Спиридон

Дмитрий Ротков
Случай этот произошёл со мной в прошлом году, в начале осени. Рассказывал своим – так они не верят. Если и вы не поверите, значит, и не было ничего. Хотя это было. Сейчас вот чаю налью, сяду в кресло любимое, да и вспомню всё, как было.
А было так. Приехал я в начале сентября в гости к другу в деревню, в Ярославскую губернию. Рыбки половить, в лес по грибки сходить, да у камина посидеть за беседой о том, о сём. И засиделись, помню, до первых петухов. Рассвет уж сереть начал. Друг мой спать пошёл, а ко мне сон не шёл. Глянул я на двор, на берёзки желтеющие за забором, да и решил сон отложить, а сходить в лес за грибами. Сапоги болотные натянул, рюкзак собрал – воды бутылка, нож, телефон, фотоаппарат, – корзину крепкую взял, да и пошёл. Уж много лет я в этот лес ходил. Даже в чащобы не забирался. Так, по краю пройдусь, бывало, да полную корзину подосиновиков наберу. И в этот раз думал – по опушкам погуляю, да и назад. А там либо спать лягу, либо на Волгу за щукой-окунем. И вот пришёл я в лес. Ходил-ходил по краю – нет грибов. Что за напасть такая? Дачники, что ли, всё собрали? А день-то будний был. Решил в лес углубиться – утро только-только наступало, и времени, значит, у меня достаточно было. Вот полянка знакомая, сосенки молодые и мох зелёный. Обычно тут белые попадались. А нет белых. Дальше березнячок светлый, с ёлочками-подростками, лисичек тут было много всегда. А нет лисичек. На болотце вышел. Глядь – подберёзовик стоит. Шляпка светлая, ножка стройная. Обабок называется. Чуть в стороне ещё один из мха торчит. А вон, на полянке, семейка целая стоит. Ну и набил я обабками корзину. Радовался – не пустым вернусь. Даже белый один под ёлочкой попался. Сверху на обабки положил, да и домой собрался. Глянул по сторонам: берёзки, ёлочки, болотце. На небо посмотрел – солнышка не видно. Куда идти? Да долго не стал раздумывать. Шагнул смело, куда глаза глядят, да ноги ведут. А они меня ещё ни разу не подводили.
Болотце кончилось, осинник начался. Да с крапивой и малинником. Остановился я. Бутылку воды из рюкзака достал, горло промочил. В телефон заглянул: связи нет, а на часах – полдень. И тут, вдруг, слышу, будто идёт кто-то по лесу. Травой шуршит, ветками хрустит. Подумал – грибник. И пошёл я на этот хруст. На полянку вышел, и вижу: посреди неё заяц сидит. Большущий такой. Носом водит. Меня увидел, да не испугался, а медленно, словно нехотя, двинулся в ельник, не прыгая, как это принято у зайцев, а переваливаясь на длинных лапах и покачивая серыми боками. Подумал я тогда, что зверь в глушь лесную бредёт, а мне, значит, в противоположную сторону. И пошёл. А тут ещё дождик припустил. Совсем худо. Шагать шире стал, да тут возьми, о корень кривой и споткнулся. Грибы рассыпал, коленку ушиб. Собрал грибы в корзину, зайца помянул словом недобрым (хотя, собственно, в чём он виноват?), да и двинулся дальше. Долго ли, коротко ли брёл, но увидел просвет в деревьях. Дальше лес расступился, и вышел я на поле небольшое. Лес его сосновый обступает, а посреди – деревушка. Домов пять-шесть в низинке. Обрадовался я, шагу прибавил. Но чем ближе я подходил к деревне, тем меньше радости было. Голосов людских не слышно. А дома чёрные, древние. И дороги нет к деревне. Бурьян кругом. К дому крайнему подобрался. Гляжу – у кривого забора лошадь стоит, пофыркивает. А за забором старик в огороде копается, огурцы в ведро складывает. Я окликнул его. Старик ведро на землю поставил, в мою сторону направился. А сам низенький такой, в безрукавке меховой, а пояс платком грязным повязан. А борода седая, почти от бровей идёт. К забору дед подошёл и улыбнулся (я заметил, что глаза у него молодые, ясные). «Что, милок, заблудился?» Я ему: «Да. Вот, за грибами пошёл, да дорогу домой потерял». Старик рукой мне на калитку указал. «Ну, заходи, коль так». От калитки к кривому крыльцу тропка шла. Дом был низенький, словно вросший в землю. Дед взял ведро с огурцами и кивнул мне: «Ты в избу заходи. Устал, поди. Сейчас печь затоплю, да чайком напою. Отдохнёшь, согреешься». Я вошёл в дом. Потолок низкий. Темно. Сеном пахнет, травами какими-то душистыми. Старик рядом оказался. За локоть меня взял, дверь неприметную открыл, в комнатку ввёл. «Грибы тут поставь. А рюкзак к печке. На скамейку сядь. Я сейчас». И ушёл. Я разглядел печь посреди комнаты, у окон стол, рядом с ним, у стены – низкую скамейку. Присел. Старик вернулся с дровами. В печь их положил, стал спичками чиркать, да приговаривать что-то. Потом, когда в печи зашумело, дверцу прикрыл, из-за печки чашки с блюдцами принёс, оттуда же чайник фарфоровый, круглый, большой, с отбитой ручкой, принёс. Старик двигался по дому бесшумно – я увидел, что обут он в валенки. Я спросил его: «Дедушка, а далеко до Глебово отсюда?»
Дед не ответил мне, а ушёл из комнаты. «Может, не расслышал?» - подумал я. Старик вернулся. В руках его блестел металлический чайник с длинным кривым носиком. Чайник он поставил на печь, потом подошёл ко мне и улыбнулся. «Москвич, что ли?» Я говорю: «Да». Он: «Оно и видно. А до Глебова вёрст двенадцать. Ничего. Сейчас отдохнёшь, чаю попьёшь, да и вернёшься. Ничего». «Ого, - подумал я, - какой крюк дал. Куда же я забрёл?» И спросил старика: «А это что за деревня?» А тот буркнул что-то, я не разобрал, и опять из комнаты вышел. Долго его не было. Я глянул в грязное низкое окошко, и увидел, как старик за забором, разговаривал с лошадью. Он запрягал её в телегу. Потом он вернулся. Налил мне в чашку чая (я разобрал, что это был вовсе не чай, а настой каких-то трав), и сказал: «Пей. Да телега уж готова. Поди, заждались уж тебя». Я выпил терпкий горячий настой, и мне стало тепло и как-то очень спокойно. А тут дед меня опять под локоть взял. «Ну, нечего рассиживаться тут. Грибы не забудь. Поехали». Вывел меня из дома, по тропке за калитку. Там ждала лошадь, запряжённая в телегу. Телега была укрыта сеном и еловым лапником. Я залез в неё. Корзину устроил у ног, рядом рюкзак положил. Дед взял вожжи, крикнул: «Ну, милая!» И мы поехали. Я хотел разглядеть деревню, и дорогу, но как-то неожиданно на меня навалился сон. Я уютно устроился на лапнике и тут же заснул.
Проснулся я оттого, что дед толкнул меня в плечо. «Приехали, милок. Слазь. Вот тропка, по ней и иди, никуда не сворачивай». Я слез с телеги, взял корзину, рюкзак на плечи вскинул. «А как зовут вас, дедушка?» - спросил я на прощанье. «Спиридон. Ну, иди, иди». И подтолкнул меня даже в спину. Я прошёл некоторое расстояние по тропинке, потом обернулся и крикнул: «Спасибо, дедушка Спиридон!» Но не увидел ни телеги, ни деда. Мало того. Я стоял на узкой тропке среди густого осинника, и думал: «Как же могла тут телега проехать?»
А через час я был уже на даче у друга. Он был взволнован, и говорил, что много раз звонил мне, но я был недоступен. Я ему рассказал обо всём случившемся. Мы тут же сели за компьютер, стали смотреть карту. И ни какой деревушки в пять домов в двенадцати километрах от Глебова не нашли. Подвиталово есть, это на запад четыре километра через лес, южнее – Кавыкино, да там уже шоссе на Рыбинск. Нету ни какой деревушки другой. И доказательств нет: по какой-то причине я фотоаппарат не доставал. Но грибы же есть! И я к вечеру вернулся! Не заснул же я в лесу?
Вот так. Хотите верьте, хотите – нет.