Лешка взялся за длинную деревянную ручку и стал тянуть ее на себя. Большая дубовая дверь медленно приоткрылась. Лешка просунул в образовавшийся проем судки, а потом проскочил сам. Дверь с нарастающей скоростью пошла обратно и захлопнулась за самыми лешкиными пятками с таким грохотом, что Лешка даже присел от страха. Он поднялся по темной лестнице, подошел к окну раздачи и протянул повару свернутый вчетверо лист бумаги.
— Щи три порции, котлеты, пудинг,— прочитал повар.
— Ага,— сказал Лешка и протянул судки.
Повар в высоком белом колпаке лукаво подмигнул Лешке и понес судки к огнедышащей плите.
Лешка приподнялся на цыпочках, положил подбородок на подоконник и стал смотреть, как повар ловко орудует половником. В кухне было жарко и душно. Над большими кастрюлями, как над вулканами, поднимались облака пара.
— А ты чего здесь делаешь, малыш? — услышал Лешка, и чья-то рука легла на его стриженую голову.
— Он за обедом пришел,— сказал повар в белом колпаке и поставил на подоконник судки.
Лешка протянул деньги.
— Раз, два, три, четыре, пять,— сказал повар, щелкая на счетах,— вышел зайчик погулять.
И положил перед Лешкой сдачу.
Лешка взял сдачу и засунул ее поглубже в карман.
— Сколько же тебе лет? — спросила официантка и
поставила судки на пол.
— Шесть,— сказал Лешка.
— Мелковат ты что-то, парень,— сказал повар.
Лешка взял судки и направился к выходу.
Судки теперь были тяжелые, и, чтобы не доставать ими до земли, он должен был приподнимать плечо.
Лешка быстро проскочил в открытую кем-то наружную дверь и очутился на улице.
Дорогу он знал хорошо. Нужно было пройти по Некрасовской, свернуть на Заводскую, потом перейти наискосок детский парк и выйти на Садовую. А там уже и дом.
Лешка чувствовал всю ответственность возложенного на него дела. Конечно, если бы мама не затеяла большой стирки, а у папы не было бы баланса, то, возможно, Лешке не доверили бы это мероприятие. Но тогда не было бы и эскимо. Вспомнив про эскимо, он поставил на середине тротуара судки, залез в карман и проверил наличие денег. Деньги были на месте. И Лешка пошел дальше.
На углу Некрасовской и Энгельса был магазин «Детский мир». Лешка остановился перед витриной и стал ее рассматривать. В первом ряду, у самого подоконника, стояли машины. Большой зеленый грузовик и голубая «скорая помощь». На «скорой помощи» были красные кресты, но зато у грузовика в кабине был руль. Рядом со «скорой помощью» стоял подъемный кран, точно такой, какой был у Лешки. Его подарил папа в день рождения. На самом верху витрины сидел серый заяц с барабаном на шее. Рядом с ним стоял большой плюшевый медведь. Он смотрел на Лешку желтым стеклянным глазом, как бы спрашивая: «Тебе чего надо?»
Дверь магазина была открыта, и он вошел.
У прилавка с розовыми голыми куклами и утятами он даже не задержался. Сразу прошел к отделу, где висели ружья и автоматы. Поставил судки на пол и стал рассматривать автомат.
«Интересно,— думал Лешка,— с пистонами он или нет?» Ружье у него было — оно стреляло.
— Чьи судки? Поставят на самом проходе! —услышал Лешка чей-то голос.
— Мои! — крикнул Лешка и побежал к судкам.
— Так неси их домой, а не ставь под ноги,— проворчал высокий человек в шляпе.
Лешка вышел из магазина.
По Некрасовской катились автомашины. На углу они останавливались и ждали сигнала регулировщика. Лешка постоял, посмотрел, как работает регулировщик в белых перчатках.
"Мне бы такую палку»,— подумал он, вздыхая, и пошел дальше.
Повернув на Заводскую, он увидел роту солдат. Солдаты шли, печатая шаг. Впереди — командир и солдат с красным флажком. Вдоль тротуара, размахивая руками, маршировали мальчишки. Лешка не выдержал и присоединился к шествию. Солдаты шли быстро, а Лешка не успевал за ними, потому что мешали судки. Они били по пяткам, и щи в нижнем судке выплескивались. «Хорошо им без ничего идти,— подумал он.— А вот дали бы им каждому по судку, посмотрели бы». И он свернул на тротуар.
Около аптеки, где в банках, обернутых марлей, плавали пиявки, Лешка купил эскимо. Он долго стоял и смотрел, как плавают пиявки. Он знал, что пиявки высасывают дурную кровь. Об этом говорила бабушка. Папа говорил, что Лешка хороший мальчик, но в нем много дури. И Лешка представил, как пиявки высасывают у него дурную кровь и как папа говорит, что у него теперь умный сын.
Эскимо кончилось как раз у входа в детский парк, хотя Лешка хотел растянуть удовольствие до моста через речку. Он еще раз облизнул палочку и выбросил ее в газон. Проходя мимо гипсовой пионерки с поднятой рукой, Лешка переложил судки в левую руку и отдал салют. Потом Лешка поставил судки на скамейку, а сам сел рядом, отдохнуть. Он приоткрыл крышку верхнего судка — в нем был пудинг. Лешка потрогал пальцем вишневое варенье и лизнул его. Варенье было не такое сладкое, как эскимо. Лешка положил в рот ягоду. Чистую косточку он зажал между пальцами и выстрелил в воробья. Воробей подпрыгнул и улетел. Лешка сосчитал ягоды: их было восемь. Он закрыл крышку судка и пошел дальше. На следующей скамейке Лешка съел еще две ягоды. Последние две вишни он съел около «гигантских шагов».
У «гигантских шагов» он поставил на землю судки, подошел к одной из петель, схватился за нее руками и побежал вокруг столба. Потом он оттолкнулся и полетел. Впереди него бежал какой-то мальчишка в матроске.
Он бежал все быстрей и быстрей, потом отталкивался и летел, как птица, по воздуху. И ему казалось, что он парит в облаках. Где-то впереди мелькала матроска. Небо и земля сливались в сплошную несущуюся стену.
— Давай! Нажимай! — кричал Лешка.
Через некоторое время он устал и отпустил веревку. Он пробежал немного по инерции и остановился, широко расставив ноги, чтоб удержать равновесие. Перед глазами все кружилось. Он закрыл глаза, подождал, пока земля под ним перестанет качаться. Потом открыл глаза и увидел страшную картину. Судки со щами, котлетами и пудингом были перевернуты. Над ними стояла большая рыжая собака и жадно лакала разлитые щи.
— Пошел! Пошел! — закричал Лешка и затопал на собаку ногами.
Собака перестала лакать, посмотрела на Лешку зелеными глазами и злобно зарычала, оскалив зубы.
— Пошел! — сказал Лешка, но уже не очень громко, и заплакал.
Он сел на землю и стал плакать, а собака продолжала лакать. Проходивший мимо мужчина отогнал собаку и поставил судки. Лешка подошел к месту катастрофы и, продолжая реветь, стал складывать в судки лежавшие на земле котлеты.
Собака сидела за кустами, облизывалась и смотрела на Лешку. Он закрыл судки и бросил в собаку камнем.
У моста он вытер слезы, остановился и, приоткрыв крышку, стал рассматривать котлеты. Они были в песке и траве. Лешка вспомнил маму, у которой большая стирка, и папу, у которого баланс, и снова заплакал.
Он сидел у самой воды, рвал траву, бросал ее в воду и плакал. В воде плавали мальки с большими глазами, а на дне шевелились зеленые водоросли. Потом он достал самую грязную котлету и, опустив ее в воду, стал мыть. Когда он ее вытащил из воды, котлета была чистой. Даже чище, чем была раньше. Он вымыл все котлеты, закрыл судки и, успокоившись, пошел домой.
Когда Лешка вошел во двор и увидел маму, которая полоскала белье, он не выдержал и снова заревел. Мама бросила белье и, вытирая о фартук руки, побежала навстречу Лешке:
— Что случилось? Чего ты плачешь?
— Собака,— сказал, всхлипывая, Лешка.
— Какая собака? Она укусила тебя! — закричала мама.— Она тебя укусила?
Она стала ощупывать Лешку.
— Боже мой! — кричала мама.— Ты можешь толком объяснить, что случилось?
Вышел папа.
-- Собака-а-а,—говорил нараспев Лешка.— Я только варенье попробовал. А собака съела щи. Котлеты упали, но я их вымыл в речке.
Тут папа сказал, что он знал, что так получится, что ребенку рано поручать такие дела. А мама стала на него кричать, что тоже не может разорваться на части, что у нее только две руки, а не четыре. А папа сказал, что он всегда помогает, но теперь у него баланс. А если бы не баланс, то он помог бы.
Потом мама повела Лешку умываться и сказала, что ничего, что у нее есть картошка и масло. И что никто не умрет с голоду.
А котлеты мама отдала Шарику, несмотря на то, что они были совсем чистые.