Записи мстителя

Владимир Прудаев
Записи мстителя


Предисловие.
Данные записи – вырезки из дневника, найденного через два года после закрытия дела о похищении девочки. Все изложенные материалы могут не соответствовать действительности и являться лишь воображением больного разума. Владелец дневника явно страдал психическими отклонениями, однако его так и не удалось разыскать. Дневник прикреплён к делу как косвенные доказательства происходившего, хотя полностью ознакомиться с его содержимым не представляется возможным. Причина этому – дело закрыто, гриф «секретно». Мы представим все возможные фрагменты записей, которые смогли найти. Надеемся, они прольют свет на происходившее.

Млечкин В.А., руководитель розыскного отдела следственного комитета.
Семнадцатое, вторник.

Дневник правого. Третье, вторник.
Какого же было моё удивление, когда эти крысы самолично расправились с ним. Возможно, у них были на то свои причины, но при этом весьма ощущался их страх перед развязкой. Платить по счетам всегда трудно, порой невозможно. И я радовался этому, ведь мне удалось умыть руки, не запачкав их потом и кровью прожорливой скотины. Его проржавелая машина правления давно нуждалась в утилизации, давно все шестерёнки пришли в негодность. Видит Бог, даже долговечное теряет свою потребность, требует замены на что-то иное, более современное и совершенное. Приходит время, и нет нужды в настройке и ремонте, лишь полная замена на что-то новое.
Я был спокоен после этого. Девчонка в безопасности, переехала к моей милой Александре. Хорошо, что Образ Тени остался тем ещё сплетником, разузнал-таки в клинике о её состоянии. А вот о состоянии этой свиньи я уже не забочусь – оно навсегда приняло горизонтальное положение. Остальное сделают кладбищенские вельможи. Этот монстр хотел веселья? Что ж, вот и будет ему оркестр, банкет, цветы. Затем его опустят, накрыв крышкой, и… занавес. Интересно, такая ли судьба ждёт и меня? Да, но без оркестра, и цветов уж точно никто не принесёт. Стараясь хоть что-то изменить в этом мире, я остаюсь один и всё чётче осознаю, что никому не нужен. Наверное, это предписано свыше, у них свои взгляды на наш порочный мир, на наши пути в нём. Что говорить, сам мир является не более чем насмешкой над нашими помыслами. Мы пытаемся решать свои жалкие проблемы, не обращая внимания на действительно важные события. Мы возимся в своих городах-термитниках, пытаясь отыскать в отходах то, что сгубили в своих страстях. Даже жуки-навозники порой занимаются делом куда благороднее нашего. А мы – лишь тени, жалкое подобие того, кем могли быть. Мы – пародия на самих себя.
Дневник Правого. Пятое, четверг.
Узнал сегодня о своей любимой Александре.
Какой-то жалкий репортёришка, явно на поводке у начальства, пытается заигрывать с ней. Пусть пробует, я-то знаю, что сердце моей возлюбленной забронировано мною. Кстати, этот щегол напечатал в газете весьма лестный отзыв в мой адрес, даже фотографию вклеил. Значит, по его мнению, я ввёл в заблуждение полицию своим появлением и потому девочку не могли найти? Наверное, стоит наведаться к нему домой, поблагодарить за это. Впрочем, есть дело поважнее – через несколько дней открывается новый ночной клуб. Ещё один прыщ на уродливом лице этого зловонного города. Стоит ли упоминать имя человека, владеющего борделем? Такие люди не достойны никакого имени, даже само определение человечности исключает по сути своей существование таких особей. Мне стало известно о пропаже младенца, и ребёнок был похищен из семьи владельца новоиспечённого притона. Кажется, история начинает повторяться. Почему именно таким людям небо дарует детей? Я не сторонник тех проповедей, что бывают по воскресеньям; я вообще не имею хорошего мнения относительно церквей, но убеждён, что Всевышний не прощает человечеству хаос и бесчинство. Есть люди, кто пытается изменить что-либо к лучшему, и они достойны высших благ. Но отнюдь не все из нас попадают в рай. А младенец… кажется, я стал мягкотелым, раз начал спасать людей. Наверное, всё дело в Александре – она научила меня верить в человека, в то хорошее, что есть в нём.
Дневник Правого. Девятое, понедельник.
Опять притон, опять наполненный распутными девками бордель. Почему мне везёт на такие заведения? Хорошо, что в этот раз не пришлось сражаться с безмозглыми отбросами, поскольку владельцем оказался один из моих давних знакомых. Этот крохобор знал мои намерения, он понимал, что я найду его, если не будет сдавать неугодных. Он сам мне нужен был лишь ради донесений, в противном случае я мог устранить его при первой возможности. Но на кону жизнь ещё одного ребёнка. Не могу сказать, дорожил ли этот хряк своим дитя, но младенец должен жить.
В кабинете стояла табачная дымка. Непотушенная сигара, стакан бренди, кожаное кресло… так вот как живут нищие директора. Жлоб стоял у книжного шкафа и листал фотоальбом. Какую именно карточку он искал, не знаю, ведь младенцы одинаковы. Мне же нужны были приметы, рассказ о последних днях, описание места предполагаемого преступления. Уж если так произошло, нужны любые подробности.
Он показывает мне фотокарточку человека, чьё лицо мне очень знакомо. Утверждает, что именно он похитил её, представившись детским врачом. Но я знаю, что такая физиономия не идёт доктору – это был тот псих, что украл спасённую мной девочку. Значит, его выпустили за неимением доказательств. Меня переполнил гнев. Я почувствовал, как ненависть к этому миру вновь овладела мной. Стало быть, никогда эта цивилизация не станет чище, не будет выше всяких пошлостей.
Доклад-рапорт. Выдержка.
Я изучил его психопортрет. Здоров с рождения. Ненависть к роду людскому возникала постепенно, в основном из-за его манеры держать обиды при себе. Только вот как нужно довести человека до состояния жуткой неприязни ко всем людям? Психиатры в последнее время твердят одно – необходимо изолировать от общества. Причины не указаны. Видимо, перешёл кому-то дорогу. И что ещё за спасённая им девочка? Очевидно, нужно вновь проверить его подругу Александру. Она явно что-то недоговаривала на допросах.
Млечкин В.А., восемнадцатое, среда.
Дневник Правого. Десятое, вторник.
Даже думать сложно об этом. Каково быть таким монстром? Не зная радости, вечно питая злобу ко всему, можно ведь тронуться умом. Возможно, так и произошло. Очевидно, этот маньяк болен на всю голову, раз продолжил начатое дело. Меня охватывала злоба, я не мог понять причин для его освобождения из-под ареста. Значит, эти блюстители порядка пытались поймать меня за то, что я выполнял их работу? Странно, что они вообще его арестовали. Да и вообще всё казалось мне цирком в последнее время. Почему до сих пор меня не ищут? Почему нет протестов и разбирательств по делу о похищенной девочке? Почему нет того, о чём твердили сладкоголосые лидеры? Город пропах въевшейся грязью и ложью, и воображение больного мозга уже не видит различий между реалиями и бутафорией. Для больного мозга нет ничего важнее утоления своих нужд, похотливых желаний, насилия и жажды безмерного обогащения чужими бедами. Куда тягаться с этим религии, когда фанатично настроенные горожане в нужде своей презирают друг друга? Ослепшие, одурманенные пустыми обещаниями верхов, они готовы убивать друг друга ради своей веры в непогрешимость их действий. Всё катится вниз. А внизу – выгребная яма с отходами. И всё это чудовище, называемое человечеством, погрузится в свою же жижу, бурлящую злостью, зловонную, окутывающую смрадом всё вокруг. И этот изувер захлебнётся, даже не осознав своей участи.
Я уже мягкотел, проявляю слабость к мольбам. Почему-то проявляю милосердие к таким, как он. Почему-то этот мир вселяет надежду. Всё-таки этому причиной послужила Александра, моя кареглазка. Она позволила мне обрести веру. Не всё потеряно для мира, раз есть столь светлые, столь добрые создания, как она. Возможно, она права – не мир таков, лишь я вижу его таким. Я вижу его самые гадкие проявления, но есть и прекрасное в нём. Только я боролся не во имя прекрасного, но против плохого. Всё зависит от точки зрения. Наверное, пора заняться чем-то более спокойным, пора начать спокойную жизнь, размножаясь и радуясь каждому вздоху.
Дневник Правого. Тринадцатое, пятница.
Дом пустовал. Вещи разбросаны, телефон не работает. Кажется, кто-то опередил меня. Сдаётся мне, этот прохвост из борделя нанял ещё кого-то. Быть может, эти головорезы – его безмозглые вышибалы – не тронули меня в клубе лишь по причине моей надобности. При этом я чувствую, что за мной следят. Возможно, готовят ловушку. Ателье было закрыто – постарались казённые ищейки. Значит, пора вломиться в участок и узнать то, что постоянно скрывают от людей. Давно чешутся руки, а недавно вернулся пятиборец Денисов. Он всегда выручал, тот ещё любитель помахать кулаками. В прошлый раз чуть не ограбили с ним банк: разошёлся не на шутку, защищая кассира от пьяницы. Чуть не ушли с деньгами, которые последний отнял у работника, благо охранник остановил нас. Сейчас же мне нужен рапорт о причинах освобождения изувера и его возможном местонахождении. В этот раз я точно превращу его в однородное месиво и размажу паштетом по полу. Уж не знаю, посадят ли за подобное на электрический стул, но детей он перестанет похищать. Встречи со мной ему хватит на все последующие жизни.
В последнее время меня преследует ощущение, словно я что-то делаю не так. Очевидно, дело во мне, поскольку начинаю сдавать позиции. Раньше я был уверен в правильности своих действий, теперь же нет ничего, в чём не сомневаюсь. Странно, но мне её не хватает. Я понимаю, что её присутствие связывало порой руки, хотя без неё мне не нужна эта борьба с отбросами. Мой идеал, моё совершенство, Александра была всем, для чего я существую. Не знаю, сколько ещё я протяну в таком ритме. Пора выходить на пенсию, пусть это задание станет последним.
Дневник Правого. Семнадцатое, вторник.
Один из городских переулков.
Мусорные баки, зловония, мерзкая крыса с длиннющим хвостом.
На стене кровь, растекающаяся, капающая вниз вместе с дождём. Кто-то выполнил мою работу. Этот толстяк отдал жизнь раньше, он не успел дождаться меня. Жаль, я ведь с Денисовым устроил погром в участке ради наводки. Теперь дети могут спать спокойно. Вот только не нравится мне всё это – кто-то хочет подставить меня. Надо было исчезнуть после побега. Придётся вернуться в притон и доложить всё как есть. Считай, половина работы сделана, а за половину, я слышал, платят вдвое меньше. Наверное, пусть останется в секрете, что я не причём. А про разгром в квартире доложу – пущай думает, кто зуб точит и на него. Складывается впечатление, что вовсе не тот изувер похитил ребёнка в этот раз. Перед лицом катастрофы все равны. Чует мой нос, что-то вскоре случится. Не знаю, что именно, но это что-то заставит трепетно ждать спасения многих семей.
Снова переулок. Пьяница возле фонарного столба, машина блюстителей порядка, мадама, разящая дешёвыми духами с обнажёнными ножками. Знал я одну, даже намечался роман. А эта – она походила на остальных: такие же манеры, пафос, неприязнь к любому, кто не бывал в её постели. Интрига?! Вчера взяли партию запрещённых веществ, а теперь эти офисные пончикоеды продают их вчерашним нарушителям закона и морали. Как странно, до меня им дела нет вовсе, лишь до сих пор мои портреты развешаны в некоторых районах.
Поворот. Открытая дверь. Тишина.
Ещё несколько дней назад здесь было шумно. Разврат закончился весельем – дом оказался могилой. Притон продержался недолго, кто-то попросту всех перестрелял. Сам хозяин сидел в кабинете с простреленной головой. Его глаза, ещё открытые, выражали спокойствие. Я знал, что он не осознает момент своего часа, уж слишком он любил свои травы.
Подстава? Послышалась сирена, голоса полицейских. Кажется, кто-то действительно присматривал за мной.
Доклад-рапорт. Выдержка.
Думаю, не всё так просто. Я проверил донесение из участка, в котором он учинил разгром. Оказывается, никто не имел что-то против него. Наоборот, некоторые даже сочувствовали ему. Однако сверху пришёл приказ, после чего прислали людей из особого отдела. Очевидно, перешёл не тому дорогу.
Кстати, забыл отметить, что второй раз схватили его именно полицейские. Подозрительно, что его хотели взять за то, что он не совершал.
Млечкин В.А., девятнадцатое, четверг.
Дневник Правого. Восемнадцатое, среда.
Они утверждают, что я болен на всю голову. Им виднее, психиатры ведь – самые здравые люди. Но это не мешает мне трезво оценивать ситуацию, к тому же понять, что весь спектакль устроен лишь ради меня. Красиво, раз убрали всех неугодных, взваливая ответственность на мои плечи. Наверно, долго думали над этим. Но кто же меня сдал? Неужели кто-то из своих?
Нет. Всё более ужасно – родственнички.
Вот эта тварь, что стоит за всеми! Я вижу его из фургона, на котором меня повезут в те самые каменоломни. Но теперь я один, напротив охранник. Бежать нет смысла, пусть тогда думают, что доставят по назначению. Значит, двоюродный братец стоит за всем. Что же, пусть живёт, я исчезну для него навсегда, прихватив заодно и свою долю состояния, что принадлежит мне по праву. Пусть и в его бочке с мёдом будет немного дёгтя. Пусть помнит, что всё воздаётся когда-то.
Психиатры, значит?.. наверное, работают на мою семейку. М-да, видимо, хорошенько я портил им нервы в детстве. Почему же только сейчас? Почему именно теперь? Мотивы есть у всех, а здесь было всё, как на ладони – кто-то умер, оставив состояние. Вот оно как! Богатство дороже крови? Не верится мне, что со мной они закончили, так не избавиться от меня. Придётся вновь устроить маскарад.
Дневник Правого. Двадцать первое, суббота.
Отвратную похлёбку даже псины игнорировали. Впрочем, и я брезгал всем, чем кормили местных каторжников. Уже на второй день я обнаружил три способа побега. Не особо-то и приглядывали за нами. Вот только второй раз меня они навряд ли упустят уже. Хотя кто знает? Сегодня вечером, когда начнут разгонять по камерам, я попробую сбежать. Хорошо бы прихватить с собой и свой психопортрет – будет с чем ознакомиться прокурору на досуге. В кои-то веки довелось не испачкать руки, и тут же оказался виновен. Пусть теперь прокурор разбирается, почему сфабриковали моё дело.
… Интересно, у начальника охраны всегда открыт кабинет? Сигары, виски, распахнутый сейф с табельным оружием. Страшно представить, что же тогда под замком. Мне нужна только моя папка, эта чёртова папка с выдуманным психоанализом. Разумно было её оставлять отдельно от остальных – обо мне столько писали в газетах!
Поплатится этот журналюга, улочек много тёмных. Знала бы Александра, что работает с будущим калекой. Впрочем, кажется мне, на первый раз и предупреждения хватит. Ах, вот она, папка. Так и хочется узнать о себе много нового, да времени нет. Надо уходить, да и охрана поднимается.
Дневник Правого. Двадцать второе, воскресение.
Смешно. Они изучали дела психически неуравновешенных. Шизофрения, паранойя обострённая, агорафобия, амок, гомицидомания, синдром Аспергера – всё это они пытались сопоставить со мной. Неужели я и впрямь столь кошмарен? Я не боюсь людей, не воображаю себе их склонность к агрессиям. В то же время нет и мании к беспричинным насилиям, как это сказано в определениях заболеваний. Мне лишь ненавистны некоторые пороки человечества, с которыми оно не пытается бороться и даёт им волю. Значит, так меня теперь называют: одержимым параноиком? Как утверждал Образ Тени, время таинственных героев ушло, если вообще имело место быть. Слова хитреца, чьё тело продано незнающим недостатка в чём-либо. Увы, и те, и другие существовали всегда.
Интересно, каково же сейчас газетчикам, раз меня поймали? Теперь будут писать скучные статейки про облезлого кота, зажаренного бездомным. М-да, знать бы наперёд, ни за что не тратил бы время – направился бы прямиком к родственничку. Впрочем, есть идея лучше – я подкину идею для статьи тому журналюге в виде пальцев ненасытного родственника. Пусть думают, пусть теперь ищут несуществующего маньяка. Вот будет смеху!
Доклад-рапорт. Выдержка.
В последние годы совсем не видно статей того журналиста, хотя в хрониках репортажей упоминается его фамилия. Всё-таки его пугнули, и тот притих. Насчёт же диагнозов… мистическим образом многие писульки терапевтов исчезли. Не скажу, что это меня настораживает, наоборот, конфиденциальность присуща многим профессиям. Вот только меня всё сильнее одолевают сомнения по поводу компетентности врачей. Тут вся проблема – они были под рукой родственников этого «мстителя».
Млечкин В.А., двадцатое, пятница.
Дневник Правого. Двадцать пятое, среда.
Почему же имение моей семьи – обитель ненависти ко мне – осталось без охраны? Столь скоро меня оклеветали, столь резво подняли город на поиски моей неординарной личности, а про собственный дворец позабыли! Ирония? Родной дом – не крепость, но ахиллесова пята. Почему брат столь высокомерен, коли считает, что я не посмею и шагу сделать в ту сторону, откуда меня изгнали? Лицемерие! Видимо, своим появлением здесь я нанесу пощёчину их самолюбию. Стыдно признаваться, но это немного забавляет меня. Одурачить тех, кто мнит себя знатоком людских интриг, не является грехом; на мой взгляд, это можно назвать промыслом вершителя людских судеб – наказание за излишнюю самоуверенность. Кажется, мои родственнички не знают историю о Вавилонской башне. Что ж, и гордецы обжигаются, слепо веря в свою безнаказанность и тщеславие.
Второй этаж, пятая дверь справа. Как и всегда, ключ за картиной над дверью. Щелчок, и вот я внутри. Странно, мой портрет до сих пор был рядом с портретами всех наших предков. Неужели они надеются излечить меня от выдуманных болезней, утверждённых работающими на них же мозгоправами? Впрочем, пусть думают себе на здоровье, будто я болен. Меня же интересует колье стоимостью в десятую часть дворца, кое-какие сбережения, так и не дошедшие до меня от дедов, а также фамильные ценности с моими инициалами. Уж последнее наверняка использовал мой брат для того, чтобы направлять защитников порядка. Что ж, сегодня облегчу им ношу – всё заберу с собою, пусть любое упоминание обо мне исчезнет вместе со мной.
Дневник Правого. Двадцать девятое, воскресение.
Думается мне, репортёришка будет озираться всю оставшуюся жизнь. Ночью я был у его дома, подсунул под дверь конверт с письмом и несколько крупных купюр (их хватит для переезда в другой город вместе с домашним барахлом). Я написал ему об истинных причинах исчезновения девочки и остальных детей, причём в подробностях. Думаю, подобный рассказ и в кошмарах не привидится. Пусть поразмыслит, стоит ли и дальше писать статейки с клеветой на меня. Да и Александра, уверен, будет не в восторге, узнав, что именно он так учтиво освещал в прессе мою причастность к похищениям.
Вчера наведался в музей и картинную галерею, пожертвовал практически всем состоянием, даже запонками. От радости директор последнего заведения просил разрешения указать моё имя на доске почётных граждан и благотворителей города. Я лишь улыбнулся в ответ и протянул свою фотокарточку – на ней шляпа загораживала моё лицо. «Этого достаточно», – тихо произнёс я и ушёл.
Дневник Правого. Тридцатое, понедельник.
Утренний выпуск газеты. Тощий мальчуган раздаёт прессу чуть ли не в убыток себе – новость об ограблении известнейшей семьи того стоит. На соседней улице – толпа, скандирующая лозунги, требующая моего освобождения из-под стражи. Ещё вчера они могли просить моего ареста. Виной всему последняя фраза в газете: «Если маньяк арестован, кто же продолжает грабежи, похищения, разбой?» Они ликуют при мысли о моём освобождении, и меня это радует. Теперь я их спаситель, я их бальзам для нуждающихся и израненных. Но при всём при этом моя роль заканчивается, ведь самое время уйти со сцены, затеряться на фоне иных актёров, словно меня и не было в череде событий. Теперь сама толпа доведёт дело до конца. Нет времени на родственников, лишь чужие борются за тебя.
Доклад-рапорт. Выдержка.
Да, в то время волнения в городе разошлись не на шутку. Такой переполох устроили, и всё из-за того, что семейка богачей делила имущество! Я чувствую нутром, что он был прав, и всё дело о нём – сплошная бутафория. Когда только меня привлекли к расследованию, стало понятно сразу же – многого не договаривают. На самом деле всё строилось на обмане, скрывающем обычный делёж состояния. Вопрос был один: кто кого?
Млечкин В.А., двадцать первое, суббота.
Дневник Правого. Второе, четверг.
Наверное, так бывает со всеми. Чувствую некую опустошённость, хотя обвёл вокруг пальца всех и вся. При этом я удовлетворён, я полностью спокоен и готов уйти в ночь. Оставшись ни с чем, как и с самого рождения, кажусь себе босым праведником с демонической улыбкой. Разница лишь в моём понимании мира. Нет, мир вовсе не так губителен и жесток, жестоки люди, именно люди губят этот мир. И они – люди – старательно этого не признают, не замечают своего зверства. Я точно такой же. Иначе быть не может, ибо уподобившись остальным, я смогу бороться с ними, смогу познать их. В ином случае невозможно было бы противостоять им. Всепрощение… им обладает Вседержитель. Здесь, внизу, среди миллионов человекоподобных любителей извращать мораль и само понятие человечности, всепрощение – последнее оружие, слабое, беспомощное. Им пользуются, когда ничего уже не исправить, когда опускаются руки и меркнет свет. Нереально простить всех. Невозможно исправить каждого. Но постичь, понять сущность любого из живущих – это придаёт уверенности в завтрашнем дне. Понимая людей, можно добиться многого. А значит, можно избежать кровопролития. Вот только готовы ли мы к этому? Или настолько привыкли к страданиям и обидам, что ничего другого не нужно?
Дневник Правого. Четвёртое, суббота.
Я уехал из города. Исчез.
Нет больше нужды во мне, пусть театр созывает новые таланты. Так будет лучше.
Пора уединиться и прожить остатки дней без приключений. Как говорила Александра, нужно быть собой, и скрываться от самого себя означает считать своё отражение чужим. У человека на всё есть причины, но когда-то придётся от всего отмахнуться. Наверное, так будет лучше.
Я уезжаю, Александра остаётся. Отличное окончание драмы. Из окна я вижу переулок, где её дом. Через миг карета свернула на другую улицу. Прощай, уже не моя кареглазая Александра. Теперь ты принадлежишь той девочке, а мне предстоит удалиться. Троих здесь быть не может.
Партия сыграна, овации стихли, свет выключен.
Занавес.
Доклад-рапорт. Выдержка.
Сдаётся мне, мелодрама сыграна лучше некуда. Очевидно, до истины не докопаться, поскольку других записей уже нет. А жаль, я чувствую, что этот человек мог многое. Неординарная личность. Многие осуждают его, но моё мнение таково: нам не известны все обстоятельства. Он был одиночкой и пытался исправить мир, хотя и по-своему. Мы же, здравомыслящие, – эвфемизм тут уместен, – лишь разглагольствуем, но не производим действий. А герой дневника – вот кто является той движущей силой, тем смыслом существования, ради которого должен жить каждый. Нужно быть собой! Нужно познавать мир!
Млечкин В.А., двадцать второе, воскресение.


Конец.