Москва в два приёма
(в сокращении)
МОСКВА В ДВА ПРИЁМА
День первый. Автопробег с остановками
...
Мелькали памятники архитектуры и скульптуры, на головах которых отдыхали голуби. Слух не успевал фиксировать фамилии, и зрение его не догоняло. Оставались позади Крупская, Твардовский, Высоцкий, Рахманинов, знакомый силуэт любимого Пушкина. Несколько секунд в окне простоял «мужик в пальто» - Лермонтов, но пальмы из культового фильма не приметила.
В Москве расположились десять бульваров. Главной улицей стала Тверская. Улица Трубная похоронила в трубе реку Неглинку, и этот обряд прошёл довольно-таки давно. Памятники в нужных местах пробегали мимо окон автобуса: Есенин, Тимирязев, Пушкин и Натали внутри ротонды, Гоголь на одноимённом бульваре, Шолохов. Встречались недвижимости в виде Толстого, Филатова, Пирогова.
Мило звучали названия московских улиц. Проплыла особняками Пречистенка. Моё внимание успело ухватить дом с колоннами. Большая Пироговская, оказывается, служила «дорогой жизни». Некогда Девичье поле ограничивало край Москвы. Укрылся лесами ремонта Новодевичий монастырь 16-го века; его колокольня, словно стройная высокая девица, спрятала свою красу под фатой. Рядом дышало покоем Новодевичье кладбище, укрывшее в себя известных и знаменитых людей, сделавших добро для Родины. Но сдаётся мне, что даты 90-х спрятали в нём не только знаменитостей. Гладили слух известные фамилии – Шаляпин, Вишневская, Уланова, Утёсов, Булгаков, Шульженко, Левитан, Нестеров, Титов…
К низу от зелёного района остался строениями 17-й век. Москва надела на свой стан три транспортных кольца, и сквозь них вышла за границы 18-го века. Возвысился через реку Москву двухэтажный мост, словно он был единственным на теле реки. Патриархально прошелестело Садовое Кольцо.
Черты лица столицы рисовались набережной, видом Кремля, Храмом Христа Спасителя и Триумфальной аркой, МГУ и Москва-Сити… По реке проплыл речной трамвайчик.
Стыдливо спрятались за забор Воробьёвы горы, лишив меня возможности глотнуть простора – там планировалась стройка. Панорама была загорожена профильным забором, и туристам оставили совсем небольшую часть для просмотра. Большой стенд представил красочный проект укрепления Воробьёвых гор и противооползневых мероприятий.
Конструкция лыжной горки тонула в вершинах деревьев. Горизонт панорамы прокалывали верхушки деревьев и высотки. Москва томилась в раздумьях о месте размещения памятника князю Владимиру Святому, 1000-летие успения которого отметили в этом году. Это событие связали и с Крещением Руси. Проблеснули предложения поставить князя на месте железного Феликса или возле Храма Христа-Спасителя в бывшем бассейне.
Широкая дорога вдоль реки упиралась в лобовое стекло автобуса. Москва раскинулась на холмах, и это было заметно по волнам дорог. В древние времена это был город на семи холмах. Автопробег по Москве давал возможность схватывать информацию на слух и глаз со скоростью передвижения: Кутузовский проспект, памятник Багратиону, здание в стиле сталинского ампира, втянувшее в себя элиту. Хотя истинная элита и гордость России – это трудовой народ.
С рекламного щита гордо смотрел на лица прохожих китаец в военной форме на фоне Кремля. Он напоминал своим видом, что в сентябре непременно состоится военно-музыкальный фестиваль «Спасская башня». Приближались Парк Победы и Поклонная гора, просматривались Триумфальная арка и памятник Кутузову.
Натянутая ограда с рекламой Большого летнего кубка прикрывала белые палатки. Рядом на склоне зелёного холма указывали время жёлтые стрелки гигантских цветочных часов. Величие памяти утвердили памятники мемориала героям первой мировой войны. Стрелой пронзила небо стела на Поклонной горе, восклицательными знаками отвечал ряд фонтанов пробивавшемуся дождику.
Панораму Бородинской битвы мне не светило посетить – границы свободного времени сужались с каждым часом. Последний русский государь немало сил приложил для её создания к столетию Победы над французами. Пока я осмысливала этот факт, белым зайцем промчалась резиденция премьера Медведева. Взгляд успел выхватить дуги трёх пролётов висячего Крымского моста через Москва-реку на Садовом кольце.
Уютная улица Ленивка заполнила свои бока всего по три дома с каждой стороны. Ранее на её месте был «ленивый» рынок-торжок, в котором торговали прямо с телег.
В тело Кутузовского проспекта перед Триумфальными воротами были утоплены кирпичи, вписанные в границы прямоугольников из дорожных плиток.
По берегу Москва-реки растянулось длинное здание новой Третьяковской галереи. С высоты холма у Храма Христа Спасителя я любовалась тем, как украсили дно бывшего бассейна лужайки, цветники, фонтан, дорожки, фонари. За белыми стенами Храма уверенно возвышался царь Пётр со свитком в руке и каскадом парусов над ним.
...
Лаврушинский переулок получил своё имя во времена Екатерины II по фамилии одной добропорядочной домовладелицы. В его недрах расположилась Государственная Третьяковская галерея, созданная купцом Павлом Михайловичем Третьяковым. Третьяков помог построить дом для вдов и сирот художников, который ныне заняла администрация музея. Переулок украсили несколько домов прошлых веков.
Стрелы башенных кранов переполосовали небо над новостройкой галереи. Перед входом в терем Третьяковской галереи я остановилась перед памятником. Павел Михайлович сложил руки в думах жизненной философии. Блестели золотом зубчики парапетов Храма картин. Входные двери выгнулись верхним овалом. В верхнем кокошнике над входом Георгий побеждал змея.
Третьяковка ожидаемо встретила меня любимыми шедеврами. Нечаянно я пропустила мимо взора «Кружевницу» Тропинина, и не встретилась с реставрируемыми «Богатырями» Васнецова. Насколько позволило время, любовалась неуловимым прищуром и нежной полуулыбкой красавицы Лопухиной кисти Боровиковского, образом души Александра Пушкина работы Кипренского, изящной всадницей Брюллова на холёной лошади и девочкой с милой собачкой. Впивалась душой в сцены Федотова, просторы природы Шишкина, осязаемые волны Айвазовского, пронзительность света Куинджи.
Огромное полотно Иванова «Явление Христа» захватило меня панорамой движений в мгновении, характеров и мыслей в лицах и не отпускало в другие залы. Неизъяснимая грусть кольнула рядом с юной невестой чопорного старика кисти Пукирева в попытке представить её судьбу. Сочувствие вызвала трагедия княжны Таракановой работы Флавицкого. Почувствовала детскую боль в «Тройке» Перова. Красота «Неизвестной» Крамского возвышалась выше времени, и её взгляд снисходительно обтекал прохожих, весь мир и эпоху. А его «Христос в пустыне» явил собой образ Раздумья выбора принципа человечности.
Сказочник Васнецов закружил голову воспоминаниями детства. Юные влюблённые - Иван-царевич и нежная красавица мчались на большой скорости сквозь мрачную чащу на сером волке. Она устало и доверчиво прижала голову к любимому, он настороженно и внимательно следил за проявлением опасности, оберегая свою драгоценность. На соседнем полотне уронила голову на руку «Алёнушка».
Прожгла стену взглядом Суриковская «Боярыня Морозова». Печальным «Утром стрелецкой казни» я видела виселицы вдали у собора, горе в глазах женщин и детей, тоску во взорах стрельцов, в последний раз пытавшихся понять свою вину. Красками Репина замер на ковре в ужасе Иван Грозный, убивший сына; шёл крестным ходом народ в вере и надежде. «Не ждали» – помнилась со школьной скамьи: характеры и эмоции проявились в застывшем движении и вторжением мира каторги в размеренную жизнь семьи.
Картины Ге пытались дать ответы на сложные и вечные вопросы. «Что есть истина?» - встретились два взгляда - один усмешливый через плотный затылок, другой устало-твёрдый. «Голгофа» сквозила ужасом неотвратимости. В «Вестниках воскресения» двое с копьями заняли тёмный правый угол, а Свет в центре полотна озарил ветром белую одежду женщины-ангела, превратив её в крылья.
Поленовский «дворик» радовал сохранением церкви на Арбате. Левитановские пейзажи завораживали покоем.
Врубель ворвался полётным мажором соблазна в верхнем сегменте белой «Принцессы Грёзы». Его облачная «Царевна-лебедь» в богатой короне сияла пеной одежды, переходившей в перья. Неземная красота выражалась печалью нежной юности. Лежащий Демон с безумно жгучим взглядом пластично вытянул тело. Сочно тягучие цвета расплескали напряжение Демона сидящего.
Глаза перелистывали залы и знакомые полотна, еле успев приблизить их к сердцу. Нестеров, Рерих, Серов…
… Ребёнок протянул руку за фруктами к столу, глядя на спящую собаку: скатерть вот-вот стянется вниз. Античные герои вышли из легенд и ожили в красках. Пронзил страхом танец невольницы среди мечей: один неверный шаг - и горе красоте, тщательно созданной природой.
Мою душу, заполненную шедеврами, покоем и смирением встретили бессмертные лики древнерусской живописи: сияние Вознесения, сошествие в ад, Ангел пустыни. Притянул изумительной тайной непрерывности непревзойдённый диалог взглядами ангелов Рублёвской Троицы: символичность цветов их одеяний и жестов не позволяли оторвать взгляд от замершей пластичности.
Христос во славе вошёл в красные квадраты с чёрным кругом в ритме цветов и убеждений; центром сконцентрировалось раскрытое писание в Его руке. Светлый взгляд Спаса Нерукотворного кисти Рублёва сжал пространство и перехватил внимание к себе. Нежность и умиление исходило от лика Владимирской Богородицы, смотревшей сквозь время и прижимавшей к себе дитя. Золотым ожерельем окружили нимбы Успение Богородицы. Спас Ушакова взирал, прощая ласковой печалью: неуловимо щуря глаза, он вопрошал молча: «Ты понял суть?»
В нежности Елеусы перекликались осязанием пальцы Матери и Малыша. Их взгляды одновременно падали на свиток. Ощущалась лёгкость движения Его ножек.
Я поместила в свою сумку альбом с репродукциями. Но картинки в книге и подлинники равнозначны нарисованному очагу по сравнению с жаром огня.
***
...
Посещение ВДНХ мне не позволяло время, вечер посвятила Новодевичьему монастырю. Я успела на Новодевичье кладбище за полчаса до закрытия. Поэтому осмотр был быстрым и поверхностным. Удалось почтить память некоторых известных покойников. Сожалела, что не попала на участок, где похоронены Любовь Орлова и Александров – охранники были неумолимы в своей правоте дефицита минут.
Памятник героям Советского Союза в цветах стоял скорбящей женщиной, обнявшей подростка. У Раисы Горбачёвой возле корзин и ваз с цветами опустила глаза с застывшей печалью ангельская девушка со свежими ромашками.
Борис Ельцин остался массивным сборным камнем с волнообразной поверхностью трёх цветов, походившей на горный массив или на мятый флаг. Красный цвет был очень похож на коричневый. Его подчёркивал каменный кувшин с цветами. Возле этого и других памятников со смехом фотографировались несколько кавказцев.
Трогательно хрупкая Людмила Зыкина стояла на полукруге маленькой сцены-плиты в полный рост. У её ног краснела россыпь гвоздик, поодаль белела мраморная скамейка, скорбела ваза с цветами. По соседству на барельефе белого массива из мрамора замерла нежная фея танца - Галина Уланова в балетной пачке.
Рядом с ней присел на обрывок края арены Юрий Никулин в шляпе. Добрая улыбка мудрого клоуна гладила голову лежавшего поодаль верного пса. В руке великого артиста держались живые цветы. Далее стоял Борис Брунов.
Серьёзные полупрофили Лидии Руслановой и Владимира Крюкова двумя барельефами на вертикальной плите были повёрнуты друг к другу, но смотрели на посетителей. Марк Бернес выделился рисунком на чёрном мраморе белыми линиями. Рядом с параллелепипедами из белого и чёрного мрамора стояла скромная плита – Лилии Бернес-Бодровой.
На верху колонны молодой танцор обнял девушку, печально склонившую голову на его плечо. Они стояли на коленях с почтением памяти Игоря Александровича Моисеева.
На свежей могиле Евгения Примакова к православному кресту прислонился портрет, стояли венки, вазы с цветами на зелёном покрытии. Крест и море цветов напомнили о недавней великой утере - с портрета улыбалась Елена Образцова.
В храме Новодевичьего монастыря прослушала службу и приобрела образ Иверской Богородицы.
...
На станции «Партизанская» соответствовали названию групповая скульптура у прохода на лестницы эскалатора и каменная Зоя, напомнившая мне пионерское детство и песню о ней. Партизаны, обутые в сапоги, напряжённо смотрели вдаль. Крестьянка в платке и ватнике, подпоясанном ремнём, перекинула санитарную сумку через плечо, поставила автомат. Средний усатый партизан в ушанке и с винтовкой поднял руку. Его молодой коллега в пилотке и с ружьём присел рядом на колено. Они подавали знак грозного времени. У их ног стояли вазы с цветами.
Зоя Космодемьянская стояла у колонны с ружьём за плечом и сжатым кулаком. Юная героиня с короткой стрижкой была узнаваема издалека. Её хрупкость подчёркивали сапоги, ветром сдвинутые складки юбки, свитер с поясом, пиджачок. Нежное лицо девушка решительно повернула в сторону. Люди спешили мимо и не замечали её, а она не сдавалась врагу и верила в наше настоящее.
Москва, 17 июля 2015.
Москва. День второй. Развод
...
Возле Царь-пушки толпились люди, сменяя друг друга. Над ней возвышались колокольня и купола Успенского Храма. Дуло зияло в ожидании огромного ядра, как открытый рот монстра без лица со львом на шее. Возле постамента Царь-колокола с изображением императрицы постоянно позировали китайские и прочие туристы, несоизмеримые с величиной литейного шедевра, украшенного узорной каймой, с золотым крестом наверху. Мальчик забрался на верх обломка и заглянул в проём.
Мраморная вывеска уведомляла: «Колоколъ сей вылитъ в 1733 году повелениемъ ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ АННЫ ИОАННОВНЫ. Пребылъ въ земле сто и три года и волею благочестивейшаго ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ. Поставленъ лета 1836, августа в 4 день».
Перед входом на Соборную площадь выстроилась многонациональная очередь под зонтами. Мой дождевик был явно удобнее. Дорожка с висящими ограждениями привела на Соборную площадь, окружённую белыми храмами, на которой была устроена временная трибуна в виде узких площадок-ступеней. Народ старался занять места. Тучевую хмурь затмила белая восторженность Успенского собора с пятью золотыми куполами, и лик Богородицы под полукругом козырька благословил люд на площади. Иван Великий занял часть неба. В его проёмах темнели колокола.
До начала развода войск я успела скоропалительно посетить два собора: внутри Успенского ухватила душой старинные иконы и отметила место моления Ивана Грозного, в Архангельском окинула взглядом усыпальницы князей и царей.
Заняла место на мостках у Соборной площади напротив Грановитой палаты. Передо мной установился замечательный обзор предстоящего развода караулов на Соборной площади Кремля. Ожидание чуда было оправдано.
Зрители густо заполнили трибуны и оцепили периметр Соборной площади без стороны у Грановитой палаты. Тянулись вверх фотоаппараты и планшеты. Обзор передо мной уменьшился на величину предстоявших голов и поднятых рук.
В полдень Почeтный кавалерийский эскорт и Рота специального караула начали церемонию развода. Военный духовой оркестр встал у стены Грановитой палаты, после музыкального вступления прошагал и занял угловую площадку возле Благовещенского собора. У входных ворот Успенского собора выстроились рядами пехотинцы в красивой гусарской форме. Под бравую музыку семеро солдат со знамёнами - в два ряда по три и один впереди, козыряя, промаршировали мимо всадников и построились в ряд в середине лестницы у входа в Грановитую палату. Двое держали знамёна. Всадники на вороных лошадях выстроились рядом с трибуной.
Солдаты почётного караула на середине площади чётким шагом демонстрировали перестроения - меняли направление и фигуры строя; виртуозно показали оружейные приёмы владения карабином. Подошли к расписанным вратам Успенского Собора. Не прерывался аккомпанемент оркестра.
Появился командир на белом коне, всадники с идеальной посадкой в сёдлах построились в ряд, и попарно двинулись вдоль стены Грановитой палаты. Солдаты отточено маршировали, вытягивая носки сапог. Затем построились колонной в пять рядов по шесть человек, держа оружие вверх на весу. Менялось построение, рассчитанное по секундам и по сантиметрам: три по восемь. Менялись ряды - то один, то два.
Знаменосцы оставались на крыльце палаты, перед ними безупречно работал оркестр. Изящные лошадки в жёлтых «сапожках» не пугались шума музыки и идеально слушались всадников в синей форме, киверах с пером и с золочёными шнурами. Впереди них восседал командир на белом коне. Десять конников выстроились лицом к трибунам вдоль стены палаты и были готовы к показу «конной карусели», но безупречное искусство маршировки и перестроения, менявшиеся без повторений, ещё демонстрировала пехота в центре площади под военные марши. Во их время виртуозной лёгкости манипуляций с ружьями с места тронулась конница и под «День Победы» –выстроилась у фасада Успенского собора. Почти интуитивно я услышала команды: «На плечо! Товьсь! Пли!» Солдаты одновременно выдали залп холостыми патронами. От неожиданности я вздрогнула.
Продолжились построения по чёткой схеме – отходы, переходы, отрепетированные до автоматизма. Строй остановился. Под барабанную дробь началось виртуозное жонглирование ружьями – впереди себя, сзади, на ладони, подбросы и повороты в воздухе.
В завершении демонстрации великолепного мастерства два ряда солдат опустились на колено перед зрителями, и старший отдал честь. Поочередно строй повернулся лицом к Успенскому собору, и в это время развернулась конница в обход с двух сторон парада, отправлявшегося маршем в сторону собора под боевой клич трубы. Гвардейцы выстроились возле врат собора.
Пришло время конных перегруппировок под музыку. Лошади «копыто в копыто» послушно выполняли обход по кругу и сложные перестроения на площади. Конная карусель перешла в восхитительные лошадиные танцы. Конники достали сабли и встали у стены палаты. Военачальник на белом коне объехал площадь, развернулся к ним, и по его команде процесс продолжился. Знаменосцы промаршировали со своего постамента: первый отдавал честь, два ряда по трое держали знамёна. Кавалерийский эскорт развернулся параллельно стене и по диагонали площади пошёл на выход мимо врат собора. Богородица, младенец на её руке и ангелы с надвратной иконы проводили всадников взглядом.
***
...
Справа от меня появился Булат Окуджава с букетом живых жёлтых цветов в руке. Он шёл по булыжникам из-под двух арок от арбатского двора. У меня в голове завертелось «Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия», но чудесное мгновение быстро исчезло – замер бронзовый бард, а сидевшие на лавочке возле памятника молодые люди пели кич, выкрикивая имя Христа и предлагали никому не нужную литературу.
За ними выстроились в ряд белые парашюты навесов с надписями-шарами «Му-му». Ну и стадо разбрелось по Москве! Арбат не давил на гулявший народ зданиями, несущими историю в современность, но показался мне неинтересным. Даже большая галерея картин на разные темы вдоль него не затмили уличных музыкантов и развалы лавок с сувенирами прошлых лет.
Элегантная пара возвысилась над суетой. Они смотрели в наш век, несли свою любовь, выставив вперёд две сомкнутые руки, пальцы которых блестели от многих прикосновений. Надпись на голубой арке извещала; «175 лет со дня венчания Александра Пушкина и Натальи Гончаровой». Их одежда несла безупречный лоск того века, который наводил на мысль, что неплохо было бы вернуть этот стиль.
Возле театра имени Евгения Вахтангова взлетел над фонтаном высокий постамент с воздушной принцессой Турандот на троне. Золотой фонтан заменил спрятавшееся солнце. В конце улицы с торцевой стены следил за эпохой твёрдый взор маршала Жукова с огромного портрета в кителе и при всех орденах.
Арбат закончился обедом в очередном кафе «Му-Му».
...
Москва, 18 июля 2015
2015. Москва в два приёма http://proza.ru/2015/09/02/807
2015. Города. Два в одном.http://www.proza.ru/2015/09/03/1480
2015. Города. Медвежий угол http://www.proza.ru/2015/09/07/1571
2015. Владимир. Внутри веков. http://proza.ru/2015/09/11/1541
2015. Суздаль. Душа омывалась гармонией. http://www.proza.ru/2015/09/13/449