Этот мир - огненный феникс, летящий сквозь тьму бесконечности. И словно феникс, он восстает и гибнет бессчетное количество раз, сгорая в своем собственном пламени. Случилось так, что и теперь мир вновь возрождается из огня, пепла и тьмы, именуемой Великой Ночью.
Но что это за мир? Люди, погрязшие в предрассветной мгле мракобесия, закованные в сталь доспехов и зажатые в стенах крепостей, загадочная раса лунарков ,пробужденная Ночью и изгнанная людьми на просторы морей. Война, чума, костры Инквизиции, страх, Смерть и надежда...Надежда на новое возрождение. Мир – Феникс снова жаждет восстать. Для того чтобы снова сгореть.
Пробуждение во тьме. Предрассветный мрак под пологом леса. Крики, свист и камни из пращей летели на кавалера со всех сторон. По крайней мере, так казалось ему спросони. Если бы не стёганка с подшлемником, в которых он еще мгновенье назад дремал и подвернувшийся под руку треугольный щит, лежал бы он сейчас в траве. Как это делал его оруженосец, обнявший землю в двух шагах от него и украсив ее содержимым своей головы. Ни к месту, вспомнилась одна солдатская песенка. Каменный ливень прекратился, и к рыцарю уже бежали трое татей. Боевая коса, длинный нож и дубинка в руках нападавших еще раз досадно напомнили ему об отсутствующем поясе с меча и чекана. Где они? У мертвого сквайра нет уже и своего оружия. Ржавый клинок косы скользнул по подставленному под него щиту, и рыцарь ударил кулаком зазевавшегося разбойника в мясистый нос. Тот отшатнулся на два шага - этого пока было достаточно. У парня с ножом не было и шанса, щит, направленный снизу вверх угодил ему в челюсть прежде чем он как следует замахнулся своим хлеборезом. Кавалер бил его щитом в голову снова и снова. Избиваемый тать казался вожаком этих шакалов, он был нагл, уродлив и от него воняло каким – то дерьмом…в общем, кавалеру хватило бы и одного из этих поводов чтобы пустить ему кровь. Однако он увлекся. Трудно не терять голову в такой ситуации, но жизненно необходимо. Коварный удар дубинкой под основание черепа, прилетевший сзади от забытого третьего разбойника повалил кавалера наземь. Запахло резнёй, однако щит в руках рыцаря извивался как лунарский факир. Кавалер, стоя на одном колене и все еще не до конца придя в себя, продолжал делать то единственное что умел. Продолжал драться. Боевая коса, наконец, пробила щит и выбила бы его левый глаз, если бы он у рыцаря был. Разбойник потянул свое оружие обратно вместе со щитом. Вот это уже конец. Кавалер вырвал руку из ставшего бесполезным орудия и приготовился к рукопашной. Он увернулся от ножа и пырнул пальцами одного татя в глаза, отскочил от дубины и рубанул ребром ладони другого по шее. Все это он даже теперь без особого труда проделал, но биться пришлось без заломов и удушений. Времени на каждого противника было слишком мало. Биться одному против двоих было не так уж и плохо, рыцарь держал их на одной линии по отношению друг к другу, в бою они сами себе и мешали. Но как всегда не вовремя появился третий. Выбросивший свое оружие «косарь», появившись по старой шакальей традиции сзади, схватил кавалера за ноги и швырнул на землю. Но вдруг, из солидного брюха бывшего «косаря» возник целый локоть неплохой тоттенбургской стали. Верзила рухнул набок, унося с собой бесценный рыцарский клинок, а показавшийся за его спиной малолетний паж стоял, ошарашенный силой своего удара. Двое татей удивлены были ни чуть не меньше. А кавалер недолго думая, вынул пажеского пояса, широкий кинжал и двумя взмахами перерубил шакалам их шеи. Как только оба татей отмучились на холодной утренней траве, а рыцарь решил оглядеться, в затылок пажа с тихим свистом попали сразу два камня. Третий угодил рыцарю в плечо, и это стало для него последней каплей. Синий глаз кавалера почернели от злости и холоднокровный убийца стал вдруг обезумевшим зверем.
-Вперед бриганты, все за мной! Для нашей банды этот бой! - Напевая эту старую солдатскую песню, кавалер переступил через тело пажа и направился прямиком к разозлившим его пращникам.- Не поскупимся головой за новый гульден золотой. - Трое «разбойников», лет по - десять отроду, застыли перед надвигающимся на них мужчиной. Смерть доселе была так далеко, на расстоянии полета камня из пращи, как при охоте на кроликов. Как будто бы понарошку. А теперь Смерть шла на них в облике окровавленного по локти одноглазого рыцаря. И теперь кроликами были они. Кавалер шёл так, как будто танцевал, напевая дурацкую песню про «баб продажных звонкий смех» и «снятый вражеский доспех», а они всё также смотрели на него и не смели сойти с места. - На поле бранном лечь не грех, покуда ты наемник... - Он подошел к ним вплотную и заглянул в их понурые глаза своим хищным оком. Одним глазом, а казалось, смотрел во все шесть одновременно. От него разило железом, кровью и утренним перегаром, - Но если я паду в бою, то землю обнимать свою я буду как любовник. - Рыцарь допел и на штанине одного из мальчишек появился темный подтек. Он дал мальцу затрещину. Нет, не за убийство пажа и оруженосца - за трусость. Она не имела для рыцаря никакого оправдания.- Кони моих слуг, мой конь и доспехи?
-Г-г-господин… - Решил таки открыть рот, стоявший слева «кролик».- Н-н-наши братья увели одного рысака, а второго убили с вашим…, Правда!…В-в-ваши латы были на том слуге со щитом. – Это была правда, оруженосец , Жоан, похоже, его звали. Он бился, обагрив сюрко с гербом рыцаря, позволив убить под собой коня и изрубить на себе доспехи своего господина. И всё потому, что рыцарь любил путешествовать налегке, а броню одевать на слуг. Несчастного сквайра приняли за кавалера, а убили как пса. Впрочем, собачья смерть и есть удел рыцаря.
- Черного коня мы не трогали, правда!- Голос мальца крепчал.- Отпустите нас, дядя, братья вернут вам коня.
Рыцарь взвесил в руке горячий от крови кинжал, перехватил его лезвием вниз и замахнулся…