Распродажи

Василий Куприянов
 
         Вещевое довольство для офицера предусматривало много разнообразной одежды. Первое,  что мне потребовалось, была, естественно, повседневная форма. Получив на складе материал,  быстренько отнес  его в ателье и через несколько дней я уже был одет и обут. Китель лейтенанта, и двое брюк – прямые для ботинок и галифе для сапог.  Рубашки, галстуки тоже были необходимы. Без двух пар сапог, яловых и хромовых так же не обойдешься. А дальше я вспомнил призыв нашего очередного вождя, что «экономика должна быть экономной» и принял решение, что мне нечего пижонить. Поэтому отрезы на парадную шинель  и на парадную форму я прямо на складе продал нашему офицеру тыловику.  Заодно и отрез на серую шинель за умеренную мзду втулил сверхсрочнику с вещевого склада.
        Правда, без шинели зимой было скучновато, но я выцыганил у кого-то из братьев офицеров поношенную.  Выше пояса она сидела на мне как влитая, но была длинновата, почти до пят. Это очень раздражало нашего начальника штаба, но на все его призывы укоротить полы, я уверял своего старшего товарища, что взял ее на вырост. Честно говоря,  мне было просто лень отрезать, да и к тому же я не был уверен, что справлюсь с такой трудной задачей, ровно откромсать эти фалды. На этом я и успокоился.      
        Где-то ближе к концу службы я выяснил, что мне с вещевого склада кое-что не додали.  В частности х/б-ешные офицерские брюки.  Они имели высокую коммерческую стоимость среди местного населения. В них очень хорошо махалось кетменем на летней бухарской жарище. Я прикинул, что меньше чем за пятерку их не отдам.  Забавно, что этот аксессуар именовался «мобутой».  Я не очень ясно представляю этимологию этого слова. То ли связано с долговечностью носки этих штанов, ведь вождь, тиран, маршал Мобуту сидел целых тридцать лет на шее братского конголезского народа. То ли что другое, но для всех воинов ТуркВО термин «мобута» был абсолютно понятен.
        Забрав знаменитые штаны, я начал выдвигаться в сторону базара.  За мной увязался лейтенант Вова. Зная о моих коммерческих планах, он трезво рассудил, что пятерка это эквивалент двух портвешков и десятка палочек шашлыка.  Дело двигалось к обеду. 
         Естественно, я сразу  заломил  за свою одежку целых семь рублей, рассчитывая, что уж пятерку я точно выручу.  Народ несколько вяло интересовался ценой, но нормальной поклевки не было. И тут подошел старичок-аксакал и тоже поинтересовался, что почем. Я назвал свои заветные семь рублей. Он не слишком хорошо расслышал мою цифру, и сразу возразил, что семнадцать это дорого. Я, конечно, тут же пошел на уступку и согласился отдать за пятнадцать.  Его это вполне устроило, но не устроило его благоверную супругу, которая сидела рядышком на земле и чем-то тоже торговала.
        Пока эта пожилая чета,  бабай и его апайка горячо дебатировала на своем языке, подлетает русский мужик, которому, похоже, понравился мой товар. А названная сумма  тринадцать рублей его устроила и тут же заработала классическая схема товар  – деньги  - товар. Я не сильно огорчился, когда не добрал пару рублей, но и тринадцать было тоже неплохо. Обед у нас получился знатный  - два портвешка и двадцать шесть палочек шашлыка, по тринадцать на брата.
        Но вершиной моей коммерческой деятельности стала сделка века перед самым дембелем. Не тащить же мне в Россию  поношенные сапоги. Хотя с другой стороны это не какая-то солдатская «кирза». Даже ношенные офицерские яловые имели цену, а что говорить про хромовые.  Что удивительно цена на не новые хромовые стойко держалась на уровне семидесяти рублей. При том, что новые женские французские или итальянские были не дороже пятидесяти. Поэтому я, не заморачиваясь, сложил в мешок свои две пары и двинул в центр Бухары к сапожной будке.
       Сапожник, глянув на мой товар, сразу же щедро предложил за обе пары целых три рубля. Моя цена была несколько иной – тридцать рублей. И тут начался фантастический торг.
        -  Четыре
        -  Тридцать
       -    Пять
       -    Тридцать
      -     Шесть
      -    Тридцать    
     Тут мой торговый контрагент искренне удивился
      -    Как?  Я тебе на целый литр даю, а ты не согласен.
     Мне это напоминало историю, как Ходжа Насреддин, в той же Бухаре торговался с ростовщиком Джафаром. Или как отец Федор торговался с инженером Брунсом за стулья с бриллиантами. Правда, в тех историях продавцы все-таки немного уступили, а я был тверд, как скала. Когда цена с его стороны дошла до пятнадцати и он отказывался повышать, я пообещал ему, что пойду к его конкуренту на соседнюю улицу и отдам за десять. Это его еще больше огорчило. Живо представив такую подлость с моей стороны, он добавил еще рубль. Когда он дошел до двадцати пяти и остановился  я пообещал, что на его глазах порежу обувку на куски и выкину в арык и даже сделал пару шагов к означенному водоему. Такого святотатства он не мог перенести и снова вынужден был добавить.Причем шаг аукциона ни разу не превысил один рубль. В результате победа осталась за мной. Зря он связался с советским офицером. Всем известна его твердость духа. А на тридцатку я уже кроме Вовы смог пригласить на банкет еще пяток собратьев по оружию. Собственно из-за этого и устроен был весь этот балаган. Мои друзья лейтенантики это оценил в тот же вечер.