Мама, прости меня. Я, наверное, идиот?
Мне 22, а я все тот же мальчишка, который спрашивал у тебя денег на мороженное, когда ему было 12. Я все так же познаю мир вокруг себя эмпирическим методом: потрогать, лизнуть, пощупать, вдохнуть, проглотить, посмотреть. Для меня все ещё ярко не означает горячо, а громко – не влияет на производство. Я все еще вижу чудо, когда все твердят, что его не существует. Я верю в душу каждого, но при этом не верю в Бога, когда все вокруг убеждают меня в обратном.
Прости меня, мам. Мои друзья уже давно женаты, и теперь я смотрю, как у них появляются дети, такие же как я когда-то у тебя. Они стали полноценно ответственными за новые жизни и за будущее этого мира в тот момент, когда я безответственно впадаю в ребячество. Их матери стали бабушками, и теперь им выпала возможность воспитать еще одно поколение. Что-то внутри меня подсказывает, что и ты была бы не прочь этого мирского счастья.
А я все смотрю на звезды. Хочу узнать то, что мне непонятно. Пока все восхищаются высокими зарплатами друг друга и красотой своих женщин, я восхищаюсь, каким удивительным может быть спущенный шарик на примере простейшего реактивного двигателя. Мне интересно, как стопка страниц с чернилами способна менять человека. Меня удивляет, как относительно времени под действием окна Овертона ценности заменяются на противоположные, но при этом война все ещё остается актуальной.
Я, наверное, идиот, и прошу, прости меня за это.
Почему-то мне не составляет труда позвонить тебе посреди ночи и попросить денег на очередную вкусняшку, когда меня увлечет очередная идея. Мне не тяжело проснуться и начать записывать очередную теорию или концепцию, что приснилась мне минуту назад, при этом чуть ли, не умирая от головной боли и желания выцарапать и так слепые глаза. Мне не в тягость провести пару десятков часов без сна, играя с цифрами и пересчитывая константы, что уже веками назад доказаны и подтверждены вычислениями до момента моего рождения, но при этом мне тяжело найти оплачиваемую работу и материально тебе помочь.
Идет третий десяток лет, а я так и не повзрослел. Я все тот же ребенок, который хочет заглянуть за ширму во время спектакля в тот момент, когда стоило бы просто смотреть и наслаждаться. Мне хочется чего-то большего: больше знаний, ощущений, больше внимания и больше открытий. И когда вокруг люди теряют своих близких, работу, которой посвятили всю свою жизнь, доверие друг друга; я у тебя впадаю в глубокою апатию от того, что мои теории опровергли. Я сам. Что придумал пару часов назад.
Я помню, в школьные года я видел мальчиков, что не умели считать в свои десять. А кто-то из них до сих пор учил алфавит. Когда мы с друзьями играли в футбол во дворе, они на асфальте мелом пытались написать слово «Детство», но у них ничего не выходило. На душе, в тот момент, проявлялась тяжелая жалость. И хоть я искренне верил, что когда-нибудь они смогут наверстать остальных детей, без сожаления смотреть на них не представлялось возможным.
А теперь приходится смотреть со стороны на окружающее.
С возрастом сожаления в людях становится все меньше. Может быть сказывается алчность, гордыня, нарциссизм, а может, всего на всего, любой из взрослых заслуживает сожаления, что и те мальчики, кто знает. Ведь у них тоже не легкая жизнь. Большая часть занимается не тем, чем хотела, живет не там, где желает душа, и не с тем, с кем радуется сердце. Они заслуживают свою долю поддержки и им она нужнее.
А я всего лишь ношусь по квартире из угла в угол, то опровергая, то подтверждая различные гипотезы строения вселенной. Пока взрослые люди, моего возраста, планируют свою жизнь и жизнь следующего поколения, подвергая увечьям свои интересы, я планирую модель проекции пятимерной вселенной в сечении на третье. Пока взрослые моего возраста покупают дорогие игрушки своим детям, я придумываю игры себе сам и разговариваю с воображаемыми друзьями.
И я искренне понимаю, что воспитывать одного ребенка 22 года крайне тяжело и невыносимо, но я не могу понять, почему получилось так, что теперь я пытаюсь писать на асфальте мелом слово «Детство».
Прости меня, мама. Давай будем хотя бы верить, что твой сын будет следующим, кто скажет, что «Бог не играет в кости».