Исповедь деревянных драконов
Дул пронизывающий осенний ветер. Капли дождя разбивались о лобовое стекло автомобиля, разлетаясь на сотни мелких осколков. Двигатель гудел, временами слегка утихая, но скоро вновь набирая обороты. Фары освещали во мраке проселочную дорогу, по бокам от которой сгибались к самой земле под напором ветра могучие деревья. Треск их веток был неслышен за диким воем ветра. Казалось, что тысячи голодных волков окружили машину и сейчас изливали всю свою тоскующую по теплу ушедшего солнца душу. Дворники лобового стекла неустанно стирали с прозрачной поверхности воду и желтые листья, сорванные с истрепленных грозой деревьев.
Максимально нагнувшись вперед, едва не касаясь носом лобового стекла, сидела за рулем молодая девушка. Ее звали Лиза и было ей немногим больше двадцати. Ее стройное спортивное сложение всегда привлекало внимание мужчин, а вьющиеся каштановые волосы, спадающие на плечи, надолго занимали их взгляды. Но сейчас ей нужен был только один мужчина и она готова была сделать все, ради того, чтобы отыскать его. Изо всех сил напрягая зрение, вглядывалась она в бушующую за стеклом мрачную стихию. Рвала и метала гроза, поливая водой все, до чего могла дотянуться, будто бы из ярости, что не могла достать до одного-единственного человека, сидящего в теплом салоне автомобиля. Казалось, что буря в любой момент разобьет стекла и завладеет последним оплотом тепла на многие километры вокруг, но каждый раз стекло выдерживало натиск, не позволяя холоду властвовать безраздельно.
Дорога извивалась, подобно раненой змее, огибала овражки и поляны, ныряла под редкие деревянные мостки, пробиралась сквозь чащу. Лиза знала, что этот путь рано или поздно приведет ее к цели.
Наконец послышался шум воды, а вскоре лес впереди расступился и показался каменистый берег широкой реки. Дорога стала идти вдоль него и быстро оборвалась у маленького деревянного дома. Лиза остановила машину. Дом был весьма скромный, но бревенчатые стены явно хорошо хранили тепло его очага. Неподалеку у воды стояла деревянная лодка с прикованными к ней цепями веслами. Там же были рыболовные сети.
Гроза за окном все не утихала, а только больше распалялась, надеясь обрушить на незваную гостью всю свою мощь, как только она выберется из своего убежища. Девушка выключила мотор, но не спешила выходить. Она просто молча смотрела на дом, до конца не веря, что наконец-то нашла его. Минуло несколько минут, прежде чем она решилась открыть дверь. Стена воды тут же обрушилась на голову несчастной, а ветер раздул ее волосы и полы плаща, но это не остановило ее. Лиза прошла несколько шагов до двери дома и подняла руку, чтобы постучать, но замерла в смущенной нерешительности. Она мельком взглянула на часы, на которые тут же посыпались тяжелые капли. Короткая стрелка указывала на двойку, до второй ей дела уже не было. Напрашиваться в гости в такой час просто верх неприличия. На Лизу тут же накинулись сомнения. Так ли важна причина ее приезда, чтобы будить хозяина в такое время? Откроет ли он ночью дверь гостям? Пока вопросы роились в ее голове, раздирая и без того слабеющую решительность на части, рука уже стучала в старые доски. Лиза и раньше обманывала так свое сознание, тайком приказывая инстинктам просто сделать то, что должно было быть сделано. Некоторые назвали бы это силой воли, но она всегда считала это лишь хитростью.
Минуты без ответа показались часами, тянувшимися под проливным дождем еще дольше. Волосы липли к лицу и вода по ним стекала ручьями, но гостья застыла и даже почти не дышала, ожидая ответа с замиранием сердца. Наконец послышался хриплый сонный голос: "Кто там?". Лиза помедлила. Еще секунда. Еще одна. Неужели... Вот этот голос... Он ждет ответа. Что же сказать? Что сказать? Нужно сказать просто и ясно и будь что будет: "Меня зовут Лиза. Орлова Лиза".
Дверь отворилась. На пороге стоял старик с пышной седой бородой, но не тот старик, каких можно отыскать в некоторых городских квартирах или же даже в деревенских домах. То был сильный, пусть и невысокий, старик. Было сразу понятно, что этот человек долго жил один и жизнь его не была простой или легкой, в ней было много тяжелого труда. Его седые волосы были острижены коротко, а на морщинистом лице глубоко отпечатались усталость и печаль, хотя и нельзя было сказать, что перед Лизой стоял человек, не ведающий счастья.
"Лизой, мне помнится, звали мою внучку..." - промолвил задумчиво старик. На глаза девушки навернулись слезы, но лицо ее уже было настолько мокрым, что понять ее состояние можно было только по выражению лица, однако скудного света, льющегося из двери не хватало, а потому от старика ускользнул этот момент. Она не решалась сделать шаг. "Орлова... неужели...?" - вдруг прошептал хозяин дома и вскинул полный изумления взгляд к глазам гостьи. Она кивнула. Старик простер мозолистые руки к девушке и сделал шаг навстречу, не заметив, что оказался на улице. Девушка кинулась в его объятия, а он вдруг счастливо и просто рассмеялся. Перед взором девушки снова промелькнули события далекого прошлого. Вспомнилась ей маленькая девочка пяти лет отроду с задорными каштановыми косичками и красными бантами на них. Со счастливой улыбкой тянулась она вверх, где ее маленькую ладошку крепко и нежно сжимала грубая рука, тогда еще не носившего седую бороду, мужчины. Вспомнилось, как днями напролет гуляли они по улицам. Как без конца сыпались на нее захватывающие истории, будто бы собранные в единый сборник каким-то старым писателем, решившим наконец отобрать лучшие свои произведения в один, самый любимый им, том. Но настал момент, когда вдруг оборвалось то счастливое время. И что-то исчезло тогда. Будто бы маленький кусочек дома откололся и теперь навсегда из жилища исчез былой уют. Злые ветра теперь всегда задували в это отверстие, которое не могло закупорить больше ничто.
- Я так скучала по тебе!
- Я тоже скучал милая, - ответил седой старик, широко улыбаясь.
Они прошли в избу. Лиза пригнулась, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, какие издавна бывали в избах. Одновременно с этим она подняла ногу, чтобы переступить высокий порог. Миновав заваленные разным бытовым скарбом сени, они очутились в кухне. Там было тепло, сухо и уютно. Пахло горящими дровами и душистыми травами, букеты которых были подвешены под потолком на веревочке, чтобы удобней было бросать в чай и разные блюда по мере надобности. В печи трещали дрова, а на потолке слабенько светила одинокая лампочка, свисающая на проводках. Дедушка провел Лизу в комнату и, усадив за стол, сел напротив нее.
- Как же ты нашла меня? - спросил старик. Он никак не мог убрать лучезарную улыбку со своего лица.
- Твои бывшие соседи сказали мне, в какую сторону ты отправился, - все не могла укрепить свой дрожащий голос Лиза, - Назвали мне деревню. Деревенские сказали, что ты не живешь с ними, а выстроил дом здесь и только возишь им рыбу на продажу. Так и нашла. Отчего ты покинул старый дом?
- Слишком много темных воспоминаний впиталось в его стены... Я не хотел, чтобы они гнели меня до самой смерти... Ведь бороться с ними мне пришлось бы одному. Пусть одиночества я избежать не сумел, зато сумел выбрать, где его провести. И я выбрал это место. Ты, наверное, уехала из деревни очень поздно вечером, раз прибыла только сейчас?
- Да... Глупая идея, - улыбнулась смущенно девушка, - Я тебя разбудила...
- Брось ты, Лизонька! Если бы меня всегда будили родные глаза, я мог бы просыпаться хоть каждый час!
Лиза улыбнулась и окинула стены взглядом. В комнате было так много вещей, что могло даже почудиться, что хозяин попросту барахольщик, но стоило только присмотреться к его богатству, как становилось очевидно, что то были несметные сокровища старческой памяти. Вся его жизнь была на этих полках. Тут были и различные сувениры из дальних стран, и удивляющие узорами камни, и причудливые раковины со дна морского, и старинные монеты, лежащие на полках увесистыми колоннами, и китайские веера с иероглифами, и театральные маски... Отдельно на стене висела медвежья шкура, на фоне которой блестели в ножнах несколько мечей, шашек и ножей. Каждая вещь здесь явно скрывала свою неповторимую, увлекательную историю. Многие из этих экспонатов когда-то были бы узнаны Лизой по услышанным историям с полувзгляда, хоть она никогда и не видела самих вещей, но теперь... Теперь детская память осталась в прошлом, а взрослой были совершенно чужды эти дивные предметы. Внезапно взгляд ее привлекла полка с несколькими корявыми ветвями, на которые были надеты резные драконьи головы.
- Что это? - вдруг спросила девушка. Старик никак не мог оторвать взгляд от внучки. Как любой человек, не мог он никак поверить в чудо, превратившее малышку, с которой он гулял когда-то по улицам города, в такую прекрасную, уверенную в себе девушку, сидящую теперь за его столом. Для него она всё равно оставалась маленькой. Не только из-за того, какой он ее помнил, но и из-за их разницы в возрасте. Мысль его понимала, насколько все поменялось, но душа отказывалась верить. Вопрос прервал его раздумья и он перевел взгляд на коряги на полке.
- Это деревянные драконы, Лизонька. Я сделал их, чтобы они напоминали мне те события, которые для меня особенно важны. Когда случалось что-то важное, я находил корявую ветку, а потом вырезал для нее голову из дерева. Мне казалось когда-то, что это похоже на какое-то таинственное восточное искусство, ведущее к мудрости...
- Три дракона стоят впереди и будто отдельно от всех, -заметила Лиза.
- Это самые важные для меня драконы. Я могу рассказать тебе о них. Вот, - старик снял с полки одного корявого "дракона" и дал его внучке, - Его зовут "Свет, пролившийся за бурей". В каком-то смысле это дракон и сегодняшнего дня, - улыбнулся старик, разглядывая фигурку, - Возьми его. Положи на ладонь. Вот так. Чувствуешь? Закрой глаза. Положи палец сюда. Что ты чувствуешь?
- Ух ты! Я чувствую четыре маленькие когтистые лапки! А палец мой лежит у него на хвосте! Он правда, как живой, дедушка! - девушка не выдержала, рассмеялась и открыла глаза, чтобы подробнее разглядеть причудливую фигурку.
- Это был мой первый дракон, - сказал старик, наблюдая за тем, как внучка изучает корягу, - Я тоже это почувствовал, когда нашел его. Тогда у меня и появилась идея, делать деревянных драконов.
- Неужели все они такие волшебные? - улыбалась Лиза, - Когда я закрываю глаза, мне вправду чудится, что он даже поворачивает свою длинную шею, оглядываясь вокруг!
- Нет, не все они такие. Но многие. Хотя этот, конечно, больше других похож на дракона. Это было очень давно. Такой же осенью, как эта, только очень далеко отсюда. Я помогал рыбакам в море, как вдруг началась гроза. Мы были на небольших весельных лодочках, никто не ждал в тот день непогоды, но она пришла. Поистине не царь природы человек. Мы можем построить тысячи городов, а потом еще столько же, но если обидим землю, на которой живем, она уничтожит нас в единый миг, и не будет пути к спасению. В тот раз мы боролись с волнами и ветром как могли. Я стер руки об весла в кровь. Волны бросали наши лодочки, как бумажные кораблики. До сих пор предо мной стоят во снах те черные волны, что едва не сгубили меня. Два удара в борт едва не перевернули лодку и она набрала много воды. Мы черпали ее ведром, пытаясь одновременно грести, чтобы не становиться снова к волне бортом. Но все в тот день было против нас, и ветер развернул нас снова. Бороться с ним уже не было сил, но мы не сдавались. Иногда лучше истратить все силы и умереть от усталости и истощения, имея шанс, чем сохранить силы и умереть, не имея и тени возможности выжить. Но все же, удар за ударом, море перевернуло нашу лодку, а дальше... Дальше борьба стала только более ожесточенной. Я уже не видел рыбаков. Теперь все мои мысли были только о собственном выживании. Что я говорю... У меня вообще не было мыслей тогда. Одни инстинкты. Море тянуло ко дну, волны захлестывали меня, вдавливая мою, плывущую на поверхности, голову в толщу воды. Бескрайнее буйство шторма охватывало меня. Я не видел ни лодок, ни людей, ни земли. Вокруг были только волны, которые бросали меня, как маленький ребенок бросает игрушку. Сильным, не скоординированным движением, совершенно не думая о том, куда она полетит. Я захлебывался, вода была всюду, силы покидали меня и вскоре у меня потемнело в глазах. Надежда оставила меня, а вслед за ней ушло и мое сознание.
Только чудо помогло мне тогда. Меня по нелепой случайности выбросило на берег какого-то острова, где росло несколько сосен. Когда я очнулся и откашлялся, то понял, что берег всего в нескольких километрах от меня, но сил на то, чтобы доплыть, у меня не было. Гроза давно перестала вздувать волны, но я наверняка знал, что все равно утонул бы в пути, если бы рискнул. Тогда мне казалось, что судьба лишь играет со мной злую шутку, даруя мне шанс умереть медленно, видя свое спасение, но не имея возможности добраться до него. Как краб умирает в ловушке на берегу, через сетку видя родное море в нескольких метрах от себя. Тогда я не знал, что ничего не происходит просто так, и все имеет свой смысл, даже если нам кажется, что случившееся трижды бессмысленно. Я осмотрел островок, собрал немного хвороста и наткнулся на удивительно изогнутую сухую ветку. Как скульптуру я поставил ее себе на ладонь и тут же почувствовал ровно то же, что чувствуешь ты сейчас, держа ее. Тогда-то и решил я, что если будет мне дарован шанс на жизнь, я сделаю для дракона голову и навсегда запомню об этом страшном дне, хотя в тот миг даже вера в подобный исход ушла от меня. Прошло много времени и мне хотелось есть, но пищи рядом не было. Я даже не мог развести огонь, потому что не нашел подходящих камней, чтобы высечь искры, кроме того все вокруг еще было мокрым после грозы, так что, испробовав несколько способов, я просто остался сидеть напротив никчемной горсти хвороста. На то, чтобы разводить огонь трением, совсем не было сил, и я просто уснул. Один. На острове. В мокрой одежде на холодном ветру. Очнулся я уже в местной больнице. Оказалось, что спасатели все это время искали только меня, так как все рыбаки сумели-таки выбраться на своих лодочках, и лишь меня так быстро унесло течением, что они даже малейшего понятия не имели о том, где бы я мог находиться. Рядом со мной на тумбочке стоял мой "дракон". Когда подошла медсестра, я спросил у нее, почему они оставили мне корягу. Она ответила, что я так крепко вцепился в нее в бессознательном состоянии, что ее долго не могли у меня отнять, так что оставили потом как память. Помню, тогда я решил, что это знак, - улыбнулся старик, - Знак, что я все делаю правильно. Прошло три года, и эта медсестра стала моей женой. С ней я прожил самые счастливые годы своей жизни! Она была моей опорой и всегда поддерживала меня, отчего моя решительность умножалась, и я добивался куда больших результатов, чем мог бы добиться без нее... Потому-то я и дал потом такое имя этому дракону. "Свет, пролившийся за бурей". Жизнь - очень гармоничная штука. Всегда. Как бы ни было сейчас плохо, можно точно знать, что позже будет настолько же хорошо. Я едва не расстался с жизнью, чтобы потом обрести другую, настоящую жизнь, полную счастья и понимания. А это стоит любых испытаний.
- Это удивительная история, - прошептала Лиза, все еще под впечатлением вглядываясь в черты резной головы дракона, надетой, как колпачок, на корягу, - Я помню ваши с бабушкой фотографии... Вы были так счастливы вместе.
- Она оставила меня за год до твоего рождения. Ты очень похожа на нее. Я даже не знаю чем. Просто сижу с тобой.... А будто бы и она сидит рядом. И нас здесь трое, - старик снова улыбнулся, но в этот раз его улыбку тронула тень тоски.
- Расскажи мне историю второго дракона? - попросила внучка, желая отвлечь дедушку от печальных мыслей.
- Это воспоминание мое о детстве твоего отца. Как сильно меняются дети с годами. Как они поначалу наивны и чисты. Как похожи они на ангелов своими помыслами.... А мы делаем их людьми. Воспитываем так, как считаем нужным. Стараемся сделать их похожими на себя, ведь почти каждый считает, что живет правильно. Стараемся сделать их такими же или своей улучшенной копией. Хотя.... Уже в три года они могут стать похожими на нас. Ленивыми. Жестокими. Надменными..... Поразительно, насколько ответственное занятие - воспитание ребенка. Лишь немногие дети могут впоследствии проанализировать прошлое и внести изменения в себя, полагаясь на собственный опыт. А кто не сможет? Он так и остается неудачной копией тех, кто хотел воплотить в нем свои нереализованные мечты, или же вовсе направил его по неверному пути, по которому сам до сих пор идет с завязанными глазами. Люди так слепы... Могут до самой смерти идти по грязным трущобам, думая, что ступают по золотому кирпичу. И эту черную повязку они передают и своим детям. Завязывают намертво их широко открытые на мир глаза и толкают вперед. Так сделал и я... Много мыслей копится, когда живешь один. Излить их некому. А порою поделиться не с кем и когда живешь в городской пучине. Кому есть дело до твоих размышлений, если нельзя найти время на простой покой... Покой это то, к чему нельзя стремиться. Его нужно просто обрести. Непросто его удержать надолго... Тех, кто это сумел, мы называем святыми или просветлёнными.... Живя здесь, я начал понимать покой. Жизнь действительно река, и все проблемы в ней мы создаем сами, дергаясь и бултыхаясь, пытаясь схватить то, что нам вовсе не нужно. Нам только труднее становится плыть. То, что нам действительно нужно, мы всегда получим, просто позволив этому придти. Когда ты находишься в состоянии покоя, мир сам расступается перед тобой. Мы всю жизнь пытаемся обрести его, улучшая свое жилище, доставая уютные вещи, но правда в том, что предметы никогда не принесут покоя. Они будут ломаться и стареть, мы будем думать как заменить их, и этот процесс бесконечен, - старик размышлял, не спуская глаз с фигурки в руках, - Кажется, я снова увлекся, - усмехнулся он, - Должно быть я уже утомил тебя своими размышлениями, - сказал он, но девушка решительно помотала головой. Ей нравилось слушать старческий голос, который она не слышала так давно. Того человека, что она знала в детстве уже не было здесь. Теперь перед ней сидел умудреный опытом старик, целые дни, казалось, проводивший в размышлениях, подобно древнегреческим философам.
- Твой отец был замечательным ребенком, - продолжил старец, - Мы с твоей бабушкой старались воспитать его так, чтобы он стал лучше нас. Он нравился людям и сам любил их. Был любознательным, любил стихи и песни. Время шло. Он взрослел. Интересы менялись, но всегда душа его лежала к творчеству больше, чем к другим вещам. Но я совершил ошибку, которую до сих пор не могу забыть. Я не жалею ни о чем в жизни. Неверного выбора нет. Есть только верный или ставший уроком. У меня было много уроков, и я мог бы понять их раньше, но c'est la vie. Значит так было нужно. Я совершил ошибку, которую совершают многие. Я думал, что лучше знаю, как устроить его жизнь. Твой отец мечтал стать художником, но я настоял на том, чтобы он пошел на технический факультет. Он неплохо рисовал, кстати, но ведь я знал жизнь лучше него, - невесело усмехнулся рассказчик, - Он послушался меня. Хоть и противился всем естеством, но я был непреклонен. Я считал, что это не даст ему твердой почвы под ногами, которой я так хотел для него. Сейчас я понимаю, как неважны были все мои доводы... Но, что сделано, то сделано. И он стал меняться. Может он и затаил тогда обиду, но не показывал этого. Он не хотел обижаться на меня, ведь я его отец, каким бы я ни был и что бы ни делал. Он не хотел обижаться, но душа его навсегда запомнила насилие, которое я над ним совершил. Со временем он смирился. Перестал рисовать вовсе, даже когда мы просили его... Он стал более замкнутым и не говорил со мной больше открыто. Вроде бы все было нормально, но в тоже время я чувствовал, что связь между нами исчезла и охладевшие разговоры стали охватывать в основном быт. Самое страшное, когда с человеком не о чем поговорить, кроме как на бытовые темы... - Старик снова улыбнулся и вдруг замолчал, задумчиво разглядывая фигурку. Лиза понимала, что перед его взором сейчас протекают картины тех дней, которыми он так искренне делится с ней. Взгляд его остекленел и перестал что-либо видеть. Подобно кошке уставился он на несуществующий объект впереди и замер. Казалось, что даже грудь его перестала вздыматься от дыхания: так захватили его раздумья. Он слегка вздрогнул, будто бы вынырнув из омута своих воспоминаний и продолжил:
- Этого дракона мы сделали с ним, едва ли не в последний день нашего былого общения. Тогда я наткнулся на своего первого деревянного дракона, историю которого ты уже знаешь. Сын спросил меня, что это такое, и я поведал ему историю дракона. Тогда он захотел создать нечто похожее. Я спросил его, по какому поводу он хочет сделать его. И он сказал... "В память о нашей дружбе, папа". Могла ли мелькнуть в моей голове тогда мысль о том, что дракон станет надгробным камнем тому, что должен был хранить...
- Даже... Даже не знаю, что сказать. Я никогда не знала об этом...
- Зато ты знаешь теперь, - снова печальная улыбка тронула губы старика, - Я расскажу тебе о последнем драконе, которого я сделал двадцать лет назад. Годы шли, твой отец повстречал твою маму, вскоре родилась ты. Ты была моей отрадой. Я всегда любил тебя. Любил проводить с тобою время. Не так много счастья оставалось в моей жизни после смерти жены. Ты всегда была любознательной. Это пренял от тебя твой отец. Он нашел себе новое увлечение. Он стал увлекаться кинематографом. Но не так, как простой зритель. Он читал статьи и книги, изучал приемы режиссерской и актерской работы, стараясь не упускать ничего. Мне всегда в нем нравилась эта черта - последовательность. Стоило ему увлечься чем-то, он сразу же изучал предмет своего влечения до последней мелочи. Планомерно осваивал все тонкости и нюансы. Единственное, что мне не нравилось, что все его старания шли на то, что казалось мне ненужным и бессмысленным. Он ни разу не предпринял попытки увеличить багаж своих профессиональных знаний. Он работал уже несколько лет главным инженером, но никогда ни на секунду не увлекался своим делом. Он безропотно делал свою работу качественно, но никогда не изучал чего-то сверх меры, сверх того, что было необходимо для работы. Не расширял горизонты своих познаний в этой области, чтобы стать еще лучше. Он был похож на каторжника, скованного цепями, в молчании выполняющего нужную кому-то работу, но совсем опротивевшую ему. Если бы хоть одна трещинка пробежала по кандалам, он бы собрал все свои силы, порвал цепи и взмыл бы в небеса к своей мечте, но... Оковы моих убеждений не пошатнулись ни на миг. По крайней мере он так считал. Временами, еще во время его обучения, на меня накатывали волны жалости. Я чувствовал вину за то, что насильно поставил его на этот безрадостный путь, но всякий раз давил подобные мысли в себе, не давая им стать действиями или даже отблеском в моих глазах. Он до сих пор не знает, что множество раз я заносил руку над его дверью, чтобы постучать и раскаяться в содеянном. Благословить его на творческий путь, но... Всякий раз я уходил, не решаясь заговорить с ним. Я сохранял маску. Что заставляло меня делать это? Гордыня. Она всегда мешает нам совершать правильные поступки. Мешает уступать, признавать светлые чувства и дурные поступки.
И вот однажды ему написал старый школьный друг. Они всегда переписывались, но это письмо было по-настоящему судьбоносным. Бывший одноклассник к тому времени выучился на режиссера и пригласил твоего отца на съемки фильма помощником режиссера. Он знал, что друг увлекся кино и был полон желания помочь ему раскрыться. Попробовать себя в этой стезе. Разумеется, узнав об этом, я был вне себя. Только-только моего сына назначили главным инженером, и жизнь его начала налаживаться, а он собрался бросить все и уехать неизвестно куда и черт знает за чем! Он не послушал меня и уехал надолго в столицу, чтобы помочь другу снять фильм. Работа над картиной многое дала ему, но и он был полезен на этих съемках. Пусть у него не было опыта, но чувство вкуса было безупречным, а потому друг ни на секунду не пожалел, что позвал его. Как был я слеп, что не видел очевидных талантов собственного сына! Как рад я должен был быть за него. Вместо этого я гневался. Мне казалось, что сын ходит по тончайшему льду и лишь чудом не проваливается под воду, но очень скоро это с ним обязательно произойдет. Когда он приехал, вся семья праздновала его триумфальное возвращение и невероятный успех кинокартины. Только я обрушил на него вновь свои мрачные речи. Я был зол. Все еще продолжал думать, что пытаюсь вернуть его на нужную дорогу, ведущую не в болото, хотя на деле будто бы явился на его пир и вылил дегтя в его бокал с вином. Я так легко разрушил его радость от первого успеха в том, что ему действительно было по душе, что он не выдержал этого. Он просто пришел ко мне на следующий день и сказал, что уедет в столицу вместе с семьей и станет заниматься кино. Тогда я взорвался: кричал на него, бил по столу кулаком... А он просто слушал. Он не проронил ни слова, что еще больше раздражало меня. В конце-концов, разгоряченный, я бросил "ты не сын мне!". И он ушел... Я не видел его с тех самых пор. И тебя. И твою мать. Сказать, что я совершил ошибку - это ничего не сказать. То, что сделал я... Это грех, который никогда не будет мне прощен. Я даже представить себе не могу, что чувствует человек, когда отец отказывается от него просто за то, что он идет за своим призванием и мечтой. За то, что хочет делать то, что делает лучше всего... Позже я много думал об этом. Конечно, не его желание стать режиссером распалило меня тогда. Причиной был мой страх. Страх потерять тебя и его... Ведь я любил вашу семью. Быть может, он взял бы меня тоже, если бы не знал, что я стал бы источником постоянного мрака в его жизни. В той жизни, которую он заслужил. А я... Я заслужил одиночество. Пусть первые годы оно стало для меня адом, в котором я вечерами ожидал порою смерти, сулящей сладостное освобождение от тяжести прошлого, но потом я осознал, что это возможность думать, размышлять. Я решил, что как непослушного ребенка, натворившего дел и обидевшего других, меня поставили в угол лицом, чтобы я не мог ни с кем больше играть и подумал над своим поведением. Жизнь полна мудрой иронии... А теперь я думаю... Если тогда я заслужил одиночество, быть может мое наказание окончено, раз ко мне приехала ты?
Наверняка мой сын считал меня старым глупцом, но разве я не был таким? Оглядываясь назад, я только теперь вижу этого глупца. В действиях и мыслях. Я вижу незрелость, преследование целей, которые ныне мне кажутся жалкими. Вижу нерешительность признаться себе самому в том, что было видно со стороны другим... Вижу, как порою гордыня и самолюбие не давали мне склонить голову в признании истины, идущей вразрез с моими решениями. То ли дело сейчас.... Проводя, порою, целые дни в молчании и покое, я стал замечать эти истины. Трудно переоценить важность молчания. Сознание становится чище и глубже, а мысли остры и точны, как никогда. Ты чувствуешь, как легко становится устам и с благодарностью отзываются они на доставленный отдых. Столько тьмы и бессмыслицы проходит через них в повседневной жизни...
Старик замолчал, а Лиза никак не могла произнести хоть что-нибудь в ответ. Слишком много мыслей, эмоций и чувств бушевало внутри нее, и ей требовалось время, чтобы осознать все услышанное за вечер.
- Как сложилась его жизнь? - вдруг спросил старик, опустив взгляд.
- Все хорошо. Он нашел себя в кинематографе, - ответила Лиза, - С тех пор, как мы уехали он ни разу не говорил о тебе... Мне так жаль... - Лиза подошла и ласково обняла старика.
- Ничего-ничего, милая. Как же тебе пришло в голову разыскать меня?
- Я никогда не забывала тебя и всегда ждала нашей новой встречи. Жаль, что так долго я не могла найти тебя...
- Не жалей об этом, внученька. Это пустое. Я лишь надеюсь, что несмотря на все, что было, ваша семья счастлива и каждый обрел свое место.
Его лицо озарилось простой и искренней улыбкой, какие всегда бывают у маленьких детей, с открытой душой обращающихся к миру. Глаза старика снова сверкали радостью:
- Как же я счастлив твоему приезду, родная! Упущенное время не вернется, но мы сможем наконец общаться и наверстаем то, что потеряли. Надолго ли ты в гости?
- От отпуска осталась еще неделя, - улыбнулась девушка.
- Пусть это не так много, но ведь вчера я даже мечтать о таком не мог! Столько еще тебе предстоит мне рассказать... А я расскажу тебе истории других драконов. Много приключений и путешествий таятся за их деревянными силуэтами!