
Через три часа всё сделал, оббил шёлковой тканью, всё примерил - идеально.
Ко мне подходили, что-то говорили, но я никого не слушал весь, уйдя в процесс изготовления. Подошла жена, голос глухой, невыразительный.
-Алёша, ты уже всё закончил, скоро придут люди, пора.
Кивнул головой. Всё приготовил, убрал лишнее из комнаты, чтобы не мешало.
-Прости меня Вера, но я пойду туда наверх, - показывая на противоположный склон, - там я буду ждать.
Вера обречёно, как затравленная собака, посмотрела на меня. Махнула рукой - отпуская.
Сидел на пенёчке, вспоминая сегодняшний сон. Боже, какой красивый сон. Слёзы радости потекли по моим щекам.
По склону поднималась траурная процессия, неся маленький гробик, который я так старательно делал для моей Лидочки.
Она нашла дорогу туда, где ей будет хорошо, она мне сегодня ночью это показала.
Я встал.
Вдруг свинцовые тучи разошлись, и яркий луч света осветил выкопанную мной могилу.
Подул ветер, и первые снежинки зазмеились по рдеющей карликовой берёзе.
19 июня 2009.