Мы всё время упускаем что-то важное. Аривид, навести её, поговори с этой Жанной, как ты умеешь, с подходцем, с нежностью. Вероничка, ты со мной согласна?
-Ян Яныч, нет слов! Давайте, по коням! Мишаня, а у тебя что-нибудь новенькое есть?
-А как же, госпожа начальница, всё в ажуре. Вот данные на внучку Петра Петровича, нашего горе – художника. Тут её адрес в Питере и все данные о старике. Он родился в Ленинграде, после войны уехал в Ставрополь, прожил там несколько лет и уехал на Север. В Мурманском пароходстве пять лет бухгалтером работал. Там же и женился на уроженке Риги, она поварихой на судах в пароходстве работала. В 65-ом они приехали в Ригу с шестилетней дочерью. Жили в центре, в коммуналке, через год ему, как ценному работнику в новостройке квартиру дали. Жена его вместе с ним на заводе в столовой работала поварихой. Жили не богато, но обеспеченно и дружно. Папаша свои картинки малевал, дочка росла, училась. В 18 лет вышла замуж за курсанта Ленинградского военного училища, у неё в Ленинграде бабушка жила, к себе её и прописала. Молодого офицера, после окончания училища, за отличную учёбу оставили при штабе. Там, в Ленинграде, родилась внучка старика, Варвара. На сегодняшний день, ей 24 года и она учится в медицинском на пятом курсе. Папа с мамой, после развала армии, в Польшу умотали, к родственникам, а девчонка одна осталась. Вот и всё!
Мишаня ловко щёлкнул пальцами и подал Вероничке целый свиток бумаги с информацией.
-Это что, всё твой компьютер тебе рассказал?
-Ну, Вера енд Никочка! Сейчас в каждом доме есть компьютерные фанаты, вот и в том доме, где старик жил, один очень осведомлённый оказался. Я подсуетился, конечно, так что не думай, сведения точные.
-Ну, ты и жук, Мишаня, из молодых, да ранних.
-А как же, стараемся!
-Ян Яныч, за меня остаёшься. Я сегодня линяю по личным вопросам.
-Нет проблем, Альбертовна! Ребята информацию получат, завтра и обмозгуем.
На следующий день, с самого утра, Володя огорошил нас новым кошмарным сообщением:,
-Дворница Зелма приказала долго жить!
-Как это?
-Убили её. Одним ударом, таким же одним ударом по затылку, в то же место, что и покойную Татьяну Павловну, только ту, кухонным отбойным молотком, а эту куском металлического стержня. Один удар и всё, второго не надо. Там уже бригада Юргенса работает. Дело опять открыли. Я с Максом кое-какими сведениями поделился и он мне обещал предоставить кой-какие данные. Будем иметь поддержку в полиции. Я успел съездить на хутор и всё там тщательно облазил. Юргенс сказал, что на четырёх бутылках и четырёх стаканах были отпечатки пальцев мальчишек, такое впечатление, что они наливали каждый из своей бутылки и в свой стакан.
-Они, что, по бутылке на брата вылакали?
-А на шприце, не было вообще отпечатков. Выходит, колол их всё-таки кто-то, пятый! И шприц протёр аккуратненько. И в крови у них не героин! Очень интересно! Я спросил у Макса, что же вы дело закрыли, если там ещё ничего не ясно. Он ответил, что так решило начальство, а сам на отдыхе мозгами раскинул и всё это явно не понравилось. Вот мы с Максом и съездили раненько на хутор. Вывозились как чушки, но не без результата. Нашли четыре ампулы, Макс их повёз в лабораторию, через пару дней получим результат, Макс обещал поделиться
-Арвид, а ты выяснил что-нибудь?
-Был я у этой Жанны, дама довольно молодая, ещё нет пятидесяти. Ведёт курсы французского, раньше в частной школе преподавала, пришлось уйти, не сдала на высшую категорию латышского. Набирает по объявлению учеников и учит дома. Учеников мало, теперь все на английский кинулись. Дочь Жанны живёт на Взморье с мужем и больной дочкой. У девочки больное сердце, требуется постоянный уход и много денег, так что бабушка все ценности давно продала и даже свою норковую шубу. Так что ценных вещей в доме нет. Всё очень чисто и красиво, но брать ворам нечего. Из техники, маленький телевизор, да касетник, нужный в работе. Из картин – только репродукция Джоконды на стенке под стеклом, да ещё старая собака, такса. Мне даже было стыдно спрашивать её, не брала ли она на помойке какую картину. Она обиделась, говорит, »у меня даже собака по помойкам не ходит». Вот с этим я и умылся. Тут у нас прокол.
-Ничего. Отрицательный результат – тоже результат. Да, подожди-ка, что она сказала про ребят? Она же их видела, узнала?
-Да, ребят видела, но не знает, были они в квартире, или только дверь открыли. А самое интересное, что не так давно к ней приходил представительный мужчина, хорошо одетый, высокий, чуть полноватый, лет сорока, на руке дорогие часы, на ногах туфли, не с рынка. Сказал, что пришёл посмотреть квартиру. Он, якобы, созвонился о покупке такой же двухкомнатной квартиры в их доме, а желающих её продать не было дома и он просил показать ему квартиру. Они же одинаковые. Вроде посмотрит и решит есть ли смысл её покупать. Квартиру обошёл всю и кухню и ванную, комнаты внимательно осмотрел, во все углы заглянул. Постоял около репродукции, сказал «сюда бы картину поярче, что бы стенку оттенить, а то эта бледновата». Она ответила, что картин не любит, а этой лет тридцать и к ней привыкла, она даже улыбается в унисон настроению, то грустно, то весело, то иронично. Нет, другой и не надо. Мужчина попрощался и ушёл. Такой обаятельный, только Жуже не понравился, собака вся обтявкалась, после ухода ещё долго не могла успокоиться. Вот Вероничка весь рассказ, слово в слово.
-Арвид, а ты его подробное описание взял?
-Даже нарисовать могу. Очень он на того типа похож, с богатой тачкой. Съезжу к Юргенсу, пусть портретик нарисует и пробьёт по своим каналам.
Ян Яныч покрутил головой,
-Крутое тесто вырисовывается. Уже восемь трупов. Надо за этой Жанной – француженкой посмотреть, как-то она на девятый труп тянет. Ну, а на счёт Питера что решаем? Кто едет?
-Я думаю, что Арвид и Володька.
-Нет, Вероничка, пусть Володька с Ян Янычем едет, а я уж тут побегаю, ещё много чего надо выяснить. Наша доблестная полиция остатки проморгает. Да и мы всё крутимся, крутимся, а что-то пропускаем. Надо навёрстывать. К мальчишке этому, к дружку той четвёрки, который вовремя заболел, и бог его спас, к родителям трёх погибших пацанов, заглянуть надо. Надо узнать что новое по убийству дворницы. Ещё надо узнать, если они дело открыли, то на одно это убийство, или с теми объединили.
Вероничка сказала, что в полицию она сама позвонит.
Зачем-то перед звонком припудрила нос, оглядела себя внимательно в зеркало и, удовлетворённо хмыкнув, взялась за телефонную трубку.
-Полиция, мне бы господина Юргенса. Я? Нет, по личному вопросу. Очень надо. Да-да, я подожду, будьте любезны.
Сахарный сироп разлился по лицу Вероники. А уж голосок исходил мёдом.
-Здравствуйте, господин Юргенс, вас беспокоит Вероника Круминя, агентство «БРЕСИКО», да вы угадали, Арвид и Володя из моего агентства. Вы это знаете, у меня к вам вопрос. В вашем районе убили дворницу Зелму, вы не поделитесь с нами, как у вас идёт дело ? Вы будете его объединять с делом «похитителей картин» ? Нет, а почему? То дело закрыто и возобновлять не будете? А что с убийством дворницы?
Вероничка молча выслушала, всё что говорил Юргенс, поблагодарила и положила трубку.
-Рассказывай, что сказал Юргенс!
-Да ничего особенного, Макс сказал что у неё там, в подвале, бомжи частенько ночевали. Она их вечером впускала ночевать в подвал, а утром выпускала. Вот за добрые дела её и отблагодарили. Найти их невозможно, они растеклись по всему городу. Убили её ночью, часов в двенадцать, что она там в это время делала непонятно. Может что-то забыла в кладовке. А бомжи подумали, что кто-то чужой. Треснули её по голове, видимо думали, что оглушили, а она возьми да скончайся. Вот их и след простыл.
-И что, полиция опять дело закроет?
-Поищут наверное, но думаю - висяк однозначно.
-Арвид, позвони теперь ты Юргенсу, спроси, можно ли нам там покопаться.
Арвид позвонил и получил согласие,
-Макс сказал, «Пожалуйста. Копайте, если нужно поможем, но нас держите в курсе».
-С одним делом у нас улажено, завтра отправляемся в турагенство, визы в Питер оформлять. Арвид и Володя идут проверять по третьему кругу, обстоятельства смерти Зелмы, не верю я, что это сделали бомжи. Чудится мне, что это дело « с картинами» тянется. Ян Яныч, а что ты скажешь?
-Боюсь я только одного, что Жанне этой смертный приговор подписан. Не зря к ней мальчишки приходили. И мужик этот не зря её квартиру досконально осматривал. Спросите у соседей, кто такую же квартиру продаёт. И дамочка не так проста, хоть убейте, каким-то боком она к этому делу причастна. Давайте с утра и двинем туда. А вечером в агентстве обмозгуем новости.
На следующее утро мой блистательный «Альфа Ромео» подкатил к дому Юриса Карпински. Мамаша Юриса долго разглядывала наши удостоверения и ещё дольше нас самих и, тяжело вздохнув, пригласила в комнату.
-Юрис, к тебе пришли криминалисты.
-Полиция что ли? – донёсся из-за прикрытой двери полудетский голосок.
-Нет, полиция тут уже шлялась, а это детективы. Хрен редьки не слаще, - пробурчала мамаша и направилась на кухню.
В маленькой, метров десяти комнатушке, чисто убранной, на широкой тахте лежал мальчишка, укрытый, не смотря на жару, толстым одеялом. Окно было закрыто, но из-за задёрнутых штор и работающего на окне вентилятора, в комнате не было жарко, но было темно. Вероничка отдёрнула шторы и впустила свет в комнату.
-Может, окно откроем?
-Нет, мама не разрешает. А врач велел свежий воздух, - пожаловался мальчишка.
-Вот и правильно! Вентилятор долой, а свежий воздух мы запустим.
Вероничка открыла окно, пододвинула к тахте стул и присела.
-Теперь и побеседовать можно, - она оглядела мальчишку. На свои восемнадцать лет он не тянул. Можно было дать лет четырнадцать, не больше. Очень худенький, с маленьким личиком и очень светлыми, чуть вьющимися волосами, он походил на симпатичного подростка, а не на отморозка, бандита и наркомана,
Что, Юрис, будем говорить правду? Полиции ты ничего не сказал, отделался тем, что болен и ничего не знаешь и ребят не видел давно. Мы поговорили со старухами у вас во дворе, они видели всю вашу четвёрку, в самый последний день перед гибелью (взяла я на понт), - после этих слов он сначала побледнел, а потом стал пунцовым.
Вероничка удовлетворённо хмыкнула, - Не хочешь, парень, в полицию, говори всё что знаешь, как на духу
Юрис лихорадочно затеребил край одеяла,
- Я скажу, не надо в полицию. Я очень испугался, когда узнал, что пацаны сгорели. Думал и мне теперь конец. Они были у меня, перед тем, как уехать на хутор. Янка там часто от запоев матери, прятался. Он и нас туда с собой часто брал. Мы ходили на озеро на рыбалку, там классный клёв, мы всегда много ловили. Знаете, как здорово утром с удочкой посидеть. Мы и уху варили, и жарили и коптили, на целый день хватало. В лесу там грибов и ягод полно. Картошку мы с собой привозили, блины себе жарили с ягодами. Мы там здорово отдыхали, но вы не подумайте, мы там никогда не напивались, изредка, на пятерых – бутылку, но это редко, а так мы пиво пили. Янис вообще почти не пил, он же за рулём.
- А наркотики? Где вы героин брали ? Он же бешеных денег стоит.
- Что вы, какой героин, мы его и в глаза не видели, только травку иногда курили.
- Марихуану, что ли?
- Ну да, её Витька и Колька один раз притащили. Они всегда вместе ходили, у них и матери в подружках ходят. Эти двое чаще друг с другом ходили, чем с нами. Ну, хулиганили мы, это правда, но чтобы воровать… Никогда этого не было. Ребята на стройках подрабатывали, зимой нас дворники нанимали снег убирать. На автомойке работали, я ещё только в двенадцатый класс перешёл, а Ивар на столяра учится, а Янка на своей машине работал, людей возил, правда нелегально, приходилось раз- другой выкручиваться. Янка за мамашу, когда она в запое, по ночам магазин убирал, никогда ничего не взял, даже директриса его хвалила, хотела его на работу в порт устроить. И Витька с Колькой совсем не плохие. Витька очень хотел компьютер купить и Колька б не отказался. Они часто зависали в интернет-клубе, не ворованные деньги тратили, а заработанные. Хуже нас пацанов полно.
- Конечно, - Вероничка усмехнулась, - Как я погляжу вы белые и пушистые, как твой кот. В это время из коридора, гордо задрав хвост, вошёл изумительной красоты, персидский кот, весь белый и пушистый.
- Нет, - засмеялся мальчишка, - Это кошка, Зита, она песни поёт, как в индийском кино.
-Ладно, развеселился тут, давай по существу излагай. Так вот, в последний день были у тебя и что?
-Мёд принесли, лимоны, апельсины и два эклера. Ешь, говорят, поправляйся. Витька похвастал, что теперь у него компьютер есть, сказал, что когда я выздоровлю, он мне на нём играть разрешит. Колька пожаловался, что у него тоже мог быть, да Янка не даёт, себе забрал. Янка разозлился и стал на ребят орать, что и тот компьютер тоже надо отдавать, я их спросил, почему отдавать, они что, не ваши? Янка сказал «нет, не наши, их нам на время дали, отдавать нужно, зачем их вообще брали» Янка долго на них ругался и сказал, что завтра им дадут большие деньги и хоть по два купить можно будет. Я спросил, откуда такие большие деньги, пацаны и сказали, что их один мужик уговорил залезть в квартиры, в какие, он скажет, ему нужны только картины, его друга художника, который недавно умер. А идиотка родственница, взяла все картины и выбросила. Для него это память о лучшем друге, а этот художник ему когда-то жизнь спас, вот он и хотел на память оставить, но опоздал. На помойке маленькие картины быстро разобрали, а большие все испорчены. Пацаны предложили ему самому сходить и попросить отдать картины, но он сказал, что у него нет таких денег, а люди сразу догадаются, что картины денег стоят, а парням он пообещал десять тысяч долларов на всех, а что мол из квартир прихватят, то им и останется. Ребята никогда таких денег не видели, вот и согласились. Договорились потом встретиться на Янкином хуторе. А через день пацаны узнали, что в двух квартирах, куда они лазали, два старика с перепугу умерли, а Зинкину бабушку убили. Парни жутко перепугались, они ж никого пальцем не тронули, а старики спали, у одного на столе лекарства и шприцы лежали, а второй пьяный был, чего он там мог перепугаться. А ещё Янку с Иваром тётя Жанна застукала, когда они из её квартиры выходили, они у неё ничего не взяли, никаких картин в доме не было, только бумажная Джоконда под стеклом. И они боялись, что она расскажет полиции, что их видела. Янка сказал, что денег с мужика возьмут, и с Иваром в Латгалию к родственникам смоются. Они мне должны были звонить, а я им рассказывать, как тут дела, а вот потом я узнал, что они сгорели. Напились и обкололись. Я думаю мужик тот денег не хотел отдавать, он их и кончил. И картины ему не нужны были, зачем же он тогда пацанов за ними посылал?
Парень вдруг сморщил лицо и заплакал навзрыд, как девчонка, не стесняясь Веронички.
-Что случилось? – в дверях, заслоняя проём, появилась мамаша Юриса, - Что вы тут моего парня третируете? Не видите, что он болен и ни к чему не причастен!
-Я его не виню и разговаривать мы с ним закончили. И советую вам, если есть возможность, увезите его куда-нибудь подальше, к родственникам, пусть до школы у них поживёт.
Мать кивнула головой,
-Я уже созвонилась, к дяде в Лиепаю поедет. Не хотите ли чайку с пончиками? Только что напекла.
-Нет, нет, большое спасибо, поберегите мальчика.
Ну, что, потихоньку вырисовывается заказчик. Приеду в офис и надо будет позвонить Юргенсу.
Макс, в свою очередь, поведал нам, что на найденных ампулах обнаружены пальчики. И на стакане в доме старика, кроме его отпечатков есть ещё чьи то. У второго умершего старика в корзине шприц обнаружен, лекарства в нём никакого нет, а вот пальчики и там присутствуют. Макс пообещал держать нас в курсе дела и дальше.
Мы с Володей пообедали и поехали к родителям Николая, нужно было ещё и с ними побеседовать. Обе матери (Виктора и Николая) оказались вместе, сидели на кухне за бутылкой водки, с заплаканными лицами. Нас приняли не то что бы не приветливо, а довольно хмуро.
-Клава, да отдай ты, что там твой Витька притащил, не будет счастья от этого барахла!
-Что за барахло?
Мать Виктора тяжело поднялась с табуретки,
-Пошли в комнату.
На большом столе, посреди комнаты стоял компьютер, а на носовом платке, разложены серебряный подстаканник с ложечкой, золотая цепочка с медальоном, золотые часики и две серёжки колечками.
-Забирайте, от греха подальше, - мать Виктора указала на всё рукой.
-Нет, мы это забирать не будем, это дело полиции, пусть вернут украденное людям. А что же вы вовремя не сообщили?
-А я и сама не знала. У него на антресолях, закиданное тряпками, лежало.
-Хорошо, вызывайте полицию, и пожалуйста, ничего не трогайте руками. Может какие отпечатки обнаружат.
Мы с Володей с болью в сердце уходили из этого дома. Необдуманные поступки обернулись для ребят смертью, а для матерей – вечной потерей.
-Что, Вероничка, к Жанне пойдём? Или завтра с утречка? А то я к Юргенсу смотаюсь, узнаю насчёт пальчиков.
-К Жанне я пойду одна, а к Юргенсу съездишь завтра с утра. Мне за неё что-то не спокойно. Она ходит по краю, просто так её в покое не оставят. И ещё хочу поточней выяснить внешность «покупателя квартиры».
-Хорошо, Вероничка, ты иди к Жанне, а я соседей опрошу, кто квартиру продаёт. Таких же квартир в этом подъезде всего четыре, да в соседних по пять, за полчасика обойду.
У Жанны на звонок никто не открыл, звонила минут пять, пока не отворилась дверь напротив.
-Что вы тут трезвоните? Не слышите, что никого нет! – противная баба, в грязном фартуке, с лохматыми волосами и с сигаретой, приклеенной в углу губ, хмуро меня оглядела. Оценив летний дорогой костюм, сумочку из лаковой кожи и, такие же как сумка, босоножки, сменила гнев на милость, - Вы, наверное, на урок к ней. Она французский преподаёт, но как вам теперь быть уж и не знаю. Уехала она.
-Куда? Надолго? – испугалась Вероничка.
-Мне она об этом не докладывала, так что толком я не знаю. Люди говорят, во Францию подалась. Своей подруге доверенность оставила, квартиру продать со всем барахлом.
-Как же это её угораздило?
-Слышала, что у ней в этой Франции, то ли родственница, то ли близкая подруга живёт, давно уже живёт и муж у ней француз. Вообще то, говорят он раньше в Риге жил, еврей по национальности, но сам-то он туда давно укатил и Жанкину подругу вытребовал к себе, любовь у них, значит. Вот подруга и расстаралась, нашла там Жанке хорошую работу. А что ей тут терять? С хлеба на квас перебиваться? Дочь с зятем у ней на Взморье, в Дубулты квартиру имеют. Живут нормально, только девочка у них очень больная, всю жизнь с ней нянчиться нужно. Так Жанка каждую копейку им отдавала. И из Парижу, наверное, помогать будет. А больше я ничего не знаю, - и баба хотела закрыть дверь.
Вероничка схватилась за ручку двери, - Адрес! Адрес дочери вы не знаете?
-Нет, не знаю, а вот подруга её в соседнем доме живёт, в какой квартире не скажу, а в среднем подъезде на третьем этаже, найдёте. Её зовут Людмила и муж у ней бывший военный. Сейчас он уже на пенсии, - добавила она и не прощаясь захлопнула дверь перед моим носом.
Вероничка стала спускаться вниз и столкнулась с поднимавшимся вверх Володей.
-Что у тебя новенького и чего ты так быстро ?
-А я узнал то, что и думал. Никто ни одну из двушек в этом доме не продаёт и никаких объявлений не давали. Думаю, что это и был убийца. А ты, Вероничка его описание узнала?
-Нет, Володечка, ничего я не узнала, кроме того, что Жанна скоропостижно смылась во Францию.
-Куда она смылась? Это с каких таких бабок малообеспеченная училка могла во Францию смотаться?
-Володь, ну какая нам теперь разница, уехала и слава богу! По крайней мере за неё теперь волноваться не надо. А вот к Юргенсу ты с утра сходи, Володь. И в три все собираемся в агентстве.
-Есть, мадам! – приложив руку к пустой голове, глухо щёлкнув каблуками и поедая Вероничку, с усердием, глазами навыкате, отчеканил Володька. За что и получил хороший тычок в бок.
-Садись, безлошадный, довезу тебя и сама домой, а то меня заждались.
-Кто это? Кот Мурзик и псина Дунька? Муженёк то твой поди и сам ещё на работе чахнет.
-Вот ведь язва! У меня всё отлично и меня все ждут, а вы, подчинённый, завидуйте молча. У вас нет ни кошки, ни собаки, ни жены и ни детей, одна канарейка с голоду горло дерёт.
Так, обмениваясь любезностями, мы подъехали к дому Володьки. Высадила его и поехала к себе, в свой заждавшийся меня почти пустой дом.
Сегодня пятница, а в субботу и воскресенье Айвар обещал мне подарок. Очень долго не хотел говорить какой. Но вы же знаете меня «если он сказал к маме, значит к маме»! И пришлось моему бедному мужу расколоться. Сюрприз удался на славу! Я его так целовала, что он решил отменить ответственную встречу и, заодно, послать к чёрту полугодовое собрание акционеров. Но я, как примерная жена, отговорила его совершать необдуманные поступки, а делать то, к чему его призывает долг и благосостояние семьи. Ему пообещала, что побегаю полчасика по дому, с воплями «ура!» и, угомонившись, так же поеду, в свой «БРЕСИКО».
Дело в том, что мой дорогой, купил билеты в туманный Альбион и мы летим к нашему единственному и любимому чаду Максику! Ну, согласитесь, есть от чего ликовать и страстно целовать любимого муженька. В превосходном расположение духа я отправилась в агентство. В три был полный сбор и начата оценка наших успехов и неудач.
Ян Яныч и Володя завтра получают визы и отбывают в Питер. Адрес внучки художника известен и у них есть неделя на выяснение. Арвид, озадаченный сам, озадачил и нас. На стакане у старика алкоголика, то ли от страха, то ли от алкоголя, найдены чужие отпечатки пальцев, не принадлежавших ни ребятам, ни старику. На найденных под полом ампулах (они были брошены на пол и провалились в щель между половицами), пальчики те же, что и на стакане и ещё чьи то.
-Интересно, - сказал Ян Яныч, - что это на стакане отпечатков старика нет, что этот стакан с собой приволокли? Или взяли чистый стакан с кухни и налили водки старику. Опять же выходит, убийц было двое! Что-то они у нас расплодились. Будем искать, два так два.
Позвонила Зиночка, очень обеспокоенная тем, что время идёт, а мы так ничего и не знаем. Я поняла, у девочки не так уж много денег, что бы мы тянули с расследованием.
-Не волнуйся, Зиночка, может кроме аванса тебе не придётся ничего платить. Мы тут чуть-чуть подсуетимся с побочными делами и обеспечим себе доход. Дело твоё интересное, по существу, для нас первое, и престиж агентства нам ронять нельзя. В общем не волнуйся.
Дав указание, на разработку мелких дел Арвиду и Мишеньке, и пообещав им за субботу и воскресенье двойную оплату и подарки из Лондона, я отправилась домой, готовиться к встрече с сынулей.
* * *
Ленинград. Совсем рядом с Невским проспектом, направо в небольшом проулочке, стоит огромный дом, старой дореволюционной постройки. Не смотря на возраст, усилиями городских властей, он в прекрасном состоянии.
Напротив этого дома, через дорогу, другой дом, не очень большой, красивый, с колоннами и парадным входом, закрытый от любопытных глаз, кованым забором и высаженными по всему периметру забора, нарядно подстриженными невысокими деревьями. В нём жили чиновники Ленинградского горисполкома. Всего три семьи. Каждая семья занимала по одному этажу. В большом доме квартиры были по пять, семь и даже пятнадцать комнат. В этом доме по этажу никто не занимал. Все семьи этого дома занимали по комнате, редко по две и имели одну кухню на всех. Странно, но скандалы были редкостью. Дети бегали толпами по коридорам, забегали на кухню и получали что-нибудь вкусненькое, и никого не интересовало, чей ребёнок заскочил и чья мама угощает.
На втором этаже была хорошая семикомнатная квартира. Там, ещё до революции, жил известный профессор археолог. За большие заслуги перед отечеством большевики простили ему дворянство, но отщипнули от семи комнат – четыре. Пробили отдельный вход, из одной комнаты сделали кухню и места общего пользования, а в трёх остальных разместили три семьи. Все были довольны. Профессор, что хотя бы трёхкомнатную оставили и жильцы, что из подвалов переехали в самый центр Питера и большевики, что справились с проблемой.
Старый профессор, был известен и как коллекционер. Он собирал не только черепки и старинные монеты, но и картины старых мастеров. Новыми живописцами профессор гнушался. С ним проживала его верная спутница жизни и взрослый сын. В 24-ом году профессорша слегла, полгодика полежала и тихо скончалась. А следом за ней, через месяц, ушёл в мир иной и старый профессор. В квартире остался один профессорский сынок, подающий надежды учёный востоковед. Он испугался одиночества и срочно женился на аспирантке из своего института. Аспирантка решила, что будущему светиле нужен уход заботливой жены и сын, как продолжатель профессорских наклонностей семьи. Быстренько покончив с аспирантурой, она забеременела и, как планировалось, в 1925 году родился наследник профессорского назначения и хорошей коллекции картин. Его папа к тридцатому году, так же ставший профессором, пополнял по мере сил, дедушкину коллекцию, но не с таким рвением. Его жена считала, что новая шуба, или хорошее кольцо, ценнее этих никому не нужных, картинок (их и в музее полно, сколько не бегай по музеям, всех картин и в жизнь не разглядишь ). Мальчик в семье рос тихим и хилым. Играл на пианино, запоем читал книжки не по возрасту и от этого становился ещё тише и задумчивей. У него был один единственный друг, в той, отрезанной от профессора, квартире, в одной из комнат, жила весёлая молодая семейка. Отец – выпускник бронетанковой академии, мать – дипломированная медсестра, мечтавшая стать врачом, в 25-ом году семья пополнилась здорово орущим пацаном. Парень рос крепким и нахальным. Обидчиков бил нещадно.
В четыре года Петя, так звали пацана из весёлой семьи, защитил соседского мальчишку Серафима в песочнице, от больших мальчишек. Те желали отнять у Фимочки красивую машинку, Петька отстоял и соседа и его машинку. Так они познакомились и подружились, как оказалось, на всю жизнь. И что удивительно, четыре года жили по соседству, а даже не встречались. Мальчишки стали бегать друг к другу в гости и что Фимочкина мама не предпринимала, для их разъединения, ничего не вышло. Они даже в одну школу пошли. Фимочка, естественно, был отличником, а Петька, с его неусидчивостью и нелюбовью ко всем предметам, кроме математики, даже пару раз чуть не остался на второй год. Вначале войны мальчики закончили восьмой класс и оба рвались на войну. Со слабым здоровьем Фимой, никто не хотел разговаривать, а Петьке пообещали через год взять.
Так они оказались в блокадном Ленинграде. Петькины отец и мать воевали с первых дней войны. А Фимин отец пропал ещё в сороковом, где-то на Востоке. Фимина мать, тётя Калерия, оставшись без поддержки мужа, и не умеющая ничего делать в жизни, стала распродавать дедушкину коллекцию и свои, теперь ненужные драгоценности. Хлеб стоил дороже всех ценностей. Картины вообще никто не хотел брать, а нужных людей она как-то и не знала.
Петька быстро устроился учеником на тракторный. Туда приходили разбитые танки и ребята работали по 12-ть, 15-ть часов, оставаясь ночевать на заводе. Там кормили и военные давали ребятам из своего сухого пайка консервы, сахар и хлеб. Однажды Петьке удалось зайти домой и, забежав к Фимке, Петька обнаружил под грудой одеял, мёртвую тётю Калерию, а на второй кровати лежал живой скелет - его друг Фимка. С этого дня Петька почти каждый день приходил домой. Он похоронил Фимину мать, в одной из комнат поставил буржуйку и собрав все ненужные книжки (по выбору Фимы) и разломав почти всю мебель, стал обогревать и откармливать своего друга. Ко дню снятия блокады, Фима уже твёрдо стоял на ногах. Петька, уйдя на фронт, уже не беспокоился за жизнь друга, тем более, что Фима пошёл работать санитаром в госпиталь.
Встретились они уже в 1948 году, Фима к тому времени, блестяще сдав экзамены, поступил на исторический. Друзья встретились очень тепло и только тогда Петька узнал, что его родители уже никогда не вернуться, отец погиб под Курском, а мать дошла до Берлина и не дожила до Победы всего неделю. Сам Петька был тяжело контужен, страдал головными болями и оставил на дорогах войны свою ногу. Стал молчалив и строг, не по годам. Фимка уговорил друга пойти на курсы бухгалтеров, так как Петька всегда был в ладах с математикой. Из Сибири приехала его тётка, сестра Петькиной мамы и он прописал её в свою комнату, а сам жил у Фимы. Окончив курсы, не смотря на протесты друга, уехал работать на Ставрополье, туда его зазвал однополчанин.
Перед отъездом, Фима снял со стены картину и протянул Петьке.
-Знаешь, более ценной картины в коллекции нет, на неё даже мать руку не подняла, когда всё распродавала. Дед считал её жемчужиной коллекции. Это художник эпохи Возрождения, Рафаэль, эта картина в каталоге оценена в миллион.
Петька отдал картину обратно, - Зачем она мне, такая дорогущая, ещё прихлопнут за неё, мне и хранить-то её негде. Пусть она пока у тебя побудет. Ты живопись любишь и картин от коллекции почти не осталось…
-Если бы не ты, меня бы самого на этом свете уже не было. Мне наша дружба дороже всех картин. Не обижай, пусть будет подарком.
-Ладно, когда-нибудь потом, если не передумаешь, а пока пусть у тебя повисит.
Пётр уехал в Ставрополь, потом на Север в Мурманск. Там он женился, у него родилась дочь и через несколько лет они с женой уехали на её родину в Ригу. В Ленинград он приехал только в восьмидесятом, посмотреть на внучку. Сестра матери, к тому времени, умерла. В комнате, в которой он родился и вырос, жила его дочь с мужем и внучкой.
Друг Фима так и не женился, как его дед и отец, он стал профессором, но никаких коллекций не собирал. Как только Пётр приехал, Фима потребовал забрать картину, отругав друга за то, что так долго её не забирал. С этого момента вся жизнь Петра перевернулась, в него вселился страх. Он стал бояться, что картину украдут, а их с женой убьют. Тогда он и стал, с упорством маньяка, писать картины. Куда он девал подарок друга не знала даже жена, она видела её только один раз и думала, что это икона. Хотела повесить в «красный угол», но старик не дал. А потом картина и вовсе пропала. Когда старик купил машину, жена с дочерью решили, что картину он продал. В 2000-ом году старик остался один, жена его умерла. Фима уговаривал Петра переехать к нему. Продать квартиру в Риге и переехать жить в Ленинград. Фима писал, что он взял к себе жить племянника (сына двоюродной сестры), он отличный врач и хороший спокойный человек. И было бы замечательно, отдать ему бывшую Петину комнату, а Вареньку, Петину внучку переселить к ним. Им, двум старикам, будет не так одиноко, а случись что с ними, Варе останется квартира. И родственнику, Алексею, будет где жить.
Пётр подумал, подумал и решил ехать, в Риге его ничего не держит. Дочь с зятем живут в Гданьске и возвращаться не собираются, а у него только Фима, да внучка Варенька. И пока Пётр укладывал пожитки и искал покупателя на квартиру, пришло известие о смерти Фимы. И поездка в Питер не состоялась. А буквально через пару месяцев умер и сам Пётр, от острой сердечной недостаточности.
Варя поехала в Ригу, квартиру и мебель продала быстро, но дёшево. Выбросила на помойку ненужный хлам, вместе с картинами. Себе оставила только две, с веткой сирени и тремя тюльпанами, как память о дедушке.
-Вот и всё, - закончила свой рассказ Варенька.
В креслах напротив Вари сидели Ян Яныч и Володька, который слушал девушку раскрыв рот. Девушка была очень хорошенькая. Пышные тёмные волосы и очень светлые серые глаза, в обрамлении пушистых ресниц. Невысокая, но крепенькая и стройная, она притягивала взгляд не меньше записных красавиц. Ян Яныч о чём-то упорно думал.
-Варенька, а откуда вы знаете, что картина кисти Рафаэля? И что она стоила миллион? Если ваш дед её продал, то где же деньги? Это ж сумасшедшая сумма.
Варенька улыбнулась, - Дядя Фима говорил, не знаю, может шутил. Картину видела только бабушка, а стоила ли она миллион, кто же знает. Может старики так шутили. Вон у дедушки Фимы целая коллекция ценных картин, а его племянник Алексей, говорит, что за них за все, при очень хорошем торге, можно получить чуть больше миллиона. А тут одна и целый миллион. Когда картина пропала, дедушка купил машину, мне прислал кругленькую сумму и на бабушку денег не жалел, каждое лето на целый месяц возил её на юг. И на Рижском взморье комнату летом снимал. Думаю он сдал картину в комиссионку за приличные деньги.
-А вот вы сказали, что взяли две картины себе. Можете их показать?
-У деда их было ровно сорок и все сфотографированы. Вот в этом альбоме, - она подала альбом, в котором лежали фотографии тридцати картин небольшого размера, и ещё десяти, видимо, побольше, - А это те две картины, что я привезла с собой, их размер 40х80, - вынув картины из чемодана, и поставила их на диван, прислонив к спинке.
Они и раньше производили сильное впечатление, а сейчас, когда их было только две и когда они обращали внимание только на себя, впечатление было потрясающим. Такое чувство, что старик страдал дальтонизмом и, вдобавок ко всему, не умел смешивать краски, как будто кто-то просто брызгал красками на холст и хаотично размазывал. Немного лучше у него выходили кошки и собаки. Пролистав альбом несколько раз, Ян Яныч задумчиво произнёс,
-Одной не хватает.
-Какой?
-Вот зтой, - показал Ян Яныч.
-Ой, а я вначале хотела её себе оставить, видите это подсолнух. Тут пол картины синий фон, а пол – зелёный. И эти жёлтые листья с чёрными точками посредине, смотрелись колоритно, но я почему-то выбрала эти, а ту выбросила.
-Вот я и говорю, её и не хватает. Вспомни, Володь, на хуторе в обгорелых останках её точно не было. Значит её кто-то забрал. А вот кто?
Варя обратилась к Ян Янычу, - А что вы хотите этим сказать?
-Видишь ли девочка, видно пришло время посвятить тебя в наше расследование. Давай, Владимир, расскажи всё Вареньке, может она нам чем поможет. А я бы хотел познакомиться с племянником Серафима Яковлевича, он дома?
-Не знаю, - Варя пожала плечами, - Он уезжал куда-то по делам своей фирмы, - Он, говорят, очень хороший врач, хирург. Но год назад, он открыл фирму по поставке из-за рубежа лекарств, когда дядя умер, Алексей всё своё время тратит на вопросы наследства.
-А его дядя что, болел? От чего он умер?
-Нет не болел, правда у него всегда здоровье было слабое, но дожил же он до семидесяти девяти лет! А умер сразу. Алексей Давыдович был с ним, но помочь ничем не смог. Пока приехала скорая помощь, дедушка Фима уже умер. Сердце отказало.
-Так, - протянул Ян Яныч, - Интересно, что-то много сердечников в этом деле. Проверять и проверять нужно. Варенька, а вам не знаком такой человек: высокий, чуть полноватый, вальяжный, как барин, ездит на чёрном шикарном внедорожнике.