«Как то юнга Дудочкин, кинул в море лот,
И на эту удочку, клюнул кашалот».
«Юлий Ким».
Мы сами формируем счастье.
Он постоянно про себя повторял: «Хочу вернуться на Твин Лейк, хочу вернуться к Элберту. Я все равно буду жить в Колорадо. Это возможно, это возможно. Я сделаю это. Я буду там!
Любое переживание ведет за собой боль, но я не боюсь боли. Я понял, без боли нет жизни.
Мне там хорошо дышится. В Колорадо!».
Вообще «Аспен» горка каменная. Кататься на ней все равно, что разрабатывать каменоломни, того и гляди из тебя могут сделать бездумное долото и со всего маху ты влетишь в какую-то скальную стенку.
Говорят, с другой стороны гряды, в «Вейле» или в «Бивер Крике» елочки и перелески, но это еще в планах. И уже понятно, что такие лесистые раздолья, такие сосны и ели, мшанники и бесконечные луга, как в его родной Украине, здесь вряд ли есть. Простор в Юте, но туда он, точно, не попадет. Хотя, – чем черт не шутит.
На третьем спуске он опять отметил инструктора с тремя детками. Ходили они знатно. Отличительная техника, словно порхали по целинному снегу, невесомо и естественно, все время заходя в жидкие перелески. Видно тренировали экстрим. Славку насторожило, что одна девочка, которая была постарше и по опытнее других, все норовила забраться туда, где покруче, и за инструктора не особо держалась. И форма у тренера была не инструкторская, дорогой «Феникс», в работниках этой горы он точно не числился. Что-то элитное. Повеяло родным, знакомым, - клубом, как у них с Ароном. Только для своих. И по высшему разряду.
А старшая девочка, все отходила от группы и отходила.
На склонах так нельзя, нужно все время быть вместе.
В горах, особенно в снежных, дороги вверх нет, только вниз. А иногда, когда особо зазевался и вдруг опомнился, уже и вниз дороги тоже нет. Аарон рассказывал, что когда с немцами работал, его сын не послушался и ушел в лес по целине вправо от склона. Это у нас в Карпатах, там таких пропастей и обрывов как здесь нет. Там не так опасно, но! Мальчишку, Аронов пес только к обеду в лесу нашел, - по горло в снегу закопанного. Парень за поводок уцепился, а пойнтер его три часа к людям вытаскивал.
Девочка тоже ушла вправо, тренер этого не заметил. Они по хорошей обводной дороге укатили вниз к главной опоре. Вряд он ли сможет вернуться. Бергамот догнал девочку, когда она с раскрасневшимся лицом восхищенно прошла третью полянку, и вот впереди нее стены кулуара уже сомкнулись. Подъем по целине вверх – дело гиблое. Больше того, она уже два раза по камням прыгнула. С полки, на полку, почти профессионально, но это так – фильмов насмотрелась. И это еще пока семечки. Славка догнал ее, заехал вперед и преградил дорогу.
- Би керфул, будь осторожна, - впереди пропасть, ты там не справишься! – Она посмотрела на него, потом вниз и стала немного остывать, в глазах появился испуг, там действительно не было дороги.
- Но смотри, безвыходных положений не бывает! От тебя потребуются все силы и максимальная решительность. Наверх, ты уже точно не поднимешься. Тут он «загрубил», - подняться было можно. Час карабкаться, но можно. Черт его дернул продолжать. А все кураж.
- Обрати внимание, снег хоть и свежий, но на верхушках камней притоптанный. Значит по нему «ходили». Этот коридор «юзали». Вернее, здесь не катались, здесь прыгали. И ты сможешь, я научу. Нужно тщательно приготовиться, сгруппироваться, собраться в комок, сконцентрировать все свое внимание, выключить мозги и двумя ногами, обеими лыжами, прыгнуть на следующий уступ, сегодня мы это сделаем, но пообещай, что сама такого повторять не станешь.
- А если на пятачок не попаду?
- Точно! Если будешь думать, что промажешь, промажешь точно! У нас нет другого выхода – нужно попадать. И не один раз, а до самого низа, с полки на полку, с камня на камень, с блюдца на блюдце, от стенки к стенке, как в классики играешь.
- В одно касание? И коленями работать?
- Да, обязательно в одно касание, и ни в коем случае не пытаться останавливаться, равновесие не удержишь и потеряешь инерцию. А главное - уйдет кураж. И он здесь - самое важное. Все должно быть на одном дыхании. Ты такое в фильмах видела, а значит, в голове уже много раз делала.
- Откуда вы знаете?
- Так со мной мой учитель работал! А он мастер! Сэнсей! Ты сможешь. Только тут одни колени не помогут. Здесь нужно в полную силу работать, всем телом, быстро, синхронно, смело, даже за пределами смелости, и больше чем бесстрашно. Повторяю, эту трассу проходили до нас – и мы пройдем. А разгибаться нужно всем корпусом, всей спиной и до почти прямого разгибания, лететь вниз, на следующую полку, выпрямив ноги и чутко ожидая удара. Только в момент касания можно позволять всему телу сложиться, но до состояния сжатой пружины. Потом, как штангист вес берет, вырвать себя из снега. И опять, мгновенно разогнуться, прицелиться на новый камень, и даже еще на следующий и на следующий. Мысленно, нужно находиться уже на новой и новой полке, ты не успеешь испугаться. Тело и мышцы сделают за тебя все в лучшем виде, только без остановки до самого низа. И уже когда выкатишься на ровное место - тоже не расслабляйся. Горы полны сюрпризов. Лучше всего иди за мной след в след, и не отставай. Повторишь мой ритм - все будет отлично. Ты готова?
- Да!
- Тебя как зовут!
- Кет
-Тогда пошли! Катерина!
-Угу! Но Катарина!
- Понеслась, Катюша! – Славка элегантно клюнул носками лыж в пропасть, в последний момент оттолкнув себя от скалы в воздух - «Оп»! И второе «Оп» донеслось уже из провала.
- «Оп!», «Оп!» - Повторила Катя уже в полете. Все оказалось, как он говорил. Она поняла – именно так скачут по горам козы и муфлоны, тут важен ритм, не споешь мелодию, загремят над тобой литавры, протрубят фанафары.
«Оп!», «Оп!», «Оп». Та-та-та-таа-таа-та. Та-та-та таа….
Она складывалась и разгибалась, складывалась и разгибалась, пела за Славкой его песню. Та-та-та-таа-таа-та. Та-та-та таа…. Колени, то доходили до подбородка, то отвисали за спину в диком прогибе, а впереди четко мелькали картинки Славкиных движений, и она их повторяла вроде в унисон, но с опозданием ровно в одну синкопку.
Внизу они встретились, и она хлопнула в поднятую Славкину ладошку, протянутую и повернутую к ней внутренней стороной и пальцами вверх.
- Покатит! Теперь ты член клуба Арона Бергмана «Снежный человек». Это он меня так научил.
К ним подъехал парень в «Фениксе», с двумя оставшимися ребятишками. Снизу на них смотрели инструктора школы.
- Я Леня Бромсель, - Парень снял перчатку и протянул крепкую руку.
- А я Славка Бергамот, – и он заметил, как взлетели брови, - Сначала меня дразнили Бегемотом, но, со временем, почему-то стали называть Бергамот, так и повелось. А фамилия - это уже не важно. А ты здорово катаешься, почти как мой друг Бергман, - тоже странное созвучие и стечение обстоятельств – ты как он. Больше тут никто так не ездит, все какие-то к снегу приклеенные. Так, - только эктремальщики могут. Это полет бабочки, взмах – полет, взмах – полет. Мне нравится – ты почти порхаешь. У тебя не спортивная техника и ты не профессиональный спортсмен. Но здорово! Это совсем другое!
- Ну, езжу я не лучше тебя, и кто такой Брегман я не знаю, а вот местные инструктора челюстями застучали, когда ты девчонку по кулуару вел. Это ущелье, только пара лучших из них делает, да и то, когда снегу достаточно, а ты по худым блюдцам, в конце сезона, прошел в одно касание. Так только асы могут.
- Ну, уж прямо – «Ас!». Скажешь тоже! Обычная техника катания на опережение, это даже не катание, просто синхронизированные прыжки с полки на полку, как через лавочку в спортзале, с максимально быстрым отрывом ног. Правда, иногда, приходиться обоими ботинками бить в стенки кулуара и ходить по диагоналям, но это дело тренировки. А у тебя девочка очень способная, ты ее хорошо поставил, быстро во всем разобралась и все движения точно повторила.
- Ты знаешь, кто ее папа?
- Нет. Да, и мне-то зачем?
- Не контрольный пакет, конечно, но очень большой процент акций, в авиакосмической корпорации. И он, пожалуй, не будет против, если у его дочки появится индивидуальный тренер. Хочешь – скажу ему? А ты, Катя, как на это смотришь? Ты такого инструктора примешь?
Катена улыбнулась, подъехала к Бегемоту и обхватила за шею.
- Хочу! – Она уже была женщиной.
- А я у тебя, Лен, денег не отберу?
- Нам обоим хватит. И, может, мы с тобой сработаемся. Ты же видишь, они по уровню разные, я за ними всеми усмотреть не успеваю.
- Идет. Я пока свободный.
Вечером они пили в баре пиво и закусывали орешками и рыбкой. Играло кантри, дыма сигарет не чувствовалось, хотя это был один из курящих баров. Лыжники отдыхали, «Аспен» принимал гостей. Солидный старый «Аспен» - и все в нем было степенно и размерено.
- Тебе когда домой?
- Виза десятилетняя, в первый раз разрешено пребывание в стране год, осталось, одиннадцать месяцев. Особых планов нет, в Европе без меня обойдутся.
- Тогда я тебя нанимаю. Инструктором. На «кеш». Согласен? – он помолчал немного и продолжил без всякого перехода - И ко мне в друзья, пойдешь? - А потом снова о деле, - Деньгами поровну поделюсь, конечно, после вычитания накладных расходов. Мне через пару недель тур на Аляску вести. Сделаем его вместе. А пока, недельку снега ухватим у меня в Вермонте – там у меня дом. Так ты со мной?
- По рукам.
Они ехали двое суток, попеременно сменяя друг друга за рулем. Большая «Тойота» урчала восемью цилиндрами. Они не спешили, сделали круг, заехали в Сент-Луис к друзьям Бромселя. Попили «Будвайзера», поднялись на Арку. Посмотрели зверинец. Славка поздоровался с медведями, посмотрел своих родственников бегемотов. Так тут было устроено, что водоем с гиппопотамами был огорожен огромным стеклом, и посетитель видел, как проворны эти животные в своей стихии. А тигры и львы в трех метрах за кустами. И только присмотревшись можно понять, что кустики из металлических прутьев, а за ними глубокий ров и его не перепрыгнешь. Но впечатление, что можно рукой дотронуться, даже расхолаживало и притупляло бдительность.
- Лень, наверное, и у людей так: «Думаешь, что на свободе, а на проверку – только в пределах выделенной территории».
- Точно, но клетку каждый выбирает себе сам.
- Зачем?
- Чтобы было логово. Чтобы было куда возвратиться.
- Понятно. А у тебя есть?
- Не знаю, думал есть.
- В Вермонте Славка, в минуту, почувствовал себя дома. Те же горы, те же склоны, те же закрученные дороги, даже не шире наших, такие же серпантинистые, но почище и поухоженнее.
- А вот и моя «Мекка беженцев». Леня дважды завернул направо, проехал метров двести по лесу и упер нос «Тундры» в рубленную русскую баню. Такой же сруб большого дома возвышался над ними. Огромный застекленный фасад, как экран широкоформатного кинотеатра, представил завороженное движение людей, как рыб в аквариуме. Стройная женщина помахала им рукой, потом появилась вторая, к стеклу подошло несколько разноцветно одетых мужчин. И много ребятни. Кто в чем, кто с игрушками, а кто с фонариками.
- Леня приехал! - доносилось из-за стекла, - Бромсель вернулся! И теперь это уже прозвучало из распахнутых настежь дверей.
- Ну, ты и задержался, - облапил его большой и бородатый мужик. Бородачей было несколько. Был Фима, был Стас. Как на Домбае. Верблюжьи свитера, фески, драные джинсы, бандамы, фески.
Славка не понимал, он вроде и не уезжал из России, он, как бы, так и был у себя на базе Бергмана в Карпатах, где все свои, бородатые и смелые. И вдобавок:
- Оце ж я и кажу, свои повернулись! – Москалив прыбуло! И мужчина, лет под восемьдесят, расплылся в улыбке – мы тебя, Лень, заждались. – Уже в доме, на Бромселе повисли две женщины. У Славки, аж дух захватило. Вкусно пахло. Огромное пространство холла с кухней в глубине было одновременно и заполнено людьми, и оставляло каждому полную свободу действий. И Катька была уже здесь, она обняла Бергамота за шею и провозгласила: «Это он!». - Явно объявляя всем свои права на собственность.
Пройдет десять лет, и в первой десятке чемпионата мира можно будет прочитать имя: Катарины Дин, и она была здесь - Катя Динович
- Это он! - Повторила Катя.
- Твоего сердца чемпион! – красиво пропела высокая рыжая, неимоверно стройная дама и протянула руку. – Я - Рита, а это Рада.
- И я рад!
- Нет, у нее имя такое, Рада! А ты Бергамот, мы уже знаем.
- Но я все равно рад!
- Естественно.
- Никита, - сказал высоченный парень.
- Натильсон. От Нельсона. У меня яхта. Ты не ходишь под парусом? Ничего. Научим.
- От него еще никто не отвертелся. А мы Денежкины, Ты наших деток поучишь?
От кастрюль пахло неимоверно вкусно. Рыжая принцесса приказала Никите.
– Ты уроки сделал? И пойди, растопи баню.
- Деда, ты со мной, - парень повернулся к тому человеку, который заговорил со Славкой по-украински, а тот, обняв внука за плечо, уже на пути к выходу, положил руку на предплечье Бегемота и произнес: «Мы все здесь одной крови», но мы с вами еще и из одного города.
Рада отстранила неуемных, и сунула по бутерброду и Славке и Лене, но тот сразу же половину отдал крутящемуся под ногами пепельно-серому эрдельтерьеру,
- Заждался?
Потом был обед. Давно Славка так не едал!
Каждый здесь крутился в своей орбите, и эти орбиты не сталкивались. Пересекались, переглядывались, переговаривались, но не сталкивались. Бурное гостеприимство выключилось так же внезапно, как и началось. Тут, как бы разговаривали взглядом: Есть интерес, к тебе - подойдут, спросишь - ответят, поделишься – примут. Чуть погасла искорка, погасло желание - и вокруг тебя сразу возникает невидимая подушка безопасности, граница, за которую никто без разрешения не переступит. Даже дети! Как удивительно быстро они копируют нас - взрослых.
Были ночи у камина. Были долгие ночи у горящего камина. Постоянно, кто-то подходил и подкладывал дрова, потом погружался в уютный диван или растягивался на полу и лежал, глядя на пламя. Там могло сидеть у огня пять-шесть человек, ни о чем между собой не разговаривая. Странная обособленность, но очень комфортное состояние. Взгляд – контакт, нет взгляда, никто на тебя не посягнет. Исключение составлял Леня.
Возле Бромселя постоянно кто-то крутился. Славку даже начало раздражать его всезнайство, но вдруг он поймал себя на том, что он завидует и ревнует к Лену. Как к Арону.
- Вот оно! Вот почему он сбежал! Зависть! Он проиграл! Но тут это не нужно, здесь все достаточные и каждый сам по себе. Может это и есть свобода, которую он не понимает? Нет, это точно свобода. Свобода вместе. И это действительно «Мекка беженцев». Нет, - убежище для беглецов. Для тех, кто никогда не будет своим в этой стране, но уже никогда не вернется в тюрьму своей родины. Не в границах дело. В этом взгляде, в пароле на доступность, в праве на одиночество и в индивидуальности. Вот ответ!
Рита почти весь день возилась на кухне, ей помогали другие, Рада, Ида Денежкина, Люся, жена Натильзона, редкого твердолоба и прямолинейщика. Рита на время уезжала на гору покататься, но до этого у нее все должны были быть накормлены. У Славки защемило сердце. Как его мама! Хотелось сесть, напротив за стол, и наблюдать за ней часами. И он взял в руки нож, чистить картошку, шинковать капусту, резать овощи. Она вскинула брови, он запнулся и отошел. А вот с Никитой у него получилось. Тот потребовал от Бергамота технику прыжка, и они вмести зависали на полках и кулуарах. Это конечно не Колорадо, но участки метров по тридцать были, и не простые. Дед Гена постоянно крутился где-то рядом. Однажды, когда Славка с Никитой вернулись в обнимку, Рита опять подняла брови, мгновенно и Дед Гена тут же повторил такой же зрительный вопрос Бергамоту. Пространство замерло, и Славка снова отступил. Его, в их королевство, не пускали.
Потом Старый Лорд, как бы про себя, пробубнил.
- Десять лет назад у Риты умер муж. Рак. Мы боролись долгие годы. Болезнь уходила и возвращалась, снова уходила, но с каждым разом подбиралась все ближе и ближе. Если бы не Америка, он погас бы за пару лет, может, месяцев, а тут продержался пока Никита не поступил в «Хай скул», Высшую школу. Четырнадцать лет борьбы. Она от него не отходила. Я горжусь дочерью. Ее мать такая же. Одному Б-гу известно, что они пережили и сколько натерпелись. Я просто был рядом, без них я ничто, мне удалось организовать научно методический центр, и он приносил хорошие деньги. Брат чуть не дотянул до Нобелевской премии, он работал в Хьюстоне, и тоже помогал. Ты слышал фамилию Бигл? Биглевские мы.
Теперь Славка боялся смотреть на Риту. Наступало как бы коматозное состояние, он понимал, что сможет оторвать от нее взгляд, и это переходило все границы приличия. У него росло восхищение и уважение к этой женщине. И вдруг, всплыло лицо хозяйки Горчичного дома, и он сразу остыл. Рита была восхитительной, но чужой, Инна - неуправляемой, но своей. Его. Он вдруг понял это ясно и отчетливо. И успокоился. Рада заметила перемену и улыбнулась, потом улыбнулась и потеплела Рита.
В стороне прохаживался дед Гена. Этот высокий, седовласый джентльмен с осанкой самодовольного индюка, мягко, как бы в воздух, сказал «Се ля ви» или «В женщине все дело». Она и полынь, она и Жень-Шень-Щина». - У таких стариков всегда за напускной серьезностью прячется бесконечная доброта и тончайшее чувство юмора.
А потом заспорили дети.
- Кто будет защищать Израиль?
Дочь Натильзона, поставила ультиматум матери. Она поедет служить в израильскую армию. Натильзон говорил: «Прекрасно»! Люся тоже поддерживала дочь. Как бы вторя ей и мужу, она гордилась выбором и декларировала, что мы не должны быть пассивными, мы должны бороться с варварами арабами.
Славка, неожиданно для себя, вдруг встрял в разговор.
- Но вы понимаете, что война это смерть!
- Но мы не должны быть в стороне,
- Это ваши дети! Только сумасшедший может послать своего ребенка на войну.
Рита снова выпрямила брови и посмотрела на Славку.
- Я служил, и, как это говорится, выполнял интернациональный долг. Будь он не ладен. Кто-то из вас терял близких? Я понимаю афганцев, они не прощали нам таких потерь. Имели право, это их земля.
- Но Израиль исконно наша родина, мы только возвращаем ее.
- Правильно, верно. Но за столько лет, земля Храма стала родиной не только для вас. Как с этим быть? На мой взгляд, ничто не может оправдать смерть. Не знаю, как поступать, может учиться у римлян, и покупать наемников и устанавливать сильную власть? Не знаю. Но я не хочу терять таких, как вы, как Леня, как Никита, Натильзон, мой друг Бергман. Ни за какие идеалы! Почему у Соломона получилось сорок лет править без войн?
Два человека смотрели на Бергамота одинаково злобно. Натильзон и Рита, но совершенно по разному. И Славка стушевался.
– Простите меня. Я не знаю решения. Я пойду погуляю.
Снег в долинах уже давно сошел. Кататься можно было только на искусственно надутом насте на верхних полянах. Но ночи догоняли весенние дни лютым холодом и то, что должно было уже быть дождиком, кружилось над головой запоздалым снегом. А сегодня, на удивление, он падал большой, как про него говорят на Украине «лапатый». Славка шел по дороге, а за ним бежал терьер Вилли.
- Ей никто больше не нужен. Она будет любить папу Никиты еще очень долго, как Мара. Имеет право! Натильзон, беспробудный теоретик и идеалист, но пусть бы за свой счет, а не за счет жизни близких. Они не знают, что такое смерть, что такое кровь. Вот бы придумать машину времени и перемещения, и возить таких как Натильзон, и таких же арабов, и всех агрессоров вместе взятых, и с обеих сторон в страну под названием «боль». Мы должны защищать цивилизацию, но для этого должны быть другие меры и способы.
- Если задать вопрос матерям: «Кто хочет потерять ребенка?». Не думаю, что хоть одна ответит утвердительно. Или он, Славка Бергамот, совсем ничего не понимает в жизни.
Взгляд Риты на Никиту, и тот запоздалый, уже ничем не замаскированный взгляд Люси из-за спины Натильзона, - это взгляд матерей.
Он ушел на озеро, походил по уже непрочному льду, вернулся только тогда, когда стало холодно собаке. Впустил эрделя в дом, сам взял лопату и стал чистить двор, успокоился только под утро. И вдруг улыбнулся. – Какое ему дело до Израиля? Это они здесь все евреи, это их должно волновать. А он-то тут при чем? Он еще больше расплылся в улыбке. Нет, он все же «при чем!». Он имеет к ним отношение - он обрезанный. Там, в Афгане, его прошило осколками поперек бедер, шестнадцать штук мелких, но болючих железячек. Два в причинное место. Обошлось без осложнений, но крайнюю плоть пришлось отрезать. Вот так, - значится, теперь он их, свой. И никуда не деться. Он еще раз улыбнулся, теперь уже погружаясь в сон перед поддержанным кем-то пламенем камина. Кто позаботился? Рита спала на диване, укутавшись в плед.
Потом все разъехались.
Они с Леней остались одни. До поездки на Аляску оставалось десять дней, а еще одна группа из Бостона и странная семья из Атланты должны были приехать в последнее воскресенье.
Фото автора.